Вот тебе и сезон дождей. На экваторе все шиворот-навыворот, погода в том числе.
В первый же день нашего плавания мы ругали не хорошими словами проклятое солнце, а на второй день уже молили богов о дожде, хотя прекрасно знали, что тропические ливни – не шутка. Нет ничего смешного в воде, которая неделями льется на головы, при этом поднимая уровни рек на десяток метров, затопляя джунгли и в конце концов просто действуя на нервы. Но в те дни мы считали, что лучше мокнуть под дождем, чем жариться под солнцем.
Ориентируясь по картам, мы достигли Падауири, реки, которая должна вывести нас к предполагаемому месту Прорыва. За это время стоны Николая поутихли, хотя он пользовался малейшим поводом, чтобы продемонстрировать неудовольствие. Особенно часто он поминал москитов, хотя матом он крыл и солнце, и воду, и сельву, и птиц, и нас с Майком.
К его бурчанию я относился философски, а Майк так и вовсе не понимал из Колиных матюгов ни слова. Ника это вполне устраивало. Сейчас он сидел, прислонившись к рюкзаку и пил «Спрайт», оставив в покое окружающий мир. Наверняка ругается мысленно, уж больно физиономия сердитая.
Он относится к той загадочной категории людей, которые часто жалуются и скулят, но когда дело принимает серьезный оборот, образ нытика бесследно исчезает и возникает предельно серьезный, сконцентрированный на проблеме человек. Чем вызваны такие метаморфозы, сказать сложно. Кто его знает, возможно, посредством нытья Ник выплескивает из себя негативную энергию.
Над головой пролетела парочка красно-синих попугаев. Красивые птицы, яркие, броские, как все вокруг. Солнце уже поднялось и неумолимо двигалось к зениту. Жара еще не началась, но уже скоро станет печь так, что рубашки и штаны за минуту намокнут от пота.
Я достал карту местности и внимательно ее изучал, периодически сверяя направление движения нашего каноэ по компасу. Мы уже пересекли экватор и сейчас двигались на северо-запад. Скоро мы должны свернуть в один из протоков, проплыть по игапо, добраться до варзеи, а там пешком – до горы. Что будет у подножия, я с трудом себе представлял. Условия Игры подразумевали единую схему Прорывов, но оригинальность обстоятельств, так что нас могло ждать все, что угодно. Терра фирма, варзеа, нгапо – низкие берега, обрамляющие русло Амазонки и спускающиеся к реке тремя широкими ступенями: верхняя ступень – терра фирма – незатопляемый берег, образованный коренным склоном долины, ниже которого простирается пойма; средняя ступень – варзеа – часть поймы, затопляемая при больших разливах реки; нижняя ступень – игапо – болото, покрывается водой при обычных разливах воды. (Здесь и далее – прим. авт.)
В любом случае, сначала нужно выяснить точное место. А ведь оно могло оказаться и на вершине Тамакаури. Что это означает? Что нам придется лезть на высоту 7677 футов… Да, веселенькая перспектива. Впрочем, и не такие высоты брали.
Я сложил карту и перебрался на корму к Майку.
– Иди поспи, – сказал я ему, взявшись за румпель.
Майк не спорил. Он не спал всю ночь. Коля перебрался на нос, а Майк лег посередине, подложив под голову рюкзак. Спустив рукава и накрыв бейсбольной кепкой лицо, он тут же уснул.
Мотор тихо урчал, мимо проплывали неизменные зеленые стены тропического леса, полузатопленные деревья и плавучий тростник, создающий полную иллюзию суши. Я направил каноэ поближе к правому берегу, чтобы хоть иногда оказываться в тени деревьев, нависших над водой.
Николай, воспользовавшись близостью сельвы, метнул в кусты пустую бутылку из-под «Спрайта». Потом воровато взглянул на меня и развел руками, мол, рефлекс, извини, ничего не мог с собой поделать. Он знал, что я не люблю, когда мусорят в лесу.
Когда Майк крепко заснул, Коля перебрался ко мне и шепотом спросил:
– Когда будем проводить Сеанс?
– Когда окажемся на земле, – усмехнулся я. – Терпение. Всему свое время.
– Чем быстрее мы ликвидируем Прорыв, тем быстрее отсюда уберемся, – буркнул Ник.
– С этим не поспоришь, конечно. Но для Сеанса нам понадобится огонь. Ты умеешь разводить костер на воде?
Он фыркнул.
– А зажигалка не подойдет?
Я не ответил, лишь покачал головой. Один из Колиных недостатков – не вовремя просыпающееся чувство юмора.
