Девушка брезговала прикасаться к ледяным телам, и Волда никогда не просила ее о помощи, за что племянница была ей искренне благодарна. Зато именно она продавала добычу, а иногда и себя, когда наступали тяжелые времена. Волда вырастила Блит, и другой жизни она не знала. Но тетка старела и нуждалась в крыше над головой и доме, а не в запряженной волами телеге и холодной земле вместо постели.
Но теперь у них появилась надежда, хотя и очень робкая: до Волды дошли слухи, будто жена ее кузена умерла, и они решили навестить его в Бедфорде. Именно жена Олдриха упорно не хотела дать им приют. Волда мечтала, что кузен женится на Блит и даст им кров, в котором они так отчаянно нуждались. Олдрих, хотя и намного старше девушки, не был ни злым, ни уродом, так что Блит вовсе не противилась замыслам тетки. Кроме того, он всегда был добр к родственнице, несмотря на ее искалеченную ногу. А дом и горячая еда каждый день… что может быть лучше.
Блит рассеянно огляделась, желая, чтобы все поскорее кончилось. Она ненавидела смерть, с которой сталкивалась едва ли не каждый день, однако сегодня ее взгляд с какойто странной зачарованностью то и дело невольно возвращался к погибшим… особенно к одному. Наконец девушка не выдержала и подошла ближе. Это был один из двух раздетых до нитки мертвецов. Волда перевернула его, ворча и ругаясь - уж слишком он был велик, - чтобы посмотреть, не осталось ли колец на руках. Скорее всего, молодой человек не носил драгоценностей, поскольку ни один палец не был отрублен, по обычаю, мародерами. Они всегда поступали так, чтобы быстрее завладеть добычей. На сильном загорелом теле не было ни единой раны, хотя Блит увидела достаточно шрамов, чтобы сразу распознать в молодом человеке бывалого воина. Кроме того, она еще никогда не встречала такого великана. Но лицо… от него невозможно было отвести глаз… лицо ангела, такое прекрасное, что от одного взгляда на него странно щемило сердце. И впервые за все эти страшные годы постоянных столкновений со смертью на глаза девушки навернулись слезы.
Блит, не знавшая, что Селиг производил такое воздействие на всех женщин, и никогда не видевшая его раньше, могла только оплакивать гибель человека с такой необычной внешностью. Пользуясь тем, что тетка не обращает на нее внимания, девушка опустилась на колени и поднесла руку к его щеке. Кожа оказалась теплой и податливой, и Блит, охнув от изумления, с визгом отдернула пальцы, почувствовав слабое дыхание.
- Тетя Волда, этот человек не мертв! - Старуха, не переставая складывать вещи, подняла глаза и спокойно спросила:
- Ну и что? Значит, скоро отправится на тот свет!
- Но на нем ни одной раны!
Волда, кряхтя, поднялась и подошла к племяннице. Она слишком долго трудилась, чтобы перевернуть гиганта, и поэтому точно знала, что он не убит ударом в спину. Старуха пощупала лоб и затылок незнакомца и обнаружила огромную шишку, размером с кулак, несомненно, послужившую причиной его нынешнего состояния. Пожав плечами, она разжала руки, нимало не заботясь о том, что голова несчастного со стуком ударилась о землю. Несмотря на очевидную боль, молодой человек не издал ни звука.
- Череп проломлен, - объявила Волда. - От такого редко кто приходит в себя.
- Но он может выжить?
- Да, при постоянном уходе, чего он, вне всякого сомнения, здесь не получит. Ну, а теперь поторопимся. Пора ехать.
- Я могла бы ухаживать за ним, - выпалила Блит.
- С чего бы это? - Волда недовольно поморщилась. - У нас не так много еды, чтобы останавливаться в этом месте. Кроме того, это все равно зряшная затея. Он уже почти мертвец.
- Если можно спасти его, я попробую, - упрямо повторила Блит, снова уставившись на незнакомца.
- Говорю же, нельзя здесь рассиживаться. Нужно добраться до деревни и чтонибудь раздобыть…
- Тогда мы возьмем его с собой.
- Да ты никак рехнулась, девочка? - Волда раздраженно воздела руки к небу. - К чему нам такие глупости?
- Чтобы спасти его, - просто объяснила Блит.
- Но кто он тебе?
