Его лошадь тут же пощипывала траву. Это было упущением, что они одновременно вошли в воду. Всему виной было дневное время, когда ни Ал, ни Тахикиро не ожидали нападения и расслабились.
Снедаемый дурными предчувствиями Ал поплыл к берегу, окликая девушку, но та и сама уже видела самурая. Они вышли из воды почти одновременно. В этот раз Тахикиро не плелась за ним, как это было принято у японских женщин, а шла вровень, даже на полшага впереди, готовая разорвать зубами глотку любому, кто только попытается причинить зло ее господину.
Заметив приближение Ала и Тахикиро, самурай поспешно встал на колени, оправив свое кимоно. Теперь Ал узнал его, это был нескладный, смешливый юноша, которого он первым отобрал для своего отряда.
Самурай ткнулся лбом в землю, затараторив нечто нечленораздельное. Затем резко поднял голову и, вытащив из ножен меч, подал его Алу.
Ничего не понимая, Ал уставился на Тахикиро, и она начала объяснять ему сказанное, пользуясь понятными господину словами.
Оказывается, юноша был из очень почитаемого самурайского рода, он был старшим сыном брата даймё Киямы. Мать послала его служить господину Кияме, и тот поначалу принял родственника в свою личную охрану. Но парень в первый же день умудрился проворонить сбежавшего из клетки здоровенного паука внука даймё, который неминуемо должен был проползти мимо его поста. И который перепугал наложниц господина Киямы, и особенно его младшую, беременную любимицу, которая слегла затем после полученного потрясения. Разгневанный даймё приказал услать нерадивого родственничка в пограничный отряд, несший службу на границе владения господина Киямы с господином Оноси. В первый же день службы отряд, в который был определен юноша, умудрился попасть в засаду. Из всей сотни в плен угодил только его десяток.
По всем правилам пленных должны были тут же обезглавить, но юноше и здесь удалось проскочить мимо своей удачи, обманув стражников и сбежав от них. В результате чего всем его друзьям было предложено сделать себе сэппуку, и они ушли из жизни с честью, он же остался с несмываемым позором. Мать и отец, услышав о постигших сына несчастиях, отреклись от него, то же сделал и господин Кияма. Так парень сделался изгоем и ронином.
На счастье в ронинах он пробыл недолго, несколько раз подряжался на временную работу – охранять товар купцов, сторожил у какого-то склада. Когда работы не было, приходилось подворовывать у крестьян. Потом, когда пронесся слух, что иноземец подбирает себе воинов, вместе с другими он пошел к Алу.
Юноша прервал рассказ, позволив Тахикиро поднять с песка кимоно и облачиться в него.
После того как молодой человек вернул себе звание самурая, он подумал было, что удача улыбнулась ему, но тут же снова потерпел неудачу, да еще какую. Все учителя, которых приставил к самураям Ал, кляли парня на чем свет стоит за нерадивость и бесталанность.
Поэтому он и принял решение прийти к Алу, чтобы тот покарал его по всей строгости, как и следовало сделать настоящему командиру, в рядах которого затесалось эдакое чмо.
– Ладно, понял, – остановил Ал Тахикиро. – Ты умеешь плавать? Ойогу? – обратился он к юноше.
Тот с отвращением поежился.
– Серфинг?
При одном упоминании о проклятой доске самурай позеленел, изображая жестами, что его сейчас вырвет.
– Понятно… – Ал дотронулся до рукояти предложенного ему меча.
Юноша набрал в легкие побольше воздуха и, сев боком к Алу, подставил ему свою шею.
– Додзо, Андзин-сан. – Пожалуйста, Андзин-сан, – глухо выдавил из себя он. – Домо аригато. – Большое спасибо.
– Меч? – спросил Ал, обнажил меч и сделал несколько движений, которым учил его Бунтаро.
– Хай! – Юноша восторженно застрекотал.
Тахикиро перевела для Ала:
– Самурай говорит, он умеет драться.
Ал показал руками, что натягивает тетиву лука.
– Хай! – Юноша закивал головой.
– Понятно. – Вакаримас. – Ал вытащил из-под задницы парня свое измятое кимоно и, делая вид, что не заметил этого, оделся, кивнув головой, чтобы самурай шел за ним.
Добравшись до дома, он первым делом подошел к весело выскочившей ему навстречу Фудзико.
