Не успели она пройти и одного пролета, как Рис резко остановился.
— Постойте, я кое-что забыл в нашем багаже. — Он загадочно улыбнулся жене и обратился к хозяину: — Вы можете показать комнаты моей жене. А я скоро вернусь.
Джулиана со вздохом пошла наверх, чувствуя на себе пристальный взгляд хозяина. Что-то неприятное было в этом человеке, но вот что именно — она не могла понять.
У одной из дверей он остановился, отпер замок и, распахнув ее настежь, широким жестом пригласил гостью войти. Джулиана покорно проследовала в комнату, и первое, что она увидела, была кровать. Огромная кровать. Одна на двоих.
С этого мгновения она совершенно позабыла о подозрительном содержателе харчевни. Неужели им с Рисом предстоит провести вместе ночь на этой кровати? Один лишь вид столь необъятного ложа привел Джулиану в крайнее смущение, даже ее природная «испорченность», ее «дурная кровь» тут не помогли. Что ж, раз Рис — супруг ей, значит, не все так ужасно, как показалось поначалу.
Ее отец с матерью давно уже не делили вместе супружеское ложе. А может, просто у Риса недостаточно денег, чтобы спросить две отдельные комнаты? Пожалуй, так оно и есть. Поэтому, лучше уж не огорчать своего мужа.
Джулиана настолько погрузилась в размышления, что почти не слушала хозяина, объяснявшего, где что лежит, и бурно нахваливавшего доставшуюся им комнату. Все, о чем она могла думать, так это о том, как она и Рис будут вместе лежать на этой широкой кровати. При одной мысли об этом приятное, будоражащее тепло разливалось по ее телу. Но и страх сжимал ее сердце.
В эту минуту на пороге с книгой в руке появился Рис. Попросил хозяина оповестить, когда прибудет карета, и заплатил вперед за комнату. Еще несколько мгновений, и они остались одни.
Паника внезапно охватила Джулиану. Вспомнив, что она решила не расстраивать Риса и не напоминать ему о стесненных обстоятельствах, она глубоко вздохнула и выдавила из себя:
— Как здесь мило…
— Немножко широковата, как ты думаешь? Но это лучшее, что я могу тебе предложить в нашем положении.
— Нет-нет, замечательная кровать.
— Ну что ж, я рад, что тебе нравится.
И оба почувствовали себя неловко. Наконец он, словно очнувшись, протянул Джулиане книжку, которую принес с собой.
— Это мой свадебный подарок тебе.
— Еще один сборник поэзии? — улыбнулась она, принимая из его рук тоненькую книжицу.
— Да. — Воган сконфуженно замолчал. — Это, наверно, глупо… но… это мои стихи. Это я их написал.
— Не может быть! — Джулиана с волнением открыла книгу и увидела изысканно оформленный фронтиспис, затем осторожно принялась листать, бегло просматривая одну за другой страницы, исписанные размашистым мужским почерком.
— Последние стихи написаны для тебя.
Джулиана с нетерпением раскрыла последнюю страничку и прочла вслух:
Моя песня любви грустна,
Слезы мне застилают глаза.
Джулиана сидит со мной рядом,
Но, к несчастью, она не моя.
— Это, конечно, мало походит на Хью Мориса, — покраснев, оправдывался Рис. — Но именно так я чувствовал, когда боялся, что ты оттолкнешь меня.
Джулиана крепко прижала к груди заветную книжку.
— Да как же я могу оттолкнуть тебя, ведь ты даришь мне такие восхитительные подарки! — сказала она и лукаво посмотрела на мужа.
— Так, значит, только поэтому ты и вышла за меня замуж, а? — Воган вплотную придвинулся к ней. — Ну и скряга же ты, как я погляжу.
— Да! — со смехом воскликнула она и немедленно оказалась в его объятиях. Рис осторожно взял у нее книжку и положил на стол. — Я вышла за тебя именно потому, что мне нужно много, и ты это знаешь. Мне нужен ты, твоя улыбка, твои…
— Этого ты хотела? — Рис обрушился на нее с самым страстным из поцелуев.
— О, да… — с наслаждением прошептала она.
— Значит, тебе понравился мой свадебный подарок, — хрипло сказал он и, погрузив руки в ее рассыпавшиеся по плечам волосы, с наслаждением перебирал пальцами их шелковистые пряди.
— Да. Лучшего подарка ты и не смог бы для меня придумать. — В ее глазах внезапно вспыхнули озорные огоньки, едва она вспомнила о свернутом в трубочку пергаменте, дожидавшемся своего часа у нее сумочке. — Ой, Рис, и у меня есть для тебя подарок. Он там, внизу, в моей сумочке! Позволь, я спущусь за ним.
