О чем я и говорил! Кто скажет А, тот скажет Б. Хотя как же, ведь творить добро так приятно!..
Мякишев. Кстати, приятно. (Солнце слепит его, и он передвигается вместе со стулом.) В семнадцать лет мы мечтали спасти человечество, в тридцать пять дай бог спасти хоть одного человека. У тебя не возникает такого желания?
Горелов. Возлюби ближнего, аки себя?
Мякишев. Да что уж ближнего – хоть бы близкого. Хоть бы кого любишь, любить, как себя.
Горелов. Афористично. Но как? Как это сделать? Конкретно? На мой взгляд, ничто в жизни не стоит так далеко друг от друга, как замысел и воплощение.
Мякишев. Я инженер, Витя, у меня другое мнение на этот счет. А кроме, если уж так говорить, я еще не перестал верить, что человек должен что-то сделать на свете.
Горелов (иронически). Посадить дерево, родить сына, написать книгу.
Мякишев. Ну а что плохого-то? Как иначе-то? Зачем иначе?.. Слушай, может, нам и горячее сразу заказать?
Горелов. Если ты так торопишься, мы можем вообще ничего не заказывать. Пойдем.
Мякишев. Ну ладно, ей-богу! Обижается, как девушка!.. Ты к одиннадцати сегодня пошел? У тебя начальство в отпуске? А у меня…
Горелов. Сама себя раба бьет…
Мякишев. Ну я же вообще! Я совершаю в жизни одни ошибки. Мой лучший друг меня всегда предостерегает, а я – всегда по-своему, по-дурацки. А мне желают только добра.
Горелов. Безусловно. (Официанту.) Эй! Эй! Где закуска-то?
Официант. Сс!.. ся! .. сс! .. (Убегает.)
Горелов. Вот возлюби его, паразита, аки себя!.. Извини, я слушаю.
Мякишев. Да что слушать, все старо как мир. Ты всю жизнь учишь меня, а я не вижу, чтобы мои ошибки были хуже твоих удач.
Горелов. Вот как? Какой вы смелый сегодня, сэр!
Мякишев. А я на совещании выступил. Мне теперь – хоть в прорубь головой. (Щурится от солнца, пересаживается.)
Горелов. Вона что! Сдаюсь!
Смеются.
Официант (вдруг подает). Зз… сы… росс… пс… кса…
Горелов. Тихо, тихо! Так! Слава богу! А это что?
Официант. Ссы…
Горелов. А, сыр! А лимончик?.. Стой!
Официант. Ся… пссы… фсы… (Исчезает.)
Они наливают, раскладывают закуски.
Мякишев. Вот ты меня всю жизнь учишь рассудку, а я мечтаю, чтобы ты хоть раз доверился своим чувствам. Я считаю, что…
Горелов. Будь здоров, счастливчик! Если без рассудка-то! То вообще…
Мякишев. Счастливы одни дураки! Да? А горе – от ума?
Горелов. К сожалению, так.
Мякишев. Если я счастлив, то глуп, а несчастен, так умен?
Горелов. Именно! Будем!
Выпивают.
Потрясающе! Какая неуязвимость! Доверился своим чувствам – и вали! Как просто!.. Кстати, можно один казуистический вопросик задать? Скажите, товарищ Мякишев, положа руку на сердце, вы девицу потому взяли, что она вам понравилась? Подумайте, подумайте. Это могло быть чисто подсознательно. А если бы она была неприятной, уродливой, больной? А?..
Мякишев. Какая разница?
Горелов. О, разница есть! Почему одно нам ложится на душу, а другое нет? Вот меня Аня пилит: у меня, мол, котенок будет пищать под дверью, а я не выйду и не впущу его. Да, не выйду. Но я хочу выяснить: может быть, это честнее? Чем пойти да поглядеть в щелочку: хороший котенок или как? Хороший – так и впустить, а плохой – то пнуть вон!.. А?..
Официант (вдруг подает). Фсс… пс…
Горелов. Стой! Ты что? Это не наше? Черт!
Официант убежал.
Мякишев. Ты все на какую-то гадость, что ли, намекаешь?
