И выяснилось, что Закавказье, бывшее до недавнего времени советским югом, на самом деле вовсе не юг, а север Ближнего Востока.
Московские интересы за Кавказским хребтом угасают один за другим. Вначале Кремль утратил право назначать туда правителей, затем стал выводить войска, теперь собирается переносить границы. А вслед и рубль попятится, теснимый национальными валютами...
И все более странно начинает звучать для жителей Закавказья название своего региона. Закавказьем для них, как и для всего Ближнего Востока, становятся земли, лежащие к северу от Кавказа. А из глухого средневековья всплывает полузабытый топоним "Кафарды" - Кабарда ("Тыльная сторона горы Каф", а проще, Закавказье).
Война в Персидском заливе стала вторым, после падения Берлинской стены, серьезным поражением Востока в войне с Западом. Единственной страной, полностью проигравшей в этой войне, стал Советский Союз, окончательно ушедший из региона. После "Бури в пустыне" СССР распался, а линия фронта откатилась в Закавказье. Теперь же перевалила за хребет.
В Кавказском хребте природа оставила три прохода, которые, с тех пор как человек взял в руки оружие, стали стратегическими. Это дербентский проход вдоль Каспия, дарьяльский, через который в XIX веке Россия проложила Военно-Грузинскую дорогу, и Черноморское побережье. Вдоль последних двух в последние годы и разгорелись конфликты (третий "закрыла" на дальнем подходе мятежная Чечня).
Война Тбилиси с Осетией была с геополитической точки зрения нонсенсом. Эти два района на протяжении большей части истории были в союзных отношениях друг с другом. Отсюда в XII веке пришли на помощь Картлийскому царю Давиду Строителю его союзники кыпчаки (половцы). Через Дарьял же прошли в XIX веке российские войска в перешедшую под руку Москвы Восточную Грузию. Ось Север - Дарьял - Восточная Грузия традиционна и достаточно крепка. Так же, как и другая,- Черноморское побережье Кавказа - Западная Грузия - Малая Азия еще со времен Митридата Понтийского.
Любопытно, что при правлении в Тбилиси представителя Западной Грузии Звиада Гамсахурдиа произошло замирение с Абхазией и разгорелась война в Южной Осетии, а при правлении представителя Восточной Грузии Эдуарда Шеварднадзе все развернулось в обратную сторону: в Цхинвали пусть и худой, но мир, зато в Абхазии война разгорелась не на шутку...
И казахи становятся то ли хазарами, то ли половцами, а Ростов из внутренней советской области превращается в российские Врата Востока...
ГЕГЕМОНЫ АРАБСКОГО МИРА.
Впрочем, если последовательно внедрять на Ближнем Востоке идеологию национального сепаратизма, то возможности дробления здесь поистине беспредельны. После войны в Заливе Ирак фактически оказался расколотым на три части: курдский север, шиитский юг и центр (суннитский) во главе с устоявшим Саддамом Хусейном.
Любопытно, что сценарий "стратегии обеспечения безопасности" Израиля на 80-е годы, по словам одного из бывших сотрудников МИДа этой страны, предусматривал именно такой распад Ирака. Не обделены были вниманием и другие страны. По подсчетам "специалистов", здесь возможно создание еще десятка полтора новых государств.
Но наряду с сепаратизмом в этом регионе с начала века развивались и мощные интегралистские движения, одно из которых - арабский национализм. Зародившееся в конце XIX века в среде "западнической" арабской интеллигенции его движение получило активную поддержку Европы. На его волне выдвинулся целый ряд ярких лидеров, который открывает Гамаль Абдель Насер.
23 июля 1952 года "Свободные офицеры" во главе с Насером свергли в Каире короля Фарука и взяли курс на панарабизм социалистического толка. Это был первый после 1918 года серьезный вызов, брошенный Ближним Востоком Западу.
В том же году в Москве начался процесс по "делу врачей" - евреев. СССР, поддержавший было вначале Израиль, начал переориентацию на арабский мир.
И даже то, что Насер, как в свое время Ататюрк, жестко расправился с коммунистами не помешало Никите Сергеевичу Хрущеву присвоить ему звание Героя Советского Союза. Позднее примеру Ататюрка и Насера последовал и Саддам Хусейн.