И тут Блит умудрилась найти единственные слова, способные заинтересовать Волду:
- Он наверняка вознаградит нас за спасение, и, поверь, уж не какимито жалкими медяками, а золотом. Не меньше сотни монет! Посмотри, он точно знатный лорд, иначе почему на нем и нитки не оставили? И не лучше ли приехать к Олдриху со звонкой монетой в кармане, чтобы не казаться совсем уж нищими и убогими?
Волда немедленно встрепенулась, повидимому, признав правоту племянницы, однако не спешила соглашаться.
- Не такто легко впихнуть кашицу в горло полумертвого человека, который к тому же не может сам глотать, - хмуро заметила она. - Он будет слабеть с каждым днем и погибнет через неделю.
- Может, и все двести монет… - не отступала Блит.
- Так и быть, помоги мне взвалить его на телегу. Но предупреждаю, девочка, если он не очнется к тому времени, как мы доберемся до Бедфорда, я самолично выброшу его в кусты. Нельзя появиться в доме Олдриха с этим человеком, он нас и на порог не пустит! Мой кузен не любит лезть на глаза благородным господам, пусть даже и благодарным за спасение! Ничего хорошего из этого не выйдет. Так что или дашь обещание, или я с места не тронусь. И чтобы никаких споров, когда придет время избавиться от него!
Блит с готовностью кивнула, твердо уверенная, что за две недели они сумеют исцелить незнакомца, поскольку раньше им все равно не добраться до Бедфорда на неуклюжей телеге, запряженной медлительными волами.
Такой великан, конечно, не поместился на телеге, и задок пришлось опустить так, что его ноги свисали над краем и даже в этом положении оказались настолько длинными, что задевали за каждый бугорок. Но мужчина ни разу не очнулся.
Дни проходили в непрестанных жалобах и ворчании Волды, хотя она все же показала Блит, как растирать горло больного, чтобы он смог проглотить хоть немного жидкости. Однако незнакомец почти ничего не ел, и Блит не могла понять, слабеет ли он, поскольку с самого начала гигант казался исключительно здоровым и мускулистым. Но она нежно заботилась о нем, потому что, сама не замечая, влюбилась по уши.
Девушка даже продавала себя, чтобы купить ему мясо для бульона, и делала это с радостью, исполненная решимости вернуть его к жизни, несмотря на то, что он ни разу не открыл глаз, не шевельнулся и почти все время горел в жару.
Блит делала все, что могла, хотя ни она, ни Волда ничего не понимали в искусстве исцеления. Когда они наконец достигли Бедфорда, состояние мужчины все еще оставалось тяжелым. Помня о данном обещании, Блит ухитрилась мольбами и лестью уговорить тетку остаться здесь еще на два дня, но о большем просить не могла - на карту было поставлено ее собственное будущее, впереди ждала лучшая жизнь. Волде удалось втолковать племяннице, что нельзя подвергать такому риску их счастье и все ради совершенно неизвестного человека. Но тоже, помоги ей, Блит еще никогда в жизни не испытывала такой сердечной боли, как в тот момент, когда всетаки пришлось бросить незнакомца на произвол судьбы. Она горько рыдала, обряжая его в одежду, взятую из запасов Волдм, и ни в чем не уступала тетке, хотя та никак не могла понять столь глупого расточительства и уверяла, что больному все равно не жить.
Но Блит отчаянно сопротивлялась и наотрез отказывалась оставить мужчину в чем мать родила, как в тот день, когда они нашли его. Это самое малое, что она могла сделать, особенно теперь, когда так бесчеловечно бросает его.
Но в конце концов бушующие чувства взяли верх, и девушка почти набросилась на Селига, осыпая пощечинами, вопя в бессильной ярости, чтобы он очнулся. Боже, неужели тетка оказалась права?! После всех ее забот и терзаний, он не очнется… никогда… никогда… Наконец Волда оттащила племянницу, ругая за нытье и распухшие от слез веки, уверяя, что Олдрих терпеть не может плачущих женщин. Однако Блит было все равно. Она сумеет уговорить Олдриха жениться на ней, несмотря на красные глаза! Но девушка знала: пусть она больше никогда не увидит прекрасного незнакомца, все равно будет помнить его до конца жизни.
