– Испужался небось? – озабоченно молвила мать.– Испужаешься!.. Он еще потом говорит: «Жалко, говорит, что не стрелецкий ты сын, не придется, говорит, дружка Илью порадовать…»Аграфену так и кольнуло в сердце.– Ох, что ж ты наделал, болезный мой! Может, это и вправду Илюшин дружок был и мог поведать, где сыночек мой бесталанную головушку приклонил.– Ну, развесила уши! – сурово перебила старуха. – Илюшин дружок! Верь больше, они всякого наплетут, абы мальца обмануть.Все, вздыхая, сели за стол. Ульяна Андреевна достала из печи щи, разрезала каравай хлеба. Ели чинно, опуская в чашку деревянные ложки в очередь, друг за другом.В горницу ворвался запыхавшийся Ванюшка Ракитин:– Егорка! Али еще не поел?Старуха удивилась:– Эк, родной, соскучился! Давно не видались?– Ой, бабушка Ульяна, надо арбалеты Арбалет – старинное оружие: лук, прикрепленный к ложе с прикладом. Из арбалетов можно было стрелять стрелами, пулями, камнями.
готовить, войско собирать! Кирюшка-попович уж своих учит в Березовом овраге!Егорка бросил ложку, рванулся из-за стола. Бабушка едва успела ухватить его за холщовую рубаху:– Куда ты, дурной? Доешь хоть шти-то! Да еще каша будет!– Наелся, бабушка, не хочу!Ульяна напустилась на Ванюшку:– Ух ты, греховодник! Поесть парнишке не дал!Ванюшка на всякий случай отступил к двери:– Пойдешь, Егорка, аль нет?– Я… не знаю… Как мамка… Мамка, можно?– Иди ужо, баловник! Да смотри, чтоб не застрелили на войне…Егорка, не дослушав, выбежал из избы.Аграфена вздыхала: объяснение свекрови не утешило ее. Мать вспоминала Илью, ей казалось – вот-вот распахнется дверь, и он войдет, высокий, сильный.
Семен Ракитин сидел на низенькой табуретке и держал в коленях сапог. Вытаскивая изо рта деревянные гвоздики-колочки, он неуловимо быстрыми движениями вколачивал их в заранее наколотые дырки.Черные с проседью волосы Ракитин а были схвачены ремешком, чтобы не лезли в глаза. Широкое лицо носило следы оспы, от которой в детстве Семен чуть не умер. Бороду Ракитин брил, хоть и бранили его за это соседские старики и старухи.Ракитин отвечал им:– Зачем пустые разговоры? Не хочу с царем ссоры! Борода не кормит, не греет, от нее подбородок преет! Бороду носить – в казну денежки платить!Ракитин был родом с Севера, из маленького городка Каргополя. Мать его, искусную причитальщицу, нередко издалека вызывали оплакивать покойников. От нее передалась Ракитину способность к складной и бойкой рифмованной речи.Расположившись в амбарушке у раскрытой двери, сапожник поглядывал на двор, где бродили куры под предводительством важного петуха. На высоком предамбарье трехлетняя Маша мастерила куклу из лоскутков.По двору, крадучись, пробежали Ванюшка с Егоркой. Ребята пробирались в сарайчик. Там Егорка Марков мастерил деревянные сабли, арбалеты и прочее «вооружение».– Стой! – гаркнул Ракитин. – Ванюшка, подь сюда!Ванюшка неохотно, заплетая ногу за ногу, подошел к амбарушке.Отец приучал его расколачивать деревянным молотком размоченную кожу, набивать каблуки, пришивать заплаты. Ванюшка сапожной работы не любил.– Играть собираешься, а кто работать станет? – спросил Семен сына. – Готовь колки, все вышли.Ванюшка уселся на порог, не глядя, ковырял ножом березовую чурбашку, а сам ныл:– Тятьк, а тятьк! Пусти играть!– Игра не доводит до добра! – отзывался Семен, бойко постукивая молотком.– Да тятька же! Отпусти к ребятам!..– Отпустить не шутка, да осердится Машутка!– Тятька, да будет тебе! Все смеешься да смеешься…– Нешто лучше плакать? Ну ладно, вот тебе сказ: наготовишь полную чашку колков – и ступай на все четыре стороны!Ванюшка ахнул.– Мне за три дни столько не наготовить! – взмолился он.– Как хочешь. Мое дело – приказать, твое дело – исполнять. Нам, брат, на чужую милость надеяться не приходится… Своим трудом, Ванюшка, перебиваться надо!Ванюшка, мрачно сопя, слушал отцовские поучения. Вдруг Егорка тронул его за плечо, и оба сорвались с места.– Куда? – крикнул отец.– Я мигом…Егорка поделился с товарищем мыслью, которая давно бродила в его голове.Вскоре ребята подошли к амбарушке. Зеленовато-серые Ванюшкины глаза светились лукавым весельем.– Так смотри, тятька, чашку колков сделаем – играть отпустишь!