Когда солнце пошло на запад, Майк протер глаза и, зевая, перелез ко мне на корму.
– Сколько миль мы проплыли, пока я спал?
– Миль восемь, – ответил я. – Пару раз приходилось останавливаться – на винт наматывалась трава.
– Зря вы держались берега, мистер Анатолий. Там затопленные кусты, да и плавучей травы много.
– Ничего не поделаешь. Выплыви я на середину, мы бы изжарились, как филе-миньон.
– Неплохое блюдо, – констатировал Майк, отбирая у меня румпель.
Непонятно, шутит он или говорит серьезно.
Я перебрался к Коле, который читал газету, купленную в Москве накануне вылета в Бразилию. Я сел рядом, осторожно опершись об адски горячий борт каноэ, и, открыв ящик со льдом, обнаружил, что лед превратился в воду.
Судя по тому, что бутылок «Спрайта» осталось всего пять, а брали мы с собой двадцать, Коля явно не терял времени. Правда, оставалась еще упаковка с «Содой Лимао» – местным прохладительным напитком, который мало чем отличался от того же «Спрайта». Я достал бутылку, открыл ее и одним глотком выпил поло вину.
– Ты посмотри на это дерьмо, – вдруг сказал мне Коля, показывая газету.
Крупный заголовок кричал: «Сверхъестественная буря в Сибири!» Прочитав первый же абзац, я понял, что это про Колю. Когда он выяснял место Прорыва, то так разволновался, что дал маху, недостаточно хорошо скрепив защитный купол, и энергия, случайно выпущенная на свободу, разрушила пару домов, повалила десяток телеграфных столбов и убила целое стадо коров. У него ушло два часа, чтобы утихомирить разбушевавшиеся Силы.
Журналист брал интервью у солидных метеорологов из Гидрометцентра, они объясняли, что буря вызвана какими-то магнитными завихрениями в атмосфере. В детали я вчитываться не стал, сложил газету и вернул ее Коле.
Как все-таки изменились люди. Раньше обычные природные явления, такие, как дождь или гроза, списывали на колдовство и богов, теперь же настоящие магические явления приписывают силам Природы.
Николай вопросительно посмотрел на меня, ожидая бурной реакции, но я лишь пожал плечами. Я уже давно спокойно отношусь к газетным опусам. Коля же еще переживает – вон как надулся. Неужели из-за статьи? Ничего, пройдет пара лет, и ему будет неинтересно, что пишут в газетах. А может, статья разбудила в нем подзабытое чувство вины, ведь я доверил ему провести процедуру, а он сплоховал? Тоже ничего страшного. Ошибки учат.
Справа раздался плеск. Коля выронил газету и, схватившись за раскаленный солнцем автомат, выругался. Я мельком взглянул туда, откуда послышался плеск и улыбнулся. Пресноводные розовые дельфины. Странно, что заплыли сюда, обычно они живут на большой воде. Коля смотрел, как резвятся эти милейшие создания, и напряженная гримаса медленно сползала с его лица.
– Дельфины… Надо же, – ошарашенно пробормотал он, но тут же вспомнил, что обижен на весь мир, и потому добавил: – Вот расплескались, рыбы тупые…
Я не стал ему объяснять, что дельфины – млекопитающие.
Через час Майк повернул каноэ в один из узких притоков Падауири. Деревья над водой сплелись ветвями, образовав нечто вроде сводчатого потолка, но, несмотря на тень, казалось, стало еще жарче – как в настоящей сауне.
Я снял шляпу и провел рукой по мокрым волосам. Управляемое твердой рукой Майка каноэ медленно двигалось по притоку. Где-то в лесу кричала обезьяна, справа и слева жужжали цикады. Огромные деревья, стволы которых, казалось, сплетены из серых морщинистых канатов, возвышались над нашими головами, заставляя восхищаться величием местной флоры.
Правда, вскоре на нас напали москиты, и о красотах тропического леса пришлось на время позабыть. На открытой реке мошкара нам особо не докучала, но здесь набросилась немедленно, Коля и Майк принялись брызгаться средством от москитов, которое периодически попадало им то в рот, то в нос, заставляя чихать и кашлять. Мне тоже пришлось застегнуть рубашку, спустить рукава и сделать вид, будто брызгаюсь средством, хотя на самом деле в нем не было нужды: при появлении москитов я стал вырабатывать феромоны, которые гнали от меня москитов, как ладан гонит чертей. Именно поэтому вскоре москиты оставили свои атаки, лишь злобно жужжали и кружились вокруг нашего каноэ.