Египет оставался лучшим другом Кремля и признанным лидером арабского мира вплоть до Кэмп-Дэвида, когда преемник Насера Анвар Садат заключил сепаратный мир с Израилем.
Но переход Каира на "западные рельсы" воспринимается далеко не однозначно даже самими египтянами. И сегодня в Египте вполне реальна угроза развития событий по алжирскому или даже иранскому варианту.
Продолжателем дела Насера считает себя генерал Хафез Асад, пришедший к власти через несколько месяцев после смерти последнего.
Летом 1976 года 30-тысячный контингент сирийских войск под знаменем межарабских сил пересек границу с Ливаном и занял восточные районы этой страны, где второй год бушевала гражданская война. А через пятнадцать лет, в конце мая 1991-го, после подписания нового сирийско-ливанского договора, президент Асад заявил, что "сирийцы и ливанцы - один народ в двух государствах".
За семь месяцев до этой встречи, 13 октября 1990 года, в тот момент, когда внимание всего мира было приковано к Багдаду, оккупировавшему Кувейт, сирийцы вошли в Восточный Бейрут, и оплот иракских интересов в Ливане христианская армия генерала Мишеля Ауна - перестал существовать. К двум третям контролируемой Сирией территории "Страны кедра" прибавился еще кусок. А Дамаск сделал второй шаг к созданий великой Сирии, которая должна состоять из Сирии, Ливана, Палестины и Иордании.
Другой продолжатель дела Насера - Саддам Хусейн - известен поболе. Ирак ныне чуть ли не единственная страна, лидирующая в арабском мире. Даже в условиях тотальной блокады и противостояния с едва ли не половиной мире, у Багдада нашлись союзники, не говоря уже о многочисленных сторонниках в остальных странах.
Популярность Саддама достаточно просто объяснима. Для большинства очевидно, что США и Запад вступились вовсе не за Кувейт, а за свои бензоколонки. Не вызвала же такую реакцию агрессия Ирака против Ирана десять лет тому назад, хотя тогда Багдад вторгся почти на 400 километров на чужую территорию. Но в Тегеране сидел заклятый враг Запада аятолла Хомейни.
Об истинных намерениях Запада говорит и ситуация, возникшая в Ираке после войны в Заливе. Когда стало ясно, что на смену Саддаму могут прийти исламисты, интерес к восставшему шиитскому югу угас. На севере же, где добывается почти 70 процентов иракской нефти, речь идет лишь о курдах. Хотя на этой территории проживает и другой народ, почти равный по численности курдам и также страдающий от тирании Багдада.
В мае прошлого года, когда весь мир говорил о трагедии курдского народа, в Лондоне прошла демонстрация представителей туркманов. Туркманы, которых в Ираке насчитывается около двух с половиной миллионов, тщетно пытались привлечь внимание сильных мира сего к судьбе своего народа.
Двойной стандарт Запада по отношению к курдам и туркманам объясняется просто: туркманы, которых считают своей частью сразу три народа - туркмены, азербайджанцы и турки,- ориентируются на Анкару, которая и так не скрывает своих претензий на Мосульский регион. А воевать ради того, чтобы в результате прикрепить к Турции (пусть и союзной) бензобак в виде иракского севера, Западу не с руки.
ЯВЛЕНИЕ АЯТОЛЛЫ НАРОДУ.
В ночь со 2 на 3 февраля 1982 года около трех часов утра жители сирийского города Хамы были разбужены призывами, которые раздавались из громкоговорителей на минаретах. Ночные муэдзины объявили, что в Сирии началось восстание против еретического режима генерала Хафеза Асада и призвали правоверных к оружию. За два часа до этого исламские боевики взяли штурмом здания горкомов ПАСВ и компартии, государственные учреждения. Четыре дня Хама была в руках исламистов. Президент Асад бросил на мятежный город армию, поднял в воздух авиацию. В боях за Хаму погибло около 30 тысяч человек.
Это событие стало одним из наиболее ярких в череде выступлений нового интегралистского движения Востока. Французы, пристально и настороженно следящие за мусульманским миром, назвали его "исламским фундаментализмом" и придали этому названию четко выраженный негативный оттенок.
Кульминация исламского интегрализма - иранская революция 1979 года, когда был свергнут прозападный шахский режим и к власти в Тегеране пришел аятолла Хомейни.