– Мое слово – олово! – пробормотал сапожник, держа между губами колки.Ребята забрали березовые чурбаки, несколько ножей, ремешки, веревочки и разный хлам, назначение которого было понятно только Егорке Маркову.Часа через три Ванюшка явился в амбарушку. Его пухлое круглое лицо сияло, на гордо вытянутой ладони он держал чашку, доверху наполненную колками. Через его плечо глядел довольный Егорка.– Вот! – похвалился Ванюшка и так стукнул дном чашки об пол, что из нее брызнули колки.– Вы, может, украли где? – изумился Семен. – В малое время эдакую прорву разве наготовишь?– Я саморезку сделал, – скромно сказал Егорка. – Я про нее раньше думал. Она их, как солому, режет…– И сама кончики завастривает?– Сама.– Ну-ну!.. – Сапожник даже не мог найти слов. – Пойду глядеть вашу работу.Ракитин долго разглядывал саморезку, где два ножа заостряли край заранее заготовленной дранки, а потом она крошилась на отдельные колочки. Семен вышел из амбарушки в восхищении:– Всю Москву можно бы колками зашалить! Жалко, товар-то больно дешев… Что ж, ребятки, дело сделали, можете забавляться.Ванюшка и Егорка побежали собирать «войско».У мальчишек Горшечного и соседних переулков любимой игрой была война. Разделившись на две большие партии, они воевали весну, лето, осень. Только зима загоняла их, босоногих, в тесные, дымные избы.Одно войско называлось «свои», другое – «немцы». Егорка был атаманом у «своих», а Ванюшка Ракитин – его есаулом. Атаманом у «немцев» был ловкий и сильный Кирюшка, сын Спасоглинищевского попа, отца Прокопия.Военные действия велись на большом пустыре, в роще и в овраге, заваленном мусором: прекрасная местность для засад и внезапных нападений; побежденным было куда убегать и прятаться.Битвы шли с переменным успехом. Но однажды в войске «своих» появились искусно сделанные арбалеты с метким и сильным боем, и «немцы» потерпели сокрушительное поражение. С тех пор военное счастье не оставляло «своих». Кирюшка через послов предложил перемирие и личное свидание командующих армиями.Штабы «своих» и «немцев» собрались около огромного полусгнившего дубового пня.– Не по чести делаете, – заявил высокий кудрявый Кирюшка. – У вас арбалетный бой, а у нас простые самострелы с камышовыми стрелками. Разве нам супротив вас выстоять?– Заведите и вы себе арбалетный бой! – насмешливо посоветовал есаул Ванюшка, выковыривая босой ногой труху из пня.– Где же нам его завести? Кабы у нас был мастер, как Егорка… Куда нам податься?– Что ж, – выступил вперед Егорка, – я и вам арбалеты смастерю. Будем по чести воевать.– Правда? – обрадовался Кирюшка и крепко пожал Егоркину руку. – Вот друг!Перемирие продолжалось, пока Егорка не снабдил оружием и противную сторону. Тогда война возобновилась и вновь стала интересной, так как силы противников сравнялись.В тот день, когда Егорка изобрел саморезку для колков, был назначен в роще генеральный бой; вот почему Ванюшка так усиленно отпрашивался у отца.«Свои» заняли опушку рощи, а «немцы» залегли в овраге. Оттуда они вылетали с диким ревом и, стреляя на ходу из арбалетов, швыряя палками и камнями, во весь дух понеслись к роще.Егорка и его «воины» ждали затаив дыхание, с побелевшими лицами и трясущимися от нетерпения руками. Когда «враги» были близко, Ванюшка выдохнул:– Пали!Грянул залп.Среди «немцев» произошло замешательство. Некоторые повернули назад, а Кирилл, бежавший во главе своего войска, повалился: ему в лоб угодила «пуля» – круглый камешек, пущенный Егоркой из арбалета.«Свои» выскочили с торжествующим ревом, но быстро затихли: уж очень неподвижно лежал на земле Кирюха…«Убили!» – пронеслась у всех в голове страшная мысль.Про войну забыли. «Противники» смешались в кучу, озабоченно столпились около Кирилла. У того на лбу быстро вспухала огромная багровая шишка…– Оживает! – рассудил обрадованный Ванюшка. – Ежели шишка, так это ничего!Действительно, Кирюшка вскоре опомнился и встал.Победа была присуждена «своим». Армии разошлись по домам.Дома Кириллу был от отца строгий допрос.– Кто это тебя так отделал? – кричал поп, топая ногами. – Ведь это что такое? Этак и убить недолго! Изувечить недолго! Говори, подлец, кто тебя, не то выпорю!