Коля достал фотоаппарат и принялся фотографировать все вокруг, изредка комментируя красоту леса междометиями «ах», «ух» и «хых». Деревья, росшие по обе стороны притока, стояли плотно, словно настоящие стены, их мощные стволы были обвиты лианами, папоротники зелеными фонтанами застыли между громадами тропических великанов, а экзотические запахи сельвы просто сводили с ума. Шум мотора изредка тревожил бурых уток, которые при нашем приближении стремительно скрывались в зарослях высокого тростника, а вот стройные белые цапли, сидевшие на ветвях затопленных деревьев, не обращали на нас никакого внимания.
Потом мы заметили ленивца – забавного зверя с маленькой головой, которая казалась лишь завершением толстой шеи. Ленивец висел на дереве, меланхолично жуя листья. Коля, увидев забавную, вечно улыбающуюся мордашку зверька, стал из упрямства спорить с Майком – он почему-то вбил себе в голову, что это обыкновенная обезьяна. И только после того, как увидел, что у ленивца ушло две минуты, чтобы просто поднять лапу и опереться о ветку, Коля признал правоту нашего проводника, сфотографировав предмет споров на память.
После встречи с ленивцем Майк оживился и стал рассказывать нам о флоре и фауне здешних мест, о проделках обезьян, о самых страшных рыбках Амазонки кандиру, которые заползают в естественные отверстия на теле человека и вытащить их можно только хирургическим путем…
Услышав об этих тварях, Коля заявил, что он поскорее хочет отсюда убраться. Он не очень хорошо разбирался в животных, мне кажется, он не смог бы отличить гризли от обычного бурого медведя. А то, что бурый медведь – не белый, он сумел бы определить только по цвету. Впрочем, Коле наплевать на биологию, поскольку он искренне считал физику единственной стоящей наукой, именно поэтому не забивал себе голову вещами, которые, как ему казалось, не имеют никакого значения.
Однако Майка он слушал внимательно. Я не сомневался, что знаю о местной флоре и фауне гораздо больше, чем наш проводник, но не хотел его прерывать. Он рассказывал с энтузиазмом, его было интересно слушать, я же с головой углубился бы в сухие научные формулировки, и слушать меня смог бы только ученый. Ну кому интересно знать, что дерево, мимо которого мы сейчас проплываем, называется Roysonea regia? Пальма и пальма.
Коля, успокоенный словами Майка о том, что кандиру, как и пираньи, нападают на людей только в определенных условиях, успокоился, окончательно развесил уши и от души хохотал, слушая новые истории проводника, на этот раз об обезьянах.
Меня же отвлекла острая боль в затылке. Казалось, мне в мозг воткнули раскаленный железный прут и медленно там проворачивали. Обычно это не предвещало ничего хорошего.
Рядом находился Белый.
Коля перестал смеяться и заозирался по сторонам. Цикады внезапно умолкли, лес замер.
Я осторожно положил руку на «АК», не сводя глаз с сельвы на левом берегу. За нами следили. Я чувствовал чужой разум, не желавший нам ничего, кроме смерти.
– Что случилось? – шепотом спросил Майк, уменьшая обороты мотора.
Коля вместо ответа передернул затвор автомата. Каноэ поплыло медленнее, мы напряженно смотрели на переплетение растений, пытаясь разглядеть врага.
Внезапно напряжение исчезло. Боль утихла, цикады вновь истошно завопили. Я выдохнул, отложил автомат и достал сигарету.
– Что это было? – спросил Майк. – Вы что-нибудь увидели?
Мы с Колей переглянулись и покачали головами.
К вечеру мы наконец-то пристали к берегу, вытащили из каноэ все рюкзаки, накрыли лодку брезентом и привязали крепким канатом к стволу одного из деревьев, росших прямо у воды.
Мы с Николаем сели возле вещей, а Майк пошел искать место для ночевки. Я взглянул на Колю.
– Сегодня вечером, – сказал я, закуривая.
– Отлично, – ответил Коля. – Все ингредиенты готовы… Ты говорил, костер?
– Да. Только нужно быть предельно осторожными.
– Почему?
– А ты не чувствуешь? – Я затянулся и с силой выдохнул дым.
– Я не Ферзь.
– Ты не ответил.
– Чувствую, – признался Коля. – Здесь повсюду опасность.
– Это лес. Он полон животной магии. Мы не должны будить Спящих, здесь все пронизано Силой: одно неправильное движение, и нам конец.