Глава 6
Селига привел в чувство дождь, мерно падавшие капли, собравшиеся в густой кроне над его головой и ударявшие в самую середину лба. Он чуть приоткрыл глаза, но боль в затылке оказалась настолько мучительной, что мгновенно опрокинула его в бездонную пропасть мрака на весь следующий день. Когда он вновь очнулся, сияло солнце и яркий свет немилосердно резал глаза. Селиг ухитрился коекак оглядеться сквозь едва приоткрытые веки и понял, что лежит не на самом солнцепеке, а под густыми кустами, защищавшими от палящих лучей. Боль в голове вспыхнула с новой силой. На этот раз она оказалась не столь милосердной, не собиралась отступать, не погрузила его в забытье, и Селиг боялся шевельнуться и долго, мучительно пытался коекак сжиться с безжалостножгучим стуком в висках, стискивая зубы, чтобы не застонать. Наконец ему удалось поднять руку, чтобы определить, откуда исходит боль, но пальцы отказывались повиноваться, а рука бессильно падала. «Скорее всего, от слабости», - решил Селиг. Наверное, он потерял много крови и теперь начал понастоящему тревожиться, что попал в беду. Ему так плохо, что смерть, должно быть, близка, а Селиг попрежнему не имел ни малейшего представления, куда его ранили.
Немного выждав, он вновь попытался отыскать рану, и на этот раз с большим успехом. Сначала Селиг дотронулся до лица и, хотя боль, казалось, была повсюду, обнаружил всегонавсего негустую щетину. Он, несомненно, пролежал без сознания совсем недолго, не больше дня, естественно, он не мог знать, что заботливые руки каждый день брили и обтирали его. Наконец Селиг нащупал огромную шишку на голове и невольно застонал, когда пальцы коснулись чувствительного места. Конечно, опухоль теперь была гораздо меньше, чем вначале, и Селиг немного успокоился: все не так серьезно, как он предполагал. Пальцы не слипаются от крови… Тогда почему же он так обессилел? Может, есть и другие раны, просто голова слишком сильно ноет, чтобы почувствовать и другую боль?
Селиг медленно ощупал себя, слегка пошевелил ногами, удивившись, что ничего не ощущает, кроме разве того, что конечности неприятно затекли, тело словно сковано, а в животе противная пустота. Впрочем, это неудивительно, если учесть, что все это время он не ел. Правда, пятки почемуто горят, словно по ним прошлись палкой. Но поскольку Селиг так и не смог сообразить, в чем дело, то и решил в конце концов не слишком задумываться; и без того голова болела нещадно.
Однако он всетаки попытался подумать, как вернуться домой, в Уиндхерст, до которого, должно быть, не менее дня пути… самое большее два, если тащиться пешком. Но даже представить себе, что придется сесть, а тем более встать, было невозможно. Селиг пролежал еще около часа, боясь шевельнуться. Наконец он решился. Приподнявшись сначала на локтях, а потом потихоньку отталкиваясь, умудрился сесть. Оказалось, что ужасные предчувствия его не обманули: перед глазами все закружилось, и, что еще хуже, внутренности немедленно стиснуло тошнотными судорогами.
Селиг наклонился, ожидая, что его сейчас вывернет наизнанку, но ничего не последовало. Однако он продолжал кашлять и давиться, и каждый раз тело резко дергалось, а череп раскалывала слепящая боль, пока наконец страдания не стали невыносимыми, а сознание затуманилось.
Когда Селиг очнулся в следующий раз, еще не стемнело, но мучения не прекратились, и кровь пульсировала в висках с такой силой, что он оставил все попытки вновь подняться. Только голод, грызущий внутренности, и странная, непроходящая слабость заставили его пошевелиться. Селиг нуждался в еде. Один, помоги ему, похоже, что он целую вечность ничего не ел.
Сцепив зубы, он преисполнился решимости на этот раз подняться на ноги и отправиться в путь. И он добился своего, хотя на это ушло немало времени. Стоило ему лишь сесть, и дурнота вновь вернулась, несмотря на то, что Селиг всеми силами пытался преодолеть ее.
Перед глазами все плыло. Однако, перед тем как сделать последний рывок. Селиг успел заметить не только окружающую его местность, но и то, что облачен в чужую одежду. Грязнобурые штаны так тесно облегали ноги, что можно было обходиться без подвязок и, кроме того, едва доходили до колен. Серая туника была широкой, но короткой, очевидно, ее прежний хозяин любил поесть. Она болталась так свободно, что Селиг не заметил, насколько похудел, что могло бы объяснить его слабость, хотя он так и не понял настоящую ее причину. Матерчатые башмаки проносились до дыр. Видно, поэтому так ноют ступни - должно быть, пришлось пройти немалый путь.