– Сделаем так. – Он показал в ее сторону. – Ты, – он ткнул в сторону самурая, – жить мой дом. Служить госпожа. Охранять! Понял?
– Понял. Но я хочу идти на войну! – попытался возразить парень.
– Какого черта! – рявкнул на него Ал по-русски, понимая, что пацан здорово скучает по отцовской порке. – Фудзико-сан моя жена! Если что, ты мне за нее головой ответишь! Понял?
– Хай. Вакаримас! – Да. Понял! – с восторгом прокричал пацан. Его лицо просияло.
– Корми его получше, – попросил он Фудзико, но та и сама все уже давно поняла.
Глава 40
Во имя Отца, Сына и Святого духа.
ENTER.
Молитва Алекса Глюка
С самого утра господин Исидо был очень доволен. Во-первых, загнанный наконец в Эдо Токугава отдал приказ об освобождении матери Исидо, и та сообщала голубиной почтой, что направляется прямиком в Осаку, где будет счастлива вновь увидеть единственного сына.
Во-вторых, соколиха, которую он приказал выкрасть у Токугавы, для отвода глаз подпалив небольшой замок в Такамацу, где недруг держал для себя несколько соколов на случай охоты, оказалось, готовилась стать матерью.
Отвечающий за операцию самурай доложил, что все сделано самым естественным образом, с гор, близ Токушимы, за две недели до этого была согнана шайка разбойников, которые отправились шастать по окрестностям. Так что, в случае возникновения непредвиденных осложнений с властелином Эдо, всегда можно было сослаться на разгул лихих людишек и пообещать их изничтожить.
Для инспекции, которую должен был послать Токугава на расследование дела с поджогом и уничтожением всех самураев и обслуги охотничьего замка, у Исидо имелись идеально обгоревшие трупы людей и птиц. Всех, кроме одной – любимой соколихи Токугавы. Та, какая жалость, вероятнее всего сгорела дотла. Но такова карма, и ничего не поделаешь.
Соколихе намеренно покалечили крыло, тем не менее лекарь и сокольничий Исидо уверяли его в один голос, что это не помешает птице снести яйцо и высидеть птенца.
Но это еще не все, гостившая у него уже второй месяц, против своего желания, мать наследника госпожа Осиба наконец, похоже, смекнула, что от нее требуется, и просила о встрече.
«Да, Будда на твоей стороне, Исидо». – Комендант осакского замка нежился в новом шелковом кимоно, таком нежном, что казалось, будто ткань ласкает каждый дюйм тела господина.
Он подумал, что теперь было бы неплохо выпить чая, и тут же словно из-под земли, рядом с Исидо появился изящный молодой человек, одетый в женское кимоно лилового цвета с рисунком в виде темных бабочек и синим оби. Юноша грациозно опустился перед даймё на колени, сервируя маленький изящный столик, недавно подаренный Исидо знающим о его пристрастье к изящным вещам господином Киямой. На лице юноши светились и плясали блики от чашки, в которой плескался солнечный зайчик.
Исидо протянул руку, но пронес ее мимо чашки, дотронувшись до лица молодого человека. Прекрасные глаза увлажнились, кожа на лице порозовела, отчего юноша сделался еще более желанным, чем был за минуту до этого. Господин Исидо совсем уже решился немедленно предаться наслаждению с фаворитом, как вдруг его отвлекла тень на седзи. Он вспомнил, что назначил встречу с начальником охраны, и теперь, должно быть, помощник Исидо топчется за дверью, ожидая, когда можно будет войти.
С неохотой комендант оторвался от созерцания совершенного лица юноши и позвал помощника. Обиженный фаворит изобразил на лице улыбку, досадуя в глубине души на непрошеного гостя. Желая подразнить господина и утвердиться в глазах слуги, юноша с покорностью и смирением занял место за правым плечом господина, где полагалось сидеть его жене или наложнице.
Эта вольность не скрылась от глаз помощника, и он пообещал, как только Исидо прельстится заносчивым юнцом, забрать его красивую голову или подложить в чай отравы.
– Что там у вас? Нагае-сан?
– Начальник охраны дожидается вашего вызова. Я велел ему поскучать немного в галерее, – вежливо сообщил помощник, – я думаю, у него плохие вести. В руках похоронный ящик.
Исидо съежился, но быстро взял себя в руки, велев пропустить начальника стражи. Не ожидавший подобного поворота юноша встал и неслышно скрылся за седзи.