– Что насчет Майка? – спросил Коля. Я понял, что он имел в виду.
– Его нейтрализуем. Он не должен ничего знать. Коля согласно кивнул. В лесу настолько тихо, что слышалось даже потрескивание табака в сигарете.
– Сегодня на реке… Что это было? – спросил Коля.
– Точно не скажу. Скорее всего, Белые.
– Ты думаешь?
– Не уверен. Слишком далеко от места Прорыва. Хотя…
Я плюнул.
– В любом случае, тот, кого мы почувствовали на реке, не является значимой Фигурой. Может, Пешка, кто разберет…
– Странно.
– Согласен. Жизнь вообще странная штука. – Я затянулся и закрыл глаза.
– Он умирает. – Лекарь вытирал окровавленные руки тряпкой, и его изрезанное морщинами лицо казалось ликом языческих богов.
Гавейн побледнел и, словно загнанный тигр, заметался у входа в шатер.
– Нет, – бормотал он, словно заклинание, – Этого не может быть. Нет. Нет. Он не может… он не должен…
Лекарь смотрел на свои руки, с которых никак не хотела счищаться кровь короля.
– Король умрет, – тихо сказал он. – Я не в силах изменить предначертанное. Ни один лекарь в мире не сможет исцелить подобные раны.
Гавейн схватил лекаря за грудки, прорычав:
– Не смей говорить подобное! Он не умрет! Слышишь?! Он не может умереть!
Лекарь вцепился в крепкие руки рыцаря и крикнул:
– Я не всесилен, пойми! Если бы Мерлин был здесь… Возможно, он сумел бы…
Артур услышал эти слова. Он лежал в кровати, на окровавленных шкурах, и его душа пребывала на грани жизни и смерти. Король смотрел на красный свод шатра и вспоминал.
Мерлин… Да, если бы только чародей оказался здесь… Не для того, чтобы спасти, – от таких ран спасти его не смог бы даже Мерлин. Он хотел увидеть Мерлина, чтобы просто попрощаться…
Когда Артур восстал против саксов, он знал, что без мудрого советника восстание потерпит поражение. Он знал, что единственный человек, которому можно доверять – его воспитатель-чародей, выходивший его после смерти отца. Мерлин вел жизнь отшельника, занимаясь своими делами, но, выслушав просьбу приемного сына, согласился помочь.
Вместе они объединили племена кельтов, и восстание охватило почти всю страну. Услышав имя Артура, саксы бежали с поля боя, ибо он не проиграл ни одной битвы, внимая мудрым советам своего приемного отца. Артур создал орден бесстрашных рыцарей, стал королем и правил по возможности мудро и справедливо до тех пор, пока его воспитатель и верный советчик не оставил его. Никто не знал, куда он исчез, но иногда Артур видел его во сне, и маг по-прежнему помогал ему советами.
После исчезновения чародея саксы вновь вторглись в страну Артура, проливая кровь невинных людей, творя зло и разрушая все то, что король и чародей создавали долгие годы.
В ночь перед решающей битвой при Камлане Артур вновь видел во сне своего наставника, и чародей сказал ему, что битва будет выиграна.
Сражение оказалось долгим и кровавым. Рыцари Артура действительно победили саксов, но какой ценой! В живых остались лишь девять воинов. Артур вышел на бой с собственным племянником и убил его, но во время схватки и сам получил смертельное ранение.
Сейчас, лежа на смертном одре, он хотел лишь одного – увидеть наставника. Сказать ему, что он победил. Что королевство будет жить и после смерти короля… убедить самого себя в этом… услышать, как Мерлин согласится… Осознать, что жизнь пролетела недаром…
– Ты не зря прожил свою жизнь, – услышал Артур тихий голос.
С трудом повернув голову, король увидел в темном углу закутанную в плащ фигуру. Незнакомец вышел на свет, и Артур улыбнулся.
– Я знал… что ты придешь… Мерлинг – прошептал он, протягивая Ему руку.
Тот подошел и пожал бледную ладонь короля, чувствуя холод близкой смерти. Все, что Он мог сейчас сделать, это унять физическую боль Артура… Но сохранить ему жизнь невозможно…
– Ты прожил славную жизнь, мой друг, – тихо сказал Он, глядя на Артура глазами, полными слез. – Поверь мне, ты не будешь забыт никогда… Ты будешь вечно жить в сердцах… Я…
Он запнулся. Впервые в жизни Он понял, что не находит слов.
– Авалон ждет, – прошептал Артур, улыбаясь.
– Да, – тихо ответил Он. – Ступай с миром, брат.
