Но промолчал. Он продолжал читать рецензии, поочередно разворачивая вырезки, и снова прятал их в конверт. Женщина вскрывала свои письма и читала их без всякого интереса. Потом она отвернулась к морю. Лицо ее было темное, коричневато-золотистого цвета, и она зачесала волосы назад так, как они легли после моря. Там, где ее подстригли совсем коротко, у висков, волосы выгорели и стали цвета белого золота, а смуглая кожа оттеняла их еще больше. Она смотрела на море, и глаза ее были грустными. Потом она снова стала распечатывать конверты. Одно длинное, отпечатанное на машинке письмо она прочла очень внимательно. Потом принялась за остальные. Молодой человек, взглянув на нее, подумал, что она вскрывала конверты так, точно лущила горох.— Что там? — спросил он.— Чеки.— На крупную сумму?— Два — на крупную.— Вот и хорошо, — сказал он.— Не делай вид, что тебе все равно. Хоть ты и говорил, что деньги не имеют значения.— Разве я сказал что-нибудь?— Нет. Просто сделал вид, что тебе неинтересно.— Извини, — сказал он. — Крупные чеки?— Не очень. Но нам хватит. Все на мое имя, потому что я вышла замуж. Я же говорила, что нам следует пожениться. Деньги невелики, но жить можно. Мы их потратим, и хуже от этого не будет, для того они и предназначены. Все это помимо постоянных поступлений и тех денег, что я получу, когда мне исполнится двадцать пять или тридцать, если дотяну. Можем тратить их на что вздумается. Так что пока не о чем беспокоиться. Все очень просто!— Книга покрыла аванс и принесла нам еще около тысячи долларов, — сказал он.— Ну, разве это не здорово, ведь она только вышла?— Неплохо. Не выпить ли нам еще? — спросил он.— Давай возьмем что-нибудь другое.— Сколько вермута ты выпила?— Всего бокал. Никакого эффекта.— А я два, но даже не распробовал вкуса.— Есть у них что-нибудь посущественнее? — спросила она.— Хочешь «Арманьяк» с содовой? Это уже кое-что.— Отлично. Давай попробуем.Официант принес «Арманьяк», и молодой человек попросил его принести вместо сифона бутылку холодной содовой воды. Официант налил две большие порции бренди, а молодой человек положил в бокалы лед и добавил минеральной воды.— Это приведет нас в чувство, — сказал он. — Правда, пить этот дьявольский напиток до обеда небезопасно.Женщина сделала долгий глоток.— Хорошо, — сказала она, — освежающий, оригинальный, полезный и в меру противный напиток.Она сделала еще один глоток.— Я уже кое-что чувствую. А ты?— Да, — сказал он и глубоко вдохнул. — Я тоже чувствую.Она выпила еще, улыбнулась, и вокруг смешливых глаз появились смешливые морщинки. С холодной минеральной водой крепкое бренди бодрило.— За героев, — сказал он.— Неплохо быть героем. Мы ни на кого не похожи. Нам ни к чему называть друг друга «дорогой», или «моя дорогая», или «моя любовь», или еще как-то в этом роде, лишь бы подчеркнуть наши отношения. «Дорогой», «любимый», «ненаглядный» — ужасно пошло. Будем звать друг друга просто по имени. Ты меня понимаешь? Зачем нам кому-то подражать?— Ты очень смышленая девочка.
