— Все, что между нами сейчас происходит, милый, так ново для меня. Я до сих пор не верю, что все это правда… Встреча с тобой — лучшее, что подарила мне жизнь. Я, должно быть, говорила тебе все это прежде… После смерти Себастьяна я думала, что жизнь кончена… — Она остановилась и покачала головой. — Слишком больно было. Я даже чувствовала себя виноватой. Он был такой молодой, живой, но в одну минуту все рухнуло, и мне казалось, что лучше не позволять себе кого-нибудь полюбить снова, чтобы не было новой боли, новой потери. У нас, в Падстоу, принято уважать море. Но, когда оно отняло у меня Себастьяна, я его прокляла. Офицер береговой службы сказал мне, что Себастьян, судя по всему, не справился со штормовой волной. Но он был опытный моряк, осторожный и редко шел на риск.
Она остановилась, не в силах продолжать, и Мартин нахмурился. Детектив в своем отчете писал ему, что Джинджер — вдова, а ее муж утонул, но он предположил, что его смерть явилась результатом пьяного кутежа в компании молодых идиотов. Теперь выяснилось, что он был не прав. Картина, которую Джинджер только что ему нарисовала, оказалась иной, гораздо более трагичной. А горе, которое звучало в голосе Джинджер, когда она говорила о своем молодом муже, жгло его душу, оставляя в ней сострадание и, как ни странно, ревность.
— Я не знаю, как усмирила свой разум. Я так надежно спрятала себя от эмоций, от чувств… — Она улыбнулась Мартину. — Что ты сделал, как тебе удалось вытащить меня из скорлупы?
На мгновение ей показалось, что она начала припоминать то, что пыталась вспомнить прошедшей ночью. Но только на мгновение. Мелькнув, ощущение тут же пропало.
— Помоги мне решить одну загадку, Марти. Скажи мне, где и когда мы с тобою встретились?
— Консультант предупредил меня, что нельзя тебе помогать. Память должна вернуться сама собой. — Мартин удивился тому, как он все больше привыкал ко лжи.
Любила она его или нет, но Себастьян мертв, подумал Мартин. Лучше бы он удержал ее, когда она начала рассказывать о печальной судьбе своего бывшего мужа. Мог бы сообразить, что эти воспоминания наведут ее на мысль об их отношениях. Как объяснить теперь бедной женщине, каким образом они оказались в одой постели?
— Знаешь, Марти, мы с Себастьяном были так молоды. Наша любовь была чувством, которое мы вместе с ним вырастили; люди ожидали, что мы должны пожениться. И наши родители были друзьями… Пожалуйста, пойми меня правильно. Это все было так давно. Впрочем, я, наверное, рассказывала тебе об этом раньше. Лучше расскажи о себе. Ты был женат?
— Да. Недолго. Но мой брак не… Он оказался ошибкой для нас обоих.
— Ты все еще любишь ее? — нерешительно спросила Джинджер.
— Люблю? — переспросил Мартин, и его лицо выразило глубокое замешательство. — Нет. В течение долгого времени после развода я, вероятно, ненавидел ее, но в конце концов и это чувство умерло. К тому же она оказалась весьма корыстна и сама превратила наши дальнейшие отношения в исключительно меркантильные. Моя бывшая жена и до развода, и тем более после него вела себя со мной, как со своим банкиром. Только прежде ее не устраивало, что она замужем за трудоголиком, а теперь — это мой большой плюс. Истина в том, что она выдумала меня в пору своей влюбленности, а я женился на женщине, которой не существовало. Я понял это давным-давно.
— Ты простил за ваш развод ее, — мудро заключила Джинджер, — но не думаю, что ты простил себя.
Мартин смутился. Ее простые и точные слова вновь заставили его вспомнить о причинах неудачи его прошлого брака.
— По крайней мере, у нас нет детей.
— Вы не хотели их? — спросила Джинджер.
— Но ты тоже не хотела детей, — мгновенно парировал он.
— Себастьян и я… Мы были настолько молоды, но позже, уже после его гибели, я неистово хотела иметь ребенка и иногда даже теперь… — Она грустно улыбнулась. — Да, конечно. У меня есть крестница, Мэгги. Она живет здесь, в Эксетере. — Джинджер запнулась. — Ну, извини, ты, разумеется, об этом знаешь.
— Угу… — Мартин преднамеренно отвечал уклончиво, но его мозг уже давно просил пощады.
Боже, если у Джинджер есть родственники, как ему вести себя с ними? Ведь в этом случае вранье грозит обрушиться настоящей лавиной.