1 2 3 4 5 6
В первый же день нашего плавания мы ругали не хорошими словами проклятое солнце, а на второй день уже молили богов о дожде, хотя прекрасно знали, что тропические ливни – не шутка. Нет ничего смешного в воде, которая неделями льется на головы, при этом поднимая уровни рек на десяток метров, затопляя джунгли и в конце концов просто действуя на нервы. Но в те дни мы считали, что лучше мокнуть под дождем, чем жариться под солнцем.
Ориентируясь по картам, мы достигли Падауири, реки, которая должна вывести нас к предполагаемому месту Прорыва. За это время стоны Николая поутихли, хотя он пользовался малейшим поводом, чтобы продемонстрировать неудовольствие. Особенно часто он поминал москитов, хотя матом он крыл и солнце, и воду, и сельву, и птиц, и нас с Майком.
К его бурчанию я относился философски, а Майк так и вовсе не понимал из Колиных матюгов ни слова. Ника это вполне устраивало. Сейчас он сидел, прислонившись к рюкзаку и пил «Спрайт», оставив в покое окружающий мир. Наверняка ругается мысленно, уж больно физиономия сердитая.
Он относится к той загадочной категории людей, которые часто жалуются и скулят, но когда дело принимает серьезный оборот, образ нытика бесследно исчезает и возникает предельно серьезный, сконцентрированный на проблеме человек. Чем вызваны такие метаморфозы, сказать сложно. Кто его знает, возможно, посредством нытья Ник выплескивает из себя негативную энергию.
Над головой пролетела парочка красно-синих попугаев. Красивые птицы, яркие, броские, как все вокруг. Солнце уже поднялось и неумолимо двигалось к зениту. Жара еще не началась, но уже скоро станет печь так, что рубашки и штаны за минуту намокнут от пота.
Я достал карту местности и внимательно ее изучал, периодически сверяя направление движения нашего каноэ по компасу. Мы уже пересекли экватор и сейчас двигались на северо-запад. Скоро мы должны свернуть в один из протоков, проплыть по игапо, добраться до варзеи, а там пешком – до горы. Что будет у подножия, я с трудом себе представлял. Условия Игры подразумевали единую схему Прорывов, но оригинальность обстоятельств, так что нас могло ждать все, что угодно. Терра фирма, варзеа, нгапо – низкие берега, обрамляющие русло Амазонки и спускающиеся к реке тремя широкими ступенями: верхняя ступень – терра фирма – незатопляемый берег, образованный коренным склоном долины, ниже которого простирается пойма; средняя ступень – варзеа – часть поймы, затопляемая при больших разливах реки; нижняя ступень – игапо – болото, покрывается водой при обычных разливах воды. (Здесь и далее – прим. авт.)
В любом случае, сначала нужно выяснить точное место. А ведь оно могло оказаться и на вершине Тамакаури. Что это означает? Что нам придется лезть на высоту 7677 футов… Да, веселенькая перспектива. Впрочем, и не такие высоты брали.
Я сложил карту и перебрался на корму к Майку.
– Иди поспи, – сказал я ему, взявшись за румпель.
Майк не спорил. Он не спал всю ночь. Коля перебрался на нос, а Майк лег посередине, подложив под голову рюкзак. Спустив рукава и накрыв бейсбольной кепкой лицо, он тут же уснул.
Мотор тихо урчал, мимо проплывали неизменные зеленые стены тропического леса, полузатопленные деревья и плавучий тростник, создающий полную иллюзию суши. Я направил каноэ поближе к правому берегу, чтобы хоть иногда оказываться в тени деревьев, нависших над водой.
Николай, воспользовавшись близостью сельвы, метнул в кусты пустую бутылку из-под «Спрайта». Потом воровато взглянул на меня и развел руками, мол, рефлекс, извини, ничего не мог с собой поделать. Он знал, что я не люблю, когда мусорят в лесу.
Когда Майк крепко заснул, Коля перебрался ко мне и шепотом спросил:
– Когда будем проводить Сеанс?
– Когда окажемся на земле, – усмехнулся я. – Терпение. Всему свое время.
– Чем быстрее мы ликвидируем Прорыв, тем быстрее отсюда уберемся, – буркнул Ник.
– С этим не поспоришь, конечно. Но для Сеанса нам понадобится огонь. Ты умеешь разводить костер на воде?
Он фыркнул.
– А зажигалка не подойдет?
Я не ответил, лишь покачал головой. Один из Колиных недостатков – не вовремя просыпающееся чувство юмора.