Горелов. Да почему? Ты сказал: довериться чувству. А я анализирую: какому? Ведь чувства добра нет, добро – результат, сумма каких-то чувств, движений, действий. Человек падает – другой спешит его подхватить…
Мякишев. Естественно. Я ведь тоже по-глупому: подбежал, подхватил… Больше ничего.
Горелов. Оно, конечно, благородно. А если я, допустим, не спешу подхватить? Боюсь? А другой вообще – еще подтолкнуть не прочь? А третий кричит: я, мол, тебе помогу, но что я с этого буду иметь? (После паузы.) Я хочу понять механизм: как ты мог, как осмелился?..
Глядят друг на друга.
Мякишев. Одни действуют, потом думают, другие думают…
Горелов. …и уж потом не действуют, заметь! Страшно!
Смеются. Мякишев пересаживается. Горелов тоже.
И еще вопросик. А дальше? Как наша Зоя? Как вообще практицки?
Мякишев. А что – Зоя?
Горелов. Не знаю. Практицки?
Мякишев. Вроде все нормально. (Думает.) Нет, ненормально.
Горелов. Ну-ну… Господи, как у него все просто!
Мякишев. А у тебя жутко сложно. Самая большая сложность: спать с женщиной удобно, а в театре с ней показаться неудобно!
Горелов. Что-что-что?
Мякишев. Что слышали.
Горелов. Знаешь, тебя бы на мое место…
Мякишев. А я не прочь, и я уже почти на твоем.
Он имеет в виду то, что они пересели. Смеются. Возникает официант.
Горелов (официанту). Слушай, кинь рюмашку, тебе легче станет.
Официант. Тсс… бысс… Псс…
Мякишев наливает. Официант озирается, приседает на корточки, выпивает. И убегает.
Врубается музыка. Разговор продолжается, но слов больше не слышно.
Квартира Мякишевых. Ночь, гроза. Оля в ночной рубашке, закрывает распахнувшуюся дверь на балкон, дрожит, плачет. Вбегает Мякишев, на ходу натягивая брюки. Эту сцену можно играть и без слов.
Мякишев. Оля! Ты где?.. Что? Это ты ревешь? (Включает свет.)
Оля (панически). Ой, не надо! Не включай!.. Ой! Помру!
Мякишев (выключает). Да ты что это, Оля? Это гроза… (Помогает закрыть.)
Оля. Боюся я ее, боюся! (Вскрикивает от каждого удара грома.) Ой! Миленький, родненький! Ой! У нас дедушку грозой убило!..
Мякишев. Ну, дурочка, успокойся, обыкновенная гроза, все закрыто…
Оля. Ой, не могу я! Опять!..
Мякишев. Ну как не стыдно! А я люблю!.. Ух, дает!.. Хочешь, выйду?
Оля. Да ты что, ты что! (Хватает его руку.) Ой, умру! Не ходитя!..
Мякишев. Ну-ну, не пойду, глупая, что ж ты дрожишь-то так? Нервная ты, Олька. Тогда на станции тоже так дрожала… Здесь же город, громоотводы…
Оля. Ой! А молоньи-то, молоньи! Одна за одной! (Скулит.)
Мякишев (включает лампу). Тихо! Тихо, ничего не будет! (Строго.) А ну, прекрати! Дыши глубже! Я ж не боюсь, видишь?
Сквозь гром и шум слышно, как открывается дверь.
Кто это?..
Оля. Не уходите! Родненький! Миленький! (Прижимается к Мякишеву.)
Мякишев. Ну, барышня, тебя лечить надо.
Появляется всклокоченная тетя Соня. Снова гром.
Оля падает на пол, накрывает голову подушкой.
Тетя Соня. Оля! Олечка, деточка!.. Что это с ней? Олечка! Мальчик пропал! Ты не видела? Вы подумайте, пропал, и все! Нигде нет! Он не забегал? Оля! Ты что плачешь? (Мякишеву.) Что с ней? Я помешала? Извините, я не в своем уме, он погибнет, такая собачка! Зять Петя сказал: если с собачкой что-нибудь случится, я вас, теща, сырую съем… Интеллигентные люди! Убьют за свою собаку!
Мякишев. Да видите – ревет, грозы боится…
Тетя Соня. Олечка, ну ответь, деточка!.. Он погиб, я знаю! Она мне сама, сама говорила: в мешок – и в тундру, в мешок – и в тундру!.. Да! В деревне всегда мучают животных. (Басом.) Но! Пошла! Тпру!.. Никто мою собачку не любит, никто!