Исламская революция стала вторым грозным вызовом Западу.
Страны Востока, стоящие на слабеньких "западных" ножках, под мощным исламским напором стали угрожающе крениться. Выступления, подобные событиям 1982 года в Хаме, прокатились по многим из них. И хотя в самом Иране после смерти Хомейни запал исламизма существенно остыл, импульс революции продолжает распространяться по планете. Последними его вызовами стали победа на выборах в Алжире Исламского фронта спасения и приход к власти в Душанбе Исламской партии возрождения.
Успехи исламского движения, как это ни странно, стимулируются усиливающимся натиском Запада. В исламе Восток видит прежде всего способ сохранения своей "самости".
ВОЙНА С ИРАНОМ ЗА ТУРАН.
Геополитический вакуум, возникший после распада СССР, сдвинул с привычных орбит и соседние страны. Часть из них принялась укреплять границы, дабы не допустить на свою территорию "заразу". Часть же пытается, распространив влияние на новые сопредельные страны, создать "пояс безопасности".
Иран оказался в числе последних. Позиция невмешательства, занятая, к примеру, Китаем, для Тегерана - непозволительная роскошь.
Светский, занявший прозападную позицию Баку уже одним своим существованием стимулирует сепаратистские настроения в южном, иранском Азербайджане. Война в Карабахе играет роль катализатора, постоянно приковывающего взоры иранских азербайджанцев к судьбам соплеменников на севере. Остановить это влияние Тегеран не в состоянии. А потому он пытается лавировать между Ереваном и Баку, засылает на север эмиссаров, делит на части свои азербайджанские провинции.
С другой стороны, его успехи на Востоке, в Таджикистане, тоже грозят обернуться кризисом внутри страны. Исламский союз с Душанбе густо замешен на идее этнического родства, педалируемой преимущественно его восточным соседом.
И то, и другое, будучи обращено к национальным чувствам, грозит вызвать к жизни этнический сепаратизм, уничтоживший на его глазах могучего северного соседа.
Страшась этой западной болезни, Тегеран стремится расширить зону своего влияния на весь мусульманский регион бывшего СССР и апеллирует прежде всего к религиозным чувствам.
В свою очередь Запад, опасающийся усиления Ирана за счет волонтеров из числа новых постсоветских стран, активно противодействует этому посредством своего союзника на Востоке - Турции.
Счет в противоборстве Анкары и Тегерана пока 5 : 1 в пользу первой. В активе у Ирана лишь Таджикистан, а точнее, Душанбе, последовательно уклоняющийся от тюркских политических тусовок.
Продвижение Запада в Центральную Азию похоже на прокладывание гати через болото. Турция - западный мост на Восток. Азербайджан становится мостом в Среднюю Азию для Анкары и т. д. Однако в самой Турции, приветствуя продвижение на Восток, многие в то же время возражают против прозападной позиции страны.
В принципе нельзя исключать вариант, при котором Анкара, в достаточной мере сблизившись с Востоком, в один прекрасный день может вдруг повернуться спиной к Западу. Предвидя подобный исход, Запад предусмотрел сразу несколько рычагов давления на Анкару. Во-первых, это давний недруг Турции Греция (входящая в отличие от первой в ЕС и всячески препятствующая вхождению туда Анкары). Во-вторых, Сирия, претендующая на некоторые турецкие территории и традиционно поддерживающая антитурецкие организации курдов и армян. В-третьих, курдский вопрос, лихорадящий юго-восточную Анатолию с 1918 года. И, в-четвертых, вопрос армянский. Армения, как известно, не отказывается от своих претензий на северо-восточные провинции Турции.
Время от времени эти вопросы поочередно поднимаются то в сенате США, то в Европарламенте.
ЗАПЛУТАВШИЕ ПРОСТРАНСТВА.
Впрочем, даже если и возникнет мощный тюркский союз, Туран, то его центр наверняка будет не в Анкаре.
В конце XIX - начале XX века национально-романтическая интеллигенция в Стамбуле грезила Тураном, каганатами, Ордой, а в Санкт-Петербурге и Москве точно так же мечтали о заливах, Константинополе и возрождении славы и блеска Византийской империи. Весь парадокс заключался в том, что ни то, ни другое не исчезало, а романтикам, чтобы воплотить свои мечты в жизнь, надо было только поменяться местами.