Но Кирюха и под поркой не выдал товарища.Бабушка Ульяна узнала о «подвиге» Егорки. Долго бранила внука суровая старуха:– Ты только подумай, на кого руку поднял! Ведь Кирюшка в церкви часослов читает! Не стыдно тебе, не стыдно?– Мы ж воевали! – угрюмо отвечал Егорка.– Управы на тебя нету! Кабы не сбежал наш Илья, быть бы тебе поротому… Худо без мужика в доме!Впрочем, Егорке и без мужика попало: бабушка отстегала его розгой и решила изломать самопалы и инструменты.Егорка и Ванюшка, догадавшись о ее намерении, спрятали свое оружие, и бабушка ничего не нашла. Глава VII. Егор Марков – навигатор Разговоры о новой школе, ходившие по Москве, не на шутку взбудоражили Егорку Маркова. Его желание учиться возрастало с каждым днем. Когда мать возвращалась с работы, Егорка без конца повторял:– Мамка, хочу в школу! Мамка, буду учиться!Бабушка прикрикивала на мальчика:– Что выдумал?! Где нашему брату учиться? Учатся боярские да поповские дети. Они панычи, им грамота надобна. А тебе зачем? Землю пахать аль в кузне молотком стучать – это и без грамоты можно.Егорка упрямо продолжал тянуть:– Мамка! Отдай в школу! Отдай… Ну что тебе?– Ах ты, Егорушка! – вздыхала мать. – Разве из нашего звания в школу принимают?– Да вон Кирюху-то намедни Намедни – недавно.
приняли!– Глупый, он же поповский сын!– Ты попроси, примут и меня.– Хочешь, я тебя к дьячку отдам? Псалтырю и церковному четью-петью обучишься.– Не пойду к дьячку! В Навигацкую хочу! Там цифирь показывают.Аграфена сдалась, начала хлопотать. Она расспрашивала в тех домах, куда была вхожа, как устроить сына в школу. Все направляли ее к боярину Головину, которого царский указ поставил во главе школы.Преодолев все препятствия, Аграфена добилась, что ее впустили к боярину.Федор Алексеевич сидел в своей рабочей комнате. На столе лежали образцы учебников и учебных пособий: циркули, линейки, треугольники…Аграфена почтительно остановилась у порога. Обернувшись, Федор Алексеевич увидел незнакомую женщину. Та бухнулась ему в ноги.– Чего тебе?– Батюшка-боярин, будь отцом милостивым!.. На тебя вся надежда, батюшка… Облагодетельствуй!– Говори толком, чего надобно!– Определи моего сынка в Навигацкую школу!– Вот оно что! Какого звания?– Стрелецкая вдова, батюшка! – ляпнула Аграфена, позабыв о наказах свекрови.– Что?! – Боярин встал, нахмурил брови. – Да как же тебя, баба, не выселили из Москвы по царскому указу?Лицо Аграфены запылало от смущения. Заикаясь, она объяснила боярину, почему ее семье разрешили остаться в Москве. У бабы хватило догадливости ни слова не сказать о службе Ильи в мятежном полку.Боярин остыл.– А, это другое дело. Что ж? По царскому указу велено всякого чина людей принимать.Аграфена осмелела.– Мальчонка-то больно просится в школу. Он у меня к учению шибко востер, уж так востер…– Востер, говоришь?– Востер, батюшка. Ко всякому мастерству сызмальства способен. Самопалов таких понаделал. Намедни поповскому сыну чуть голову не сшиб.Федор Алексеевич заинтересовался:– Самопалы? А кто же его учил делать?– Да никто. Сам, батюшка, дошел, своим умом…– Вот как?! – Боярин захохотал. – Ишь, вояка! Поповичу, говоришь, голову прошиб? Нам вояки добрые надобны! Ладно, баба, ин быть твоему сыну в школе! Поручители есть?– Какие поручители, батюшка-боярин?– Что твой сын из школы не утечет, коли трудно покажется.– Найду, милостивец!– Да, еще вот: прошение надо подать.– А как его, батюшка-боярин, пишут?– Буду рассказывать! Пойди в мою канцелярию!Подьячий за два алтына написал Аграфене прошение по заведенной форме. «Державнейший Государь, Царь Всемилостивейший, Петр Алексеевич, желаю я, нижеподписавшийся, Егор, Константинов сын, Марков, вступить в Математическую навигацких наук школу, а по твоему, Государь, указу, велено в тоё школу набрать всякого звания людей потребное число. И покорно прошу я, Всемилостивейший Государь, повели меня к той школе приписать. А от роду мне, Маркову, двенадцать лет.Вашего Величества нижайший раб посадский сын Егор Марков, а за него по неграмотности руку приложил Емельян Седов.Августа 23 числа 1701 года»