Мякишев. Успокойтесь, найдется… забился куда-нибудь…
Тетя Соня. Она знает, знает! Не говорит!
Оля (истошно). Уйди! Уйди! Что пристала! Ой не могу я!
Тетя Соня. Что он вам сделал?
Обе рыдают. Мякишев в обалдении.
Мальчик! Мальчик! Извините, я помешала… такая гроза… никто не спит… Мальчик!.. Извините, деточка, извините… Мальчик! (Исчезает при свете молний, как фурия.)
Мякишев. Ну! Эту еще принесло! «Мальчик! Мальчик!» Мальчик-то мальчик, а ты, девочка, кончай дрожать!.. Ну-ка, укрывайся, ложись, я тебе валерьянки дам…
Оля. Его как привезли… дедушку-то… (Ее трясет не на шутку.) Он весь синий, а руки как крюки, руки как крюки…
Мякишев. Все! Хватит, я сказал! Дедушка, бабушка!..
Очень сильный удар. Оля вскакивает. Мякишев чуть не силой укладывает ее.
Оля. Не могу! Умру я! Умру!
Мякишев. Тихо, кому я сказал! Дыши ровно! Сейчас все пройдет!.. Я с тобой, не бойся. Тихо! Тихо!.. Эх ты, дите!..
Она вцепилась в его руку. Гроза продолжается.
Там же, следующий день. Зоя и Оля. На тахте – раскрытый чемодан.
Зоя. Ну, ты умница! Чистота у тебя, порядок… Пионы… Это мне? Какой у меня был вчера букет!
Оля. Да мы и вчерась… вчера ждали, и давеча, прямо изождалися. Ой, радость-то!.. (Обнимает Зою, стискивает.)
3оя. Ну-ну, дурочка… Я тоже там соскучилась. Хотя принимали нас роскошно, всесоюзная конференция… А Днепр! А погода была! (Чему-то своему смеется, закуривает.) Ну а вы как?..
Оля с удивлением смотрит, как она курит.
Да вот решила научиться. Все курят. Ну все!
Оля. У нас-то в поселке никто не курит. Одна Раскладушка.
Зоя. Кто?
Оля. Женька-Раскладушка. Так она из Риги высланная… Фу! (Ломает ее сигарету.)
Зоя. Да ты что, Ольга?
Оля. И не дам, не дам, думать нечего!
Зоя (сдерживается). Ну хорошо, потом. А что вы ели? А Сережа? Очень расстроился, что я не успела?
Оля. Сережа-то? Ничего, мы его проводили. Как надо. Всю маковку издолбил: приедешь на день родителя? Приедешь – не приедешь, приедешь – не приедешь?.. (Осекается.)
Зоя. Что?
Оля. Он же велел! Как приедете – сразу звони беги!.. Ой!
Зоя. Да не «он», а Володя! Опять ты!
Оля. Да ну прям скажете! Мне он, что ль, Володя? Я мигом.
Зоя. Ане – набери тогда тоже. Она-то заходила?
Оля. Аня-то? Через день тута. У нее горячую воду исключили, она – сюда… без воды-то никак! Прям живет и живет! Я мигом! (Убегает.)
Зоя ходит по комнате, разбирает вещи, сбрасывает туфли – чем-то она наполнена.
Входит тетя Соня, без собачки.
Тетя Соня. Зоенька! Приехала! Вы подумайте! Красавица наша! (Всхлип.)
Зоя. Здрасте, тетя Соня! Что такое?.. А собачка?
Тетя Соня. Не спрашивайте, ужас!.. Вчера-то! Вы не представляете, такая гроза! А он пропал!.. Ну пропал, нет нигде! Мне зять, Петя, «орхидэя», грит, и я вас за нее, теща моя милая, живую съем… Ну, нигде! А уж под утро, слышу, скулит! На балконе остался, на кухне, вы подумайте! Я дверь-то закрыла, а его просмотрела… Простудился совсем. Кашель, слезы! А глаза!
Зоя. Ну-ну, тетя Соня, ничего… Главное, нашелся. А как мои тут без меня? Что вообще?