Потому что Османская империя стала преемницей Византийской, а Российская - Золотой Орды, Турана. Султан Мехмед П Фатих, завоевав Константинополь, вошел в него не как завоеватель, а как новый император древней империи. Свое государство турки назвали не каганатом или Ордой, а "Кайсар-и-Рум", то есть "Римская империя", верховный владыка же стал "султаном турок и ромеев". Эту преемственность почувствовали и греки в осажденном Константинополе, отказавшись даже в критический момент идти под Рим, Запад. Их настроения лаконично выразил последний византийский премьер Лука Нотарас, заявивший: "Лучше тюрбан султана, чем шапка кардинала".
Подобно Мехмеду П поступил и Иван Грозный. Завоевав Казань, он к своему титулу "Царь Московский" присоединил еще один - "Царь Казанский", что позволило тем из его новых татарских подданных, которые перешли к нему на службу, не считать себя коллаборационистами и изменниками. И далее, по мере присоединения новых государств к расширяющейся Российской империи росла и титулатура российских императоров.
Как бы ни были сильны национально-романтические настроения, геополитика, как правило, перевешивает их...
ШТОРМ У ПОДНОЖИЯ КРЫШИ МИРА.
Когда советские войска ушли из Афганистана, практически все наблюдатели предрекали скорое падение Наджибуллы и победу моджахедов. Но Наджибулла устоял. Его падение было предрешено позже, в конце августа 1991 года, когда исчезло само породившее его пространство: социалистическая империя.
Падение Наджибуллы предопределило, в свою очередь, свержение Рахмона Набиева и поставило под угрозу Ислама Каримова. Все это было неизбежно, так как после того, как рухнуло старое пространство, политический сюжет стал развиваться в рамках привычного, досоветского пространства, включающего в себя древние Хорасан и Мавераннахр.
Объединенные до последнего времени общим врагом - просоветским кабульским режимом - моджахеды раскололись на пуштунский юг и таджикско-узбекский север, а также ряд более мелких, превратив Афганистан в центральноазиатский Ливан. Победа оппозиции в Душанбе, в свою очередь, расколола Таджикистан на "исламско-демократический" Душанбе и Гарм и "просоветские" таджикско-узбекские Куляб и Ленинабад. И снова парадокс: таджикская оппозиция, неоднократно декларировавшая единство с братьями в Иране и Афганистане, стала блокироваться не с соплеменниками в Кабуле и афганском севере, а с пуштунами Гульбеддина Хекматиара.
А в противовес этому блоку стал формироваться другой: Кабул (Мазари-Шариф)- Куляб - Ленинабад - Ташкент, в котором вполне органично сочетаются постсоветские номенклатурные осколки с прозападной ориентацией.
В ходе конфликта постепенно размылись поначалу четкие цвета на знаменах воюющих сторон ("демократы" и "партократы"), и лишь с очень большой натяжкой можно увидеть ныне в них борьбу "зеленого" с "красным".
Здесь разворачивается та же борьба, что и повсеместно,- война национального сепаратизма с интегрализмом. И в этом плане наметившийся альянс Душанбе - Хекматиар - Тегеран с ярко выраженным исламским характером выступает с более "прозападных" позиций, нежели их умеренно-светские противники. В Таджикистане воюют не таджики с таджиками или узбеками (так же, как и в Афганистане не пуштуны с таджиками и узбеками), а сторонники нового национального государства с консерваторами, сторонниками старого.
И в этой связи ориентация Ходжента (и примыкающего к нему Куляба) на Ташкент - естественна и закономерна. Этот регион никогда не знал межнациональных распрей и коллизий. Наиболее отчетливая оппозиция проходила не по линии "тюрок-иранец", и даже не по религиозному признаку, а по образу жизни: оседлый - кочевой. И потому оседлые тюрки-узбеки Ферганской долины ближе к таджикам Ходжента, чем к кочевым тюркам-кыргызам, или казахам, и даже вчерашним кочевникам-узбекам.
СРЕДНЕАЗИАТСКИЕ АССИМИЛЯТОРЫ.
В конце июня 1990 года, сразу же после ошских событий, в Алма-Ате по инициативе Олжаса Сулейменова состоялась встреча узбекских и киргизских демократов.