Аграфена вернулась домой сияющая. Через несколько дней она принесла в канцелярию Головина поручительство двух дворян, что Егор Марков «без указу великого государя с Москвы не съедет и от школы не отстанет».В начале сентября 1701 года Егор Марков получил предписание явиться в Навигацкую школу, куда его зачислили учеником «русской школы» и ввиду бедности его матери определили корм на первое время по алтыну в день. Глава VIII. Первые шаги Егор Марков, в новых сапогах, в новой рубахе, с волосами, обильно смазанными коровьим маслом, явился с матерью в школу в первый раз.Аграфена расспросила школьного сторожа, куда свести Егорку, и робко вошла в класс. Ученики возрастом от двенадцати до двадцати пяти лет шумно рассаживались за столами. Густо побагровевший Егорка стал у двери, а Аграфена, тоже сильно робея, приблизилась к учительскому столу, на котором лежали несколько книжек, пучок розог и линейка.– Новичка привели! О-го-го! Новичок! – раздались возгласы учеников.Учитель Федор Иванович был низенький человек с маленькими серыми глазами, бритый, в потертом кафтане, в растрепанном паричке. Он хлопнул линейкой по столу:– Молчать!– К вашей милости, – низко поклонилась Аграфена.По обычаю, она принесла учителю горшок с кашей и пирог.Учитель поставил на стол приношение.– Как звать?– Марков… Егорка…– Марков Егор! Подойди!Трепещущий Егорка подошел.– Хочешь учиться?– Хочу, – прошептал Егорка.– Ох, хочет, батюшка, хочет! – подхватила Аграфена. – Уж так меня молил, чтоб хлопотала я за него…– Ладно! – сказал учитель. – Иди, баба!Аграфена с поклоном ушла.– Марков Егор! Садись вот здесь, впереди!Егорку посадили с недорослем Недорослями при Петре I и позднее называли дворянских детей, не достигших пятнадцатилетнего возраста. Впоследствии это слово приобрело ироническое значение.
Ильей Тарелкиным и сыном дьяка Трифоном Бахуровым. На трех учеников был один букварь.Учитель отошел от Егорки, сел за стол и стал без церемонии есть принесенный пирог. Ученики твердили заданные уроки. Класс походил на огромный жужжащий улей.Лохматый детина огромного роста, с длинными черными усами долбил молитвы.Другой, заткнув уши пальцами и раскачиваясь, читал нараспев, как дьячок:– «Хвалите бога человеку всяку, долг учиться письмен словес знаку. Учением бо благо разумеет, в царство небесное со святыми успеет…»Третий толкал товарищей в бока и в спину кулаком, а когда те сердито оборачивались к нему, он делал невинное лицо и с показным усердием твердил:– Буки-аз – ба, веди-аз – ва, глаголь-аз – га…Учитель, прислушавшись к равномерному деловому гулу класса, подошел к первому столу, вырвал из рук Ильи Тарелкина засаленный букварь и дважды черкнул твердым ногтем по первой странице. Швырнув книжку перед оробевшим Егоркой, он сказал: «От сих и до сих!» – потом преспокойно отошел к кафедре.Егорка остолбенело взглянул на страницу, ничего не понимая. Красноглазый Илюшка, с белыми, как лен, волосами, выдернул у него букварь из рук. Егорка внимательно слушал обрывки фраз, которые доносились к нему со всех сторон.После обеденного отдыха учитель подошел к Егорке:– Сказывай урок!Егорка сидел неподвижно. Лицо и уши его залились горячей краской.– Встань, встань! – зашептал, толкая соседа, Тришка Бахуров.Егорка вскочил.– Не вытвердил? – сурово спросил учитель.– У меня не было…Учитель, не слушая, схватил Егорку сухой, но сильной рукой за ухо и повел к скамейке, стоявшей у стены. Скамейка была предназначена специально для порки и уже была гладко отшлифована телами поротых.Учитель положил Егорку на скамейку, лицом вниз, велел спустить штаны и отстегал, на первый раз, впрочем, довольно милостиво. Ударяя розгой, он приговаривал: Розга ум вострит, память возбуждаетИ волю злую в благу прелагает:Учит господу богу ся молитиИ рано в церковь на службу ходити.Целуйте розгу, бич и жезл лобызайте,Та суть безвинна, тех не проклинайтеИ рук, яже вам язвы налагают,Ибо не зла вам, а добра желают… После порки учитель сказал:– Сии стихи приготовишь к завтрему. В назидание за леность.Егорка пробормотал, застегиваясь:– Я и сейчас могу рассказать.– О? – удивился Федор Иванович. – Говори.Егорка сквозь слезы забубнил:– «Розга ум вострит, память возбуждает…»Стихи он прочитал без единой ошибки.
