Раевский. Да что ж писать! Печатай. Пусть Лермонтова читают, – там все есть, без меня. В своем отечестве пророка нет, непременно надо дождаться, пока другие скажут… Пойми, он вперед пошел! Возьми Европу, – и у них романтического Гюго натуральный Бальзак сменил. Лермонтова не с Марлинским ставить рядом надо, – с Гоголем!Краевский. Напиши, Раевский, напиши! Это так верно! И важно! Твоими устами время говорит, история, пойми это! Ах, как это художника свои не понимают! Что ему делать?…Раевский. Ничего, поймут! И история скажет свое слово. И Россия тоже.Краевский. Дай-то бог! Когда?… Оба смотрят на портрет Лермонтова. 7. Петербург. Варвара Бахметева (Лопухина) Комната, окно, на кушетке полулежит, укрытая пледом, больная, с измученным лицом женщина, – это Варвара Александровна Лопухина, в замужестве Бахметева (26 лет). Раскрытый томик с «Героем нашего времени», цветы. Копия с портрета молодого Лермонтова (Вудкинский портрет 34-го года). Рядом с нею, в кресле, или тут же, в ногах, сидит Мария Александровна Лопухина, старшая сестра, друг Лермонтова (39 лет). На коленях ее бумаги, письмо. Окно полуприкрыто шторой, чтобы свет не тревожил больную. Голос: «Многие сведения о помершем Лермонтове представляется возможным получить через семейство Лопухиных, с коим последний много лет состоял в дружбе и переписке. Варвара Лопухина, в замужестве Бахметева, была в юные годы предметом увлечения его, старшая же сестра ее, Мария Александровна, много содействовала прославлению сочинений Лермонтова и хождению последних в свете…» Маша. Тебе накапать лекарство? Не подошло время?… Ну-ну, только не качай головой и не гляди так. Ей-богу, уйду, и не стану ничего с тобой больше говорить о нем! Как можно, в две недели стаяла совсем… (Тихо.) Николай Федорыча пожалей, он не может не связывать твою болезнь с ним, он, наверное, догадывается…Варя. Он настаивает ехать в Москву или за границу, но я не могу, Маша, не могу, мне все равно стало… Жизнь из меня выходит, я и плакать не могу, ты видишь…Маша. Ну молчи, молчи, тебе трудно… Ах бог мой, сколько горя наделал! Бабушка была в Москве, говорят, ее готовили сказать, кровь пустили, чтоб удара не сделалось, но она сама угадала, сама сказала. А теперь ноги отнялись, глаза испортились от слез, и она веки пальцами подымает, чтобы смотреть. (Показывает.) При ней имени его не произносят…Варя. Прочти, Маша, ты хотела… Из писем и стихи…Маша. Нет, не стану, ты вовсе у меня тогда…Варя. Прочти. Я не заплачу, обещаю тебе…Маша. Я сама без слез не могу… Это последние его стихи, сказывают, ему Одоевский на прощанье альбом подарил, и он туда вписал несколько пьес новых…Варя. Он много писать стал и печатать в последний год, выстроился совсем, обозначился… Ну же!..Маша. Я оставлю лучше, ты потом сама…Варя. Нет, у меня глазам больно… И не надо, чтобы муж нашел…Маша. Я не подумала… Николай Федорыч не укоряет тебя?…Варя. Нет, прямо не укоряет… Но не хочу лишний раз… Ну!..Маша. Хорошо, хорошо, прочту, это Шан-Гирей мне переслал, его рукой писано. Стихи – совершенство само, только печальны до крайности, ты…Варя. О мне не думай.Маша. Ну, слушай. (Еще несколько собирается и читает.) «Пророк». «С тех пор как вечный судияМне дал всеведенье пророка,В очах людей читаю яСтраницы злобы и порока. Варя слушает, и на лице ее, кажется, отпечатывается каждая строчка стихотворения. Провозглашать я стал любвиИ правды чистые ученья:В меня все ближние моиБросали бешено каменья. Посыпал пеплом я главу,Из городов бежал я нищий,И вот в пустыне я живу,Как птицы, даром божьей пищи; Завет предвечного храня,Мне тварь покорна там земная;И звезды слушают меня,Лучами радостно играя. Когда же через шумный градЯ пробираюсь торопливо,То старцы детям говорятС улыбкою самолюбивой: «Смотрите; вот пример для вас!Он горд был, не ужился с нами: Варя горько кивает. Глупец, хотел уверить нас,Что бог гласит его устами! Смотрите ж, дети, на него:Как он угрюм, и худ, и бледен!Смотрите, как он наг и беден,Как презирают все его!» Пауза. Варя. Не плачь, Маша… Еще!.. (Глаза ее сухи и горячи.) Маша (сдерживая слезы). «Как он наг… и беден… как презирают все его…».Варя. Еще, Маша, еще, другое.Маша. Я накапаю, Варя?…Варя. Нет. Читай.Маша. А это уж совсем… Вот, слушай. (Вытирает лицо, сморкается, читает.) Это без названия… Ох боже мой!.. Слушай… «Выхожу один я на дорогу…». Пауза. Варя смотрит вопросительно. …Да… «Выхожу один я на дорогу;Сквозь туман кремнистый путь блестит;Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,И звезда с звездою говорит». Какие стихи, Варя! Музыка! Варя знаком: молчи, читай! Но Маша не может читать. Издалека – музыка. Варя. «Мы расстаемся навеки; однако ты можешь быть уверен, что я никогда не буду любить другого; моя душа истощила на тебя все свои сокровища, свои слезы и надежды… Я сижу у окна и жду твоего возврата… ты жив, ты не можешь умереть!..»
1969

1 2 3 4 5 6