— Нет, правда, Дэви, — сказала она. — Ну почему мы должны быть занудами? Почему бы нам не развлекаться и не путешествовать теперь, когда мы получаем от этого такое удовольствие? Можем делать все, что захотим. Будь ты европейцем, по закону мои деньги принадлежали бы тебе тоже. Но они и так твои.— Ну их к черту.— Ладно. Ну их к черту. Но мы их прокутим, и это будет прекрасно. Писать ты можешь и потом. По крайней мере мы успеем повеселиться до того, как у меня родится ребенок. Пока что я даже не знаю, когда он у меня будет. Ну вот, мне уже и скучно, и тоскливо от этих разговоров. Разве нельзя просто развлекаться и поменьше говорить?— А если я начну писать? Стоит только тебе заскучать, и ты сразу захочешь чего-нибудь еще.— Ну и пиши себе, глупый. Ты и не говорил, что не будешь писать. Кто сказал, что ты не должен работать? Ну кто?И все же что-то похожее у нее вырвалось. Он не мог точно вспомнить когда, потому что мысли его забегали вперед: «Хочешь писать? На здоровье, а я найду чем себя развлечь. Ведь не бросать же мне тебя из-за этого?»— Ну и куда же мы отправимся теперь? Скоро здесь станет людно.— Куда захочешь. Ты согласен, Дэвид?— И надолго?— На сколько захотим. Шесть месяцев. Девять. Год.— Будь по-твоему, — сказал он.— Правда?— Конечно.— Какой ты славный. Если бы я уже не любила тебя, то теперь непременно полюбила бы за гениальные решения.— Их легко принимать, когда не знаешь, к чему это приведет.Он допил напиток героев, который теперь уже не казался ему таким хорошим, и заказал еще бутылку холодной минеральной воды, чтобы приготовить напиток покрепче, без льда.— Налей и мне. Покрепче, как себе. Закажем обед и начнем кутить. Глава третья Ночью в темноте, лежа в постели, пока они еще не заснули, она сказала:— Пожалуйста, пойми, Дэвид. Нам вовсе не обязательно грешить.— Я понимаю.— Мне и так хорошо, и я всегда буду твоей послушной девочкой. Не унывай. Сам знаешь. Я такая, как тебе хочется, но иногда я хочу быть другой, и пусть нам обоим будет хорошо. Можешь не отвечать. Я болтаю просто так, чтобы убаюкать тебя, потому что ты мой добрый, любимый муж и брат. Я люблю тебя, и, когда мы отправимся в Африку, я стану еще и твоей африканской подружкой.— Мы собираемся в Африку?— А разве нет? Ты что, забыл? О чем же мы тогда весь день говорили? Конечно, можно поехать еще куда-нибудь. Но мне казалось, мы говорили об Африке.— Почему же ты прямо не сказала?— Не хотела на тебя давить. Я же говорила, куда ты захочешь. Я поеду куда угодно. Но я думала, тебе самому туда хочется.— Сейчас не время для Африки. Там сезон дождей, а потом трава поднимется чересчур высоко и настанут холода.— А мы спрячемся в постели, согреемся и будем слушать, как стучит по железной крыше дождь.— Все равно рано. Дороги размыты, никуда не поедешь, сядем сиднем, точно посреди болота, а трава там такая высокая, что ничего не увидишь.— Куда же тогда ехать?— Можно поехать в Испанию, но ферия в Севилье закончилась, впрочем, как и Праздник святого Исидора в Мадриде, и ехать туда теперь нет смысла. На баскском побережье тоже пока нечего делать. Там холодно и дожди. В Испании сейчас повсюду дожди.— Неужели там не найдется теплого уголка, где мы смогли бы плавать, как здесь?— В Испании ты не сможешь плавать, как здесь. Тебя арестуют.— Какая скука! Тогда подождем с Испанией, я хочу загореть побольше.— Зачем тебе быть такой темной?— Не знаю. Почему тебе иногда чего-то хочется? Сейчас больше всего на свете мне не хватает загара. Конечно, из того, чего у меня еще нет. Разве тебе не хочется, чтобы я стала совсем черной?— Ну, еще как!— Ты думал я не смогу так загореть?— Нет, ведь ты же блондинка.— А я смогла. У меня кожа такого же цвета, как у львиц, а они бывают очень темными. Но я хочу загореть вся и скоро добьюсь своего, а ты станешь смуглее индейца, и тогда мы будем совсем не похожи на других. Теперь понимаешь, почему это так важно?— Какими же мы будем?— Не знаю. Может быть, самими собой. Но другими. Так, наверное, будет лучше. Такими мы и останемся, да?— Конечно. Поедем дальше к Эстерель и найдем другое место. Не хуже этого.— Так и сделаем. Есть много диких уголков, где летом никого нет. Возьмем машину и сможем добраться куда угодно. Даже в Испанию, если захотим. Стоит раз загореть как следует, и мы навсегда останемся такими, если не будем жить летом в городах.— А ты хочешь стать совсем черной?— Насколько возможно. Посмотрим. Жаль, во мне нет индейской крови. Я стану такой темной, что тебе не устоять. Скорее бы наступило завтра и снова на пляж.