1 2 3 4
Московские интересы за Кавказским хребтом угасают один за другим. Вначале Кремль утратил право назначать туда правителей, затем стал выводить войска, теперь собирается переносить границы. А вслед и рубль попятится, теснимый национальными валютами...
И все более странно начинает звучать для жителей Закавказья название своего региона. Закавказьем для них, как и для всего Ближнего Востока, становятся земли, лежащие к северу от Кавказа. А из глухого средневековья всплывает полузабытый топоним "Кафарды" - Кабарда ("Тыльная сторона горы Каф", а проще, Закавказье).
Война в Персидском заливе стала вторым, после падения Берлинской стены, серьезным поражением Востока в войне с Западом. Единственной страной, полностью проигравшей в этой войне, стал Советский Союз, окончательно ушедший из региона. После "Бури в пустыне" СССР распался, а линия фронта откатилась в Закавказье. Теперь же перевалила за хребет.
В Кавказском хребте природа оставила три прохода, которые, с тех пор как человек взял в руки оружие, стали стратегическими. Это дербентский проход вдоль Каспия, дарьяльский, через который в XIX веке Россия проложила Военно-Грузинскую дорогу, и Черноморское побережье. Вдоль последних двух в последние годы и разгорелись конфликты (третий "закрыла" на дальнем подходе мятежная Чечня).
Война Тбилиси с Осетией была с геополитической точки зрения нонсенсом. Эти два района на протяжении большей части истории были в союзных отношениях друг с другом. Отсюда в XII веке пришли на помощь Картлийскому царю Давиду Строителю его союзники кыпчаки (половцы). Через Дарьял же прошли в XIX веке российские войска в перешедшую под руку Москвы Восточную Грузию. Ось Север - Дарьял - Восточная Грузия традиционна и достаточно крепка. Так же, как и другая,- Черноморское побережье Кавказа - Западная Грузия - Малая Азия еще со времен Митридата Понтийского.
Любопытно, что при правлении в Тбилиси представителя Западной Грузии Звиада Гамсахурдиа произошло замирение с Абхазией и разгорелась война в Южной Осетии, а при правлении представителя Восточной Грузии Эдуарда Шеварднадзе все развернулось в обратную сторону: в Цхинвали пусть и худой, но мир, зато в Абхазии война разгорелась не на шутку...
И казахи становятся то ли хазарами, то ли половцами, а Ростов из внутренней советской области превращается в российские Врата Востока...
ГЕГЕМОНЫ АРАБСКОГО МИРА.
Впрочем, если последовательно внедрять на Ближнем Востоке идеологию национального сепаратизма, то возможности дробления здесь поистине беспредельны. После войны в Заливе Ирак фактически оказался расколотым на три части: курдский север, шиитский юг и центр (суннитский) во главе с устоявшим Саддамом Хусейном.
Любопытно, что сценарий "стратегии обеспечения безопасности" Израиля на 80-е годы, по словам одного из бывших сотрудников МИДа этой страны, предусматривал именно такой распад Ирака. Не обделены были вниманием и другие страны. По подсчетам "специалистов", здесь возможно создание еще десятка полтора новых государств.
Но наряду с сепаратизмом в этом регионе с начала века развивались и мощные интегралистские движения, одно из которых - арабский национализм. Зародившееся в конце XIX века в среде "западнической" арабской интеллигенции его движение получило активную поддержку Европы. На его волне выдвинулся целый ряд ярких лидеров, который открывает Гамаль Абдель Насер.
23 июля 1952 года "Свободные офицеры" во главе с Насером свергли в Каире короля Фарука и взяли курс на панарабизм социалистического толка. Это был первый после 1918 года серьезный вызов, брошенный Ближним Востоком Западу.
В том же году в Москве начался процесс по "делу врачей" - евреев. СССР, поддержавший было вначале Израиль, начал переориентацию на арабский мир.
И даже то, что Насер, как в свое время Ататюрк, жестко расправился с коммунистами не помешало Никите Сергеевичу Хрущеву присвоить ему звание Героя Советского Союза. Позднее примеру Ататюрка и Насера последовал и Саддам Хусейн.
