Войнович Владимир
Вторая сказка о пароходе
Владимир Войнович
ВТОРАЯ СКАЗКА О ПАРОХОДЕ
Ну вот, детки. Сказку о пароходе, который плыл семьдесят лет не туда, вы уже слышали. Теперь он плывет туда, это вы уже тоже знаете. Знаете и про нового капитана. А как он взялся за дело, этого вы не знаете, а чтобы вы узнали, пришлось написать мне вторую сказку о пароходе. А дело было так. Как сменил новый капитан предыдущего, сразу вызвал к себе в каюту всех членов высшего корабельного совета, в который входят первый помощник по политчасти перпом, старший помощник - старпом, старший механик - стармех, штурман, лоцман, боцман, главный кок и помощник капитана по корабельной безопасности помкорбез.
Пришли они, расселись на мягких диванах, капитан говорит:
- Докладывайте.
Первым стал докладывать первый помощник.
- По моей политической части, - говорит, - все у нас хорошо, экипаж и пассажиры прилежно изучают историю движения нашего парохода, ведут конспекты, подтягивают отстающих, проявляют высокую сознательность и беззаветную преданность. Это все, так сказать, в общих чертах.
- А если не в общих чертах? - спрашивает капитан.
- Если не в общих, то надо признать, что имеются отдельные недостатки. Изучая историю, команда и пассажиры бурчат, что пароход идет не туда, что все продукты достаются высшему корсовету. Есть тенденция к ношению широких штанов и длинных причесок, к западным танцам и музыке рок, распространяются политически вредные анекдоты и имеются намерения к бегству. Некоторые прямо так и говорят: как только дойдем до ближайшего порта, так мы тю-тю.
- Ха-ха, тю-тю, - сказал штурман, - до ближайшего порта дойдем нескоро.
- А некоторые, - возразил перпом, -никакого порта не дожидаясь, крадут шлюпки или даже кидаются за борт без ничего.
- А ты что скажешь? - спросил капитан и обратил свое внимание на комкорбеза, который сидел и подробно записывал, кто чего говорит и кто чего думает.
- А скажу так, - сообщил комкорбез, - что в целом доклад перпома следует одобрить как откровенный и деловой, но надо заметить также и то, что нездоровые настроения среди членов команды и пассажиров имеют свою положительную сторону, поскольку способствуют эффективной работе корбезопасности.
- А у тебя что? - капитан повернулся к старпому.
- У меня полный порядок.
- А конкретно?
- А конкретно - борта нашего судна проржавели, в определенных местах имеются течи, и вода поступает внутрь корабля.
- Но с этим, - сказал капитан, - я полагаю, ведется борьба и вода откачивается.
- Борьба ведется, - согласился старпом, - но вода не откачивается, поскольку имевшаяся на борту корабельная помпа переделана в аппарат для самогоноварения, а брезентовые шланги порезаны на рукавицы. С течью боремся посредством затыкания.
- Что используете в качестве затыкательного материала?
- В качестве затыкательного материала используем живую силу, то есть нашу прекрасную молодежь.
- Ну, и как?
- В прошлом наша прекрасная молодежь представляла собой прекрасный затыкательный материал и с энтузиазмом затыкала собою все дырки. Теперь же, когда ее посылают затыкать, она ответно посылает...
- Понятно, - прервал капитан, - а что у нас в машинном отделении происходит?
- В машинном отделении все хорошо, - доложил стармех. - Угля нет, котлы топим книжками предыдущего комсостава. Три машины из четырех не работают, зато являются бесценным источником запасных частей для четвертой машины, если их конечно, по дороге не разворуют.
- Ну, чтоб не разворовали, надо поставить охрану, - заметил перпом.
- Ни в коем случае, - возразил штурман. - Если поставить охрану, то она тоже начнет воровать, потому что и охранникам жить как-то нужно.
- Ну, а по твоей части что у нас? - обратился капитан к штурману.
- По моей части полный порядок, - доложил штурман. - Корабль идет точно выверенным правильным курсом в неправильном направлении.
- А правильным курсом в правильном направлении можно идти?