— Надеюсь, что она и Венди смогут обеспечить процветание их магазина, — серьезно продолжила Джинджер. — Они обе теперь в поездке по делам нашей фирмы. Я тоже хотела помочь им… Подожди, когда это случилось?
— Не волнуйся и не пытайся вспоминать. Все должно происходить естественно, — перебил ее Мартин, ощущая, что краснеет, словно мальчишка, уличенный во лжи.
И все-таки, сколько слов о крестнице, подругах, бывшем муже, наконец. И ни намека на Стивена Бакстера? Почему?
— Но что-то ты ведь можешь напомнить мне о моем прошлом?!
— Да, я знаю, что у тебя очень напряженная жизнь, — согласился он, улыбаясь и гладя ее по волосам. Джинджер нахмурилась.
— В самом деле? — Она скроила недовольную гримаску. — О, Марти, я не знаю, не помню. — В ее голосе послышались нотки отчаяния. — Когда мистер Бартон спросил меня о последнем моем твердом воспоминании, я смогла вспомнить только события, случившиеся много месяцев назад. Это было за неделю до Дня святого Патрика, когда я ездила в Пул. Мэгги тогда угостила меня великолепным ужином. — Ее взгляд затуманился, а голос задрожал. Мартин инстинктивно напрягся, думая, что она сейчас упадет в обморок. Но, заметив его тревогу, Джинджер сделала успокаивающий жест. — А что было дальше, Марти… Мысли путаются… Моя голова… Дальше ничего не помню.
— Тогда не думай об этом. — Мартин уже не на шутку волновался за нее.
— Не думать? А что прикажешь мне делать вместо этого? Спать? Петь? Собирать цветочки на поляне?
Мартину не понравился тон ее последней фразы, и он не нашел ничего лучшего, как крепко поцеловать ее. Он уже убедился, что это лучшее средство успокоить ее эмоционально и психически.
К тому же от гнева глаза Джинджер так замечательно потемнели, а щеки — разгорелись! Он провел рукой по ее волосам, рукам, груди, и плечи Джинджер расслабились, а груди напрягались. Его собственное тело уже давно пробудилось и горело нетерпением.
Закрыв глаза, он прислушался к дробному стуку своего сердца. Еще немного — и железный занавес самообладания падет под натиском эмоций.
На сей раз он знал точно, как касаться ее, чтобы завести. Он нежно целовал ее шею, тонкую, голубоватую кожу за ушком. Чтобы ободрить ее, он перемежал поцелуи с мягким, чувственным шепотом похвалы и любви. Джинджер вела себя немного робко, словно юная девушка.
— Я не могу вспомнить, что тебе нравится больше, — сказала она и прикрыла веки.
— Я люблю все, что ты делаешь, люблю, как ты гладишь меня и целуешь. — Мартин говорил тихо, страстно, с той журчащей интонацией, которая заставляет слушать голос, даже не особо вникая в смысл слов.
Джинджер подвинулась к нему ближе, подставляя под его ласки самые чувствительные части тела. Мартин ощутил легкое головокружение, предвкушая неминуемую близость. Груди Джинджер с неестественно темными, затвердевшими сосками сейчас представлялись ему целым миром, напоминая земной шар, расколовшийся на две части — на правую, которую быстрыми и короткими ласками жалил его язык, и на левую, которую сжимали его нетерпеливые пальцы.
— Иди ко мне, — ласково пророкотал он. — Кто еще на этом свете может сравниться с тобой? Детка… Никого я не люблю, как тебя. И никто мне не нужен, ни одна женщина, только ты, моя прелесть.
В ответ Джинджер взяла его руку и зажала пальцы между ног так, чтобы он ладонью мог гладить нежный треугольник волос, который сводил его с ума. Если ее груди ошалевший от желания мозг рисовал ему расколовшейся надвое Землей, то там, где оказалась сейчас его рука, раскрывалась темная жаждущая бездна, от одной мысли о которой Мартину становилось и душно и холодно одновременно. Тяга к Джинджер, наркотическая зависимость от запаха, источаемого ее телом, пугала Мартина и в тоже время будоражила его до состояния безудержного полета, как всякое опьянение, как всякий наркотик.
Скользя губами по ее телу, он шептал ей бессвязные ласковые слова, и Джинджер извивалась под этим щекочущим дыханием, сжимая ногами его ладонь, и терлась об нее.
С Себастьяном секс был более восторженным, но менее чувственным. А впрочем, к черту Себастьяна! Он уснул вечным сном в ее памяти, и сами воспоминания уснули в тот момент, когда очнулись чувства, разбуженные другим мужчиной — Мартином. И это божественно!
