Неужели человеческий разум так легко обмануть?
Наконец мне показалось, что я нашел ответ: мой организм жил все эти
пятьсот лет, все мои клетки и органы функционировали, поэтому не
исключено, что некоторые участки мозга сохраняли сознание все это время.
Конечно, играл роль и психологический фактор: ведь теперь я знал, что
прошло пятьсот лет и...
Я вздрогнул, заметив, что с пробуждения прошло уже десять минут, и
осторожно включил аппарат для массажа.
Мягкие руки автомата массировали меня, когда дверь открылась, щелкнул
выключатель, и я увидел Блейка.
Слишком резкий поворот головы в его сторону привел к тому, что перед
глазами у меня затанцевали огоньки. Закрыв глаза, я слушал его шаги, пока
он шел ко мне.
Через минуту я уже мог взглянуть снова; на этот раз я видел его
четко. Он нес миску с супом и остановился, угрюмо глядя на меня. Почему
угрюмо?
Наконец его длинное худое лицо расплылось в бледной улыбке.
- Привет, Билл, - сказал он. - Тс-с-с! Не пытайся говорить. Я буду
кормить тебя супом, а ты лежи спокойно. Чем скорее встанешь на ноги, тем
лучше. Я на ногах уже две недели.
Он сел на край постели и зачерпнул ложку супа. В воцарившейся тишине
был слышен только шум массажера. Силы постепенно возвращались ко мне, и я
все отчетливей видел подавленность Блейка.
- Что с Ренфью? - сумел наконец выдавить я. - Он проснулся?
Блейк поколебался, потом кивнул. Лицо его помрачнело, и он
нахмурился.
- Он безумен, Билл, - просто сказал он. - Теперь это законченный
псих! Мне пришлось его связать. Сейчас он в своей каюте, уже несколько
успокоился, а до тех пор бормотал что-то, как маньяк.
- Сдурел ты, что ли? - прошептал я. - Ренфью никогда не был настолько
впечатлителен. Угрюмый и унылый - это я могу понять, но одно сознание
того, что прошло столько лет и никого из друзей уже нет в живых, не могло
повергнуть его в безумие.
Блейк покачал головой.
- Дело не только в этом, Билл.
Он помолчал, потом продолжал:
- Билл, приготовься к шоку, какого еще никогда не переживал.
Я вопросительно уставился на него, чувствуя пустоту в голове.
- Что ты имеешь в виду?
- Я знаю, что ты это вынесешь, - говорил он со странной гримасой на
лице. - В общем, не пугайся. Мы с тобой были парой подопытных мышей. Для
таких толстокожих типов, как мы, должно быть все равно - приземлимся мы в
миллионном году нашей эры или до нее. Мы бы осмотрелись по сторонам и
сказали бы: "Как поживаешь, старый дурень?" или же: "Кто был тот
птеродактиль, которого я видел с тобой вчера вечером?" или что-нибудь
вроде этого.
- Говори сразу, в чем дело? - прошептал я.
Блейк встал.
- Билл, когда я прочел твои сообщения о том, что случилось, и
посмотрел фотографии горящего корабля, мне кое-что пришло в голову. Две
недели назад солнца Альфы были очень близко друг к другу, всего в шести
месяцах от нас при нашей средней скорости восемьсот километров в секунду.
"Посмотрим, - подумал я, - удастся ли поймать какую-нибудь их станцию".
- Так вот, - он заставил себя улыбнуться, - в течение нескольких
минут я поймал сотни передач. Они шли на всех семи каналах, отчетливо, как
колокольный звон на Рождество.
Он помолчал, глядя на меня со слабой улыбкой на губах.
- Билл, - простонал он, - мы величайшие кретины под солнцем! Когда я
сказал обо всем Ренфью, он опал, как проколотый шарик.
Он снова замолчал. Мои напряженные нервы не выдержали этого молчания.
- Ради бога, дружище... - начал я и замолчал. Я лежал неподвижно, и
меня вдруг осенило. Кровь застыла у меня в жилах, но наконец я сумел
сказать: - Значит, ты говоришь, что...
Блейк кивнул.
- Да, именно так. Они обнаружили нас своими локаторными лучами и
энергетическими экранами. Нам навстречу уже отправлен корабль.
- Надеюсь, - мрачно закончил он, - они смогут что-нибудь сделать для
Джима.