— Не сейчас, любимая. — Джулиана слышала его дыхание у самого своего уха. Она вздрогнула от удовольствия, почувствовав, как он ласкает губами ее лицо, шею… — У нас будет еще столько времени, чтобы заняться делами.
Она попыталась отстраниться, но Рис настойчиво притянул ее к себе и принялся медленно покрывать поцелуями ее шелковистую кожу, исследуя языком пространство между нежной шеей и мочкой уха. Джулиана больше не сопротивлялась и позволила ему делать с собой все что он захочет. Потом она обязательно преподнесет ему дарственную на Ллинвидд. Это будет потом, и он поймет, что и она может делать подарки. Но сейчас…
Его язык, игравший с мочкой ее уха, привел Джулиану в необыкновенное возбуждение, и она тихонько застонала. Стон наслаждения стал знаком для Риса. Поспешно сбросив с себя плащ, он с нетерпением положил руки ей на бедра, намереваясь немедленно избавиться от многочисленных завязок, стягивавших ее корсет.
— Джулиана…
— Что?
— Ты, наверно, устала? Наверно, хочешь спать?
Она недоуменно посмотрела на мужа, не понимая, почему он так странно глядит на нее. Что значит «хочешь спать»? Значит, им придется остаться здесь на целую ночь? Мысль о записке, оставленной в изголовье ее кровати, привела Джулиану в ужас.
— Нет! Нам нельзя спать, раз мы здесь всего на несколько часов!
— Мы можем не спать, — мягко сказал Рис. — Но у нас есть еще многое, чем мы можем заняться.
— Многое?
Он молча сглотнул, не решаясь продолжать. Джулиане внезапно до боли остро захотелось погладить его, ощутить под пальцами упругие мускулы… Интересно, его тело так же прекрасно, как и его лицо? О Госполи, какие мысли приходят ей в голову!
Тут она обнаружила, что Рис уже проворно расшнуровывает завязки ее корсета, и в страхе удержала его руки.
— Что ты делаешь?
— Неужели твоя мать или Летиция не рассказывали тебе, что муж и жена делают, когда остаются одни?
— Ты хочешь сказать, они…
— Любят друг друга.
Джулиана густо покраснела.
— Это когда мужчина тебя целует и… трогает?
— Да, целует и трогает, — с улыбкой ответил он.
Джулиана задумалась, стараясь припомнить, что же мать говорила ей по этому поводу.
— Мама говорила, что целовать и трогать друг друга могут только муж и жена.
— Верно. Мы и есть муж и жена, — подтвердил он.
— Да, это правда. — Джулиане было немного не по себе от пристального взгляда мужа.
— Не говорила ли она тебе, как мужчина трогает женщину?
— Нет, не говорила. — При воспоминании о том, как в одно из их ночных свиданий, скользнув между ее ног, рука Риса ласкала ее лоно, Джулиана покраснела. — Это, должно быть, похоже на то, что мы делали с тобой тогда, помнишь?
— Да, именно так. Но не только это, — с чувством произнес он и обнял жену за талию.
Джулиане опять вспомнились долгие ночные часы, проведенные ими в доводящих до изнеможения ласках. Потом на память пришла злополучная записка, оставленная ею на кровати. А что, если они не успеют к карете? И их найдут здесь?
— У нас совершенно нет времени на «не только это». — От Риса не укрылась тревога, прозвучавшая в ее голосе.
Он взял в ладони ее лицо и прижался к нему губами.
— У нас хватит времени на все. Неужели это тебя беспокоит? Или, может быть, ты испугалась того, чем мы будет с тобой заниматься?
Джулиана не знала, что ответить, куда деваться от его требовательного, напряженного взгляда. Он глядел на нее с такой жадностью, что ей на миг стало страшно. Господи, она ведь знает его всего неделю!
— Н-не знаю…
Но ее неуверенный ответ, казалось, нисколько не смутил его.
— Тогда скажи мне: тебе нравится, когда я целую тебя?
Легкое «да» готово было уже сорваться с ее губ, но тут Джулиана вспомнила, что говорила ей мать. Только женщинам с «дурной кровью» нравится целоваться. Если она ответит «да», не подумает ли Рис о ней дурно?
Видя ее нерешительность, он притянул Джулиану к себе и приник к ее губам в долгом, глубоком поцелуе. Затем отстранился и спросил:
— Ну, а теперь? Теперь скажи: тебе нравится, когда я целую тебя?
