Бесчисленная армия пропагандистов времен холодной войны продолжала функционировать, хотя сама война давно закончилась. А поскольку главным врагом в той войне был коммунизм, то достаточно было налепить коммунистический ярлык одному из кандидатов, как тысячи комментаторов, набычившись, бросались топтать его. Теперь – а прошло совсем немного лет – уже легко разобраться, что некоторые ярлыки, навешенные на того или иного российского деятеля, оказались ложными. И что армия киллеров с перьями в руках убила немало вариантов разрешения российского кризиса, которые могли бы стать выгодными для всех.
Имеет смысл вернуться к этим событиям. В том числе и потому, что, поскольку убийца всегда возвращается на место преступления, нам, быть может, удастся поймать его. Но давайте вновь бросимся в гущу событий, в номер 1120 московского «Президент-отеля», в тот холодный и тревожный февраль 1996 года, когда вырабатывалась стратегия переизбрания Ельцина. Главное, чтобы никто за пределами Кремля ничего не узнал. «Секретность, – признался Брайнин „Тайм», – была решающим фактором. Всем было ясно, что если бы коммунисты узнали обо всем до выборов, то они атаковали бы Ельцина, объявив его послушным орудием в американских руках. Нам позарез нужна была эта команда, но мы знали, что, заполучив ее, мы пойдем на огромный риск». Бедняга. Столько труда пропало даром. Пока ребята из Америки заперлись в номере 1120, подлинная стратегия избирательной кампании решалась совсем в другом месте. Не то чтобы в конце концов она слишком отличалась. Просто молодые люди из США никогда не смогли бы вообразить, какими приемами надо было поднимать рейтинг Ельцина. Ведь они не знали Византии.
Глава 4. Уж такие мы ушлые
В конце февраля 1996 года во главе Общероссийского штаба по выборам президента продолжал оставаться первый заместитель премьера Олег Сосковец. Слишком долго и наверное неинтересно рассказывать здесь даже о малой части интриг, связанных с его назначением, и о составе штаба. Остановимся на главном. Дрезнер встретился с Сосковцом в 3 часа пополудни 27 февраля и познакомил его со своим планом действий. Это были пять машинописных страниц, объяснявших, что следовало и чего ни в коем случае не следовало делать. Советы, естественно, основывались на опыте американских выборов.
«Вы приняты. Я скажу президенту, что нам помогают американцы». Считалось, что Сосковец – человек деловой и немногословный. На его столе лежал календарь с жирно отчеркнутыми красным карандашом днями, остававшимися до первого избирательного тура, то есть до 16 июня. Но разговор на этом не закончился. У Сосковца было еще важное замечание: «Одна из ваших задач – за месяц до выборов предупредить нас и сказать, следует ли их отменить. На тот случай, если вы сочтете, что мы их проигрываем».
Вот оно, главное подтверждение. На протяжении всей избирательной кампании ходили упорные слухи о том, что Борис Ельцин вынашивает идею отмены выборов. Эти слухи конечно опровергались, в том числе и им самим. Но они продолжали циркулировать, порой слегка затухая, когда рейтинги президента начали подниматься из той провальной глубины, в которой они были вначале. Накануне второго тура, во время выяснения отношений между двумя акционерными обществами: «Коржаков и К»" и «Чубайс и К»", победители, то есть эти последние, заявили во всеуслышание, что выборы хотели отменить те, кто потерпел поражение.
При этом иногда подразумевалось, а иногда заявлялось открыто, будто сам Борис Ельцин вряд ли знал об этом. Если кто-то и в самом деле думал, что президент не знал, что творится вокруг него, и что он не контролировал свое окружение, то это очень и очень печально. Следовательно, можно предположить, что подобный вариант стоял в повестке дня – и Ельцин прекрасно об этом знал, – до последнего момента, до самого начала первого тура выборов.