Она так и заснула, запрокинув голову и задрав подбородок, словно лежала под солнцем на пляже, а потом повернулась к нему и свернулась калачиком. Молодой человек не спал, прислушивался к ее дыханию и думал о прошедшем дне. «Возможно, ты все равно не смог бы начать, и, наверное, лучше всего пока не вспоминать о работе вовсе и наслаждаться тем, что есть. Когда будет нужно, начнешь работать. И ничто тебе не помешает. Последняя книга удалась, и ты должен написать новую, еще лучше. Наше сумасбродство забавно, хотя кто знает, что баловство, а что — всерьез. Конечно, пить бренди днем ни к черту не годится, и уже простые аперитивы кажутся пустяком. Это скверный признак… Как красива она во сне, и ты тоже заснешь, потому что на душе у тебя спокойно. Ты ничего не променял на деньги, — думал он. — Все, что она говорила про деньги, — правда. Все до последнего слова. Какое-то время они могут жить без забот».Что там она говорила о крахе? Он не мог припомнить, что именно.Потом он устал вспоминать, посмотрел на нее и легко, чтобы не разбудить, коснулся губами щеки. Он очень любил ее и все, что с ней связано, и заснул, думая о ней и о том, как завтра они загорят еще сильнее, какой смуглой станет ее кожа и какой загадочной может быть она сама. КНИГА ВТОРАЯ
Глава четвертая Во второй половине дня маленький приземистый автомобиль спустился по унылой дороге, идущей через холмы и вспаханные поля, вдоль лежащего по правую руку от дороги темно-синего океана, и выехал на пустынный бульвар, граничащий с двухмильным монотонно-желтым песчаным пляжем в Андайе.Далеко впереди, на самом берегу океана, громоздился большой отель и казино, а слева остались посадки молодых деревьев и побеленные или коричневые, обшитые деревом баскские домики, окруженные садами. Молодая пара в машине медленно катила по бульвару, глядя из окна на великолепный пляж и открывшиеся в конце бульвара, сразу за отелем и казино, голубые в это время дня горы Испании. Впереди было устье впадающей в океан реки. Начался отлив, и за ослепительной полосой песчаного берега они увидели старинный испанский городок, а по другую сторону залива — зеленые холмы и на дальнем мысу — маяк. Он остановил машину.— Как здесь красиво, — сказала женщина.— Там есть кафе и столики под деревьями, — сказал молодой человек. — Под старыми деревьями.— Какие странные деревья, — сказала она. — В основном молодые посадки. Почему там сажают мимозу?— Чтобы было красивее, чем во Франции.— Да, наверное. Все выглядит неуютно новым. Но пляж великолепен. Во Франции я таких не встречала. Во всяком случае, песок там не такой ровный и мелкий. Биарриц — просто дыра. Давай свернем к кафе.Они проехали немного назад по правой стороне дороги. Молодой человек заехал на обочину и выключил зажигание. Они прошли к столикам под деревьями, и им приятно было есть и чувствовать на себе взгляды незнакомых людей, сидящих за другими столиками.Ночью поднялся ветер, и в угловой комнате на одном из верхних этажей большого отеля было слышно, как обрушиваются на берег тяжелые буруны. В темноте молодой человек натянул поверх простыни легкое одеяло, а женщина сказала:— Ты доволен, что мы остановились здесь?— Я люблю слушать шум прибоя.— И я.Они лежали рядом и слушали море. Она опустила голову ему на грудь, и он коснулся подбородком ее затылка, а потом она устроилась повыше и прижалась щекой к его щеке. Она поцеловала его, и он почувствовал прикосновение ее руки.— Как хорошо, — сказала она в темноте. — Как чудесно. Ты уверен, что ничего не хочешь?— Не сейчас. Я замерз. Пожалуйста, обними меня и согрей.— Я люблю, когда ты лежишь рядом такой холодный.— Если ночами будет так холодно, нам придется спать в пижамах. Отлично! И завтракать в постели.— Это Атлантический океан, — сказала она. — Послушай его.— Нам тут будет хорошо, — сказал он. — Если хочешь, поживем здесь подольше. А нет — уедем. Тут есть куда поехать…— Поживем пару дней и посмотрим.— Ладно, но если мы останемся, я хотел бы начать писать.— Вот будет чудесно. Завтра посмотрим, где здесь можно жить. Ты ведь сможешь работать в номере, если я уйду? Пока не подыщем подходящее место?— Конечно.— Знаешь, не нужно беспокоиться за меня, потому что я люблю тебя и нас только двое в этом мире. Пожалуйста, поцелуй меня, — сказала она.Он поцеловал.— Я ведь не сделала ничего плохого. Кроме того, что не могла не делать. Сам знаешь.Он ничего не ответил и молча слушал в темноте, как обрушиваются на твердый, мокрый песок тяжелые буруны.