— Нравится, — со вздохом подтвердила она, опустив глаза. — Я знаю, что так поступают только испорченные девушки. Но что я могла поделать, раз…
— Постой, постой, — перебил ее Воган. — Что ты такое говоришь?
Она перевела дух и нерешительно произнесла:
— Понимаешь… мама говорила мне, что благовоспитанная девушка не может позволить чувствам взять верх над собой. Она еще говорила, что только те, у кого в жилах течет дурная кровь… ну, Летиция, например, могут иметь сильные чувства. А раз и мне нравится, когда ты… ласкаешь меня и… целуешь, это значит, что я окончательно испорченная женщина и у меня дурная кровь.
Воган посмотрел на жену с нескрываемым удивлением. Джулиана не знала, куда девать глаза от стыда. Зачем нужно было признаваться ему, что по натуре она, наверно, испорченная женщина?
— Ты будешь презирать меня за то, что у меня дурная кровь? Мама говорила, что она у всех валлийцев, шотландцев, ирландцев и даже у некоторых англичанок из благородных семей. Таких, как я, например.
Он весело поглядел на Джулиану и еще крепче обнял ее за талию.
— Твоя мама ошибалась, моя любимая. Многие англичанки, даже такие благородные, как ты, способны на сильные чувства, хоть часто и притворяются, что это не так.
Джулиана с нескрываемым удивлением посмотрела на мужа.
— А почему же они притворяются?
— Потому что окружающие, как твоя мама, например, вынуждают их лицемерить, вот они и не могут открыть истинную правду. — Он наклонился к ее лицу и запечатлел нежный поцелуй на ее лбу. — Поверь мне, у тебя самая невиннейшая кровь среди всех женщин, и то наслаждение, которое ты испытаешь скоро, вовсе не является следствием твоей испорченности.
Верить ли ему? Рис заставлял ее принять даже то, что раньше казалось ей просто немыслимым. Но эти новые ощущения давали такое блаженство, что отказаться от них было выше ее сил.
— Ты сказал, что трогать и целовать… это не все, чем мы будем заниматься. А что же еще?
От его многозначительной улыбки Джулиане стало не по себе. Одно быстрое движение его руки, и шелковая косынка, прикрывавшая ее грудь в глубоком вырезе платья, мягко, словно бабочка, соскользнула с плеч Джулианы и оказалась у него в руках. Его пальцы нежно, едва касаясь, пробежали по ее полуобнаженным грудям, и от его волнующего прикосновения у Джулианы перехватило дыхание.
Хриплым от желания голосом он едва слышно произнес:
— Тебе не нужно ничего понимать, просто доверься мне, и все.
Его ответ испугал Джулиану.
— Но почему?
— Потому что я твой муж, и все, чего я хочу, — это подарить тебе наслаждение.
И, не оставляя ей больше времени на раздумья, Рис начал раздевать ее, заглушая горячими, неистовыми поцелуями нараставшую в ней неловкость. Когда наконец кринолин упал на пол к ее ногам, Джулиана с испугом обнаружила, что осталась в одной лишь нижней сорочке, и стыдливо отодвинулась от мужа. Раньше у них все было не так, она позволяла ему видеть себя лишь в ночной рубашке с высоким воротом. Теперь же, когда легкая ткань едва прикрывала ее тело, Джулиана чувствовала себя ужасно беззащитной. Она почти не ощущала холодного ночного воздуха, проникавшего в комнату, ибо восхищенный взгляд Риса, пожиравший ее полуобнаженное тело, казалось, обжигал ее и приводил в необычайный трепет.
Он не торопил события, не упрекал ее за смущение, не набрасывался нетерпеливо. Желая отвлечь ее, он начал раздеваться сам, сперва шейный платок, затем, пуговица за пуговицей, расстегнул и сбросил камзол. Ее глаза расширились от любопытства, когда пальцы Риса начали медленно развязывать тесемки рубашки. Боже, и он тоже раздевается! Этого она совершенно не ожидала. В ту ночь, когда она позволила ему ласкать свое тело под ночной рубашкой, он оставался полностью одетым. Джулиана решила, что это и есть — заниматься любовью: он любит ее, а она ему это позволяет.
И вот ее глазам открылась его широкая грудь, и Джулиана, не совладав с желанием, протянула руку, чтобы погладить шелковистый темный пушок, покрывавший его тело. Рис с нетерпением прижал ее руку к своей груди.
— Да, ласкай меня, любимая, — выдохнул он. И, отпустив ее руку, замер в ожидании, словно бы приглашая взглядом приступить к тому, о чем он только что просил.