Итак, перед нами один из вариантов. Эстетически безобразный и весьма неприглядный во многих других отношениях. Но эти люди были готовы на все, лишь бы не проиграть. Тем более что в сегодняшней России потерпеть поражение – значит поставить под угрозу не только свое положение, но даже личную свободу и, конечно, счет в банке. И не потому, что «коммунисты идут», а потому, что преступления, воровство и насилие, совершенные руками этих людей, были такими, что кто бы ни пришел к власти после них, какой бы порядок ни установился после нынешнего криминального хаоса, – если, конечно, он не окажется еще хуже прежнего и воцарится при хотя бы минимальной поддержке народа, – их призовут к ответу за то, что они сотворили со своей страной.
Одна из существенных особенностей, нередко ускользающих от внимания сторонних наблюдателей, заключается в том, что ельцинская Россия имеет мало общего с парламентской демократией и правовым государством. Здесь подобных правил еще не существует. Их нет в законах, да и будь они там, вряд ли что-нибудь изменилось, потому что их нет прежде всего в головах людей. И не существует четких испытанных механизмов передачи власти. Следовательно, мирно уйти со сцены главе государства чрезвычайно трудно. Признать вердикт, вынесенный избирателями, нежелательно. Либеральная демократия выработала принцип, приносящий ей победу над всеми прочими моделями в период становления массовых обществ, – принцип суверенитета народа. Считалось, что, исходя из данного принципа, «для решения, кому командовать, надо не рубить головы, а уметь считать их». Группировки, дерущиеся за власть в России, начиная с их главаря Бориса Ельцина, утверждают, будто они безоговорочно придерживаются идей либеральной демократии, но из соображений высшей целесообразности намерены применять этот принцип с маленькой оговоркой (из разряда тех, которые обычно и не замечаешь, читая и подписывая, например, какой-нибудь страховой договор): головы надо не просто подсчитывать, а как правило подсчитывать. То есть, если подсчеты вас не устраивают, результаты их можно зачеркнуть или внести в них поправку: на деле – чтобы спасти свою шкуру, а на словах – для того якобы, чтобы не позволить снова рубить головы. Мир поймет.
И действительно, в данном случае мир был готов понять и подписаться под такой формулировкой. Без особого энтузиазма, разумеется, ибо трудно объяснить американским, германским, итальянским, французским избирателям, что выборы были отменены во имя (будущей) демократии. Трудно передать на пристойном итальянском языке, например, идею бывшего демократа, одного из советников президента Андроника Миграняна относительно «авторитарной демократии». Хотя, если придерживаться исторической правды, надо признать: кое-кто в Италии счел это определение подходящим, полагая, что если народ туповат и властитель сознает это, ему можно позволить в случае необходимости закрутить гайки; то есть что демократия остается демократией до тех пор, пока люди ведут себя так, как угодно властям. Когда же по каким-либо причинам этого не происходит, власть приобретает авторитарный характер и зачеркивает демократию полностью или частично – с добрыми намерениями, естественно. Оригинально, не так ли?
Но как бы то ни было, именно сию модель Запад одобрил и признал для России. Давайте рассмотрим эту схемку повнимательней. На Западе и сейчас, по окончании холодной войны, рассматривают Россию как варварскую, отсталую страну, население которой не может обойтись без автократа и которой всегда управляли лидеры, страдающие атавистическим чувством неуверенности, лидеры, относящиеся к Западу с завистью и любопытством, но бессознательно страдающие от своего комплекса неполноценности и, следовательно, способные – в случае необходимости – лишь уничтожить врага, поскольку любые переговоры с ним могут привести к тому, что он либо поглотит, либо покорит их, либо сделает и то, и другое. Именно из такой посылки исходил Джордж Кеннан в 1946 году, формулируя свою доктрину «сдерживания» Советского Союза. С тех пор посылки эти так и не изменились в сознании самых крупных администраций мира. Коммунизм, в общем, только и делал, что сплачивал и укреплял посредством беспощаднейшей из утопических идеологий самую жестокую, неприступную и непредсказуемую из великих держав. Кончился коммунизм, кончился Советский Союз, осталась Россия: варварская, жестокая, отсталая страна с заложенным в хромосомах коллективизмом. Подобные дикари не имеют права позволить себе такую роскошь, как передовая демократия. Можно позволить им попробовать, что это такое, но поскольку им нельзя доверять, надо держать их под контролем. А чтобы не заявила о себе вновь ностальгия по коммунизму, а главное, если учесть, что переход к капитализму будет трудным, само собой напрашивается «демократически-авторитарное» решение: едва возникнет опасность, отнять морковку и взять в руку палку. Не надолго. Надо только успокоить страсти, которые, впрочем, будут временными. Русские – народ терпеливый. Хотя, лучше, конечно, избежать кровопролития, беспорядков, неэлегантных и плохо поддающихся объяснению действий.