Египет оставался лучшим другом Кремля и признанным лидером арабского мира вплоть до Кэмп-Дэвида, когда преемник Насера Анвар Садат заключил сепаратный мир с Израилем.
Но переход Каира на "западные рельсы" воспринимается далеко не однозначно даже самими египтянами. И сегодня в Египте вполне реальна угроза развития событий по алжирскому или даже иранскому варианту.
Продолжателем дела Насера считает себя генерал Хафез Асад, пришедший к власти через несколько месяцев после смерти последнего.
Летом 1976 года 30-тысячный контингент сирийских войск под знаменем межарабских сил пересек границу с Ливаном и занял восточные районы этой страны, где второй год бушевала гражданская война. А через пятнадцать лет, в конце мая 1991-го, после подписания нового сирийско-ливанского договора, президент Асад заявил, что "сирийцы и ливанцы - один народ в двух государствах".
За семь месяцев до этой встречи, 13 октября 1990 года, в тот момент, когда внимание всего мира было приковано к Багдаду, оккупировавшему Кувейт, сирийцы вошли в Восточный Бейрут, и оплот иракских интересов в Ливане христианская армия генерала Мишеля Ауна - перестал существовать. К двум третям контролируемой Сирией территории "Страны кедра" прибавился еще кусок. А Дамаск сделал второй шаг к созданий великой Сирии, которая должна состоять из Сирии, Ливана, Палестины и Иордании.
Другой продолжатель дела Насера - Саддам Хусейн - известен поболе. Ирак ныне чуть ли не единственная страна, лидирующая в арабском мире. Даже в условиях тотальной блокады и противостояния с едва ли не половиной мире, у Багдада нашлись союзники, не говоря уже о многочисленных сторонниках в остальных странах.
Популярность Саддама достаточно просто объяснима. Для большинства очевидно, что США и Запад вступились вовсе не за Кувейт, а за свои бензоколонки. Не вызвала же такую реакцию агрессия Ирака против Ирана десять лет тому назад, хотя тогда Багдад вторгся почти на 400 километров на чужую территорию. Но в Тегеране сидел заклятый враг Запада аятолла Хомейни.
Об истинных намерениях Запада говорит и ситуация, возникшая в Ираке после войны в Заливе. Когда стало ясно, что на смену Саддаму могут прийти исламисты, интерес к восставшему шиитскому югу угас. На севере же, где добывается почти 70 процентов иракской нефти, речь идет лишь о курдах. Хотя на этой территории проживает и другой народ, почти равный по численности курдам и также страдающий от тирании Багдада.
В мае прошлого года, когда весь мир говорил о трагедии курдского народа, в Лондоне прошла демонстрация представителей туркманов. Туркманы, которых в Ираке насчитывается около двух с половиной миллионов, тщетно пытались привлечь внимание сильных мира сего к судьбе своего народа.
Двойной стандарт Запада по отношению к курдам и туркманам объясняется просто: туркманы, которых считают своей частью сразу три народа - туркмены, азербайджанцы и турки,- ориентируются на Анкару, которая и так не скрывает своих претензий на Мосульский регион. А воевать ради того, чтобы в результате прикрепить к Турции (пусть и союзной) бензобак в виде иракского севера, Западу не с руки.
ЯВЛЕНИЕ АЯТОЛЛЫ НАРОДУ.
В ночь со 2 на 3 февраля 1982 года около трех часов утра жители сирийского города Хамы были разбужены призывами, которые раздавались из громкоговорителей на минаретах. Ночные муэдзины объявили, что в Сирии началось восстание против еретического режима генерала Хафеза Асада и призвали правоверных к оружию. За два часа до этого исламские боевики взяли штурмом здания горкомов ПАСВ и компартии, государственные учреждения. Четыре дня Хама была в руках исламистов. Президент Асад бросил на мятежный город армию, поднял в воздух авиацию. В боях за Хаму погибло около 30 тысяч человек.
Это событие стало одним из наиболее ярких в череде выступлений нового интегралистского движения Востока. Французы, пристально и настороженно следящие за мусульманским миром, назвали его "исламским фундаментализмом" и придали этому названию четко выраженный негативный оттенок.
Кульминация исламского интегрализма - иранская революция 1979 года, когда был свергнут прозападный шахский режим и к власти в Тегеране пришел аятолла Хомейни.
Исламская революция стала вторым грозным вызовом Западу.