Она облизала губы, внезапно пересохшие от волнения, и еще раз нерешительно протянула руку. Ее ладонь легла на грудь Риса, и Джулиана ощутила, каким жестким был пушок на его теле и упругими мускулы. Он был совсем не похож на ее братьев, огромных, кряжистых молодцов. Рис был совершенно иным: стройным и изящным, словно отточенный клинок, и заключал в себе необыкновенную силу, которая грозила вырваться наружу.
Воган с улыбкой наблюдал, как она пристально изучает его тело. Он окончательно высвободился из рубашки, позволив Джулиане с упоением ласкать его упругую и мягкую кожу, под которой перекатывались твердые шары мускулов. То были шелк и сталь, и чем дольше она наслаждалась этим ощущением, тем тяжелее дышала его грудь, не справляясь с волнением. Но, к своему удивлению, и Джулиана более не могла сдерживать себя.
Внезапно с потемневшим от желания взглядом Рис схватил ее руку и притянул к своему животу, безмолвно приказывая расстегнуть пуговицы у себя на штанах. Но Джулиана лишь в ужасе отдернула руку.
— Вижу, ты еще не готова к этому? — В его голосе прозвучало легкое разочарование. — Не волнуйся, я сам управлюсь.
Прикусив губу, она с тревогой наблюдала, как он расстегнул пуговицы и быстрым движением сбросил штаны, под которыми, к счастью для нее, оказались кальсоны.
Когда наконец она оказалась в его крепких объятиях, она почувствовала, как что-то между его чресел, чего раньше не было, твердо упирается ей в живот.
— Джулиана, — шепнул он и ласково дотронулся языком до мочки уха. — Я хочу трогать тебя всю, как это делают обычно мужья со своими женами. Ты позволишь мне?
Трогать ее всю. Должно быть, это так восхитительно! И страшно.
— Да. — Было ли это «да» произнесено вслух или же она только так подумала? Но как бы там ни было, он все понял, и тут же его рука скользнула ей под рубашку и принялась нежно гладить ее груди.
Джулиана вздохнула от наслаждения и теснее прижалась к нему. Ей уже было знакомо это ощущение. Так он делал и раньше, и это ей нравилось. Очень нравилось. Его пальцы, казавшиеся удивительно горячими в прохладе комнаты, чертили замысловатые узоры на ее груди и вокруг сосков, заставляя ее вскрикивать от приятной боли каждый раз, когда он легко дотрагивался до их возбужденных кончиков. Он продолжал играть с ее набухшими сосками, ласкал груди, желая доставить ей еще большее наслаждение. Затем притянул ее к себе и приник к губам, все глубже и глубже исследуя языком самые чувствительные места ее неба и разжигая желание еще неистовее. Джулиана почти не заметила, как он отстранился и стянул с нее нижнюю рубашку, соскользнувшую с тихим шорохом к ее ногам.
Но то, что последовало за этим, привлекло все внимание Джулианы: Рис наконец расстегнул кальсоны, спустил их, и теперь оба они стояли друг против друга совершенно обнаженные. Поначалу, когда он вновь заключил ее в свои объятия, у Джулианы опять на мгновение возникло это странное ощущение плоти, упершейся ей в живот; но затем шквал поцелуев и ласк, с неистовством обрушенный на ее груди, заставил забыть обо всем на свете и раствориться в пучине удовольствия, захлестнувшего все ее существо.
— О, Рис! — пролепетала она, обвивая руками его шею.
— Это еще не все, любовь моя. Еще не все.
Не сводя с нее горящего взора, он позволил своей руке скользнуть по ее животу ниже, к самым сокровенным уголкам ее тела. Его пальцы осторожно раздвинули мягкие, влажные завитки ее лона, и, заметив, как дьявольски блеснули его глаза, Джулиана зажмурилась в сильнейшем смущении. В прошлый раз, когда Рис так же ласкал ее там, он не делал этого так явно. Тогда он действовал тайно, теперь же не скрывал того, чего хотел. На сей раз его не могли удовлетворить простые ласки и потирание заветного бугорка. Он стремился вперед, и вскоре она почувствовала, как его палец медленно погрузился в глубины ее увлажненного лона.
Господи, что же это он делает с ней? Джулиана хотела было отстранить его руку, но Рис закрыл ей рот властным, исполненным страсти поцелуем. Его язык все настойчивее овладевал ее ртом; в едином ритме с языком пальцы Риса все глубже проникали внутрь ее тела. У Джулианы больше не было сил сопротивляться, и она поняла, что жаждет продолжения этой сладостной ласки. Жаждет большего. Его пальцы причиняли ей боль, но тут же дарили упоительное забвение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Постойте, я кое-что забыл в нашем багаже. — Он загадочно улыбнулся жене и обратился к хозяину: — Вы можете показать комнаты моей жене. А я скоро вернусь.