- Никак нет, поскольку все карты предыдущим руководством были утоплены, компас разбит, секстант продан и пропит.
- Предыдущим руководством? - спросил капитан. Штурман вопроса не расслышал, а помкорбез сделал какую-то пометку в блокноте.
Спросили, как дела у лоцмана, выяснилось, что хорошо.
- Когда начнем тонуть, глубины хватит, - пообещал тот.
У боцмана тоже все шло неплохо: палубы и всякие железки на корабле, ботинки и пуговицы у матросов надраены, люки, наоборот, задраены, но дисциплина хромает, потому что у команды уже нет никакого страха.
По этому поводу был спрошен опять помкорбез, который некоторые упущения по части страха свалил на перпома.
- Сам по себе страх без политико-воспитательной работы нужного эффекта не дает, хотя мы со своей стороны делаем все, что можно. За последний отчетный лериод нами разоблачены и изолированы в трюме четыре машиниста, один буфетчик, два вахтенных матроса и один пассажир.
- А за что пассажир?
- За то, что пел враждебные песни. Раньше мы какие песни пели? Раньше мы пели песни оптимистические. "Плывем мы правильным путем и нет пути исконнее..." Такие песни мы пели. А тут я иду мимо и слышу, этот поет что-то ужасное. Тут все свои, и я позволю себе исполнить... Он пел:
Здравствуй, Ваня, здравствуй, Маня,
Я - казанский сирота.
Ни папани, ни мамани
Не имею ни черта.
- А ничего! - сказал капитан. - Неплохо.
Лоцман хотел даже списать слова, но помкорбез не посоветовал.
- Это начало еще можно терпеть, - сказал он, - оно просто незрелое и ни к чему не зовет. Но дальше-то совсем плохо.
- А что плохо? - спросил с интересом лоцман, надеясь если не записать, то хотя бы запомнить.
- А вот что плохо, - ответил помкорбез и пропел:
Заблудившись в океане,
Ох, до суши не дойдешь.
Нет папани, нет мамани,
И меня не станет тож.
- Да, - вздохнул перпом, - типичный пример упаднических настроений. С такими настроениями далеко не уплывешь.
- Ну, что ж, товарищи, - вмешался опять капитан. - Дело ясное. Значит, дела у нас обстоят таким образом. С курса мы сбились, и, куда идем, неизвестно. Корпус проржавел, дает течи, затыкать их нечем и некем, поскольку народ разуверился и ничего собой затыкать больше не хочет. Три машины из четырех не работают, а четвертую, кроме капитанских книжек, топить нечем. Можно пустить на топку всякие лишние мачты, палубные доски и пароходную мебель, но этого топлива нам хватит только, если мы будем идти исключительно правильным курсом и в правильном направлении, которого мы не знаем. Если мы будем идти неправильным путем и в неправильном направлении, то в конце концов всякое топливо кончится, течи будет все больше и больше и мы непременно потопнем.
- Как пить дать потопнем, - подтвердил лоцман.
- Кстати, насчет питья, - сказал капитан и посмот рел на боцмана.
- Без питья-то жить можно, - заметил боцман. - А вот без питания труднее.
- Кстати, что насчет питания? - капитан повернулся к главкоку.
Главкок поднялся, стянул с головы колпак и доложил, что, хотя перебои с питанием действительно имеют место, для высшего корсостава продуктов на определенный неопределенный период пока хватит.
- Ну, а остальные пусть питаются, как хотят, - беспечно заметил штурман.
- Это будет большая политическая ошибка, - возразил перпом. - Если мы не будем кормить команду, она перемрет, а сами мы корабль до места не доведем и потопнем. Если мы не будем кормить пассажиров, они взбунтуются и выкинут нас за борт акулам.
- Есть, есть идея! - закричал лоцман. Все повернулись к нему.
- Идея такая, - сказал лоцман. - Мы снимаем ночью все шлюпки, грузим на них остатки продовольствия и пресной воды, садимся сами и...
- И-и! - передразнил помкорбез. - Шлюпок-то-давно нету. Украдены.