Тетя Соня. Ваши? Ну что вы, замечательно! Вы видите? Вы только подумайте, она такая хозяйка! Все-то трудится, деточка, все трудится! Золото!.. А эту Щеткину и слушать нечего…
У Зои – вопрос.
Ну, Щеткина, Щеткина, с первого этажа, усы растут, толстая…
3оя. А, у подъезда всегда сидит?
Тетя Соня. Да-да, такая сплетница, все-то ей надо! Был у нас товарищеский суд в жэке…
Зоя. Суд?
Тетя Соня. Антонова, Антонова. Насчет Антоновой из пятьдесят восьмой квартиры! Молодая, крашеная такая, белая, никогда пешком не придет, все на такси, и допоздна музыка у ней, гитары, а мужчины прямо так и заходят по шесть человек, и выпимши…
Зоя. Как легко судить других.
Тетя Соня. Я и говорю. Да Антонова-то, думаете, пришла? Ой-ей-ей! (Озирается.) Не лезьте, говорит, в мою жизнь, не ваше собачье дело! Вы подумайте! Все собрались, а она не явилась!
Зоя (смеется). Ну-ну, тетя Соня, и что дальше?..
Тетя Соня. Ну вот, Антонова не пришла, жильцы сидят, что суду делать? Тут Щеткина и давай! Она всегда: я участница, ветеран, я не потерплю! А сама (шепотом) в церковь ходит… Вот, значит. Какие в нашем доме порядки. Там собаки! Там коты! «А взять хоть, потом говорит, Мякишевых из сорок третьей квартиры, – почему у них чужая девица живет, без прописки, домработница малолетняя или как?»
Зоя. Серьезно?
Тетя Соня. Да-а! Я ей тоже: Марь Романна, зачем вы зря-то? Володя девочку спас, она у них как своя, загляденье, будто солнышко сияет. И уберет, и сготовит, и за творожком утром бежит.
Зоя. Что за люди!
Тетя Соня. А Володя с ней занимается, будто учитель, и книжки читает, мне-то слышно… (Спешит, видя нетерпение Зои.) А тут гуляю я с Мальчиком, вечером, как-то душно, а старушки все на скамеечке, и Щеткина сидит, с термосом, прямо здесь чай пьет, боится что пропустить… Ну вот. А они-то, ваши-то, Володя, Оля, Сережа, из кино или еще откуда, и так-то смеются, так смеются! Прошли, а Марь Романна-то, вы подумайте: не нравится мне, как они смеются!.. Да что ж вам не нравится, Марь Романна? А не нравится, и все!..
Зоя. Как это людям все надо!
Тетя Соня. Да-да, вы только подумайте! На чужой-то роток не накинешь платок. Я-то вот ночью-то, обыскавшись собачку, сюда, думаю, забежала… А гроза-то так бьет, так страшно! А Оленька-то, деточка, плачет, не спит, боится, прямо рыдает, а Володя-то, добрая душа, сам не свой тоже…
Зоя (чуть насторожившись). Вчера?
Тетя Соня. Да вот сегодня ж, сегодня…
Зоя. Тетя Соня, вы извините, я с дороги…
Тетя Соня. Ой, что вы, это вы меня извините! У меня ведь Мальчик там один… Я только еще хотела, Зоенька, сказать… вы для меня как родные, как свои, я вам добра, только добра хочу. Насчет Симы. Оленька-то, она ведь девочка наивная, а Сима… нет, наша Сима хорошая, душевная, я ничего не скажу, но все ж не пара… грубоватая она, заводская…
Зоя. Тетя Соня, я сама на заводе работаю.
Тетя Соня. Как же сравнивать! Вы-то ангел, Зоенька, ангел! А я тут захожу, а они с Симой, вы подумайте, в карты…
Зоя. Тетя Соня, мы сами иногда в дурачка играем или в кинг…
Тетя Соня. Нет-нет, я же говорю: наша Сима душевная… Ой, я побежала, побежала, я потом зайду…
Зоя провожает соседку, возвращается, новым взглядом окидывает свой дом.
Вбегает Оля. За нею – Борис. В спецовке, с чемоданчиком.