Часом позже, сидя за пультом управления, я заметил вспышку, и через
минуту могучий космический корабль в километре позади нас уравнял с нами
свою скорость.
Мы с Блейком переглянулись.
- Я не ослышался? - спросил я дрожащим голосом. - Этот корабль
стартовал из ангара десять минут назад?
Блейк кивнул.
- Дорогу от Земли до Центавра он проходит за три часа.
Этого я еще не слышал и почувствовал, что в голове у меня все идет
кругом.
- Что?! - воскликнул я. - А у нас это заняло пятьсот... - Я помолчал.
- Три часа... Как мы могли забыть о техническом прогрессе.
Молча смотрели мы, как в монолитной стене напротив нас появляется
отверстие. В эту пещеру я и направил наш корабль.
На кормовом экране было видно, как закрывается люк. Перед нами
вспыхнул свет и сошелся лучом на какой-то двери. Когда я опустил корабль
на металлический пол, на экране связи появилось чье-то лицо.
- Касселлахат! - прошептал мне на ухо Блейк. - Тот, что поддерживал
со мною контакт.
Касселлахат - у него было умное красивое лицо - улыбнулся нам и
сказал:
- Вы можете покинуть свой корабль и войти через эту дверь.
Когда мы осторожно выходили наружу, в просторный приемный зал, мне
показалось, что нас окружает пустое пространство. "Это похоже на ангар
межпланетного корабля, - подумал я. - Только какого-то чужого..."
"Нервы!" - тут же одернул я себя, но по лицу Блейка понял, что тот
испытывает похожие чувства. Через дверь мы вошли в коридор, который привел
нас в огромное роскошное помещение.
Это могла быть тронная зала или апартаменты кинозвезды. Все стены
покрывали великолепные драпировки - то есть, сначала мне показалось, что
это драпировки, но потом я понял, что это не так. Это было... я никак не
мог понять...
Я уже видывал дорогую мебель в доме Ренфью, но эти диваны, стулья и
столы фосфоресцировали, словно были сделаны из подобранных по оттенкам
разноцветных огней. Нет, не так. Они не фосфоресцировали, а...
И снова я не пришел ни к какому определенному выводу.

Времени на детальный осмотр уже не было. Мужчина, одетый так же как и
мы, встал нам навстречу. Я узнал Касселлахата.
Он шел нам навстречу, улыбаясь, потом вдруг замедлил шаги, потянул
носом. Мгновением позже он торопливо пожал нам руки, резко отступил к
креслу и сел.
Это было на удивление невежливо, но я обрадовался, когда он отошел,
поскольку, как ни коротко было наше рукопожатие, успел почувствовать
слабый запах духов. Это был незнакомый, но явно неприятный запах. Да и
вообще - мужчина, злоупотребляющий духами!
Я вздрогнул. Неужели за эти столетия род людской стал таким
изнеженным?
Жестом он пригласил нас сесть. "Неужели это и есть приветствие?" -
подумал я, усаживаясь.
- Должен предупредить вас насчет вашего друга, - начал Касселлахат. -
Это явный шизофреник, и наши психологи могут поправить его здоровье лишь
ненадолго. Полный курс лечения потребует большого времени и вашего
сотрудничества. Вы должны соглашаться на все его проекты, конечно, если
они не будут представлять опасности.
- А теперь, - он одарил нас улыбкой, - позвольте приветствовать вас
на четырех планетах Центавра. Это великий день в моей жизни. С раннего
детства меня готовили для этой цели - быть вашим учителем и гидом. И,
разумеется, я восхищен, что наступила минута, когда мои знания в области
вашего языка и американских обычаев среднего периода могут найти
практическое применение.
Он выглядел далеко не восхищенным: смешно морщил нос, и выражение
лица у него было какое-то болезненное. Но его слова шокировали меня.
- Что вы имеете в виду, - спросил я, - говоря об "изучении
американского языка?" Неужели общенародный язык уже вышел из употребления?
- Нет, разумеется, нет, - улыбнулся он, - но он так изменился, что,
честно говоря, вы не поняли бы даже такого простого слова, как "ихм".
- Ихм? - повторил Блейк.
- Что означает "да".
- Вот оно что...
Мы посидели молча. Блейк грыз нижнюю губу. Наконец он сказал:
- А каковы здешние планеты? По радио вы что-то говорили о
популяционных центрах, которые вновь превращаются в городские метрополии.