На следующее утро по-прежнему штормило и хлестал дождь. Испанского берега не было видно, и, когда в перерывах между шквальными порывами ветра и дождя небо прояснялось, по ту сторону охваченного штормом залива виднелись только окутавшие подошвы гор облака. После завтрака Кэтрин накинула плащ и ушла, оставив его одного работать. Писалось просто и легко. Возможно, даже слишком легко. «Будь осмотрителен, — говорил он сам себе, — очень хорошо, что ты пишешь просто: чем проще, тем лучше. Главное, чтобы умом ты понимал, как все непросто. Представь себе, как сложно то, о чем ты хочешь рассказать, а потом уж пиши. Ведь все, что было в Ле-Гро-дю-Руа, не стало проще от того, что тебе удалось так описать происходящее».Он по-прежнему писал карандашом в дешевой разлинованной школьной тетрадке и уже поставил на обложке римскую цифру один. Наконец он закончил, убрал тетрадь в чемодан вместе с картонной коробкой для карандашей и конусообразной точилкой, оставив на столе лишь пять затупившихся карандашей, чтобы заточить их для завтрашней работы, и, взяв с вешалки в стенном шкафу куртку, спустился по лестнице в холл. Он заглянул в уютный для такой дождливой погоды полумрак гостиничного бара, где уже стали собираться посетители. Ключ он оставил у портье. Принимая ключ, помощник портье достал из почтового ящика записку и сказал:— Мадам оставила это для месье.Он развернул записку и прочел: «Дэвид, я не хотела тебе мешать, жду в кафе, люблю, Кэтрин». Он накинул старую теплую полушинель, нащупал в кармане берет и вышел из отеля в дождь.Она сидела в небольшом кафе за угловым столиком, на котором стояли стакан с мутным, желтоватого цвета, напитком и тарелка, где среди объедков лежал небольшой бурый речной рак. Она уже была навеселе.— Где пропадал, чужестранец?— Путешествовал, милашка.Он заметил, что лицо у нее мокрое от дождя, и с интересом наблюдал, как меняют капельки воды загорелую кожу. Но все равно выглядела она хорошо, он был очень рад видеть ее такой.— Начал писать? — спросила она.— Да, и идет неплохо.— Значит, ты работал. Отлично.Официант обслуживал трех испанцев, сидевших за столиком у самой двери. Он подошел, держа в руках стакан, бутылку обычного перно и небольшой узконосый кувшин с водой. В воде плавали кусочки льда.— Pour Monsieur aussi?5 — спросил он.— Да, — сказал молодой человек. — Пожалуйста.Официант наполнил высокие стаканы до половины желтоватой жидкостью и начал медленно доливать воду в стакан женщины. Но молодой человек сказал: «Я сам», — и официант поставил бутылку на стол. Похоже, он только и ждал, чтобы его отпустили, и молодой человек стал сам доливать воду очень тонкой струйкой, а женщина с интересом смотрела, как абсент приобретает дымчатый, опаловый оттенок. Она взяла стакан в руки и почувствовала, что стекло пока еще теплое, а потом, когда желтизна исчезла и появился молочный отлив, стекло вдруг сделалось прохладным, и тогда молодой человек стал добавлять воду по капле.— Почему нужно доливать воду так медленно? — спросила она.— Иначе напиток теряет крепость и ни к черту не годится, — объяснил он. — Он делается пресным и никчемным. По правилам, на бокал ставят стакан со льдом и маленькой дырочкой внизу, чтобы вода капала постепенно.Но тогда всем ясно, что ты пьешь.— Я уже выпила стакан наспех, потому что сюда заглянули Н. Г.— Н. Г.?— Или как их там, гвардейцы? На велосипедах и в форме с черной кожаной кобурой. Пришлось проглотить улику.— Что?— Извини, что проглочено, то проглочено.