– Кто? – спросил Исидо, лишь только уродливая медвежья рожа Нагае показалась в дверях. Глаза Исидо не отрывались от ящичка.
Нагае поклонился, как того требовал этикет, но не выдержал всех требуемых в таких случаях поклонов, а просто открыл перед Исидо уже пахнущий корицей и благовониями, чтобы скрыть запах разложения, ящичек.
Как ни крепился Исидо, ему пришлось вскрикнуть, заплакав от жалости. Перед ним лежала голова его юного любовника Накано, последней и долго выстраданной страсти. Юноша, почти мальчик, принадлежал к древнему самурайскому роду. Целый год, небывалое время, Исидо добивался взаимности, и наконец это свершилось.
– Нага-сан – сын Токугава-сан, свидетельствует, что Накано-сан закончил свою жизнь благородно и достойно. Он сам присутствовал во время совершения сэппуку, и нашел поведение Накана-сан очень хорошим и достойным всяческих похвал. Сначала он помог совершить сэппуку трем своим друзьям. Но когда он сам должен был обнажить свой живот, никого уже не оказалось рядом, и Нага-сан распорядился приставить к нему одного из своих лучших самураев. Потом, когда все свершилось, он приказал вымыть и вычистить головы самураев, чье поведение счел безукоризненным, и отправить к вам для дальнейшего погребения. Все ящички находятся в моем паланкине, если хотите, я распоряжусь, чтобы их внесли сюда…
– А этот палач не пишет, почему моих людей вынудили совершить самоубийство? – Лицо Исидо вдруг сделалось белым как мел, на лбу прорезались крупные морщины.
– Он пишет, что ссора произошла из-за плохих манер их командира, господина Фумихиро. И, насколько я имею честь знать его, смею предположить, что это может быть правдой. Даже наверняка. Господин Фумихиро, которого вы отправили с посольством к господину Нага, вполне мог наговорить дерзостей, а если выпьет, мог и потерять лицо, наорав на кого-нибудь или высказав что-нибудь колкое в адрес вашего врага Токугавы. Господин Нага так и пишет, что была затронута его честь и честь его благородного родителя. И я думаю, – он вздохнул, – ему следует поверить. Насколько я знаю господина Фумихиро…
– Ступайте. – Исидо поднялся и, шаркая ногами, доплелся до столика с шахматной партией, рухнув перед ним на колени, отчего фигурка серого короля затряслась и чуть не слетела с доски. В последний момент комендант поймал ее и утвердил на месте. – Ты ударил меня в самое сердце, подлый Токугава. Ты лишил меня радости. И теперь я лишу тебя твоего счастья. Я заберу головы всех твоих сыновей и наложниц, всех, кого ты любишь, с кем ты привык смеяться и любоваться закатами и восходами. Всех, кто сколько-нибудь дорог тебе. Я отомщу тебе, Токугава. Ты сделал свой подлый ход. Следующий ход за мной.
Глава 41
Постоянно бежать куда-то трудно, так как можно запыхаться и устать. Но как приятно после долгого бега постоять и подумать, нет – посидеть и помечтать, нет, взять подушку и уснуть.
То же самое – справедливо ко всей жизни человека. Прилагайте большие усилия, пока вы молоды, отдыхайте в старости, и мирно усните, когда придет время умереть.
Cuдa Китинсукэ
Три месяца упорной подготовки дали свой результат. Теперь уже на практике Ал убеждался в справедливости мнения, будто бы самураи являются самыми сильными и выносливыми воинами на земле. Алу нравилось то почтение, которое они оказывали ему, желая услужить, немножко скрасить жизнь или хотя бы в точности выполнять все приказы, вплоть до малейших распоряжений.
Поначалу эта готовность слепо выполнять волю командира доводила Ала до белого каления. «Свою голову иметь надо!» – ругал он смиренно стоящих перед ним на коленях воинов. Постепенно он начал понимать, что головы-то у японцев есть и работают что надо, с одной лишь разницей. Там, где европеец спасал бы свою шкуру, японец из кожи вон лез, желая угодить любимому начальнику.
Токугава убрался в Эдо, не дождавшись нескольких часов до того, как Ала посетила великолепная идея создания отряда серфингистов, а он особенно не задумывался, к худу это или к добру.