Джулиана со вздохом пошла наверх, чувствуя на себе пристальный взгляд хозяина. Что-то неприятное было в этом человеке, но вот что именно — она не могла понять.
У одной из дверей он остановился, отпер замок и, распахнув ее настежь, широким жестом пригласил гостью войти. Джулиана покорно проследовала в комнату, и первое, что она увидела, была кровать. Огромная кровать. Одна на двоих.
С этого мгновения она совершенно позабыла о подозрительном содержателе харчевни. Неужели им с Рисом предстоит провести вместе ночь на этой кровати? Один лишь вид столь необъятного ложа привел Джулиану в крайнее смущение, даже ее природная «испорченность», ее «дурная кровь» тут не помогли. Что ж, раз Рис — супруг ей, значит, не все так ужасно, как показалось поначалу.
Ее отец с матерью давно уже не делили вместе супружеское ложе. А может, просто у Риса недостаточно денег, чтобы спросить две отдельные комнаты? Пожалуй, так оно и есть. Поэтому, лучше уж не огорчать своего мужа.
Джулиана настолько погрузилась в размышления, что почти не слушала хозяина, объяснявшего, где что лежит, и бурно нахваливавшего доставшуюся им комнату. Все, о чем она могла думать, так это о том, как она и Рис будут вместе лежать на этой широкой кровати. При одной мысли об этом приятное, будоражащее тепло разливалось по ее телу. Но и страх сжимал ее сердце.
В эту минуту на пороге с книгой в руке появился Рис. Попросил хозяина оповестить, когда прибудет карета, и заплатил вперед за комнату. Еще несколько мгновений, и они остались одни.
Паника внезапно охватила Джулиану. Вспомнив, что она решила не расстраивать Риса и не напоминать ему о стесненных обстоятельствах, она глубоко вздохнула и выдавила из себя:
— Как здесь мило…
— Немножко широковата, как ты думаешь? Но это лучшее, что я могу тебе предложить в нашем положении.
— Нет-нет, замечательная кровать.
— Ну что ж, я рад, что тебе нравится.
И оба почувствовали себя неловко. Наконец он, словно очнувшись, протянул Джулиане книжку, которую принес с собой.
— Это мой свадебный подарок тебе.
— Еще один сборник поэзии? — улыбнулась она, принимая из его рук тоненькую книжицу.
— Да. — Воган сконфуженно замолчал. — Это, наверно, глупо… но… это мои стихи. Это я их написал.
— Не может быть! — Джулиана с волнением открыла книгу и увидела изысканно оформленный фронтиспис, затем осторожно принялась листать, бегло просматривая одну за другой страницы, исписанные размашистым мужским почерком.
— Последние стихи написаны для тебя.
Джулиана с нетерпением раскрыла последнюю страничку и прочла вслух:
Моя песня любви грустна,
Слезы мне застилают глаза.
Джулиана сидит со мной рядом,
Но, к несчастью, она не моя.
— Это, конечно, мало походит на Хью Мориса, — покраснев, оправдывался Рис. — Но именно так я чувствовал, когда боялся, что ты оттолкнешь меня.
Джулиана крепко прижала к груди заветную книжку.
— Да как же я могу оттолкнуть тебя, ведь ты даришь мне такие восхитительные подарки! — сказала она и лукаво посмотрела на мужа.
— Так, значит, только поэтому ты и вышла за меня замуж, а? — Воган вплотную придвинулся к ней. — Ну и скряга же ты, как я погляжу.
— Да! — со смехом воскликнула она и немедленно оказалась в его объятиях. Рис осторожно взял у нее книжку и положил на стол. — Я вышла за тебя именно потому, что мне нужно много, и ты это знаешь. Мне нужен ты, твоя улыбка, твои…
— Этого ты хотела? — Рис обрушился на нее с самым страстным из поцелуев.
— О, да… — с наслаждением прошептала она.
— Значит, тебе понравился мой свадебный подарок, — хрипло сказал он и, погрузив руки в ее рассыпавшиеся по плечам волосы, с наслаждением перебирал пальцами их шелковистые пряди.
— Да. Лучшего подарка ты и не смог бы для меня придумать. — В ее глазах внезапно вспыхнули озорные огоньки, едва она вспомнила о свернутом в трубочку пергаменте, дожидавшемся своего часа у нее сумочке. — Ой, Рис, и у меня есть для тебя подарок. Он там, внизу, в моей сумочке! Позволь, я спущусь за ним.