Вот почему Ельцин был вынужден делать опровержения всякий раз, когда заходила речь о возможной отсрочке или отмене выборов. Из Вашингтона и некоторых европейских столиц поступали довольно ясные – по крайней мере в этом отношении – сигналы: Борис Николаевич, не ставьте нас в неловкое положение, постарайтесь сохранять приличный курс. Мы окажем вам всяческую помощь, пустив в ход все имеющиеся в нашем распоряжении разумные средства. Но вы, Борис Николаевич, обделывайте все чисто. Идеально было бы действительно одержать победу на выборах, попробуйте сделать это с помощью нормального нарушения правил, которым иногда отличаются и наши избирательные кампании. Если понадобится монополизировать средства массовой информации, что ж, монополизируйте их, мы и слова не скажем. Если понадобится нарушить нормы объективности и финансирования избирательной кампании, будьте уверены: никаких проблем мы вам не создадим. Мы и сами так делаем. Как же иначе! Всегда можно сказать, что Россия все еще немного дикая страна, что нельзя требовать кристально честного поведения от страны, разлагавшейся на протяжении всех семидесяти лет коммунизма (тут мы одним выстрелом двух зайцев убиваем).
Короче, можно будет сказать, что в общих чертах выборы, в сущности, были законными. Все остальное покроется пылью забвения. Если же эти элементарные нормы не сработают, тогда можно будет допустить и некоторую подтасовку цифр. Вы, Борис Николаевич, уже сделали это в 1993 году, и, как видите, мы ничего не сказали. Приедут иностранные наблюдатели – проследить за тем, чтобы не было никаких махинаций, но вам прекрасно известно, что иностранные наблюдатели мало знают Россию и увидят еще меньше. Они уедут еще до того, как начнется разборка, и в любом случае будут говорить то, что хотят от них услышать их правительства. Лишь бы, Борис Николаевич, все было проделано не слишком грубо, не слишком вульгарно. Это было бы неприятно, хотя по завершении игры никому не захочется копаться в деталях. Ни западным газетам и телевидению, ни, тем более, вашим. Но отменять выборы! От этого, пожалуйста, увольте!
Пока что это были конфиденциальные послания, передававшиеся не через официальных, а через весьма даже неофициальных лиц, джентльменов вроде Дрезнера. Хотя… Если бы победа явно шла в руки коммунистов, тогда лучше было бы опрокинуть шахматную доску и обо всем забыть. Помню, как Георгий Сатаров, которому уже надоели мои вопросы о возможности отсрочки президентских выборов, сказал, что несколькими днями раньше в его кремлевском кабинете в том же кресле, в котором сидел я, утопал «один авторитетный посланец Госдепартамента», который заметил, что «все предпочтительнее победы коммунистов». «Все? В том числе и отмена выборов?» – спросил я. Сатаров посмотрел на меня, как на несмышленого младенца, и сказал: «Конечно!» Это было все равно, что сказать: вы там, на Западе, столько болтаете о демократии, но когда доходит до дела, когда на карту ставятся реальные интересы, готовы идти на что угодно. Иногда вы смотрите на нас, как на варваров, и стремитесь учить нас правилам игры. Разве что не советуете нарушать их, когда это в ваших интересах. Мы такие, какими вы нас считаете, – не лучше и не хуже. Такие же ушлые, как и вы. Правда, он сразу же добавил: «Во всяком случае, я не получал от президента никакого указания, кроме одного: с утра до ночи работать ради победы на выборах. Только ради этого. А о том, работает ли кто-нибудь над другими гипотезами, мне неизвестно».