Оля. Ну, телефон! Две монеты сглотнул! Его нету, а тетя Аня сказала…
Зоя (чуть резко). Оля! Опять «его», опять «тетя»!.. (Видит Бориса.) О, привет! Ты откуда?
Оля. Ой! Дура! Все позабываю! (Уловила перемену, не понимает: что?)
Борис. Это ты откуда? Или куда? (Целует Зою в щеку.) Привет!
Зоя. Ты так от нас оторвался, что и не в курсе? Я неделю в Киеве была…
Борис (закуривает). Ей-богу, не знал. Ну как? «То ль дело Киев! Что за край! Валятся сами в рот галушки!»?
Зоя. Еще как! Хоть встряхнулась. А ты это что?
Борис. Я тут поблизости калымил, проводка там в одной шараге сгорела…
Оля. Чумадан убрать?
Зоя. Че-мо-дан, Оля! (Сдерживается.) Да, вон туда его, пожалуйста, наверх… Опять провода чинишь? Монтер с дипломом! Эх ты, Боря, Боря! Отстаешь ты что-то от жизни! (Берет у него сигарету.)
Борис пожимает плечами, усмехается.
Что-то уже не смешно, Боря?
Борис пожимает плечами.
Оля вспрыгнула на стул, ставит на шкаф чемодан, вытянулась.
Зоя перехватывает взгляд Бориса, каким он покосился на Олю.
Борис. Кадры-то подрастают… клевые… (Тушуется.)
Пауза.
Зоя. Оля! Иди, пожалуйста, все!
Оля спрыгивает, смотрит не понимая.
Иди, я сейчас.
Оля. Куда идти-то? Зачем опять, как Раскладушка?..
Зоя. Иди.
Оля (о Борисе). Он чайку зашел…
Зоя. Хорошо, иди…
Оля. Хочите – пойду. (Выходит.)
Зоя. Понимаешь, я этого жаргона не воспринимаю… И, пожалуйста, при мне…
Борис. Да, все, я, конечно…
Зоя. Извини, но…
Борис. Ты извини…
Зоя выходит. Борис медлит, не зная, пойти ли ему за ней или уйти прочь.
Входит Сима. Издалека испытующе смотрит на Бориса.
Подходит, обнимает, прижимает к груди его голову. Он ткнулся, как маленький.
Часть вторая
3. Филаретова
На сцене и теснота и разлад, все переплелось – это потому, что наша история выходит на люди, наружу, перегородки падают.
Во-первых, три старухи, как три совы, сидят у подъезда: старуха с клюкой, старуха в очках, старуха с термосом.
Во-вторых, появились канцелярские столы: за одним – незнакомый нам Усачев, за другим – тоже чужая для нас Филаретова, лет сорока женщина, в жабо, но с военной выправкой.
В-третьих, Горелов и Аня, мокрые от дождя, входят в квартиру Горелова. Горелов изрядно хмелен.
В-четвертых, Мякишев сидит, нетерпеливо курит как бы у дверей Усачева.
В-пятых, тетя Соня бродит туда-сюда с собачкой на руках.
В-шестых, Сима, уныло подпершись, поет: «Мне кажется, что вы больны не мной…»
В-седьмых, Сережа и Оля смотрят телевизор, смеются. А Зоя неприкаянно то посмотрит тоже, то отойдет.
Кроме того, телефоны звонят, машины стартуют с перекрестка,то радио врывается, то регулировщики свистят, одно перебивается другим.
Филаретова (по телефону). Я диктую, пиши. «На ваш запрос… исходящий номер 026 тире 574 от четырнадцатого февраля сего года директор школы товарищ Мак сообщил… учащиеся 7-го „А“ класса Баринов Николай и Баринов Олег были отчислены за хулиганское поведение условно, сроком на неделю… на неделю».
Тетя Соня (старухам). Что делается, вы подумайте! Ай-яй-яй!
Старуха с термосом (басом). На одну ногу наступить, а за другую дернуть! Вот!..
Старуха в очках. А по мне-то, пусть. Не вижу, не слышу.
Старуха с клюкой (кряхтит). Помирать надо, помирать. Глаза на ето на все не глядят.
Мякишев (идет через сцену, переключает телевизор, почти кричит). Третью программу надо смотреть, третью, учебную!