Страны Востока, стоящие на слабеньких "западных" ножках, под мощным исламским напором стали угрожающе крениться. Выступления, подобные событиям 1982 года в Хаме, прокатились по многим из них. И хотя в самом Иране после смерти Хомейни запал исламизма существенно остыл, импульс революции продолжает распространяться по планете. Последними его вызовами стали победа на выборах в Алжире Исламского фронта спасения и приход к власти в Душанбе Исламской партии возрождения.
Успехи исламского движения, как это ни странно, стимулируются усиливающимся натиском Запада. В исламе Восток видит прежде всего способ сохранения своей "самости".
ВОЙНА С ИРАНОМ ЗА ТУРАН.
Геополитический вакуум, возникший после распада СССР, сдвинул с привычных орбит и соседние страны. Часть из них принялась укреплять границы, дабы не допустить на свою территорию "заразу". Часть же пытается, распространив влияние на новые сопредельные страны, создать "пояс безопасности".
Иран оказался в числе последних. Позиция невмешательства, занятая, к примеру, Китаем, для Тегерана - непозволительная роскошь.
Светский, занявший прозападную позицию Баку уже одним своим существованием стимулирует сепаратистские настроения в южном, иранском Азербайджане. Война в Карабахе играет роль катализатора, постоянно приковывающего взоры иранских азербайджанцев к судьбам соплеменников на севере. Остановить это влияние Тегеран не в состоянии. А потому он пытается лавировать между Ереваном и Баку, засылает на север эмиссаров, делит на части свои азербайджанские провинции.
С другой стороны, его успехи на Востоке, в Таджикистане, тоже грозят обернуться кризисом внутри страны. Исламский союз с Душанбе густо замешен на идее этнического родства, педалируемой преимущественно его восточным соседом.
И то, и другое, будучи обращено к национальным чувствам, грозит вызвать к жизни этнический сепаратизм, уничтоживший на его глазах могучего северного соседа.
Страшась этой западной болезни, Тегеран стремится расширить зону своего влияния на весь мусульманский регион бывшего СССР и апеллирует прежде всего к религиозным чувствам.
В свою очередь Запад, опасающийся усиления Ирана за счет волонтеров из числа новых постсоветских стран, активно противодействует этому посредством своего союзника на Востоке - Турции.
Счет в противоборстве Анкары и Тегерана пока 5 : 1 в пользу первой. В активе у Ирана лишь Таджикистан, а точнее, Душанбе, последовательно уклоняющийся от тюркских политических тусовок.
Продвижение Запада в Центральную Азию похоже на прокладывание гати через болото. Турция - западный мост на Восток. Азербайджан становится мостом в Среднюю Азию для Анкары и т. д. Однако в самой Турции, приветствуя продвижение на Восток, многие в то же время возражают против прозападной позиции страны.
В принципе нельзя исключать вариант, при котором Анкара, в достаточной мере сблизившись с Востоком, в один прекрасный день может вдруг повернуться спиной к Западу. Предвидя подобный исход, Запад предусмотрел сразу несколько рычагов давления на Анкару. Во-первых, это давний недруг Турции Греция (входящая в отличие от первой в ЕС и всячески препятствующая вхождению туда Анкары). Во-вторых, Сирия, претендующая на некоторые турецкие территории и традиционно поддерживающая антитурецкие организации курдов и армян. В-третьих, курдский вопрос, лихорадящий юго-восточную Анатолию с 1918 года. И, в-четвертых, вопрос армянский. Армения, как известно, не отказывается от своих претензий на северо-восточные провинции Турции.
Время от времени эти вопросы поочередно поднимаются то в сенате США, то в Европарламенте.
ЗАПЛУТАВШИЕ ПРОСТРАНСТВА.
Впрочем, даже если и возникнет мощный тюркский союз, Туран, то его центр наверняка будет не в Анкаре.
В конце XIX - начале XX века национально-романтическая интеллигенция в Стамбуле грезила Тураном, каганатами, Ордой, а в Санкт-Петербурге и Москве точно так же мечтали о заливах, Константинополе и возрождении славы и блеска Византийской империи. Весь парадокс заключался в том, что ни то, ни другое не исчезало, а романтикам, чтобы воплотить свои мечты в жизнь, надо было только поменяться местами.