— С абсентом шутки плохи.— У меня после него легче на душе.— Только после него?Он смешал абсент так, чтобы напиток получился покрепче.— Вперед, — сказал он. — Не жди меня.Она сделала большой глоток, потом он взял у нее стакан, выпил сам и сказал:— Спасибо, мадам. Это вселяет бодрость.— Тогда сделай себе отдельно, ты, обожатель газетных вырезок.— Что-что? — спросил молодой человек.— А что я такого сказала?Но он хорошо ее понял:— Ты бы помолчала о вырезках.— Почему? — спросила она, наклонившись к нему и повысив голос. — Почему я должна молчать? Уж не потому ли, что сегодня утром ты изволил писать? По-твоему, я вышла за тебя потому, что ты — писатель? За тебя и твои газетные вырезки.— Ну ладно, — сказал молодой человек. — Остальное выскажешь, когда мы будем одни.— И не сомневайся, выскажу, — сказала она.— Надеюсь, нет.— Не надейся. Будь уверен, выскажу.Дэвид Берн встал, подошел к вешалке, оделся и не оглядываясь вышел.Кэтрин, оставшись одна, подняла стакан, попробовала абсент и не спеша допила его маленькими глотками.Дверь отворилась, Дэвид вернулся и подошел к столу. На нем была та же теплая полушинель и надвинутый на глаза берет.— Ключи от машины у тебя?— Да, — сказала она.— Можешь мне их дать?Она протянула ему ключи и сказала:— Не глупи, Дэвид. Во всем виноват дождь да еще то, что работаешь ты один.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Райский сад'
1 2 3 4
— Нет, правда, Дэви, — сказала она. — Ну почему мы должны быть занудами? Почему бы нам не развлекаться и не путешествовать теперь, когда мы получаем от этого такое удовольствие? Можем делать все, что захотим. Будь ты европейцем, по закону мои деньги принадлежали бы тебе тоже. Но они и так твои.— Ну их к черту.— Ладно. Ну их к черту. Но мы их прокутим, и это будет прекрасно. Писать ты можешь и потом. По крайней мере мы успеем повеселиться до того, как у меня родится ребенок. Пока что я даже не знаю, когда он у меня будет. Ну вот, мне уже и скучно, и тоскливо от этих разговоров. Разве нельзя просто развлекаться и поменьше говорить?— А если я начну писать? Стоит только тебе заскучать, и ты сразу захочешь чего-нибудь еще.— Ну и пиши себе, глупый. Ты и не говорил, что не будешь писать. Кто сказал, что ты не должен работать? Ну кто?И все же что-то похожее у нее вырвалось. Он не мог точно вспомнить когда, потому что мысли его забегали вперед: «Хочешь писать? На здоровье, а я найду чем себя развлечь. Ведь не бросать же мне тебя из-за этого?»— Ну и куда же мы отправимся теперь? Скоро здесь станет людно.— Куда захочешь. Ты согласен, Дэвид?— И надолго?— На сколько захотим. Шесть месяцев. Девять. Год.— Будь по-твоему, — сказал он.— Правда?— Конечно.— Какой ты славный. Если бы я уже не любила тебя, то теперь непременно полюбила бы за гениальные решения.— Их легко принимать, когда не знаешь, к чему это приведет.Он допил напиток героев, который теперь уже не казался ему таким хорошим, и заказал еще бутылку холодной минеральной воды, чтобы приготовить напиток покрепче, без льда.— Налей и мне. Покрепче, как себе. Закажем обед и начнем кутить. Глава третья Ночью в темноте, лежа в постели, пока они еще не заснули, она сказала:— Пожалуйста, пойми, Дэвид. Нам вовсе не обязательно грешить.— Я понимаю.— Мне и так хорошо, и я всегда буду твоей послушной девочкой. Не унывай. Сам знаешь. Я такая, как тебе хочется, но иногда я хочу быть другой, и пусть нам обоим будет хорошо. Можешь не отвечать. Я болтаю просто так, чтобы убаюкать тебя, потому что ты мой добрый, любимый муж и брат. Я люблю тебя, и, когда мы отправимся в Африку, я стану еще и твоей африканской подружкой.