Когда солнце пошло на запад, Майк протер глаза и, зевая, перелез ко мне на корму.
– Сколько миль мы проплыли, пока я спал?
– Миль восемь, – ответил я. – Пару раз приходилось останавливаться – на винт наматывалась трава.
– Зря вы держались берега, мистер Анатолий. Там затопленные кусты, да и плавучей травы много.
– Ничего не поделаешь. Выплыви я на середину, мы бы изжарились, как филе-миньон.
– Неплохое блюдо, – констатировал Майк, отбирая у меня румпель.
Непонятно, шутит он или говорит серьезно.
Я перебрался к Коле, который читал газету, купленную в Москве накануне вылета в Бразилию. Я сел рядом, осторожно опершись об адски горячий борт каноэ, и, открыв ящик со льдом, обнаружил, что лед превратился в воду.
Судя по тому, что бутылок «Спрайта» осталось всего пять, а брали мы с собой двадцать, Коля явно не терял времени. Правда, оставалась еще упаковка с «Содой Лимао» – местным прохладительным напитком, который мало чем отличался от того же «Спрайта». Я достал бутылку, открыл ее и одним глотком выпил поло вину.
– Ты посмотри на это дерьмо, – вдруг сказал мне Коля, показывая газету.
Крупный заголовок кричал: «Сверхъестественная буря в Сибири!» Прочитав первый же абзац, я понял, что это про Колю. Когда он выяснял место Прорыва, то так разволновался, что дал маху, недостаточно хорошо скрепив защитный купол, и энергия, случайно выпущенная на свободу, разрушила пару домов, повалила десяток телеграфных столбов и убила целое стадо коров. У него ушло два часа, чтобы утихомирить разбушевавшиеся Силы.
Журналист брал интервью у солидных метеорологов из Гидрометцентра, они объясняли, что буря вызвана какими-то магнитными завихрениями в атмосфере. В детали я вчитываться не стал, сложил газету и вернул ее Коле.
Как все-таки изменились люди. Раньше обычные природные явления, такие, как дождь или гроза, списывали на колдовство и богов, теперь же настоящие магические явления приписывают силам Природы.
Николай вопросительно посмотрел на меня, ожидая бурной реакции, но я лишь пожал плечами. Я уже давно спокойно отношусь к газетным опусам. Коля же еще переживает – вон как надулся. Неужели из-за статьи? Ничего, пройдет пара лет, и ему будет неинтересно, что пишут в газетах. А может, статья разбудила в нем подзабытое чувство вины, ведь я доверил ему провести процедуру, а он сплоховал? Тоже ничего страшного. Ошибки учат.
Справа раздался плеск. Коля выронил газету и, схватившись за раскаленный солнцем автомат, выругался. Я мельком взглянул туда, откуда послышался плеск и улыбнулся. Пресноводные розовые дельфины. Странно, что заплыли сюда, обычно они живут на большой воде. Коля смотрел, как резвятся эти милейшие создания, и напряженная гримаса медленно сползала с его лица.
– Дельфины… Надо же, – ошарашенно пробормотал он, но тут же вспомнил, что обижен на весь мир, и потому добавил: – Вот расплескались, рыбы тупые…
Я не стал ему объяснять, что дельфины – млекопитающие.
Через час Майк повернул каноэ в один из узких притоков Падауири. Деревья над водой сплелись ветвями, образовав нечто вроде сводчатого потолка, но, несмотря на тень, казалось, стало еще жарче – как в настоящей сауне.
Я снял шляпу и провел рукой по мокрым волосам. Управляемое твердой рукой Майка каноэ медленно двигалось по притоку. Где-то в лесу кричала обезьяна, справа и слева жужжали цикады. Огромные деревья, стволы которых, казалось, сплетены из серых морщинистых канатов, возвышались над нашими головами, заставляя восхищаться величием местной флоры.
Правда, вскоре на нас напали москиты, и о красотах тропического леса пришлось на время позабыть. На открытой реке мошкара нам особо не докучала, но здесь набросилась немедленно, Коля и Майк принялись брызгаться средством от москитов, которое периодически попадало им то в рот, то в нос, заставляя чихать и кашлять. Мне тоже пришлось застегнуть рубашку, спустить рукава и сделать вид, будто брызгаюсь средством, хотя на самом деле в нем не было нужды: при появлении москитов я стал вырабатывать феромоны, которые гнали от меня москитов, как ладан гонит чертей. Именно поэтому вскоре москиты оставили свои атаки, лишь злобно жужжали и кружились вокруг нашего каноэ.