Прекрасно. Сатаров получил одни указания. Коржаков и Сосковец – другие. Возможно даже, – в чем я сомневаюсь, – что одни не знали, над чем работают другие, третьи, четвертые, пятые в махине, каким был штаб по переизбранию Бориса Ельцина. Но не это главное. Главное – что одновременно шла работа над разными гипотезами. Материал, опубликованный в «Тайм», частично помогает нам восстановить картину этих махинаций. К данному вопросу следует подходить формально (сугубо формально!), уважая всяческие правила и процедуры. Пока не станет ясно, чем дело кончится. Между тем надо одновременно рассматривать все варианты. Когда мы окажемся на распутье, решим, что делать дальше,
Неужели Борис Ельцин так ничего и не знал? Только тот, кто не наблюдал за его поведением на протяжении последних лет, может допустить столь глупую мысль. Мы располагаем кое-чем более серьезным, нежели просто косвенные улики. В конце мая обитатели номера 1120, а также соседних номеров в «Президент-отеле» стали отдавать себе отчет в том, что Ельцину грозит серьезная опасность в результате первого тура выборов оказаться на втором месте. Это было бы еще не так плохо с точки зрения перебаллотировки, но ужасно для его имиджа. Главное, что такой результат мог бы сделать весьма маловероятным его выход на первое место во втором туре. У кого-то там, на одиннадцатом этаже отеля, по спине побежали мурашки при мысли, что в результате первого тура Ельцин может и вовсе оказаться третьим. Тогда он вылетел бы из предвыборной гонки и прощай все блага, нажитые окружением за эти годы, кроме, пожалуй, счетов в зарубежных банках. Предчувствуя такую возможность, Ельцин через посредство Чубайса и других лиц из своего окружения, принадлежащих к разным группам, неоднократно искал встречи с Григорием Явлинским, Александром Лебедем и хирургом-офтальмологом Святославом Федоровым – тремя кандидатами-центристами, «встрявшими» между Ельциным и Зюгановым.
О Лебеде разговор особый. Посмотрим, как обстояло дело с Явлинским. Во время одной из бесед с глазу на глаз в Кремле Ельцин сказал своему сопернику, что ему решительно нужны голоса его избирателей. «В противном случае, – заявил он, – если победят коммунисты, то на вас ляжет огромная ответственность». «Борис Николаевич, – ответил Явлинский, – даже если я откажусь от участия в предвыборной гонке в вашу пользу, я вовсе не уверен, что мои избиратели со мной согласятся. Вас в России не любят, хотя и не говорят вам об этом. К тому же я опасаюсь, что если во втором туре вы останетесь один на один с Зюгановым, многие мои избиратели, как и избиратели других демократических кандидатов, предпочтут вообще воздержаться от голосования или станут голосовать против всех, только бы не поддерживать вас…» На что Борис Ельцин, посмотрев ему прямо в глаза, гневно заявил: «Никакого второго тура не будет!»
Означало ли это, что Ельцин нацеливался на победу уже в первом туре? Неужели его так плохо информировали? Может быть, он просто блефовал и хотел, чтобы Явлинский ему поверил? Или же у российского президента были другие замыслы? Ведь он заявлял о своей уверенности в победе уже в первом туре публично, вызвав немалое удивление даже среди своих сторонников.
В окружении Ельцина всячески пытались «придать видимость правдоподобия» его победе в первом туре, все еще представлявшейся весьма труднодостижимой. Пойди ему навстречу Григорий Явлинский, Святослав Федоров и Александр Лебедь или хотя бы один из них, Ельцин мог бы заполучить еще два, три, а то и пять миллионов голосов. Теоретически разумеется. Ну, а если эти голоса ему в действительности бы не достались, тогда в дело могла вступить Центральная избирательная комиссия и сделать все, чтобы свести концы с концами. В любом случае превентивный уход других кандидатов сделал бы подобный результат «более правдоподобным». А если бы дела пошли и вовсе плохо, тогда никакого второго тура! Нашли бы любой предлог (война в Чечне, нарушения общественного порядка, серьезный террористический акт, да что угодно еще), чтобы сорвать волеизъявление народа. Таков был план. Он даже не был таким уж тайным: все газеты, и оппозиционные и проправительственные, говорили об этом.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Прощай, Россия!'