1 2 3 4 5 6
Мякишев. Кстати, приятно. (Солнце слепит его, и он передвигается вместе со стулом.) В семнадцать лет мы мечтали спасти человечество, в тридцать пять дай бог спасти хоть одного человека. У тебя не возникает такого желания?
Горелов. Возлюби ближнего, аки себя?
Мякишев. Да что уж ближнего – хоть бы близкого. Хоть бы кого любишь, любить, как себя.
Горелов. Афористично. Но как? Как это сделать? Конкретно? На мой взгляд, ничто в жизни не стоит так далеко друг от друга, как замысел и воплощение.
Мякишев. Я инженер, Витя, у меня другое мнение на этот счет. А кроме, если уж так говорить, я еще не перестал верить, что человек должен что-то сделать на свете.
Горелов (иронически). Посадить дерево, родить сына, написать книгу.
Мякишев. Ну а что плохого-то? Как иначе-то? Зачем иначе?.. Слушай, может, нам и горячее сразу заказать?
Горелов. Если ты так торопишься, мы можем вообще ничего не заказывать. Пойдем.
Мякишев. Ну ладно, ей-богу! Обижается, как девушка!.. Ты к одиннадцати сегодня пошел? У тебя начальство в отпуске? А у меня…
Горелов. Сама себя раба бьет…
Мякишев. Ну я же вообще! Я совершаю в жизни одни ошибки. Мой лучший друг меня всегда предостерегает, а я – всегда по-своему, по-дурацки. А мне желают только добра.
Горелов. Безусловно. (Официанту.) Эй! Эй! Где закуска-то?
Официант. Сс!.. ся! .. сс! .. (Убегает.)
Горелов. Вот возлюби его, паразита, аки себя!.. Извини, я слушаю.
Мякишев. Да что слушать, все старо как мир. Ты всю жизнь учишь меня, а я не вижу, чтобы мои ошибки были хуже твоих удач.
Горелов. Вот как? Какой вы смелый сегодня, сэр!
Мякишев. А я на совещании выступил. Мне теперь – хоть в прорубь головой. (Щурится от солнца, пересаживается.)
Горелов. Вона что! Сдаюсь!
Смеются.
Официант (вдруг подает). Зз… сы… росс… пс… кса…
Горелов. Тихо, тихо! Так! Слава богу! А это что?
Официант. Ссы…
Горелов. А, сыр! А лимончик?.. Стой!
Официант. Ся… пссы… фсы… (Исчезает.)
Они наливают, раскладывают закуски.
Мякишев. Вот ты меня всю жизнь учишь рассудку, а я мечтаю, чтобы ты хоть раз доверился своим чувствам. Я считаю, что…
Горелов. Будь здоров, счастливчик! Если без рассудка-то! То вообще…
Мякишев. Счастливы одни дураки! Да? А горе – от ума?
Горелов. К сожалению, так.
Мякишев. Если я счастлив, то глуп, а несчастен, так умен?
Горелов. Именно! Будем!
Выпивают.
Потрясающе! Какая неуязвимость! Доверился своим чувствам – и вали! Как просто!.. Кстати, можно один казуистический вопросик задать? Скажите, товарищ Мякишев, положа руку на сердце, вы девицу потому взяли, что она вам понравилась? Подумайте, подумайте. Это могло быть чисто подсознательно. А если бы она была неприятной, уродливой, больной? А?..
Мякишев. Какая разница?
Горелов. О, разница есть! Почему одно нам ложится на душу, а другое нет? Вот меня Аня пилит: у меня, мол, котенок будет пищать под дверью, а я не выйду и не впущу его. Да, не выйду. Но я хочу выяснить: может быть, это честнее? Чем пойти да поглядеть в щелочку: хороший котенок или как? Хороший – так и впустить, а плохой – то пнуть вон!.. А?..
Официант (вдруг подает). Фсс… пс…
Горелов. Стой! Ты что? Это не наше? Черт!
Официант убежал.
Мякишев. Ты все на какую-то гадость, что ли, намекаешь?
Горелов. Да почему? Ты сказал: довериться чувству. А я анализирую: какому? Ведь чувства добра нет, добро – результат, сумма каких-то чувств, движений, действий. Человек падает – другой спешит его подхватить…
Мякишев. Естественно. Я ведь тоже по-глупому: подбежал, подхватил… Больше ничего.