Коля достал фотоаппарат и принялся фотографировать все вокруг, изредка комментируя красоту леса междометиями «ах», «ух» и «хых». Деревья, росшие по обе стороны притока, стояли плотно, словно настоящие стены, их мощные стволы были обвиты лианами, папоротники зелеными фонтанами застыли между громадами тропических великанов, а экзотические запахи сельвы просто сводили с ума. Шум мотора изредка тревожил бурых уток, которые при нашем приближении стремительно скрывались в зарослях высокого тростника, а вот стройные белые цапли, сидевшие на ветвях затопленных деревьев, не обращали на нас никакого внимания.
Потом мы заметили ленивца – забавного зверя с маленькой головой, которая казалась лишь завершением толстой шеи. Ленивец висел на дереве, меланхолично жуя листья. Коля, увидев забавную, вечно улыбающуюся мордашку зверька, стал из упрямства спорить с Майком – он почему-то вбил себе в голову, что это обыкновенная обезьяна. И только после того, как увидел, что у ленивца ушло две минуты, чтобы просто поднять лапу и опереться о ветку, Коля признал правоту нашего проводника, сфотографировав предмет споров на память.
После встречи с ленивцем Майк оживился и стал рассказывать нам о флоре и фауне здешних мест, о проделках обезьян, о самых страшных рыбках Амазонки кандиру, которые заползают в естественные отверстия на теле человека и вытащить их можно только хирургическим путем…
Услышав об этих тварях, Коля заявил, что он поскорее хочет отсюда убраться. Он не очень хорошо разбирался в животных, мне кажется, он не смог бы отличить гризли от обычного бурого медведя. А то, что бурый медведь – не белый, он сумел бы определить только по цвету. Впрочем, Коле наплевать на биологию, поскольку он искренне считал физику единственной стоящей наукой, именно поэтому не забивал себе голову вещами, которые, как ему казалось, не имеют никакого значения.
Однако Майка он слушал внимательно. Я не сомневался, что знаю о местной флоре и фауне гораздо больше, чем наш проводник, но не хотел его прерывать. Он рассказывал с энтузиазмом, его было интересно слушать, я же с головой углубился бы в сухие научные формулировки, и слушать меня смог бы только ученый. Ну кому интересно знать, что дерево, мимо которого мы сейчас проплываем, называется Roysonea regia? Пальма и пальма.
Коля, успокоенный словами Майка о том, что кандиру, как и пираньи, нападают на людей только в определенных условиях, успокоился, окончательно развесил уши и от души хохотал, слушая новые истории проводника, на этот раз об обезьянах.
Меня же отвлекла острая боль в затылке. Казалось, мне в мозг воткнули раскаленный железный прут и медленно там проворачивали. Обычно это не предвещало ничего хорошего.
Рядом находился Белый.
Коля перестал смеяться и заозирался по сторонам. Цикады внезапно умолкли, лес замер.
Я осторожно положил руку на «АК», не сводя глаз с сельвы на левом берегу. За нами следили. Я чувствовал чужой разум, не желавший нам ничего, кроме смерти.
– Что случилось? – шепотом спросил Майк, уменьшая обороты мотора.
Коля вместо ответа передернул затвор автомата. Каноэ поплыло медленнее, мы напряженно смотрели на переплетение растений, пытаясь разглядеть врага.
Внезапно напряжение исчезло. Боль утихла, цикады вновь истошно завопили. Я выдохнул, отложил автомат и достал сигарету.
– Что это было? – спросил Майк. – Вы что-нибудь увидели?
Мы с Колей переглянулись и покачали головами.
К вечеру мы наконец-то пристали к берегу, вытащили из каноэ все рюкзаки, накрыли лодку брезентом и привязали крепким канатом к стволу одного из деревьев, росших прямо у воды.
Мы с Николаем сели возле вещей, а Майк пошел искать место для ночевки. Я взглянул на Колю.
– Сегодня вечером, – сказал я, закуривая.
– Отлично, – ответил Коля. – Все ингредиенты готовы… Ты говорил, костер?
– Да. Только нужно быть предельно осторожными.
– Почему?
– А ты не чувствуешь? – Я затянулся и с силой выдохнул дым.
– Я не Ферзь.
– Ты не ответил.
– Чувствую, – признался Коля. – Здесь повсюду опасность.
– Это лес. Он полон животной магии. Мы не должны будить Спящих, здесь все пронизано Силой: одно неправильное движение, и нам конец.
– Что насчет Майка? – спросил Коля. Я понял, что он имел в виду.