— Мы собираемся в Африку?— А разве нет? Ты что, забыл? О чем же мы тогда весь день говорили? Конечно, можно поехать еще куда-нибудь. Но мне казалось, мы говорили об Африке.— Почему же ты прямо не сказала?— Не хотела на тебя давить. Я же говорила, куда ты захочешь. Я поеду куда угодно. Но я думала, тебе самому туда хочется.— Сейчас не время для Африки. Там сезон дождей, а потом трава поднимется чересчур высоко и настанут холода.— А мы спрячемся в постели, согреемся и будем слушать, как стучит по железной крыше дождь.— Все равно рано. Дороги размыты, никуда не поедешь, сядем сиднем, точно посреди болота, а трава там такая высокая, что ничего не увидишь.— Куда же тогда ехать?— Можно поехать в Испанию, но ферия в Севилье закончилась, впрочем, как и Праздник святого Исидора в Мадриде, и ехать туда теперь нет смысла. На баскском побережье тоже пока нечего делать. Там холодно и дожди. В Испании сейчас повсюду дожди.— Неужели там не найдется теплого уголка, где мы смогли бы плавать, как здесь?— В Испании ты не сможешь плавать, как здесь. Тебя арестуют.— Какая скука! Тогда подождем с Испанией, я хочу загореть побольше.— Зачем тебе быть такой темной?— Не знаю. Почему тебе иногда чего-то хочется? Сейчас больше всего на свете мне не хватает загара. Конечно, из того, чего у меня еще нет. Разве тебе не хочется, чтобы я стала совсем черной?— Ну, еще как!— Ты думал я не смогу так загореть?— Нет, ведь ты же блондинка.— А я смогла. У меня кожа такого же цвета, как у львиц, а они бывают очень темными. Но я хочу загореть вся и скоро добьюсь своего, а ты станешь смуглее индейца, и тогда мы будем совсем не похожи на других. Теперь понимаешь, почему это так важно?— Какими же мы будем?— Не знаю. Может быть, самими собой. Но другими. Так, наверное, будет лучше. Такими мы и останемся, да?— Конечно. Поедем дальше к Эстерель и найдем другое место. Не хуже этого.— Так и сделаем. Есть много диких уголков, где летом никого нет. Возьмем машину и сможем добраться куда угодно. Даже в Испанию, если захотим. Стоит раз загореть как следует, и мы навсегда останемся такими, если не будем жить летом в городах.— А ты хочешь стать совсем черной?— Насколько возможно. Посмотрим. Жаль, во мне нет индейской крови. Я стану такой темной, что тебе не устоять. Скорее бы наступило завтра и снова на пляж.Она так и заснула, запрокинув голову и задрав подбородок, словно лежала под солнцем на пляже, а потом повернулась к нему и свернулась калачиком. Молодой человек не спал, прислушивался к ее дыханию и думал о прошедшем дне. «Возможно, ты все равно не смог бы начать, и, наверное, лучше всего пока не вспоминать о работе вовсе и наслаждаться тем, что есть. Когда будет нужно, начнешь работать. И ничто тебе не помешает. Последняя книга удалась, и ты должен написать новую, еще лучше. Наше сумасбродство забавно, хотя кто знает, что баловство, а что — всерьез. Конечно, пить бренди днем ни к черту не годится, и уже простые аперитивы кажутся пустяком. Это скверный признак… Как красива она во сне, и ты тоже заснешь, потому что на душе у тебя спокойно. Ты ничего не променял на деньги, — думал он. — Все, что она говорила про деньги, — правда. Все до последнего слова. Какое-то время они могут жить без забот».Что там она говорила о крахе? Он не мог припомнить, что именно.Потом он устал вспоминать, посмотрел на нее и легко, чтобы не разбудить, коснулся губами щеки. Он очень любил ее и все, что с ней связано, и заснул, думая о ней и о том, как завтра они загорят еще сильнее, какой смуглой станет ее кожа и какой загадочной может быть она сама. КНИГА ВТОРАЯ