Она забыла все свои глупые мысли о преждевременной старости в окружении котов и собачек, о скорой смерти, о самоубийстве. И разве можно думать о самоубийстве, лежа на кровати с раздвинутыми ногами и стоном страсти в воспаленном горле?
— Ты не могла бы… — Как только Мартин заговорил, ее бедра стали подрагивать, обожженные его дыханием. — Ты не могла бы говорить мне что-нибудь, неважно, что именно, просто говори, мне так хочется слышать твой голос.
— Марти, — отозвалась Джинджер и поразилась, насколько надтреснуто звучит ее голос. В ту же секунду слово, только что сказанное ею, отозвалось у нее внизу живота, напряглось на первом звуке и отпустило на последнем. — Марти, — произнесла она неуверенно, но потом, все более и более опьяняясь звуками собственного голоса, уже почти безотчетно, захлебнулась его именем: — Марти! Марти! Марти!..
Он на этот раз нежно овладел ею, входя всякий раз все глубже при каждом ее выкрике. И Джинджер кричала, неукротимо приближая развязку любовной схватки, и не слышала криков, растворившись в движении и стонах любимого.
Он откинулся на подушки, и Джинджер сказала ему, улыбаясь:
— Я до сих пор не верю в тебя. Мне кажется, я проснусь и ты исчезнешь. Ты — мой сон, но сны ведь иногда сбываются… Это магия, Марти. Я чувствую, что нас окружает колдовство.
Джинджер гладила его сильные, упругие ягодицы.
— Мы праздник, мы великолепны. И все будет еще красивей и веселей, — ласково сказал ей Мартин.
Ее язык тронул его щеку. Она укололась.
— Тебе пора побриться, — сказала она. Мартин знал, что она права, но идти не хотелось, ведь ее кожа так нежна и в постели с нею так уютно.
— Да, — рассеянно ответил он, — я обязательно побреюсь, но позже.
Мартин обнял Джинджер за талию и поцеловал.
— Милая, мне действительно нужно побриться, а тебе — выпить чаю. Подождешь меня?
— Я еще понежусь, не хочу сразу вставать… Пойдешь за бритвой, принеси свежих газет. Я давно их не видела.
— Не стоит. Доктор запретил тебе читать, все новости узнаешь от меня.
— А какой сегодня день?
— Воскресенье.
Хоть на какой-то вопрос он может ответить, не задумываясь и не скрывая правду.
— Так что не надо идти на работу. Чем ты занимаешься, Марти?
— Сразу всем и ничем конкретно, — ответил он. — По крайней мере, дело свое я продал пару лет назад партнерам. Теперь я что-то вроде рантье. К тому же консультирую по вопросам инвестиций.
— Инвестиции? — Джинджер хлопнула себя ладонью по лбу. — Это ключ! — закричала она. — Я…
Мартин затаил дыхание, но она с сожалением покачала головой.
— Нет, ушло, ускользнуло… Так как же мы встретились, Марти? — спросила она и от любопытства у нее даже побелел кончик носа. — Ты консультировал меня насчет моих инвестиций?
Мартин не поверил своим ушам. Она считает, что он консультировал ее!
— Я не имею права тебе напоминать, — ответил он, — помнишь?
— Да, помню… Консультант сказал, что память должна возвращаться естественно, — согласилась Джинджер со вздохом. — Но все-таки ты позволишь мне хотя бы взглянуть на мои бумаги?
Бумаги? Вообще-то Мартин затруднялся сказать, какие бумаги ей требуются.
Правду говорить легко и приятно, а вот городить одну ложь на другую — тяжелый и выматывающий труд, мрачно решил Мартин и выбрался из постели.
6
Мартин свернул трубочкой газеты, которые только что купил, и ускорил шаг, торопясь скорее сесть за руль. Нужно еще заехать в гостиницу: взять вещи, бритву в том числе, и получить назад деньги, заплаченные за номер. Потом уже вернуться к Джинджер домой. Он надеялся, что газета, купленная для нее, придется ей по вкусу. Он никогда не покупал женщинам газет, а его жена вообще мало читала, но у матери он иногда видел именно эту.
Он уже собирался сесть в машину, но тут увидел маленький цветочный магазин, почти незаметный между бутиком и супермаркетом. А почему бы не купить Джинджер цветов? Мартин усмехнулся: цветы он покупал тоже крайне редко.