– Его нейтрализуем. Он не должен ничего знать. Коля согласно кивнул. В лесу настолько тихо, что слышалось даже потрескивание табака в сигарете.
– Сегодня на реке… Что это было? – спросил Коля.
– Точно не скажу. Скорее всего, Белые.
– Ты думаешь?
– Не уверен. Слишком далеко от места Прорыва. Хотя…
Я плюнул.
– В любом случае, тот, кого мы почувствовали на реке, не является значимой Фигурой. Может, Пешка, кто разберет…
– Странно.
– Согласен. Жизнь вообще странная штука. – Я затянулся и закрыл глаза.
– Он умирает. – Лекарь вытирал окровавленные руки тряпкой, и его изрезанное морщинами лицо казалось ликом языческих богов.
Гавейн побледнел и, словно загнанный тигр, заметался у входа в шатер.
– Нет, – бормотал он, словно заклинание, – Этого не может быть. Нет. Нет. Он не может… он не должен…
Лекарь смотрел на свои руки, с которых никак не хотела счищаться кровь короля.
– Король умрет, – тихо сказал он. – Я не в силах изменить предначертанное. Ни один лекарь в мире не сможет исцелить подобные раны.
Гавейн схватил лекаря за грудки, прорычав:
– Не смей говорить подобное! Он не умрет! Слышишь?! Он не может умереть!
Лекарь вцепился в крепкие руки рыцаря и крикнул:
– Я не всесилен, пойми! Если бы Мерлин был здесь… Возможно, он сумел бы…
Артур услышал эти слова. Он лежал в кровати, на окровавленных шкурах, и его душа пребывала на грани жизни и смерти. Король смотрел на красный свод шатра и вспоминал.
Мерлин… Да, если бы только чародей оказался здесь… Не для того, чтобы спасти, – от таких ран спасти его не смог бы даже Мерлин. Он хотел увидеть Мерлина, чтобы просто попрощаться…
Когда Артур восстал против саксов, он знал, что без мудрого советника восстание потерпит поражение. Он знал, что единственный человек, которому можно доверять – его воспитатель-чародей, выходивший его после смерти отца. Мерлин вел жизнь отшельника, занимаясь своими делами, но, выслушав просьбу приемного сына, согласился помочь.
Вместе они объединили племена кельтов, и восстание охватило почти всю страну. Услышав имя Артура, саксы бежали с поля боя, ибо он не проиграл ни одной битвы, внимая мудрым советам своего приемного отца. Артур создал орден бесстрашных рыцарей, стал королем и правил по возможности мудро и справедливо до тех пор, пока его воспитатель и верный советчик не оставил его. Никто не знал, куда он исчез, но иногда Артур видел его во сне, и маг по-прежнему помогал ему советами.
После исчезновения чародея саксы вновь вторглись в страну Артура, проливая кровь невинных людей, творя зло и разрушая все то, что король и чародей создавали долгие годы.
В ночь перед решающей битвой при Камлане Артур вновь видел во сне своего наставника, и чародей сказал ему, что битва будет выиграна.
Сражение оказалось долгим и кровавым. Рыцари Артура действительно победили саксов, но какой ценой! В живых остались лишь девять воинов. Артур вышел на бой с собственным племянником и убил его, но во время схватки и сам получил смертельное ранение.
Сейчас, лежа на смертном одре, он хотел лишь одного – увидеть наставника. Сказать ему, что он победил. Что королевство будет жить и после смерти короля… убедить самого себя в этом… услышать, как Мерлин согласится… Осознать, что жизнь пролетела недаром…
– Ты не зря прожил свою жизнь, – услышал Артур тихий голос.
С трудом повернув голову, король увидел в темном углу закутанную в плащ фигуру. Незнакомец вышел на свет, и Артур улыбнулся.
– Я знал… что ты придешь… Мерлинг – прошептал он, протягивая Ему руку.
Тот подошел и пожал бледную ладонь короля, чувствуя холод близкой смерти. Все, что Он мог сейчас сделать, это унять физическую боль Артура… Но сохранить ему жизнь невозможно…
– Ты прожил славную жизнь, мой друг, – тихо сказал Он, глядя на Артура глазами, полными слез. – Поверь мне, ты не будешь забыт никогда… Ты будешь вечно жить в сердцах… Я…
Он запнулся. Впервые в жизни Он понял, что не находит слов.
– Авалон ждет, – прошептал Артур, улыбаясь.
– Да, – тихо ответил Он. – Ступай с миром, брат.
1 2 3 4 5 6