1 2 3 4 5
Имеет смысл вернуться к этим событиям. В том числе и потому, что, поскольку убийца всегда возвращается на место преступления, нам, быть может, удастся поймать его. Но давайте вновь бросимся в гущу событий, в номер 1120 московского «Президент-отеля», в тот холодный и тревожный февраль 1996 года, когда вырабатывалась стратегия переизбрания Ельцина. Главное, чтобы никто за пределами Кремля ничего не узнал. «Секретность, – признался Брайнин „Тайм», – была решающим фактором. Всем было ясно, что если бы коммунисты узнали обо всем до выборов, то они атаковали бы Ельцина, объявив его послушным орудием в американских руках. Нам позарез нужна была эта команда, но мы знали, что, заполучив ее, мы пойдем на огромный риск». Бедняга. Столько труда пропало даром. Пока ребята из Америки заперлись в номере 1120, подлинная стратегия избирательной кампании решалась совсем в другом месте. Не то чтобы в конце концов она слишком отличалась. Просто молодые люди из США никогда не смогли бы вообразить, какими приемами надо было поднимать рейтинг Ельцина. Ведь они не знали Византии.
Глава 4. Уж такие мы ушлые
В конце февраля 1996 года во главе Общероссийского штаба по выборам президента продолжал оставаться первый заместитель премьера Олег Сосковец. Слишком долго и наверное неинтересно рассказывать здесь даже о малой части интриг, связанных с его назначением, и о составе штаба. Остановимся на главном. Дрезнер встретился с Сосковцом в 3 часа пополудни 27 февраля и познакомил его со своим планом действий. Это были пять машинописных страниц, объяснявших, что следовало и чего ни в коем случае не следовало делать. Советы, естественно, основывались на опыте американских выборов.
«Вы приняты. Я скажу президенту, что нам помогают американцы». Считалось, что Сосковец – человек деловой и немногословный. На его столе лежал календарь с жирно отчеркнутыми красным карандашом днями, остававшимися до первого избирательного тура, то есть до 16 июня. Но разговор на этом не закончился. У Сосковца было еще важное замечание: «Одна из ваших задач – за месяц до выборов предупредить нас и сказать, следует ли их отменить. На тот случай, если вы сочтете, что мы их проигрываем».
Вот оно, главное подтверждение. На протяжении всей избирательной кампании ходили упорные слухи о том, что Борис Ельцин вынашивает идею отмены выборов. Эти слухи конечно опровергались, в том числе и им самим. Но они продолжали циркулировать, порой слегка затухая, когда рейтинги президента начали подниматься из той провальной глубины, в которой они были вначале. Накануне второго тура, во время выяснения отношений между двумя акционерными обществами: «Коржаков и К»" и «Чубайс и К»", победители, то есть эти последние, заявили во всеуслышание, что выборы хотели отменить те, кто потерпел поражение.
При этом иногда подразумевалось, а иногда заявлялось открыто, будто сам Борис Ельцин вряд ли знал об этом. Если кто-то и в самом деле думал, что президент не знал, что творится вокруг него, и что он не контролировал свое окружение, то это очень и очень печально. Следовательно, можно предположить, что подобный вариант стоял в повестке дня – и Ельцин прекрасно об этом знал, – до последнего момента, до самого начала первого тура выборов.
Итак, перед нами один из вариантов. Эстетически безобразный и весьма неприглядный во многих других отношениях. Но эти люди были готовы на все, лишь бы не проиграть. Тем более что в сегодняшней России потерпеть поражение – значит поставить под угрозу не только свое положение, но даже личную свободу и, конечно, счет в банке. И не потому, что «коммунисты идут», а потому, что преступления, воровство и насилие, совершенные руками этих людей, были такими, что кто бы ни пришел к власти после них, какой бы порядок ни установился после нынешнего криминального хаоса, – если, конечно, он не окажется еще хуже прежнего и воцарится при хотя бы минимальной поддержке народа, – их призовут к ответу за то, что они сотворили со своей страной.