- Как? Все украдены или частично? - спросил капитан.
- Крались частично, а украдены все, - смущенно признал помкорбез.
- Ничего себе! - Капитан даже присвистнул. - А куда же смотрели твои молодцы?
- А мои молодцы как раз первые и смотрели, как бы эти шлюпки украсть и удрать, - пролепетал помкорбез и смутился совсем.
- Ну, и хорошо, - сказал капитан. - Так даже лучше. Шлюпок нет, бежать не на чем, значит, будем вести наш пароход дальше. Во избежание усиления недовольства команды и пассажиров часть продуктов из нашего камбуза надо передать им.
- Категорически возражаю! - вскочил замполит.
И, заикаясь от волнения, объяснил, что он лично согласен на любые изменения курса и на любые лишения, но ухудшение питания высшего корсостава будет идеологической, политической, тактической и стратегической ошибкой.
- Мы с вами, - продолжил он, - хорошо знаем, что бытие определяет сознание. Если мы поделимся продуктами с другими и тем самым ухудшим наше бытие, то тогда и наше сознание тоже ухудшится. А с плохим сознанием мы не сможем вести наш корабль правильным курсом и в правильном направлении.
- Это верно, - вздохнул лоцман.
- Но народ-то чем-то кормить все же надо, - возразил боцман.
- А вот раз наш боцман такой сознательный, - сказал помкорбез, - давайте его отстраним от нашего камбуза, а его спецпаек распределим поровну между командой и пассажирами. Таким образом народ успокоим и проведем идеологический эксперимент: посмотрим, как будет ухудшаться сознание боцмана.
Боцман, понятно, пожалел, что оказался таким правдолюбцем, но возражать было уже бесполезно, потому что его из каюты вывели. И стали вырабатывать окончательное решение. Споров было много. Один говорит, надо идти задом наперед, другой предлагает идти передом назад. Приняли компромиссное решение идти левым боком в правую сторону. После чего вышли уже к команде и пассажирам. Собрали всех на верхней палубе, поставили стол президиума. Члены капитанского совета все, кроме боцмана, сели за стол, боцману нашлось место в заднем ряду, а капитан вышел к трибуне и говорит:
- Уважаемые члены команды, пассажиры и пассажирки! Как вам известно, семьдесят лет назад мы вышли из пункта А с целью прибытия в пункт Б, но затем резко изменили курс и направились в страну Лимонию, где растут лимоны и текут молочные реки с кисель-берегами. Мы должны признать, что заветного берега мы еще не достигли. Для этого были объективные причины. У нас были враги, которые постоянно сбивали нас с курса. Мы сбивались потому, что шли неизведанным путем, не имея при себе ни карт, ни лоций и, вообще-то говоря, не имея точного представления, где находится страна Лимония и существует ли она вообще. Возможно, было ошибкой избирать водный путь, проще было бы добираться по суше. В пути нам встретились туманы, бури, штормы, подводные рифы и надводные айсберги. Наши люди героически преодолевали трудности. Мы должны вспомнить подвиги наших матросов, вахтенных, механиков и кочегаров. Они трудились в поте лица, иногда даже сами сгорая в топках, затыкая своими телами пробоины, падая за борт, попадая в пищу акулам. Были определенные ошибки и со стороны прежнего руководства. Оно не прислушивалось к трезвым голосам, указывавшим на неправильность направления. Оторвавшись от основной массы, оно поедало больше продуктов, чем нужно. С этим мы решили покончить, теперь к голосам прислушиваться будем. Кроме того, часть продуктов, предназначенных для питания высшего корсостава, теперь в порядке эксперимента будет распределена между всеми.
- Правильно! - закричала дружно команда.
- Правильно! - закричали пассажиры.
- Неправильно! - хотел крикнуть боцман, сидя в заднем ряду, но, увидев показанный ему кулак помкорбеза, промолчал.
- Кроме того, - продолжал капитан, - мы решили значительно улучшить условия вашего бытия, сделав его более свободным и радостным. Отныне снимаются всякие ограничения на ширину брюк и длину волос, разрешается малевать абстрактные картины, петь безыдейные песни и танцевать танцы, которые прежде считались враждебными. Кроме того, разрешается критиковать руководителей нашего рейса на любом уровне, вплоть до боцмана.