1 2 3 4 5 6
готовить, войско собирать! Кирюшка-попович уж своих учит в Березовом овраге!Егорка бросил ложку, рванулся из-за стола. Бабушка едва успела ухватить его за холщовую рубаху:– Куда ты, дурной? Доешь хоть шти-то! Да еще каша будет!– Наелся, бабушка, не хочу!Ульяна напустилась на Ванюшку:– Ух ты, греховодник! Поесть парнишке не дал!Ванюшка на всякий случай отступил к двери:– Пойдешь, Егорка, аль нет?– Я… не знаю… Как мамка… Мамка, можно?– Иди ужо, баловник! Да смотри, чтоб не застрелили на войне…Егорка, не дослушав, выбежал из избы.Аграфена вздыхала: объяснение свекрови не утешило ее. Мать вспоминала Илью, ей казалось – вот-вот распахнется дверь, и он войдет, высокий, сильный.
Семен Ракитин сидел на низенькой табуретке и держал в коленях сапог. Вытаскивая изо рта деревянные гвоздики-колочки, он неуловимо быстрыми движениями вколачивал их в заранее наколотые дырки.Черные с проседью волосы Ракитин а были схвачены ремешком, чтобы не лезли в глаза. Широкое лицо носило следы оспы, от которой в детстве Семен чуть не умер. Бороду Ракитин брил, хоть и бранили его за это соседские старики и старухи.Ракитин отвечал им:– Зачем пустые разговоры? Не хочу с царем ссоры! Борода не кормит, не греет, от нее подбородок преет! Бороду носить – в казну денежки платить!Ракитин был родом с Севера, из маленького городка Каргополя. Мать его, искусную причитальщицу, нередко издалека вызывали оплакивать покойников. От нее передалась Ракитину способность к складной и бойкой рифмованной речи.Расположившись в амбарушке у раскрытой двери, сапожник поглядывал на двор, где бродили куры под предводительством важного петуха. На высоком предамбарье трехлетняя Маша мастерила куклу из лоскутков.По двору, крадучись, пробежали Ванюшка с Егоркой. Ребята пробирались в сарайчик. Там Егорка Марков мастерил деревянные сабли, арбалеты и прочее «вооружение».– Стой! – гаркнул Ракитин. – Ванюшка, подь сюда!Ванюшка неохотно, заплетая ногу за ногу, подошел к амбарушке.Отец приучал его расколачивать деревянным молотком размоченную кожу, набивать каблуки, пришивать заплаты. Ванюшка сапожной работы не любил.– Играть собираешься, а кто работать станет? – спросил Семен сына. – Готовь колки, все вышли.Ванюшка уселся на порог, не глядя, ковырял ножом березовую чурбашку, а сам ныл:– Тятьк, а тятьк! Пусти играть!– Игра не доводит до добра! – отзывался Семен, бойко постукивая молотком.– Да тятька же! Отпусти к ребятам!..– Отпустить не шутка, да осердится Машутка!– Тятька, да будет тебе! Все смеешься да смеешься…– Нешто лучше плакать? Ну ладно, вот тебе сказ: наготовишь полную чашку колков – и ступай на все четыре стороны!Ванюшка ахнул.– Мне за три дни столько не наготовить! – взмолился он.– Как хочешь. Мое дело – приказать, твое дело – исполнять. Нам, брат, на чужую милость надеяться не приходится… Своим трудом, Ванюшка, перебиваться надо!Ванюшка, мрачно сопя, слушал отцовские поучения. Вдруг Егорка тронул его за плечо, и оба сорвались с места.– Куда? – крикнул отец.– Я мигом…Егорка поделился с товарищем мыслью, которая давно бродила в его голове.Вскоре ребята подошли к амбарушке. Зеленовато-серые Ванюшкины глаза светились лукавым весельем.– Так смотри, тятька, чашку колков сделаем – играть отпустишь!– Мое слово – олово! – пробормотал сапожник, держа между губами колки.Ребята забрали березовые чурбаки, несколько ножей, ремешки, веревочки и разный хлам, назначение которого было понятно только Егорке Маркову.Часа через три Ванюшка явился в амбарушку. Его пухлое круглое лицо сияло, на гордо вытянутой ладони он держал чашку, доверху наполненную колками. Через его плечо глядел довольный Егорка.– Вот! – похвалился Ванюшка и так стукнул дном чашки об пол, что из нее брызнули колки.– Вы, может, украли где? – изумился Семен. – В малое время эдакую прорву разве наготовишь?– Я саморезку сделал, – скромно сказал Егорка. – Я про нее раньше думал. Она их, как солому, режет…– И сама кончики завастривает?– Сама.– Ну-ну!.. – Сапожник даже не мог найти слов. – Пойду глядеть вашу работу.Ракитин долго разглядывал саморезку, где два ножа заостряли край заранее заготовленной дранки, а потом она крошилась на отдельные колочки. Семен вышел из амбарушки в восхищении:– Всю Москву можно бы колками зашалить! Жалко, товар-то больно дешев… Что ж, ребятки, дело сделали, можете забавляться.