Одна из существенных особенностей, нередко ускользающих от внимания сторонних наблюдателей, заключается в том, что ельцинская Россия имеет мало общего с парламентской демократией и правовым государством. Здесь подобных правил еще не существует. Их нет в законах, да и будь они там, вряд ли что-нибудь изменилось, потому что их нет прежде всего в головах людей. И не существует четких испытанных механизмов передачи власти. Следовательно, мирно уйти со сцены главе государства чрезвычайно трудно. Признать вердикт, вынесенный избирателями, нежелательно. Либеральная демократия выработала принцип, приносящий ей победу над всеми прочими моделями в период становления массовых обществ, – принцип суверенитета народа. Считалось, что, исходя из данного принципа, «для решения, кому командовать, надо не рубить головы, а уметь считать их». Группировки, дерущиеся за власть в России, начиная с их главаря Бориса Ельцина, утверждают, будто они безоговорочно придерживаются идей либеральной демократии, но из соображений высшей целесообразности намерены применять этот принцип с маленькой оговоркой (из разряда тех, которые обычно и не замечаешь, читая и подписывая, например, какой-нибудь страховой договор): головы надо не просто подсчитывать, а как правило подсчитывать. То есть, если подсчеты вас не устраивают, результаты их можно зачеркнуть или внести в них поправку: на деле – чтобы спасти свою шкуру, а на словах – для того якобы, чтобы не позволить снова рубить головы. Мир поймет.
И действительно, в данном случае мир был готов понять и подписаться под такой формулировкой. Без особого энтузиазма, разумеется, ибо трудно объяснить американским, германским, итальянским, французским избирателям, что выборы были отменены во имя (будущей) демократии. Трудно передать на пристойном итальянском языке, например, идею бывшего демократа, одного из советников президента Андроника Миграняна относительно «авторитарной демократии». Хотя, если придерживаться исторической правды, надо признать: кое-кто в Италии счел это определение подходящим, полагая, что если народ туповат и властитель сознает это, ему можно позволить в случае необходимости закрутить гайки; то есть что демократия остается демократией до тех пор, пока люди ведут себя так, как угодно властям. Когда же по каким-либо причинам этого не происходит, власть приобретает авторитарный характер и зачеркивает демократию полностью или частично – с добрыми намерениями, естественно. Оригинально, не так ли?
Но как бы то ни было, именно сию модель Запад одобрил и признал для России. Давайте рассмотрим эту схемку повнимательней. На Западе и сейчас, по окончании холодной войны, рассматривают Россию как варварскую, отсталую страну, население которой не может обойтись без автократа и которой всегда управляли лидеры, страдающие атавистическим чувством неуверенности, лидеры, относящиеся к Западу с завистью и любопытством, но бессознательно страдающие от своего комплекса неполноценности и, следовательно, способные – в случае необходимости – лишь уничтожить врага, поскольку любые переговоры с ним могут привести к тому, что он либо поглотит, либо покорит их, либо сделает и то, и другое. Именно из такой посылки исходил Джордж Кеннан в 1946 году, формулируя свою доктрину «сдерживания» Советского Союза. С тех пор посылки эти так и не изменились в сознании самых крупных администраций мира. Коммунизм, в общем, только и делал, что сплачивал и укреплял посредством беспощаднейшей из утопических идеологий самую жестокую, неприступную и непредсказуемую из великих держав. Кончился коммунизм, кончился Советский Союз, осталась Россия: варварская, жестокая, отсталая страна с заложенным в хромосомах коллективизмом. Подобные дикари не имеют права позволить себе такую роскошь, как передовая демократия. Можно позволить им попробовать, что это такое, но поскольку им нельзя доверять, надо держать их под контролем. А чтобы не заявила о себе вновь ностальгия по коммунизму, а главное, если учесть, что переход к капитализму будет трудным, само собой напрашивается «демократически-авторитарное» решение: едва возникнет опасность, отнять морковку и взять в руку палку. Не надолго. Надо только успокоить страсти, которые, впрочем, будут временными. Русские – народ терпеливый. Хотя, лучше, конечно, избежать кровопролития, беспорядков, неэлегантных и плохо поддающихся объяснению действий.