Было плохо – потому что рядом не было Марико, которая очень нравилась ему как женщина и которая, в конце концов, могла бы четко и ясно объяснять самураям приказы Ала. На подготовку к разговорам с японцами уходила уйма времени. Ал сначала составлял со словарем необходимые ему предложения, затем разучивал их. Недостающую информацию приходилось рисовать или показывать жестами, что привносило массу неудобств.
Хорошо же было уже потому, что над Алом не было никакого начальства. Иногда на плац забредал Ябу, но хозяин Индзу практически никогда не касался дел самого Ала, по привычке ругая самураев или беседуя с Бунтаро.
Ал чувствовал себя хозяином положения. Он не должен был перед кем-то отчитываться, доказывать свою правоту. Это было приятно.
С другой стороны, Ал жутко уставал, проводя все свое время в подготовке боевых отрядов «Акула» и «Сокол». Но три месяца упорной работы не прошли даром. Он был готов к тому, что Токугава может учинить внезапную инспекцию, и был уверен, что самураи не подведут.
Правда, за время подготовки отрядов утонуло семь человек, одного Алу удалось вытащить из воды, когда неудавшийся серфингист уже отчаялся выбраться на берег. Это был самурай из отряда Оми.
Видя, как Ал переживает потерю людей, Бунтаро встряхнул спасенного самурая, о чем-то быстро его спрашивая. Тот покаянно склонил голову, соглашаясь с военачальником.
«Что он пристал к этому несчастному сукину сыну? – недоумевал Ал, выжимая кимоно, которое он не успел снять с себя, бросившись в воду. – Ну не удержал человек равновесия, получил доской по балде – бывает»…
– Самурай, которого вы изволили спасти, не умеет плавать и скрыл это! – наконец сообщил Бунтаро, пнув провинившегося ногой. – Он достоин позорной смерти.
Ал посмотрел в глаза самураю. Тот начал кланяться, что-то лепеча в свое оправдание.
Ал ничего не понял, и на помощь ему пришла слышавшая весь диалог Тахикиро. Она уже приучилась общаться с господином простыми словами, дополняя сказанное жестами.
– Такеда-сан, – она кивнула в сторону самурая, – говорит, что это бесчестие для него не участвовать в передовом отряде «Акула». Потому что его предки уже тысячу лет являются самураями. А значит, он должен быть впереди.
– В авангарде, – помог ей Ал. – Он же не умеет плавать. А я сказал, если самурай уметь плавать – серфинг можно. Если не уметь – нельзя.
– Да. Такеда-сан понимает, что он провинился, и просит вас наказать его.
Последнее можно было и не говорить, все у этих проклятых японцев сводилось к простейшей формуле: приказ – нарушение – наказание. Все почему-то больше заботились о том, чтобы умереть почетной смертью, нежели чтобы выжить и досадить как можно большему числу врагов.
– Пусть учится плавать. Тренируется каждый день. Здесь, с господином учителем. Это хороший самурай. Выбрасывают мусор. Это не мусор. – Ал был доволен собой и своим японским, хотя и сознавал, что тот далек от совершенства. Главное, чтобы его понимали и он улавливал суть сказанного, остальное придет.
Ал специально сказал «здесь с учителем», потому что получивший приказ самурай мог тренироваться и в одиночестве, а с его дурной башкой и полным отсутствием тормозов, такие тренировки в открытом море могли угробить упертого дурака.
С японцами следовало оговаривать каждую мелочь.
Ал недосыпал и был постоянно голодным, сказывалось отсутствие привычных продуктов. Особенно не хватало хлеба и кофе.
Поначалу, еще дома, он думал, что в отличие от Блэкторна, страдавшего в Японии от отсутствия хлеба и мяса, он любит японскую кухню и понимает их обычаи. Черта с два! Японская кухня XVII века разительно отличалась от традиционной кухни нашего времени. Так, в ней совершенно отсутствовали блюда, содержащие животные жиры, молоко, масло. Почти совсем не было яиц.
Поняв, что хозяин страдает от отсутствия привычной ему пищи, Фудзико послала сестру на охоту, и та приволокла упитанного фазана.
Повар сразу же отказался потрошить птицу, умоляя Фудзико тут же казнить его, как не справившегося с обязанностями. Рядом с отцом на коленях стояли все его шестеро детишек. Фудзико пришлось пригласить на один вечер повара-христианина, вычтя деньги, полагающиеся за готовку, из жалования своего повара.