- А бить его можно? - прокричал кто-то из команды.
- Нет, товарищи, бить нельзя. Для битья у нас есть и продолжает эффективно действовать наша прекрасная и закаленная в пути служба корбезопасности. Если вы кого-то хотите побить, подайте заявление в письменной форме, оно будет рассмотрено. Но, товарищи, представляя вам такие большие свободы, высший корсовет рассчитывает, что вы все будете проявлять большую сознательность, все до одного будете способствовать нашему движению вперед. У нас не должно больше быть пассажиров, которые слоняются по палубам, смотрят вдаль или на корме забивают козла. Все теперь будут членами команды, все должны что-то делать. Одни, скажем, пишут книжки, другие их собирают, третьи топят ими котлы, четвертые изыскивают для топки всякие ненужные деревянные вещи. Кому совсем нечего делать, пусть сядут на весла. А тем, у кого и весел нет, можно взять простыни или одеяла, сделать из них паруса и дуть в них. Таким образом каждый человек сможет вносить посильный вклад в наше движение. Ну, а в свободное от работы время мы не возражаем против разведения на палубах огородов и развития мелких ремесел.
Речь капитана была встречена бурными аплодисментами, а затем напечатана в бортовой газете "Всегда на вахте". Правда, напечатана была не полностью, с некоторыми сокращениями. Указания на негативные явления в прошлом из статьи капитана были выброшены, но вставлены в статью первого помощника. "Негативные явления, - написал перпом, - играли в нашей жизни положительную роль. И в негативные времена мы позитивно трудились и пели веселые песни. Сейчас мы много и смело говорим о том, что иногда порой сворачивали с правильного пути на неправильный. Да, это так, и мы признаем это со всем свойственным нам мужеством. Но, говоря об этих негативных и многократно осужденных нами явлениях, мы не должны забывать главного, что и неправильным путем мы шли в правильном направлении. Конечно, товарищи, у нас и сейчас есть еще некоторые недостатки, которые нужно устранить, но торопиться не следует. Это было бы недальновидно. Если мы сейчас устраним все недостатки, то тем, кто придет после нас, нечего будет исправлять".
Конечно, такие выступления капитана и первого помощника не остаются без внимания, все замечают, что вопросы ставятся остро и совершенно по-новому. Разговоры об этом идут на мостике, в каюткомпании, в матросских кубриках, в пассажирских каютах и на всех палубах. На палубы повылазила дикая молодежь хиппи, панки, люберы и металлисты. Поют всякие неформальные песни без слов, без музыки, но с криком.
Помкорбез по пароходу прогуливается, к разговорам и крикам прислушивается, но сам при этом не говорит, только похлопывает себя по кобуре. Тем временем пароход продолжает идти отчасти задом наперед, отчасти передом назад, отчасти левым боком в правую сторону, отчасти правым в левую, но зато в совершенно правильном направлении. Конечно, среди плывущих имеются разногласия. Одни все еще надеются доплыть до страны Лимонии, другие согласны доплыть до чего попало, - третьи, которые ближе к камбузу, вообще никуда плыть не хотят, им и здесь хорошо. В результате этого разнобоя получается так. Капитан во весь голос командует:"Полный вперед!" Первый помощник вполголоса поправляет: "Малый назад!" Штурман крутит компас вправо, рулевой вращает штурвал влево, впередсмотрящий глядит назад, кочегары подбрасывают уголь, вахтенные через трубу заливают топку водой, пассажиры взмахивают веслами, но гребут в разные стороны, кто то сверлит в корпусе дыры, кто-то их затыкает. А есть и такие, которые из собранного якобы на топку дерева строят шлюпки. А есть даже и такие, которые по ночам сигают за борт и пускаются вплавь без ничего, считая, что лучше потопнуть или быть съеденными акулами, чем плыть дальше на этом пароходе в любом направлении. Хоть в правильном, хоть в неправильном.

1