Вот почему Ельцин был вынужден делать опровержения всякий раз, когда заходила речь о возможной отсрочке или отмене выборов. Из Вашингтона и некоторых европейских столиц поступали довольно ясные – по крайней мере в этом отношении – сигналы: Борис Николаевич, не ставьте нас в неловкое положение, постарайтесь сохранять приличный курс. Мы окажем вам всяческую помощь, пустив в ход все имеющиеся в нашем распоряжении разумные средства. Но вы, Борис Николаевич, обделывайте все чисто. Идеально было бы действительно одержать победу на выборах, попробуйте сделать это с помощью нормального нарушения правил, которым иногда отличаются и наши избирательные кампании. Если понадобится монополизировать средства массовой информации, что ж, монополизируйте их, мы и слова не скажем. Если понадобится нарушить нормы объективности и финансирования избирательной кампании, будьте уверены: никаких проблем мы вам не создадим. Мы и сами так делаем. Как же иначе! Всегда можно сказать, что Россия все еще немного дикая страна, что нельзя требовать кристально честного поведения от страны, разлагавшейся на протяжении всех семидесяти лет коммунизма (тут мы одним выстрелом двух зайцев убиваем).
Короче, можно будет сказать, что в общих чертах выборы, в сущности, были законными. Все остальное покроется пылью забвения. Если же эти элементарные нормы не сработают, тогда можно будет допустить и некоторую подтасовку цифр. Вы, Борис Николаевич, уже сделали это в 1993 году, и, как видите, мы ничего не сказали. Приедут иностранные наблюдатели – проследить за тем, чтобы не было никаких махинаций, но вам прекрасно известно, что иностранные наблюдатели мало знают Россию и увидят еще меньше. Они уедут еще до того, как начнется разборка, и в любом случае будут говорить то, что хотят от них услышать их правительства. Лишь бы, Борис Николаевич, все было проделано не слишком грубо, не слишком вульгарно. Это было бы неприятно, хотя по завершении игры никому не захочется копаться в деталях. Ни западным газетам и телевидению, ни, тем более, вашим. Но отменять выборы! От этого, пожалуйста, увольте!
Пока что это были конфиденциальные послания, передававшиеся не через официальных, а через весьма даже неофициальных лиц, джентльменов вроде Дрезнера. Хотя… Если бы победа явно шла в руки коммунистов, тогда лучше было бы опрокинуть шахматную доску и обо всем забыть. Помню, как Георгий Сатаров, которому уже надоели мои вопросы о возможности отсрочки президентских выборов, сказал, что несколькими днями раньше в его кремлевском кабинете в том же кресле, в котором сидел я, утопал «один авторитетный посланец Госдепартамента», который заметил, что «все предпочтительнее победы коммунистов». «Все? В том числе и отмена выборов?» – спросил я. Сатаров посмотрел на меня, как на несмышленого младенца, и сказал: «Конечно!» Это было все равно, что сказать: вы там, на Западе, столько болтаете о демократии, но когда доходит до дела, когда на карту ставятся реальные интересы, готовы идти на что угодно. Иногда вы смотрите на нас, как на варваров, и стремитесь учить нас правилам игры. Разве что не советуете нарушать их, когда это в ваших интересах. Мы такие, какими вы нас считаете, – не лучше и не хуже. Такие же ушлые, как и вы. Правда, он сразу же добавил: «Во всяком случае, я не получал от президента никакого указания, кроме одного: с утра до ночи работать ради победы на выборах. Только ради этого. А о том, работает ли кто-нибудь над другими гипотезами, мне неизвестно».