В этом плане она полностью поддерживала точку зрения мужа, не любившего зря проливать кровь. Тем более что в деревне было проблематично отыскать подходящего повара, а на доставку другого из Осаки или Эдо ушла бы уйма времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Снедаемый дурными предчувствиями Ал поплыл к берегу, окликая девушку, но та и сама уже видела самурая. Они вышли из воды почти одновременно. В этот раз Тахикиро не плелась за ним, как это было принято у японских женщин, а шла вровень, даже на полшага впереди, готовая разорвать зубами глотку любому, кто только попытается причинить зло ее господину.
Заметив приближение Ала и Тахикиро, самурай поспешно встал на колени, оправив свое кимоно. Теперь Ал узнал его, это был нескладный, смешливый юноша, которого он первым отобрал для своего отряда.
Самурай ткнулся лбом в землю, затараторив нечто нечленораздельное. Затем резко поднял голову и, вытащив из ножен меч, подал его Алу.
Ничего не понимая, Ал уставился на Тахикиро, и она начала объяснять ему сказанное, пользуясь понятными господину словами.
Оказывается, юноша был из очень почитаемого самурайского рода, он был старшим сыном брата даймё Киямы. Мать послала его служить господину Кияме, и тот поначалу принял родственника в свою личную охрану. Но парень в первый же день умудрился проворонить сбежавшего из клетки здоровенного паука внука даймё, который неминуемо должен был проползти мимо его поста. И который перепугал наложниц господина Киямы, и особенно его младшую, беременную любимицу, которая слегла затем после полученного потрясения. Разгневанный даймё приказал услать нерадивого родственничка в пограничный отряд, несший службу на границе владения господина Киямы с господином Оноси. В первый же день службы отряд, в который был определен юноша, умудрился попасть в засаду. Из всей сотни в плен угодил только его десяток.
По всем правилам пленных должны были тут же обезглавить, но юноше и здесь удалось проскочить мимо своей удачи, обманув стражников и сбежав от них. В результате чего всем его друзьям было предложено сделать себе сэппуку, и они ушли из жизни с честью, он же остался с несмываемым позором. Мать и отец, услышав о постигших сына несчастиях, отреклись от него, то же сделал и господин Кияма. Так парень сделался изгоем и ронином.
На счастье в ронинах он пробыл недолго, несколько раз подряжался на временную работу – охранять товар купцов, сторожил у какого-то склада. Когда работы не было, приходилось подворовывать у крестьян. Потом, когда пронесся слух, что иноземец подбирает себе воинов, вместе с другими он пошел к Алу.
Юноша прервал рассказ, позволив Тахикиро поднять с песка кимоно и облачиться в него.
После того как молодой человек вернул себе звание самурая, он подумал было, что удача улыбнулась ему, но тут же снова потерпел неудачу, да еще какую. Все учителя, которых приставил к самураям Ал, кляли парня на чем свет стоит за нерадивость и бесталанность.
Поэтому он и принял решение прийти к Алу, чтобы тот покарал его по всей строгости, как и следовало сделать настоящему командиру, в рядах которого затесалось эдакое чмо.
– Ладно, понял, – остановил Ал Тахикиро. – Ты умеешь плавать? Ойогу? – обратился он к юноше.
Тот с отвращением поежился.
– Серфинг?
При одном упоминании о проклятой доске самурай позеленел, изображая жестами, что его сейчас вырвет.
– Понятно… – Ал дотронулся до рукояти предложенного ему меча.
Юноша набрал в легкие побольше воздуха и, сев боком к Алу, подставил ему свою шею.
– Додзо, Андзин-сан. – Пожалуйста, Андзин-сан, – глухо выдавил из себя он. – Домо аригато. – Большое спасибо.
– Меч? – спросил Ал, обнажил меч и сделал несколько движений, которым учил его Бунтаро.
– Хай! – Юноша восторженно застрекотал.
Тахикиро перевела для Ала:
– Самурай говорит, он умеет драться.
Ал показал руками, что натягивает тетиву лука.
– Хай! – Юноша закивал головой.
– Понятно. – Вакаримас. – Ал вытащил из-под задницы парня свое измятое кимоно и, делая вид, что не заметил этого, оделся, кивнув головой, чтобы самурай шел за ним.
Добравшись до дома, он первым делом подошел к весело выскочившей ему навстречу Фудзико.
– Сделаем так. – Он показал в ее сторону. – Ты, – он ткнул в сторону самурая, – жить мой дом. Служить госпожа. Охранять! Понял?