— Не сейчас, любимая. — Джулиана слышала его дыхание у самого своего уха. Она вздрогнула от удовольствия, почувствовав, как он ласкает губами ее лицо, шею… — У нас будет еще столько времени, чтобы заняться делами.
Она попыталась отстраниться, но Рис настойчиво притянул ее к себе и принялся медленно покрывать поцелуями ее шелковистую кожу, исследуя языком пространство между нежной шеей и мочкой уха. Джулиана больше не сопротивлялась и позволила ему делать с собой все что он захочет. Потом она обязательно преподнесет ему дарственную на Ллинвидд. Это будет потом, и он поймет, что и она может делать подарки. Но сейчас…
Его язык, игравший с мочкой ее уха, привел Джулиану в необыкновенное возбуждение, и она тихонько застонала. Стон наслаждения стал знаком для Риса. Поспешно сбросив с себя плащ, он с нетерпением положил руки ей на бедра, намереваясь немедленно избавиться от многочисленных завязок, стягивавших ее корсет.
— Джулиана…
— Что?
— Ты, наверно, устала? Наверно, хочешь спать?
Она недоуменно посмотрела на мужа, не понимая, почему он так странно глядит на нее. Что значит «хочешь спать»? Значит, им придется остаться здесь на целую ночь? Мысль о записке, оставленной в изголовье ее кровати, привела Джулиану в ужас.
— Нет! Нам нельзя спать, раз мы здесь всего на несколько часов!
— Мы можем не спать, — мягко сказал Рис. — Но у нас есть еще многое, чем мы можем заняться.
— Многое?
Он молча сглотнул, не решаясь продолжать. Джулиане внезапно до боли остро захотелось погладить его, ощутить под пальцами упругие мускулы… Интересно, его тело так же прекрасно, как и его лицо? О Госполи, какие мысли приходят ей в голову!
Тут она обнаружила, что Рис уже проворно расшнуровывает завязки ее корсета, и в страхе удержала его руки.
— Что ты делаешь?
— Неужели твоя мать или Летиция не рассказывали тебе, что муж и жена делают, когда остаются одни?
— Ты хочешь сказать, они…
— Любят друг друга.
Джулиана густо покраснела.
— Это когда мужчина тебя целует и… трогает?
— Да, целует и трогает, — с улыбкой ответил он.
Джулиана задумалась, стараясь припомнить, что же мать говорила ей по этому поводу.
— Мама говорила, что целовать и трогать друг друга могут только муж и жена.
— Верно. Мы и есть муж и жена, — подтвердил он.
— Да, это правда. — Джулиане было немного не по себе от пристального взгляда мужа.
— Не говорила ли она тебе, как мужчина трогает женщину?
— Нет, не говорила. — При воспоминании о том, как в одно из их ночных свиданий, скользнув между ее ног, рука Риса ласкала ее лоно, Джулиана покраснела. — Это, должно быть, похоже на то, что мы делали с тобой тогда, помнишь?
— Да, именно так. Но не только это, — с чувством произнес он и обнял жену за талию.
Джулиане опять вспомнились долгие ночные часы, проведенные ими в доводящих до изнеможения ласках. Потом на память пришла злополучная записка, оставленная ею на кровати. А что, если они не успеют к карете? И их найдут здесь?
— У нас совершенно нет времени на «не только это». — От Риса не укрылась тревога, прозвучавшая в ее голосе.
Он взял в ладони ее лицо и прижался к нему губами.
— У нас хватит времени на все. Неужели это тебя беспокоит? Или, может быть, ты испугалась того, чем мы будет с тобой заниматься?
Джулиана не знала, что ответить, куда деваться от его требовательного, напряженного взгляда. Он глядел на нее с такой жадностью, что ей на миг стало страшно. Господи, она ведь знает его всего неделю!
— Н-не знаю…
Но ее неуверенный ответ, казалось, нисколько не смутил его.
— Тогда скажи мне: тебе нравится, когда я целую тебя?
Легкое «да» готово было уже сорваться с ее губ, но тут Джулиана вспомнила, что говорила ей мать. Только женщинам с «дурной кровью» нравится целоваться. Если она ответит «да», не подумает ли Рис о ней дурно?
Видя ее нерешительность, он притянул Джулиану к себе и приник к ее губам в долгом, глубоком поцелуе. Затем отстранился и спросил:
— Ну, а теперь? Теперь скажи: тебе нравится, когда я целую тебя?