Потому что Османская империя стала преемницей Византийской, а Российская - Золотой Орды, Турана. Султан Мехмед П Фатих, завоевав Константинополь, вошел в него не как завоеватель, а как новый император древней империи. Свое государство турки назвали не каганатом или Ордой, а "Кайсар-и-Рум", то есть "Римская империя", верховный владыка же стал "султаном турок и ромеев". Эту преемственность почувствовали и греки в осажденном Константинополе, отказавшись даже в критический момент идти под Рим, Запад. Их настроения лаконично выразил последний византийский премьер Лука Нотарас, заявивший: "Лучше тюрбан султана, чем шапка кардинала".
Подобно Мехмеду П поступил и Иван Грозный. Завоевав Казань, он к своему титулу "Царь Московский" присоединил еще один - "Царь Казанский", что позволило тем из его новых татарских подданных, которые перешли к нему на службу, не считать себя коллаборационистами и изменниками. И далее, по мере присоединения новых государств к расширяющейся Российской империи росла и титулатура российских императоров.
Как бы ни были сильны национально-романтические настроения, геополитика, как правило, перевешивает их...
ШТОРМ У ПОДНОЖИЯ КРЫШИ МИРА.
Когда советские войска ушли из Афганистана, практически все наблюдатели предрекали скорое падение Наджибуллы и победу моджахедов. Но Наджибулла устоял. Его падение было предрешено позже, в конце августа 1991 года, когда исчезло само породившее его пространство: социалистическая империя.
Падение Наджибуллы предопределило, в свою очередь, свержение Рахмона Набиева и поставило под угрозу Ислама Каримова. Все это было неизбежно, так как после того, как рухнуло старое пространство, политический сюжет стал развиваться в рамках привычного, досоветского пространства, включающего в себя древние Хорасан и Мавераннахр.
Объединенные до последнего времени общим врагом - просоветским кабульским режимом - моджахеды раскололись на пуштунский юг и таджикско-узбекский север, а также ряд более мелких, превратив Афганистан в центральноазиатский Ливан. Победа оппозиции в Душанбе, в свою очередь, расколола Таджикистан на "исламско-демократический" Душанбе и Гарм и "просоветские" таджикско-узбекские Куляб и Ленинабад. И снова парадокс: таджикская оппозиция, неоднократно декларировавшая единство с братьями в Иране и Афганистане, стала блокироваться не с соплеменниками в Кабуле и афганском севере, а с пуштунами Гульбеддина Хекматиара.
А в противовес этому блоку стал формироваться другой: Кабул (Мазари-Шариф)- Куляб - Ленинабад - Ташкент, в котором вполне органично сочетаются постсоветские номенклатурные осколки с прозападной ориентацией.
В ходе конфликта постепенно размылись поначалу четкие цвета на знаменах воюющих сторон ("демократы" и "партократы"), и лишь с очень большой натяжкой можно увидеть ныне в них борьбу "зеленого" с "красным".
Здесь разворачивается та же борьба, что и повсеместно,- война национального сепаратизма с интегрализмом. И в этом плане наметившийся альянс Душанбе - Хекматиар - Тегеран с ярко выраженным исламским характером выступает с более "прозападных" позиций, нежели их умеренно-светские противники. В Таджикистане воюют не таджики с таджиками или узбеками (так же, как и в Афганистане не пуштуны с таджиками и узбеками), а сторонники нового национального государства с консерваторами, сторонниками старого.
И в этой связи ориентация Ходжента (и примыкающего к нему Куляба) на Ташкент - естественна и закономерна. Этот регион никогда не знал межнациональных распрей и коллизий. Наиболее отчетливая оппозиция проходила не по линии "тюрок-иранец", и даже не по религиозному признаку, а по образу жизни: оседлый - кочевой. И потому оседлые тюрки-узбеки Ферганской долины ближе к таджикам Ходжента, чем к кочевым тюркам-кыргызам, или казахам, и даже вчерашним кочевникам-узбекам.
СРЕДНЕАЗИАТСКИЕ АССИМИЛЯТОРЫ.
В конце июня 1990 года, сразу же после ошских событий, в Алма-Ате по инициативе Олжаса Сулейменова состоялась встреча узбекских и киргизских демократов.
1 2 3 4