– Понял. Но я хочу идти на войну! – попытался возразить парень.
– Какого черта! – рявкнул на него Ал по-русски, понимая, что пацан здорово скучает по отцовской порке. – Фудзико-сан моя жена! Если что, ты мне за нее головой ответишь! Понял?
– Хай. Вакаримас! – Да. Понял! – с восторгом прокричал пацан. Его лицо просияло.
– Корми его получше, – попросил он Фудзико, но та и сама все уже давно поняла.
Глава 40
Во имя Отца, Сына и Святого духа.
ENTER.
Молитва Алекса Глюка
С самого утра господин Исидо был очень доволен. Во-первых, загнанный наконец в Эдо Токугава отдал приказ об освобождении матери Исидо, и та сообщала голубиной почтой, что направляется прямиком в Осаку, где будет счастлива вновь увидеть единственного сына.
Во-вторых, соколиха, которую он приказал выкрасть у Токугавы, для отвода глаз подпалив небольшой замок в Такамацу, где недруг держал для себя несколько соколов на случай охоты, оказалось, готовилась стать матерью.
Отвечающий за операцию самурай доложил, что все сделано самым естественным образом, с гор, близ Токушимы, за две недели до этого была согнана шайка разбойников, которые отправились шастать по окрестностям. Так что, в случае возникновения непредвиденных осложнений с властелином Эдо, всегда можно было сослаться на разгул лихих людишек и пообещать их изничтожить.
Для инспекции, которую должен был послать Токугава на расследование дела с поджогом и уничтожением всех самураев и обслуги охотничьего замка, у Исидо имелись идеально обгоревшие трупы людей и птиц. Всех, кроме одной – любимой соколихи Токугавы. Та, какая жалость, вероятнее всего сгорела дотла. Но такова карма, и ничего не поделаешь.
Соколихе намеренно покалечили крыло, тем не менее лекарь и сокольничий Исидо уверяли его в один голос, что это не помешает птице снести яйцо и высидеть птенца.
Но это еще не все, гостившая у него уже второй месяц, против своего желания, мать наследника госпожа Осиба наконец, похоже, смекнула, что от нее требуется, и просила о встрече.
«Да, Будда на твоей стороне, Исидо». – Комендант осакского замка нежился в новом шелковом кимоно, таком нежном, что казалось, будто ткань ласкает каждый дюйм тела господина.
Он подумал, что теперь было бы неплохо выпить чая, и тут же словно из-под земли, рядом с Исидо появился изящный молодой человек, одетый в женское кимоно лилового цвета с рисунком в виде темных бабочек и синим оби. Юноша грациозно опустился перед даймё на колени, сервируя маленький изящный столик, недавно подаренный Исидо знающим о его пристрастье к изящным вещам господином Киямой. На лице юноши светились и плясали блики от чашки, в которой плескался солнечный зайчик.
Исидо протянул руку, но пронес ее мимо чашки, дотронувшись до лица молодого человека. Прекрасные глаза увлажнились, кожа на лице порозовела, отчего юноша сделался еще более желанным, чем был за минуту до этого. Господин Исидо совсем уже решился немедленно предаться наслаждению с фаворитом, как вдруг его отвлекла тень на седзи. Он вспомнил, что назначил встречу с начальником охраны, и теперь, должно быть, помощник Исидо топчется за дверью, ожидая, когда можно будет войти.
С неохотой комендант оторвался от созерцания совершенного лица юноши и позвал помощника. Обиженный фаворит изобразил на лице улыбку, досадуя в глубине души на непрошеного гостя. Желая подразнить господина и утвердиться в глазах слуги, юноша с покорностью и смирением занял место за правым плечом господина, где полагалось сидеть его жене или наложнице.
Эта вольность не скрылась от глаз помощника, и он пообещал, как только Исидо прельстится заносчивым юнцом, забрать его красивую голову или подложить в чай отравы.
– Что там у вас? Нагае-сан?
– Начальник охраны дожидается вашего вызова. Я велел ему поскучать немного в галерее, – вежливо сообщил помощник, – я думаю, у него плохие вести. В руках похоронный ящик.
Исидо съежился, но быстро взял себя в руки, велев пропустить начальника стражи. Не ожидавший подобного поворота юноша встал и неслышно скрылся за седзи.
– Кто? – спросил Исидо, лишь только уродливая медвежья рожа Нагае показалась в дверях. Глаза Исидо не отрывались от ящичка.