Селиг невольно вспомнил о том времени, когда в обличье кельтского рыбака, уроженца Девона, обшаривал южное побережье Уэссекса в поисках сестры. Тогда он тоже был одет в лохмотья, но сначала долго мучился в бредовом жару, пока не нашел знахарку, согласившуюся исцелить тяжелую рану.
В тот раз Селига тоже посещали странные видения, и теперь его на мгновение охватил страх, что он так и остался в том времени, а все случившееся с тех пор - всего лишь сон. Однако он быстро опомнился. Кроме того, боль в голове была слишком реальна и совсем не та, что в прошлый раз. Правда, одежда слишком походила на прежнюю - такая же грязная и оборванная; никак не сообразить, с чего ему взбрело в голову надеть это отрепье.
Он вспомнил, что посланцы перед самым нападением ехали по тропе, тогда кто же оттащил его в сторону? Довольно широкая дорога вилась сквозь заросли, но нигде не было видно тел. Может, их уже унесли, а о нем забыли, потому что он заполз в эти кусты? Но если он сделал это сам, то откуда взял одежду?
Селиг попытался сосредоточиться, однако голова разламывалась, так что долго размышлять над этим не было сил, да и медлить нельзя - солнце стояло совсем низко, и он не мог понять, вечер сейчас или утро, но необходимо до заката найти помощь, а как это сделать, если сидеть на месте?
Встать оказалось нелегкой задачей. Первые несколько попыток окончились неудачей - Селиг бессильно валился на четвереньки, пока слабость не прошла. Голова перестала кружиться, и Селиг с величайшим трудом ухитрился даже сделать несколько шагов: ноги подкашивались, колени подгибались, по лицу струился пот. Но упрямство и сила воли победили, а желание выжить взяло верх. Он начал медленно продираться сквозь заросли, хватаясь за ветви, опираясь о стволы, спотыкаясь, когда не находил опоры, и упал несколько раз, прежде чем смог идти.
Селиг продолжал держаться леса, так как дороги были небезопасны, особенно для безоружного путника, а у него не осталось ничего. Все пропало: топор с длинной ручкой, фризийский меч с усыпанной драгоценными каменьями рукояткой, пояс с пряжкойталисманом, на которой был выгравирован молот Тора. Если ему когданибудь попадутся грабители…
Он ощутил вкусные запахи еще задолго до того, как увидел хижину, и удача, сопутствующая ему с самого рождения, вновь вернулась, поскольку в доме оказалась лишь одна хозяйка, и стоило ей взглянуть на молодого человека, как на столе тут же появились караваи свежеиспеченного хлеба, только что сбитое масло и остатки от Завтрака. Добрая женщина хлопотала у очага, готовя все новые блюда, включая и куропатку, предназначавшуюся ранее на ужин мужу.
Веселая кругленькая женщина средних лет нежно ухаживала за гостем. Но это его отнюдь не удивляло. Ведь Селиг привык к подобной заботе со стороны представительниц прекрасного пола, и неважно, что он не разбирал ни слова из того, что говорила хозяйка. Селиг предполагал, что она объясняется на языке саксов, но с акцентом, ему незнакомым. Селиг старался, как мог, пробовал пустить в ход все известные ему наречия, но женщина понимала его не лучше, чем он ее. Однако это не помешало ему съесть все, что было поставлено перед ним, пока не почувствовал, что не сможет больше проглотить ни кусочка. неплохо бы провести здесь ночь… Силы потихоньку возвращались, но он далеко еще не оправился, а постоянная боль в голове нисколько не унялась после обеда. Сейчас ему был необходим не только отдых, но и лекарь, а Селиг сильно сомневался в том, что хозяйка сможет помочь в этом, если ему даже и удастся объяснить ей, что с ним.
Кроме того, Селиг боялся, что лихорадка вновь вернулась, потому что ясность мысли терялась, а перед глазами все плыло, так что он время от времени переставал соображать, где находится.
Он твердо сознавал лишь одно: необходимо найти того, кто бы его понял и передал сестре о случившемся. Она приедет и заберет его домой, потому что теперь Селиг не был уверен в том, что сможет добраться сам.
Он с сожалением покинул гостеприимный дом и направился на юг. Солнце клонилось к горизонту, подсказывая, в каком направлении идти. К тому же теперь у Селига был мешок с едой, которой должно хватить на деньдва, и все благодаря щедрости хозяйки.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Подари мне любовь'


1 2 3 4 5