— Нравится, — со вздохом подтвердила она, опустив глаза. — Я знаю, что так поступают только испорченные девушки. Но что я могла поделать, раз…
— Постой, постой, — перебил ее Воган. — Что ты такое говоришь?
Она перевела дух и нерешительно произнесла:
— Понимаешь… мама говорила мне, что благовоспитанная девушка не может позволить чувствам взять верх над собой. Она еще говорила, что только те, у кого в жилах течет дурная кровь… ну, Летиция, например, могут иметь сильные чувства. А раз и мне нравится, когда ты… ласкаешь меня и… целуешь, это значит, что я окончательно испорченная женщина и у меня дурная кровь.
Воган посмотрел на жену с нескрываемым удивлением. Джулиана не знала, куда девать глаза от стыда. Зачем нужно было признаваться ему, что по натуре она, наверно, испорченная женщина?
— Ты будешь презирать меня за то, что у меня дурная кровь? Мама говорила, что она у всех валлийцев, шотландцев, ирландцев и даже у некоторых англичанок из благородных семей. Таких, как я, например.
Он весело поглядел на Джулиану и еще крепче обнял ее за талию.
— Твоя мама ошибалась, моя любимая. Многие англичанки, даже такие благородные, как ты, способны на сильные чувства, хоть часто и притворяются, что это не так.
Джулиана с нескрываемым удивлением посмотрела на мужа.
— А почему же они притворяются?
— Потому что окружающие, как твоя мама, например, вынуждают их лицемерить, вот они и не могут открыть истинную правду. — Он наклонился к ее лицу и запечатлел нежный поцелуй на ее лбу. — Поверь мне, у тебя самая невиннейшая кровь среди всех женщин, и то наслаждение, которое ты испытаешь скоро, вовсе не является следствием твоей испорченности.
Верить ли ему? Рис заставлял ее принять даже то, что раньше казалось ей просто немыслимым. Но эти новые ощущения давали такое блаженство, что отказаться от них было выше ее сил.
— Ты сказал, что трогать и целовать… это не все, чем мы будем заниматься. А что же еще?
От его многозначительной улыбки Джулиане стало не по себе. Одно быстрое движение его руки, и шелковая косынка, прикрывавшая ее грудь в глубоком вырезе платья, мягко, словно бабочка, соскользнула с плеч Джулианы и оказалась у него в руках. Его пальцы нежно, едва касаясь, пробежали по ее полуобнаженным грудям, и от его волнующего прикосновения у Джулианы перехватило дыхание.
Хриплым от желания голосом он едва слышно произнес:
— Тебе не нужно ничего понимать, просто доверься мне, и все.
Его ответ испугал Джулиану.
— Но почему?
— Потому что я твой муж, и все, чего я хочу, — это подарить тебе наслаждение.
И, не оставляя ей больше времени на раздумья, Рис начал раздевать ее, заглушая горячими, неистовыми поцелуями нараставшую в ней неловкость. Когда наконец кринолин упал на пол к ее ногам, Джулиана с испугом обнаружила, что осталась в одной лишь нижней сорочке, и стыдливо отодвинулась от мужа. Раньше у них все было не так, она позволяла ему видеть себя лишь в ночной рубашке с высоким воротом. Теперь же, когда легкая ткань едва прикрывала ее тело, Джулиана чувствовала себя ужасно беззащитной. Она почти не ощущала холодного ночного воздуха, проникавшего в комнату, ибо восхищенный взгляд Риса, пожиравший ее полуобнаженное тело, казалось, обжигал ее и приводил в необычайный трепет.
Он не торопил события, не упрекал ее за смущение, не набрасывался нетерпеливо. Желая отвлечь ее, он начал раздеваться сам, сперва шейный платок, затем, пуговица за пуговицей, расстегнул и сбросил камзол. Ее глаза расширились от любопытства, когда пальцы Риса начали медленно развязывать тесемки рубашки. Боже, и он тоже раздевается! Этого она совершенно не ожидала. В ту ночь, когда она позволила ему ласкать свое тело под ночной рубашкой, он оставался полностью одетым. Джулиана решила, что это и есть — заниматься любовью: он любит ее, а она ему это позволяет.
И вот ее глазам открылась его широкая грудь, и Джулиана, не совладав с желанием, протянула руку, чтобы погладить шелковистый темный пушок, покрывавший его тело. Рис с нетерпением прижал ее руку к своей груди.
— Да, ласкай меня, любимая, — выдохнул он. И, отпустив ее руку, замер в ожидании, словно бы приглашая взглядом приступить к тому, о чем он только что просил.