Ванюшка и Егорка побежали собирать «войско».У мальчишек Горшечного и соседних переулков любимой игрой была война. Разделившись на две большие партии, они воевали весну, лето, осень. Только зима загоняла их, босоногих, в тесные, дымные избы.Одно войско называлось «свои», другое – «немцы». Егорка был атаманом у «своих», а Ванюшка Ракитин – его есаулом. Атаманом у «немцев» был ловкий и сильный Кирюшка, сын Спасоглинищевского попа, отца Прокопия.Военные действия велись на большом пустыре, в роще и в овраге, заваленном мусором: прекрасная местность для засад и внезапных нападений; побежденным было куда убегать и прятаться.Битвы шли с переменным успехом. Но однажды в войске «своих» появились искусно сделанные арбалеты с метким и сильным боем, и «немцы» потерпели сокрушительное поражение. С тех пор военное счастье не оставляло «своих». Кирюшка через послов предложил перемирие и личное свидание командующих армиями.Штабы «своих» и «немцев» собрались около огромного полусгнившего дубового пня.– Не по чести делаете, – заявил высокий кудрявый Кирюшка. – У вас арбалетный бой, а у нас простые самострелы с камышовыми стрелками. Разве нам супротив вас выстоять?– Заведите и вы себе арбалетный бой! – насмешливо посоветовал есаул Ванюшка, выковыривая босой ногой труху из пня.– Где же нам его завести? Кабы у нас был мастер, как Егорка… Куда нам податься?– Что ж, – выступил вперед Егорка, – я и вам арбалеты смастерю. Будем по чести воевать.– Правда? – обрадовался Кирюшка и крепко пожал Егоркину руку. – Вот друг!Перемирие продолжалось, пока Егорка не снабдил оружием и противную сторону. Тогда война возобновилась и вновь стала интересной, так как силы противников сравнялись.В тот день, когда Егорка изобрел саморезку для колков, был назначен в роще генеральный бой; вот почему Ванюшка так усиленно отпрашивался у отца.«Свои» заняли опушку рощи, а «немцы» залегли в овраге. Оттуда они вылетали с диким ревом и, стреляя на ходу из арбалетов, швыряя палками и камнями, во весь дух понеслись к роще.Егорка и его «воины» ждали затаив дыхание, с побелевшими лицами и трясущимися от нетерпения руками. Когда «враги» были близко, Ванюшка выдохнул:– Пали!Грянул залп.Среди «немцев» произошло замешательство. Некоторые повернули назад, а Кирилл, бежавший во главе своего войска, повалился: ему в лоб угодила «пуля» – круглый камешек, пущенный Егоркой из арбалета.«Свои» выскочили с торжествующим ревом, но быстро затихли: уж очень неподвижно лежал на земле Кирюха…«Убили!» – пронеслась у всех в голове страшная мысль.Про войну забыли. «Противники» смешались в кучу, озабоченно столпились около Кирилла. У того на лбу быстро вспухала огромная багровая шишка…– Оживает! – рассудил обрадованный Ванюшка. – Ежели шишка, так это ничего!Действительно, Кирюшка вскоре опомнился и встал.Победа была присуждена «своим». Армии разошлись по домам.Дома Кириллу был от отца строгий допрос.– Кто это тебя так отделал? – кричал поп, топая ногами. – Ведь это что такое? Этак и убить недолго! Изувечить недолго! Говори, подлец, кто тебя, не то выпорю!Но Кирюха и под поркой не выдал товарища.Бабушка Ульяна узнала о «подвиге» Егорки. Долго бранила внука суровая старуха:– Ты только подумай, на кого руку поднял! Ведь Кирюшка в церкви часослов читает! Не стыдно тебе, не стыдно?– Мы ж воевали! – угрюмо отвечал Егорка.– Управы на тебя нету! Кабы не сбежал наш Илья, быть бы тебе поротому… Худо без мужика в доме!Впрочем, Егорке и без мужика попало: бабушка отстегала его розгой и решила изломать самопалы и инструменты.Егорка и Ванюшка, догадавшись о ее намерении, спрятали свое оружие, и бабушка ничего не нашла. Глава VII. Егор Марков – навигатор Разговоры о новой школе, ходившие по Москве, не на шутку взбудоражили Егорку Маркова. Его желание учиться возрастало с каждым днем. Когда мать возвращалась с работы, Егорка без конца повторял:– Мамка, хочу в школу! Мамка, буду учиться!Бабушка прикрикивала на мальчика:– Что выдумал?! Где нашему брату учиться? Учатся боярские да поповские дети. Они панычи, им грамота надобна. А тебе зачем? Землю пахать аль в кузне молотком стучать – это и без грамоты можно.Егорка упрямо продолжал тянуть:– Мамка! Отдай в школу! Отдай… Ну что тебе?– Ах ты, Егорушка! – вздыхала мать. – Разве из нашего звания в школу принимают?– Да вон Кирюху-то намедни Намедни – недавно.