Прекрасно. Сатаров получил одни указания. Коржаков и Сосковец – другие. Возможно даже, – в чем я сомневаюсь, – что одни не знали, над чем работают другие, третьи, четвертые, пятые в махине, каким был штаб по переизбранию Бориса Ельцина. Но не это главное. Главное – что одновременно шла работа над разными гипотезами. Материал, опубликованный в «Тайм», частично помогает нам восстановить картину этих махинаций. К данному вопросу следует подходить формально (сугубо формально!), уважая всяческие правила и процедуры. Пока не станет ясно, чем дело кончится. Между тем надо одновременно рассматривать все варианты. Когда мы окажемся на распутье, решим, что делать дальше,
Неужели Борис Ельцин так ничего и не знал? Только тот, кто не наблюдал за его поведением на протяжении последних лет, может допустить столь глупую мысль. Мы располагаем кое-чем более серьезным, нежели просто косвенные улики. В конце мая обитатели номера 1120, а также соседних номеров в «Президент-отеле» стали отдавать себе отчет в том, что Ельцину грозит серьезная опасность в результате первого тура выборов оказаться на втором месте. Это было бы еще не так плохо с точки зрения перебаллотировки, но ужасно для его имиджа. Главное, что такой результат мог бы сделать весьма маловероятным его выход на первое место во втором туре. У кого-то там, на одиннадцатом этаже отеля, по спине побежали мурашки при мысли, что в результате первого тура Ельцин может и вовсе оказаться третьим. Тогда он вылетел бы из предвыборной гонки и прощай все блага, нажитые окружением за эти годы, кроме, пожалуй, счетов в зарубежных банках. Предчувствуя такую возможность, Ельцин через посредство Чубайса и других лиц из своего окружения, принадлежащих к разным группам, неоднократно искал встречи с Григорием Явлинским, Александром Лебедем и хирургом-офтальмологом Святославом Федоровым – тремя кандидатами-центристами, «встрявшими» между Ельциным и Зюгановым.
О Лебеде разговор особый. Посмотрим, как обстояло дело с Явлинским. Во время одной из бесед с глазу на глаз в Кремле Ельцин сказал своему сопернику, что ему решительно нужны голоса его избирателей. «В противном случае, – заявил он, – если победят коммунисты, то на вас ляжет огромная ответственность». «Борис Николаевич, – ответил Явлинский, – даже если я откажусь от участия в предвыборной гонке в вашу пользу, я вовсе не уверен, что мои избиратели со мной согласятся. Вас в России не любят, хотя и не говорят вам об этом. К тому же я опасаюсь, что если во втором туре вы останетесь один на один с Зюгановым, многие мои избиратели, как и избиратели других демократических кандидатов, предпочтут вообще воздержаться от голосования или станут голосовать против всех, только бы не поддерживать вас…» На что Борис Ельцин, посмотрев ему прямо в глаза, гневно заявил: «Никакого второго тура не будет!»
Означало ли это, что Ельцин нацеливался на победу уже в первом туре? Неужели его так плохо информировали? Может быть, он просто блефовал и хотел, чтобы Явлинский ему поверил? Или же у российского президента были другие замыслы? Ведь он заявлял о своей уверенности в победе уже в первом туре публично, вызвав немалое удивление даже среди своих сторонников.
В окружении Ельцина всячески пытались «придать видимость правдоподобия» его победе в первом туре, все еще представлявшейся весьма труднодостижимой. Пойди ему навстречу Григорий Явлинский, Святослав Федоров и Александр Лебедь или хотя бы один из них, Ельцин мог бы заполучить еще два, три, а то и пять миллионов голосов. Теоретически разумеется. Ну, а если эти голоса ему в действительности бы не достались, тогда в дело могла вступить Центральная избирательная комиссия и сделать все, чтобы свести концы с концами. В любом случае превентивный уход других кандидатов сделал бы подобный результат «более правдоподобным». А если бы дела пошли и вовсе плохо, тогда никакого второго тура! Нашли бы любой предлог (война в Чечне, нарушения общественного порядка, серьезный террористический акт, да что угодно еще), чтобы сорвать волеизъявление народа. Таков был план. Он даже не был таким уж тайным: все газеты, и оппозиционные и проправительственные, говорили об этом.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Прощай, Россия!'
1 2 3 4 5