Миловидная молоденькая цветочница, заметив его неопытность и явную растерянность, любезно помогла ему выбрать цветы и тут же, у него на глазах, составила букет, красиво оттенив нежные сиреневые соцветия темно-зелеными декоративными листьями.
Мартин понятия не имел, какие цветы нравятся Джинджер, но самому ему приятно было вдыхать нежный аромат, источаемый букетом, лежавшим на соседнем сиденье. Только по дороге к ее дому он задался вопросом: зачем было покупать букет женщине, которую он собирается разлюбить и позабыть?
Впрочем, не выбрал же он розы, ярко-алый букет которых красноречиво бы свидетельствовал о его чувствах к ней. И лилии остались в магазине дожидаться другого покупателя. Нет, его букет совершенно нейтрален. Просто жест, просто знак внимания к женщине, которая больна.
Однако сама мысль о том, что он ведет себя не так, как следовало бы, и даже в мелочах все время забывается, заставила его насупить брови.
Он все еще хмурился пять минут спустя, когда, припарковав машину возле усадьбы, подошел к дому и нажал на звонок.
Джинджер решила не терять времени даром в отсутствие Мартина. Она встала, надела брючки, короткую белую кофту и принялась готовить завтрак.
Дверь распахнулась, и Мартин почувствовал свежий, дразнящий запах кофе. Джинджер наклонилась вперед, чтобы принять букет, и он уловил аромат ее духов.
Должно быть, потому, что он проголодался, что много и сильно волновался накануне, Мартин испытал глубокий останавливающий сердце момент головокружения, какой бывает, когда летишь вниз на русских горках. Не запахи же настолько сильно подействовали на него.
— Цветы! Они великолепны! — Джинджер обрадовалась как ребенок. — И как раз мои любимые. — Ее глаза лучились счастьем, когда она смотрела на Мартина. — Ты даже не представляешь, как сильно я люблю цветы.
Мартин закрыл глаза и, улыбаясь, чтобы она не заметила его состояния, прижался спиной к двери. Секундой позже он уже мог принять участие в ее радости. Но к его радости примешивался острый вкус потери и горя, с нею связанный. Даже гнев на себя, потому что она так опрометчиво, так глупо беззащитна перед ним, эта женщина. Она, сама того не зная, отдалась на его милость. Он же движим скорее местью, чем любовью. Он не может… Ну, не должен…
Мартин понятия не имел, откуда взялась эта боль. Но он знал, что все больше запутывается и с каждой минутой положение становится все серьезней.
— Ты мог и сам открыть, своим ключом, — сказала ему Джинджер, когда они вошли в кухню.
Своим ключом!
— У тебя есть еще немного времени до завтрака, чтобы побриться и ополоснуться, если хочешь. Милый, я совсем не помню, что ты любишь есть по утрам, но у тебя все равно нет выбора: должно быть, я собиралась по магазинам вчера, но…
Джинджер была встревожена: в холодильнике хоть шаром покати, а чтобы удовлетворить аппетит мужчины комплекции Мартина, нужно что-нибудь посущественней, чем баночка йогурта и стаканчик сока — ее обычный завтрак, как она помнила. Нашелся хлеб грубого помола, яйца и — о счастье! — немного копченого лосося в морозильнике, да еще кусок молодой баранины! Заклание агнца можно отложить до ланча, решила Джинджер, а сейчас перекусить лососем. Позже нужно сделать все необходимые покупки на завтра, уже сообразуясь со вкусом и аппетитом любимого мужчины.
Что за гримасы памяти! Джинджер точно знала, где находятся магазины, что и как готовить, но она понятия не имела о кулинарных пристрастиях Мартина.
— Я съем все, что ты поставишь мне под нос. — Мартин сказал это почти бесцеремонно.
Дома он жил и питался просто. Он мог бы готовить, по необходимости разумеется, но обычно полагался на полуфабрикаты из супермаркета или ел вне дома.
Как только Мартин вышел, Джинджер поставила в воду букет. Цветы действительно были прекрасны, к тому же ее любимого цвета, что не показалось ей удивительным. Должно быть, это не первый букет, который ей преподносит Мартин. Вдыхая их свежий аромат, она с удовольствием перебирала в уме чудесную мозаику прошедшей ночи…
А Мартин тем временем наверху прошел в ванную, стараясь не смотреть на аккуратно убранную постель.
Больше этого не повторится. Он не из тех, кто ради случайного секса готов рисковать благосостоянием своей семьи. И вообще, его мать пришла бы в ужас от поведения сына. Морочить женщине голову. Причем больной женщине! Соблазнить ничего не подозревающее создание, словно он какой-то гангстер из дешевого боевика!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15