приняли!– Глупый, он же поповский сын!– Ты попроси, примут и меня.– Хочешь, я тебя к дьячку отдам? Псалтырю и церковному четью-петью обучишься.– Не пойду к дьячку! В Навигацкую хочу! Там цифирь показывают.Аграфена сдалась, начала хлопотать. Она расспрашивала в тех домах, куда была вхожа, как устроить сына в школу. Все направляли ее к боярину Головину, которого царский указ поставил во главе школы.Преодолев все препятствия, Аграфена добилась, что ее впустили к боярину.Федор Алексеевич сидел в своей рабочей комнате. На столе лежали образцы учебников и учебных пособий: циркули, линейки, треугольники…Аграфена почтительно остановилась у порога. Обернувшись, Федор Алексеевич увидел незнакомую женщину. Та бухнулась ему в ноги.– Чего тебе?– Батюшка-боярин, будь отцом милостивым!.. На тебя вся надежда, батюшка… Облагодетельствуй!– Говори толком, чего надобно!– Определи моего сынка в Навигацкую школу!– Вот оно что! Какого звания?– Стрелецкая вдова, батюшка! – ляпнула Аграфена, позабыв о наказах свекрови.– Что?! – Боярин встал, нахмурил брови. – Да как же тебя, баба, не выселили из Москвы по царскому указу?Лицо Аграфены запылало от смущения. Заикаясь, она объяснила боярину, почему ее семье разрешили остаться в Москве. У бабы хватило догадливости ни слова не сказать о службе Ильи в мятежном полку.Боярин остыл.– А, это другое дело. Что ж? По царскому указу велено всякого чина людей принимать.Аграфена осмелела.– Мальчонка-то больно просится в школу. Он у меня к учению шибко востер, уж так востер…– Востер, говоришь?– Востер, батюшка. Ко всякому мастерству сызмальства способен. Самопалов таких понаделал. Намедни поповскому сыну чуть голову не сшиб.Федор Алексеевич заинтересовался:– Самопалы? А кто же его учил делать?– Да никто. Сам, батюшка, дошел, своим умом…– Вот как?! – Боярин захохотал. – Ишь, вояка! Поповичу, говоришь, голову прошиб? Нам вояки добрые надобны! Ладно, баба, ин быть твоему сыну в школе! Поручители есть?– Какие поручители, батюшка-боярин?– Что твой сын из школы не утечет, коли трудно покажется.– Найду, милостивец!– Да, еще вот: прошение надо подать.– А как его, батюшка-боярин, пишут?– Буду рассказывать! Пойди в мою канцелярию!Подьячий за два алтына написал Аграфене прошение по заведенной форме. «Державнейший Государь, Царь Всемилостивейший, Петр Алексеевич, желаю я, нижеподписавшийся, Егор, Константинов сын, Марков, вступить в Математическую навигацких наук школу, а по твоему, Государь, указу, велено в тоё школу набрать всякого звания людей потребное число. И покорно прошу я, Всемилостивейший Государь, повели меня к той школе приписать. А от роду мне, Маркову, двенадцать лет.Вашего Величества нижайший раб посадский сын Егор Марков, а за него по неграмотности руку приложил Емельян Седов.Августа 23 числа 1701 года»
Аграфена вернулась домой сияющая. Через несколько дней она принесла в канцелярию Головина поручительство двух дворян, что Егор Марков «без указу великого государя с Москвы не съедет и от школы не отстанет».В начале сентября 1701 года Егор Марков получил предписание явиться в Навигацкую школу, куда его зачислили учеником «русской школы» и ввиду бедности его матери определили корм на первое время по алтыну в день. Глава VIII. Первые шаги Егор Марков, в новых сапогах, в новой рубахе, с волосами, обильно смазанными коровьим маслом, явился с матерью в школу в первый раз.