Она облизала губы, внезапно пересохшие от волнения, и еще раз нерешительно протянула руку. Ее ладонь легла на грудь Риса, и Джулиана ощутила, каким жестким был пушок на его теле и упругими мускулы. Он был совсем не похож на ее братьев, огромных, кряжистых молодцов. Рис был совершенно иным: стройным и изящным, словно отточенный клинок, и заключал в себе необыкновенную силу, которая грозила вырваться наружу.
Воган с улыбкой наблюдал, как она пристально изучает его тело. Он окончательно высвободился из рубашки, позволив Джулиане с упоением ласкать его упругую и мягкую кожу, под которой перекатывались твердые шары мускулов. То были шелк и сталь, и чем дольше она наслаждалась этим ощущением, тем тяжелее дышала его грудь, не справляясь с волнением. Но, к своему удивлению, и Джулиана более не могла сдерживать себя.
Внезапно с потемневшим от желания взглядом Рис схватил ее руку и притянул к своему животу, безмолвно приказывая расстегнуть пуговицы у себя на штанах. Но Джулиана лишь в ужасе отдернула руку.
— Вижу, ты еще не готова к этому? — В его голосе прозвучало легкое разочарование. — Не волнуйся, я сам управлюсь.
Прикусив губу, она с тревогой наблюдала, как он расстегнул пуговицы и быстрым движением сбросил штаны, под которыми, к счастью для нее, оказались кальсоны.
Когда наконец она оказалась в его крепких объятиях, она почувствовала, как что-то между его чресел, чего раньше не было, твердо упирается ей в живот.
— Джулиана, — шепнул он и ласково дотронулся языком до мочки уха. — Я хочу трогать тебя всю, как это делают обычно мужья со своими женами. Ты позволишь мне?
Трогать ее всю. Должно быть, это так восхитительно! И страшно.
— Да. — Было ли это «да» произнесено вслух или же она только так подумала? Но как бы там ни было, он все понял, и тут же его рука скользнула ей под рубашку и принялась нежно гладить ее груди.
Джулиана вздохнула от наслаждения и теснее прижалась к нему. Ей уже было знакомо это ощущение. Так он делал и раньше, и это ей нравилось. Очень нравилось. Его пальцы, казавшиеся удивительно горячими в прохладе комнаты, чертили замысловатые узоры на ее груди и вокруг сосков, заставляя ее вскрикивать от приятной боли каждый раз, когда он легко дотрагивался до их возбужденных кончиков. Он продолжал играть с ее набухшими сосками, ласкал груди, желая доставить ей еще большее наслаждение. Затем притянул ее к себе и приник к губам, все глубже и глубже исследуя языком самые чувствительные места ее неба и разжигая желание еще неистовее. Джулиана почти не заметила, как он отстранился и стянул с нее нижнюю рубашку, соскользнувшую с тихим шорохом к ее ногам.
Но то, что последовало за этим, привлекло все внимание Джулианы: Рис наконец расстегнул кальсоны, спустил их, и теперь оба они стояли друг против друга совершенно обнаженные. Поначалу, когда он вновь заключил ее в свои объятия, у Джулианы опять на мгновение возникло это странное ощущение плоти, упершейся ей в живот; но затем шквал поцелуев и ласк, с неистовством обрушенный на ее груди, заставил забыть обо всем на свете и раствориться в пучине удовольствия, захлестнувшего все ее существо.
— О, Рис! — пролепетала она, обвивая руками его шею.
— Это еще не все, любовь моя. Еще не все.
Не сводя с нее горящего взора, он позволил своей руке скользнуть по ее животу ниже, к самым сокровенным уголкам ее тела. Его пальцы осторожно раздвинули мягкие, влажные завитки ее лона, и, заметив, как дьявольски блеснули его глаза, Джулиана зажмурилась в сильнейшем смущении. В прошлый раз, когда Рис так же ласкал ее там, он не делал этого так явно. Тогда он действовал тайно, теперь же не скрывал того, чего хотел. На сей раз его не могли удовлетворить простые ласки и потирание заветного бугорка. Он стремился вперед, и вскоре она почувствовала, как его палец медленно погрузился в глубины ее увлажненного лона.
Господи, что же это он делает с ней? Джулиана хотела было отстранить его руку, но Рис закрыл ей рот властным, исполненным страсти поцелуем. Его язык все настойчивее овладевал ее ртом; в едином ритме с языком пальцы Риса все глубже проникали внутрь ее тела. У Джулианы больше не было сил сопротивляться, и она поняла, что жаждет продолжения этой сладостной ласки. Жаждет большего. Его пальцы причиняли ей боль, но тут же дарили упоительное забвение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45