Нагае поклонился, как того требовал этикет, но не выдержал всех требуемых в таких случаях поклонов, а просто открыл перед Исидо уже пахнущий корицей и благовониями, чтобы скрыть запах разложения, ящичек.
Как ни крепился Исидо, ему пришлось вскрикнуть, заплакав от жалости. Перед ним лежала голова его юного любовника Накано, последней и долго выстраданной страсти. Юноша, почти мальчик, принадлежал к древнему самурайскому роду. Целый год, небывалое время, Исидо добивался взаимности, и наконец это свершилось.
– Нага-сан – сын Токугава-сан, свидетельствует, что Накано-сан закончил свою жизнь благородно и достойно. Он сам присутствовал во время совершения сэппуку, и нашел поведение Накана-сан очень хорошим и достойным всяческих похвал. Сначала он помог совершить сэппуку трем своим друзьям. Но когда он сам должен был обнажить свой живот, никого уже не оказалось рядом, и Нага-сан распорядился приставить к нему одного из своих лучших самураев. Потом, когда все свершилось, он приказал вымыть и вычистить головы самураев, чье поведение счел безукоризненным, и отправить к вам для дальнейшего погребения. Все ящички находятся в моем паланкине, если хотите, я распоряжусь, чтобы их внесли сюда…
– А этот палач не пишет, почему моих людей вынудили совершить самоубийство? – Лицо Исидо вдруг сделалось белым как мел, на лбу прорезались крупные морщины.
– Он пишет, что ссора произошла из-за плохих манер их командира, господина Фумихиро. И, насколько я имею честь знать его, смею предположить, что это может быть правдой. Даже наверняка. Господин Фумихиро, которого вы отправили с посольством к господину Нага, вполне мог наговорить дерзостей, а если выпьет, мог и потерять лицо, наорав на кого-нибудь или высказав что-нибудь колкое в адрес вашего врага Токугавы. Господин Нага так и пишет, что была затронута его честь и честь его благородного родителя. И я думаю, – он вздохнул, – ему следует поверить. Насколько я знаю господина Фумихиро…
– Ступайте. – Исидо поднялся и, шаркая ногами, доплелся до столика с шахматной партией, рухнув перед ним на колени, отчего фигурка серого короля затряслась и чуть не слетела с доски. В последний момент комендант поймал ее и утвердил на месте. – Ты ударил меня в самое сердце, подлый Токугава. Ты лишил меня радости. И теперь я лишу тебя твоего счастья. Я заберу головы всех твоих сыновей и наложниц, всех, кого ты любишь, с кем ты привык смеяться и любоваться закатами и восходами. Всех, кто сколько-нибудь дорог тебе. Я отомщу тебе, Токугава. Ты сделал свой подлый ход. Следующий ход за мной.
Глава 41
Постоянно бежать куда-то трудно, так как можно запыхаться и устать. Но как приятно после долгого бега постоять и подумать, нет – посидеть и помечтать, нет, взять подушку и уснуть.
То же самое – справедливо ко всей жизни человека. Прилагайте большие усилия, пока вы молоды, отдыхайте в старости, и мирно усните, когда придет время умереть.
Cuдa Китинсукэ
Три месяца упорной подготовки дали свой результат. Теперь уже на практике Ал убеждался в справедливости мнения, будто бы самураи являются самыми сильными и выносливыми воинами на земле. Алу нравилось то почтение, которое они оказывали ему, желая услужить, немножко скрасить жизнь или хотя бы в точности выполнять все приказы, вплоть до малейших распоряжений.
Поначалу эта готовность слепо выполнять волю командира доводила Ала до белого каления. «Свою голову иметь надо!» – ругал он смиренно стоящих перед ним на коленях воинов. Постепенно он начал понимать, что головы-то у японцев есть и работают что надо, с одной лишь разницей. Там, где европеец спасал бы свою шкуру, японец из кожи вон лез, желая угодить любимому начальнику.
Токугава убрался в Эдо, не дождавшись нескольких часов до того, как Ала посетила великолепная идея создания отряда серфингистов, а он особенно не задумывался, к худу это или к добру.
Было плохо – потому что рядом не было Марико, которая очень нравилась ему как женщина и которая, в конце концов, могла бы четко и ясно объяснять самураям приказы Ала. На подготовку к разговорам с японцами уходила уйма времени. Ал сначала составлял со словарем необходимые ему предложения, затем разучивал их. Недостающую информацию приходилось рисовать или показывать жестами, что привносило массу неудобств.