Аграфена расспросила школьного сторожа, куда свести Егорку, и робко вошла в класс. Ученики возрастом от двенадцати до двадцати пяти лет шумно рассаживались за столами. Густо побагровевший Егорка стал у двери, а Аграфена, тоже сильно робея, приблизилась к учительскому столу, на котором лежали несколько книжек, пучок розог и линейка.– Новичка привели! О-го-го! Новичок! – раздались возгласы учеников.Учитель Федор Иванович был низенький человек с маленькими серыми глазами, бритый, в потертом кафтане, в растрепанном паричке. Он хлопнул линейкой по столу:– Молчать!– К вашей милости, – низко поклонилась Аграфена.По обычаю, она принесла учителю горшок с кашей и пирог.Учитель поставил на стол приношение.– Как звать?– Марков… Егорка…– Марков Егор! Подойди!Трепещущий Егорка подошел.– Хочешь учиться?– Хочу, – прошептал Егорка.– Ох, хочет, батюшка, хочет! – подхватила Аграфена. – Уж так меня молил, чтоб хлопотала я за него…– Ладно! – сказал учитель. – Иди, баба!Аграфена с поклоном ушла.– Марков Егор! Садись вот здесь, впереди!Егорку посадили с недорослем Недорослями при Петре I и позднее называли дворянских детей, не достигших пятнадцатилетнего возраста. Впоследствии это слово приобрело ироническое значение.
Ильей Тарелкиным и сыном дьяка Трифоном Бахуровым. На трех учеников был один букварь.Учитель отошел от Егорки, сел за стол и стал без церемонии есть принесенный пирог. Ученики твердили заданные уроки. Класс походил на огромный жужжащий улей.Лохматый детина огромного роста, с длинными черными усами долбил молитвы.Другой, заткнув уши пальцами и раскачиваясь, читал нараспев, как дьячок:– «Хвалите бога человеку всяку, долг учиться письмен словес знаку. Учением бо благо разумеет, в царство небесное со святыми успеет…»Третий толкал товарищей в бока и в спину кулаком, а когда те сердито оборачивались к нему, он делал невинное лицо и с показным усердием твердил:– Буки-аз – ба, веди-аз – ва, глаголь-аз – га…Учитель, прислушавшись к равномерному деловому гулу класса, подошел к первому столу, вырвал из рук Ильи Тарелкина засаленный букварь и дважды черкнул твердым ногтем по первой странице. Швырнув книжку перед оробевшим Егоркой, он сказал: «От сих и до сих!» – потом преспокойно отошел к кафедре.Егорка остолбенело взглянул на страницу, ничего не понимая. Красноглазый Илюшка, с белыми, как лен, волосами, выдернул у него букварь из рук. Егорка внимательно слушал обрывки фраз, которые доносились к нему со всех сторон.После обеденного отдыха учитель подошел к Егорке:– Сказывай урок!Егорка сидел неподвижно. Лицо и уши его залились горячей краской.– Встань, встань! – зашептал, толкая соседа, Тришка Бахуров.Егорка вскочил.– Не вытвердил? – сурово спросил учитель.– У меня не было…Учитель, не слушая, схватил Егорку сухой, но сильной рукой за ухо и повел к скамейке, стоявшей у стены. Скамейка была предназначена специально для порки и уже была гладко отшлифована телами поротых.Учитель положил Егорку на скамейку, лицом вниз, велел спустить штаны и отстегал, на первый раз, впрочем, довольно милостиво. Ударяя розгой, он приговаривал: Розга ум вострит, память возбуждаетИ волю злую в благу прелагает:Учит господу богу ся молитиИ рано в церковь на службу ходити.Целуйте розгу, бич и жезл лобызайте,Та суть безвинна, тех не проклинайтеИ рук, яже вам язвы налагают,Ибо не зла вам, а добра желают… После порки учитель сказал:– Сии стихи приготовишь к завтрему. В назидание за леность.Егорка пробормотал, застегиваясь:– Я и сейчас могу рассказать.– О? – удивился Федор Иванович. – Говори.Егорка сквозь слезы забубнил:– «Розга ум вострит, память возбуждает…»Стихи он прочитал без единой ошибки.
1 2 3 4 5 6