- Я буду счастлив показать вам столько наших метрополий, сколько вы
захотите осмотреть, - сказал Касселлахат. - Вы - наши гости, и несколько
миллионов кредитов положены на счет каждого из вас. Они к вашим услугам.
- О, Боже! - вырвалось у Блейка.
- Однако должен дать вам один совет, - продолжал Касселлахат. - Мы не
можем допустить, чтобы наши граждане почувствовали себя обманутыми,
поэтому вам нельзя будет ходить по городу или смешиваться с толпой. Они
смогут увидеть вас только в хронике или в закрытой машине, а услышать -
только по радио. Если у вас есть какие-то матримониальные планы, можете
раз и навсегда распрощаться с ними.
- Не понимаю, - сказал удивленный Блейк; я тоже ничего не понимал.
- Речь идет о том, - решившись, закончил Касселлахат, - чтобы никто
не почувствовал вашего неприятного запаха. Это могло бы ухудшить и ваше
материальное положение.
- А сейчас, - он встал, - я на время покину вас. Надеюсь, вы не
обидитесь, если впредь я буду в вашем присутствии надевать маску. Всего
наилучшего, господа, и...
Он замолчал, глядя на что-то позади нас.
- Ага, ваш-друг тоже здесь, - сказал он.
Я резко повернулся. Блейк вытаращил глаза.
- Эй, друзья! - весело сказал от дверей Ренфью. - Какими же болванами
мы были! - добавил он с гримасой.
Не зная, что ответить, я подбежал к нему, схватил за руку и мы
обнялись. Блейк последовал моему примеру.
Когда мы, наконец, выпустили Ренфью из своих объятий и оглянулись,
Касселлахата уже не было. Он исчез как раз вовремя, потому что я уже хотел
дать ему в морду за его последнее замечание.

- Итак, внимание! - сказал Ренфью. - Мы начинаем.
Он посмотрел на нас с Блейком, оскалил зубы, радостно потер руки и
добавил:
- Целую неделю я оглядывал тут все и обдумывал вопросы для этой
старой квочки, а здесь...
Он подошел к Касселлахату.
- Что обусловливает постоянство скорости света? - начал он.
Касселлахат даже не моргнул.
- Скорость равна корню кубическому из tq, - ответил он. - q -
означает глубину континуума пространства-времени, t - всеобщую
толерантность или гравитацию, как сказали бы вы, всей материи этого
континуума.
- Каким образом возникли эти планеты?
- Каждое солнце, чтобы удержаться в своем пространстве, выбрасывает
материю, как корабль в море бросает якорь. Это весьма поверхностное
описание. Я мог бы дать вам математическое выражение, но его пришлось бы
записывать. В конце концов, я не ученый. Просто эти факты известны мне с
детства.
- Минуточку, - прервал его Ренфью. - Солнце выбрасывает эту материю
безо всякого принуждения... лишь для того, чтобы остаться в равновесии?
Касселлахат посмотрел на него.
- Разумеется, нет. Принуждение очень сильно, уверяю вас. Без такого
равновесия солнце выпало бы из своего пространства. Только несколько
звезд-отшельниц могут поддержать равновесие без планет.
- Несколько чего? - спросил Ренфью. Он был потрясен настолько, что
забыл о вопросах, которыми собирался засыпать Касселлахата.
Мысли мои прервал голос Касселлахата:
- Солнце-отшельник, - услышал я, - это очень старая холодная звезда
класса М. Самые горячие из них, как известно, имеют температуру
поверхности около девяноста градусов Цельсия, самые холодные - минус
десять. Это отшельник, в буквальном смысле слова, одичавший с возрастом.
Главная черта такой звезды в том, что она не допускает существования рядом
с собой материи, планет или даже газов.
Ренфью молчал, задумавшись, и я воспользовался случаем, чтобы
продолжить дискуссию.
- Меня интересует, - сказал я, - всеобщее знание всех этих деталей,
даже если человек не является ученым. Например, когда мы покидали Землю,
каждый ребенок знал принципы действия атомного двигателя буквально с
пеленок. Восьми- и десятилетние мальчики ездили на специально
сконструированных машинах-игрушках, разбирали их на части и собирали
снова. Эти принципы были у них в крови, а каждое новое достижение в этой
области было для них настоящим лакомством... Так вот, я хотел бы узнать,
что сейчас соответствует тогдашнему положению?
- Аделедиктандер, - ответил Касселлахат. - Я уже пытался объяснить
это мистеру Ренфью, но его мозг, похоже, не принимает некоторые простейшие
вопросы.