Глава четвертая Во второй половине дня маленький приземистый автомобиль спустился по унылой дороге, идущей через холмы и вспаханные поля, вдоль лежащего по правую руку от дороги темно-синего океана, и выехал на пустынный бульвар, граничащий с двухмильным монотонно-желтым песчаным пляжем в Андайе.Далеко впереди, на самом берегу океана, громоздился большой отель и казино, а слева остались посадки молодых деревьев и побеленные или коричневые, обшитые деревом баскские домики, окруженные садами. Молодая пара в машине медленно катила по бульвару, глядя из окна на великолепный пляж и открывшиеся в конце бульвара, сразу за отелем и казино, голубые в это время дня горы Испании. Впереди было устье впадающей в океан реки. Начался отлив, и за ослепительной полосой песчаного берега они увидели старинный испанский городок, а по другую сторону залива — зеленые холмы и на дальнем мысу — маяк. Он остановил машину.— Как здесь красиво, — сказала женщина.— Там есть кафе и столики под деревьями, — сказал молодой человек. — Под старыми деревьями.— Какие странные деревья, — сказала она. — В основном молодые посадки. Почему там сажают мимозу?— Чтобы было красивее, чем во Франции.— Да, наверное. Все выглядит неуютно новым. Но пляж великолепен. Во Франции я таких не встречала. Во всяком случае, песок там не такой ровный и мелкий. Биарриц — просто дыра. Давай свернем к кафе.Они проехали немного назад по правой стороне дороги. Молодой человек заехал на обочину и выключил зажигание. Они прошли к столикам под деревьями, и им приятно было есть и чувствовать на себе взгляды незнакомых людей, сидящих за другими столиками.Ночью поднялся ветер, и в угловой комнате на одном из верхних этажей большого отеля было слышно, как обрушиваются на берег тяжелые буруны. В темноте молодой человек натянул поверх простыни легкое одеяло, а женщина сказала:— Ты доволен, что мы остановились здесь?— Я люблю слушать шум прибоя.— И я.Они лежали рядом и слушали море. Она опустила голову ему на грудь, и он коснулся подбородком ее затылка, а потом она устроилась повыше и прижалась щекой к его щеке. Она поцеловала его, и он почувствовал прикосновение ее руки.— Как хорошо, — сказала она в темноте. — Как чудесно. Ты уверен, что ничего не хочешь?— Не сейчас. Я замерз. Пожалуйста, обними меня и согрей.— Я люблю, когда ты лежишь рядом такой холодный.— Если ночами будет так холодно, нам придется спать в пижамах. Отлично! И завтракать в постели.— Это Атлантический океан, — сказала она. — Послушай его.— Нам тут будет хорошо, — сказал он. — Если хочешь, поживем здесь подольше. А нет — уедем. Тут есть куда поехать…— Поживем пару дней и посмотрим.— Ладно, но если мы останемся, я хотел бы начать писать.— Вот будет чудесно. Завтра посмотрим, где здесь можно жить. Ты ведь сможешь работать в номере, если я уйду? Пока не подыщем подходящее место?— Конечно.— Знаешь, не нужно беспокоиться за меня, потому что я люблю тебя и нас только двое в этом мире. Пожалуйста, поцелуй меня, — сказала она.Он поцеловал.— Я ведь не сделала ничего плохого. Кроме того, что не могла не делать. Сам знаешь.Он ничего не ответил и молча слушал в темноте, как обрушиваются на твердый, мокрый песок тяжелые буруны.