Хорошо же было уже потому, что над Алом не было никакого начальства. Иногда на плац забредал Ябу, но хозяин Индзу практически никогда не касался дел самого Ала, по привычке ругая самураев или беседуя с Бунтаро.
Ал чувствовал себя хозяином положения. Он не должен был перед кем-то отчитываться, доказывать свою правоту. Это было приятно.
С другой стороны, Ал жутко уставал, проводя все свое время в подготовке боевых отрядов «Акула» и «Сокол». Но три месяца упорной работы не прошли даром. Он был готов к тому, что Токугава может учинить внезапную инспекцию, и был уверен, что самураи не подведут.
Правда, за время подготовки отрядов утонуло семь человек, одного Алу удалось вытащить из воды, когда неудавшийся серфингист уже отчаялся выбраться на берег. Это был самурай из отряда Оми.
Видя, как Ал переживает потерю людей, Бунтаро встряхнул спасенного самурая, о чем-то быстро его спрашивая. Тот покаянно склонил голову, соглашаясь с военачальником.
«Что он пристал к этому несчастному сукину сыну? – недоумевал Ал, выжимая кимоно, которое он не успел снять с себя, бросившись в воду. – Ну не удержал человек равновесия, получил доской по балде – бывает»…
– Самурай, которого вы изволили спасти, не умеет плавать и скрыл это! – наконец сообщил Бунтаро, пнув провинившегося ногой. – Он достоин позорной смерти.
Ал посмотрел в глаза самураю. Тот начал кланяться, что-то лепеча в свое оправдание.
Ал ничего не понял, и на помощь ему пришла слышавшая весь диалог Тахикиро. Она уже приучилась общаться с господином простыми словами, дополняя сказанное жестами.
– Такеда-сан, – она кивнула в сторону самурая, – говорит, что это бесчестие для него не участвовать в передовом отряде «Акула». Потому что его предки уже тысячу лет являются самураями. А значит, он должен быть впереди.
– В авангарде, – помог ей Ал. – Он же не умеет плавать. А я сказал, если самурай уметь плавать – серфинг можно. Если не уметь – нельзя.
– Да. Такеда-сан понимает, что он провинился, и просит вас наказать его.
Последнее можно было и не говорить, все у этих проклятых японцев сводилось к простейшей формуле: приказ – нарушение – наказание. Все почему-то больше заботились о том, чтобы умереть почетной смертью, нежели чтобы выжить и досадить как можно большему числу врагов.
– Пусть учится плавать. Тренируется каждый день. Здесь, с господином учителем. Это хороший самурай. Выбрасывают мусор. Это не мусор. – Ал был доволен собой и своим японским, хотя и сознавал, что тот далек от совершенства. Главное, чтобы его понимали и он улавливал суть сказанного, остальное придет.
Ал специально сказал «здесь с учителем», потому что получивший приказ самурай мог тренироваться и в одиночестве, а с его дурной башкой и полным отсутствием тормозов, такие тренировки в открытом море могли угробить упертого дурака.
С японцами следовало оговаривать каждую мелочь.
Ал недосыпал и был постоянно голодным, сказывалось отсутствие привычных продуктов. Особенно не хватало хлеба и кофе.
Поначалу, еще дома, он думал, что в отличие от Блэкторна, страдавшего в Японии от отсутствия хлеба и мяса, он любит японскую кухню и понимает их обычаи. Черта с два! Японская кухня XVII века разительно отличалась от традиционной кухни нашего времени. Так, в ней совершенно отсутствовали блюда, содержащие животные жиры, молоко, масло. Почти совсем не было яиц.
Поняв, что хозяин страдает от отсутствия привычной ему пищи, Фудзико послала сестру на охоту, и та приволокла упитанного фазана.
Повар сразу же отказался потрошить птицу, умоляя Фудзико тут же казнить его, как не справившегося с обязанностями. Рядом с отцом на коленях стояли все его шестеро детишек. Фудзико пришлось пригласить на один вечер повара-христианина, вычтя деньги, полагающиеся за готовку, из жалования своего повара.
В этом плане она полностью поддерживала точку зрения мужа, не любившего зря проливать кровь. Тем более что в деревне было проблематично отыскать подходящего повара, а на доставку другого из Осаки или Эдо ушла бы уйма времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36