Горелов. Оно, конечно, благородно. А если я, допустим, не спешу подхватить? Боюсь? А другой вообще – еще подтолкнуть не прочь? А третий кричит: я, мол, тебе помогу, но что я с этого буду иметь? (После паузы.) Я хочу понять механизм: как ты мог, как осмелился?..
Глядят друг на друга.
Мякишев. Одни действуют, потом думают, другие думают…
Горелов. …и уж потом не действуют, заметь! Страшно!
Смеются. Мякишев пересаживается. Горелов тоже.
И еще вопросик. А дальше? Как наша Зоя? Как вообще практицки?
Мякишев. А что – Зоя?
Горелов. Не знаю. Практицки?
Мякишев. Вроде все нормально. (Думает.) Нет, ненормально.
Горелов. Ну-ну… Господи, как у него все просто!
Мякишев. А у тебя жутко сложно. Самая большая сложность: спать с женщиной удобно, а в театре с ней показаться неудобно!
Горелов. Что-что-что?
Мякишев. Что слышали.
Горелов. Знаешь, тебя бы на мое место…
Мякишев. А я не прочь, и я уже почти на твоем.
Он имеет в виду то, что они пересели. Смеются. Возникает официант.
Горелов (официанту). Слушай, кинь рюмашку, тебе легче станет.
Официант. Тсс… бысс… Псс…
Мякишев наливает. Официант озирается, приседает на корточки, выпивает. И убегает.
Врубается музыка. Разговор продолжается, но слов больше не слышно.
Квартира Мякишевых. Ночь, гроза. Оля в ночной рубашке, закрывает распахнувшуюся дверь на балкон, дрожит, плачет. Вбегает Мякишев, на ходу натягивая брюки. Эту сцену можно играть и без слов.
Мякишев. Оля! Ты где?.. Что? Это ты ревешь? (Включает свет.)
Оля (панически). Ой, не надо! Не включай!.. Ой! Помру!
Мякишев (выключает). Да ты что это, Оля? Это гроза… (Помогает закрыть.)
Оля. Боюся я ее, боюся! (Вскрикивает от каждого удара грома.) Ой! Миленький, родненький! Ой! У нас дедушку грозой убило!..
Мякишев. Ну, дурочка, успокойся, обыкновенная гроза, все закрыто…
Оля. Ой, не могу я! Опять!..
Мякишев. Ну как не стыдно! А я люблю!.. Ух, дает!.. Хочешь, выйду?
Оля. Да ты что, ты что! (Хватает его руку.) Ой, умру! Не ходитя!..
Мякишев. Ну-ну, не пойду, глупая, что ж ты дрожишь-то так? Нервная ты, Олька. Тогда на станции тоже так дрожала… Здесь же город, громоотводы…
Оля. Ой! А молоньи-то, молоньи! Одна за одной! (Скулит.)
Мякишев (включает лампу). Тихо! Тихо, ничего не будет! (Строго.) А ну, прекрати! Дыши глубже! Я ж не боюсь, видишь?
Сквозь гром и шум слышно, как открывается дверь.
Кто это?..
Оля. Не уходите! Родненький! Миленький! (Прижимается к Мякишеву.)
Мякишев. Ну, барышня, тебя лечить надо.
Появляется всклокоченная тетя Соня. Снова гром.
Оля падает на пол, накрывает голову подушкой.
Тетя Соня. Оля! Олечка, деточка!.. Что это с ней? Олечка! Мальчик пропал! Ты не видела? Вы подумайте, пропал, и все! Нигде нет! Он не забегал? Оля! Ты что плачешь? (Мякишеву.) Что с ней? Я помешала? Извините, я не в своем уме, он погибнет, такая собачка! Зять Петя сказал: если с собачкой что-нибудь случится, я вас, теща, сырую съем… Интеллигентные люди! Убьют за свою собаку!
Мякишев. Да видите – ревет, грозы боится…
Тетя Соня. Олечка, ну ответь, деточка!.. Он погиб, я знаю! Она мне сама, сама говорила: в мешок – и в тундру, в мешок – и в тундру!.. Да! В деревне всегда мучают животных. (Басом.) Но! Пошла! Тпру!.. Никто мою собачку не любит, никто!