На следующее утро по-прежнему штормило и хлестал дождь. Испанского берега не было видно, и, когда в перерывах между шквальными порывами ветра и дождя небо прояснялось, по ту сторону охваченного штормом залива виднелись только окутавшие подошвы гор облака. После завтрака Кэтрин накинула плащ и ушла, оставив его одного работать. Писалось просто и легко. Возможно, даже слишком легко. «Будь осмотрителен, — говорил он сам себе, — очень хорошо, что ты пишешь просто: чем проще, тем лучше. Главное, чтобы умом ты понимал, как все непросто. Представь себе, как сложно то, о чем ты хочешь рассказать, а потом уж пиши. Ведь все, что было в Ле-Гро-дю-Руа, не стало проще от того, что тебе удалось так описать происходящее».Он по-прежнему писал карандашом в дешевой разлинованной школьной тетрадке и уже поставил на обложке римскую цифру один. Наконец он закончил, убрал тетрадь в чемодан вместе с картонной коробкой для карандашей и конусообразной точилкой, оставив на столе лишь пять затупившихся карандашей, чтобы заточить их для завтрашней работы, и, взяв с вешалки в стенном шкафу куртку, спустился по лестнице в холл. Он заглянул в уютный для такой дождливой погоды полумрак гостиничного бара, где уже стали собираться посетители. Ключ он оставил у портье. Принимая ключ, помощник портье достал из почтового ящика записку и сказал:— Мадам оставила это для месье.Он развернул записку и прочел: «Дэвид, я не хотела тебе мешать, жду в кафе, люблю, Кэтрин». Он накинул старую теплую полушинель, нащупал в кармане берет и вышел из отеля в дождь.Она сидела в небольшом кафе за угловым столиком, на котором стояли стакан с мутным, желтоватого цвета, напитком и тарелка, где среди объедков лежал небольшой бурый речной рак. Она уже была навеселе.— Где пропадал, чужестранец?— Путешествовал, милашка.Он заметил, что лицо у нее мокрое от дождя, и с интересом наблюдал, как меняют капельки воды загорелую кожу. Но все равно выглядела она хорошо, он был очень рад видеть ее такой.— Начал писать? — спросила она.— Да, и идет неплохо.— Значит, ты работал. Отлично.Официант обслуживал трех испанцев, сидевших за столиком у самой двери. Он подошел, держа в руках стакан, бутылку обычного перно и небольшой узконосый кувшин с водой. В воде плавали кусочки льда.— Pour Monsieur aussi?5 — спросил он.— Да, — сказал молодой человек. — Пожалуйста.Официант наполнил высокие стаканы до половины желтоватой жидкостью и начал медленно доливать воду в стакан женщины. Но молодой человек сказал: «Я сам», — и официант поставил бутылку на стол. Похоже, он только и ждал, чтобы его отпустили, и молодой человек стал сам доливать воду очень тонкой струйкой, а женщина с интересом смотрела, как абсент приобретает дымчатый, опаловый оттенок. Она взяла стакан в руки и почувствовала, что стекло пока еще теплое, а потом, когда желтизна исчезла и появился молочный отлив, стекло вдруг сделалось прохладным, и тогда молодой человек стал добавлять воду по капле.— Почему нужно доливать воду так медленно? — спросила она.— Иначе напиток теряет крепость и ни к черту не годится, — объяснил он. — Он делается пресным и никчемным. По правилам, на бокал ставят стакан со льдом и маленькой дырочкой внизу, чтобы вода капала постепенно.Но тогда всем ясно, что ты пьешь.— Я уже выпила стакан наспех, потому что сюда заглянули Н. Г.— Н. Г.?— Или как их там, гвардейцы? На велосипедах и в форме с черной кожаной кобурой. Пришлось проглотить улику.— Что?— Извини, что проглочено, то проглочено.— С абсентом шутки плохи.— У меня после него легче на душе.— Только после него?Он смешал абсент так, чтобы напиток получился покрепче.— Вперед, — сказал он. — Не жди меня.Она сделала большой глоток, потом он взял у нее стакан, выпил сам и сказал:— Спасибо, мадам. Это вселяет бодрость.— Тогда сделай себе отдельно, ты, обожатель газетных вырезок.— Что-что? — спросил молодой человек.— А что я такого сказала?Но он хорошо ее понял:— Ты бы помолчала о вырезках.— Почему? — спросила она, наклонившись к нему и повысив голос. — Почему я должна молчать? Уж не потому ли, что сегодня утром ты изволил писать? По-твоему, я вышла за тебя потому, что ты — писатель? За тебя и твои газетные вырезки.— Ну ладно, — сказал молодой человек. — Остальное выскажешь, когда мы будем одни.— И не сомневайся, выскажу, — сказала она.— Надеюсь, нет.— Не надейся. Будь уверен, выскажу.Дэвид Берн встал, подошел к вешалке, оделся и не оглядываясь вышел.Кэтрин, оставшись одна, подняла стакан, попробовала абсент и не спеша допила его маленькими глотками.Дверь отворилась, Дэвид вернулся и подошел к столу. На нем была та же теплая полушинель и надвинутый на глаза берет.— Ключи от машины у тебя?— Да, — сказала она.— Можешь мне их дать?Она протянула ему ключи и сказала:— Не глупи, Дэвид. Во всем виноват дождь да еще то, что работаешь ты один.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Райский сад'
1 2 3 4