Вырванный из задумчивости Ренфью скривился:
- Он хочет убедить меня в том, что электроны могут мыслить, а я этого
не могу принять.
Касселлахат покачал головой.
- Не мыслить: думать они не умеют. Но зато у них есть психика.
- Электронная психика! - воскликнул я.
- Просто аделедиктандерная, - ответил Касселлахат. - Каждый
ребенок...
- Знаю, - простонал Ренфью. - Каждый шестилетка скажет мне это. - Он
повернулся к нам. - Потому я и подготовил вопросы, подумав, что если мы
получим образование на уровне среднеразвитых, то сможем понять этот
аделедиктандерный паштет, хотя бы как местные дети.
Он повернулся к Касселлахату.
- Следующий вопрос. Что...
Касселлахат посмотрел на часы.
- Мне кажется, мистер Ренфью, - прервал он его, - если мы собираемся
на планету Пелхэм, то сейчас самое время. Вы можете задавать мне вопросы
по дороге.
- В чем дело? - вмешался я.
- Он свозит меня в крупные конструкторские лаборатории в Европейских
горах на Пелхэме, - объяснил Ренфью. - Хотите поехать со мной?
- Нет, - ответил я.
Блейк пожал плечами.
- Я не хочу лишний раз надевать этот комбинезон, который хоть и не
пропускает нашего запаха, но и не защищает нас от их вони. Мы с Биллом, -
закончил он, - останемся здесь и поиграем в покер на те пять миллионов
кредитов, которые лежат у нас в государственном банке.
Касселлахат повернулся в дверях. Лицо его под маской, которую он
теперь носил, постоянно выражало явное неодобрение.
- Вы очень легкомысленно относитесь к дару нашего правительства.
- Ихм! - подтвердил Блейк.

- Значит, мы воняем! - сказал Блейк.
Прошло уже девять дней с тех пор, как Касселлахат забрал Ренфью на
Пелхэм. Контакт с ним был возможен лишь с помощью радиотелефона: третьего
дня Ренфью позвонил и сказал, чтобы мы ни о чем не беспокоились.
Блейк стоял у окна нашего помещения на вершине небоскреба в городе
Нью-Америка, а я лежал навзничь на диване, с головой, полной мыслей о
безумии Ренфью и воспоминаниями пятисотлетней давности.
Наконец я прервал свои раздумья.
- Перестань, - сказал я. - Мы оказывались перед лицом изменений в
метаболизме человеческого организма; вероятно, это вызвано новыми пищевыми
продуктами с далеких звезд. Видимо, они пахнут лучше нас, если для
Касселлахата быть рядом с нами - настоящая каторга, тогда как нам его
соседство просто неприятно. Нас всего трое, а их - миллиарды. Честно
говоря, я не вижу решения проблемы, так что придется нам смириться.
Ответа я не получил и вернулся к своим мыслям. Мой первый рапорт был
принят на Земле, и, после изобретения межзвездного двигателя в 2320 году,
то есть спустя сто сорок лет после нашего отлета, люди решили, что надо
делать.
Четыре пригодные для заселения планеты Центавра были названы в нашу
честь: Ренфью, Блейк, Пелхэм и Эндикот. С 2320 года их население
увеличилось до девятнадцати миллиардов человек. Это не считая миграции на
планеты более удаленных звезд.
Пылавший космический крейсер, который я видел в 2511 году, был
единственным потерянным кораблем по линии Земля - Центавр. Он мчался с
максимальной скоростью, когда его энергетические экраны среагировали на
наш корабль. Автоматика немедленно включила торможение, но невозможно было
вдруг погасить такую скорость, и все его двигатели взорвались.
Подобная катастрофа не могла больше повториться. Прогресс в области
аделедиктандеристики был так велик, что ныне даже самые большие корабли
могли мгновенно остановиться на полной скорости.
Нам было сказано, что мы не должны испытывать чувства вины из-за
этого случая, поскольку результатом теоретического анализа этой катастрофы
явились важнейшие достижения в области аделедиктандерической электронной
психологии.
Блейк опустился в ближайшее кресло.
- Эх, парень, парень, - сказал он, - ну и влипли же мы. Единственное,
что нам осталось, это прожить еще лет пятьдесят в качестве паразитов чужой
цивилизации, где мы не можем понять, как действуют простейшие технические
устройства.
1 2 3