Мякишев. Успокойтесь, найдется… забился куда-нибудь…
Тетя Соня. Она знает, знает! Не говорит!
Оля (истошно). Уйди! Уйди! Что пристала! Ой не могу я!
Тетя Соня. Что он вам сделал?
Обе рыдают. Мякишев в обалдении.
Мальчик! Мальчик! Извините, я помешала… такая гроза… никто не спит… Мальчик!.. Извините, деточка, извините… Мальчик! (Исчезает при свете молний, как фурия.)
Мякишев. Ну! Эту еще принесло! «Мальчик! Мальчик!» Мальчик-то мальчик, а ты, девочка, кончай дрожать!.. Ну-ка, укрывайся, ложись, я тебе валерьянки дам…
Оля. Его как привезли… дедушку-то… (Ее трясет не на шутку.) Он весь синий, а руки как крюки, руки как крюки…
Мякишев. Все! Хватит, я сказал! Дедушка, бабушка!..
Очень сильный удар. Оля вскакивает. Мякишев чуть не силой укладывает ее.
Оля. Не могу! Умру я! Умру!
Мякишев. Тихо, кому я сказал! Дыши ровно! Сейчас все пройдет!.. Я с тобой, не бойся. Тихо! Тихо!.. Эх ты, дите!..
Она вцепилась в его руку. Гроза продолжается.
Там же, следующий день. Зоя и Оля. На тахте – раскрытый чемодан.
Зоя. Ну, ты умница! Чистота у тебя, порядок… Пионы… Это мне? Какой у меня был вчера букет!
Оля. Да мы и вчерась… вчера ждали, и давеча, прямо изождалися. Ой, радость-то!.. (Обнимает Зою, стискивает.)
3оя. Ну-ну, дурочка… Я тоже там соскучилась. Хотя принимали нас роскошно, всесоюзная конференция… А Днепр! А погода была! (Чему-то своему смеется, закуривает.) Ну а вы как?..
Оля с удивлением смотрит, как она курит.
Да вот решила научиться. Все курят. Ну все!
Оля. У нас-то в поселке никто не курит. Одна Раскладушка.
Зоя. Кто?
Оля. Женька-Раскладушка. Так она из Риги высланная… Фу! (Ломает ее сигарету.)
Зоя. Да ты что, Ольга?
Оля. И не дам, не дам, думать нечего!
Зоя (сдерживается). Ну хорошо, потом. А что вы ели? А Сережа? Очень расстроился, что я не успела?
Оля. Сережа-то? Ничего, мы его проводили. Как надо. Всю маковку издолбил: приедешь на день родителя? Приедешь – не приедешь, приедешь – не приедешь?.. (Осекается.)
Зоя. Что?
Оля. Он же велел! Как приедете – сразу звони беги!.. Ой!
Зоя. Да не «он», а Володя! Опять ты!
Оля. Да ну прям скажете! Мне он, что ль, Володя? Я мигом.
Зоя. Ане – набери тогда тоже. Она-то заходила?
Оля. Аня-то? Через день тута. У нее горячую воду исключили, она – сюда… без воды-то никак! Прям живет и живет! Я мигом! (Убегает.)
Зоя ходит по комнате, разбирает вещи, сбрасывает туфли – чем-то она наполнена.
Входит тетя Соня, без собачки.
Тетя Соня. Зоенька! Приехала! Вы подумайте! Красавица наша! (Всхлип.)
Зоя. Здрасте, тетя Соня! Что такое?.. А собачка?
Тетя Соня. Не спрашивайте, ужас!.. Вчера-то! Вы не представляете, такая гроза! А он пропал!.. Ну пропал, нет нигде! Мне зять, Петя, «орхидэя», грит, и я вас за нее, теща моя милая, живую съем… Ну, нигде! А уж под утро, слышу, скулит! На балконе остался, на кухне, вы подумайте! Я дверь-то закрыла, а его просмотрела… Простудился совсем. Кашель, слезы! А глаза!
Зоя. Ну-ну, тетя Соня, ничего… Главное, нашелся. А как мои тут без меня? Что вообще?
Тетя Соня. Ваши? Ну что вы, замечательно! Вы видите? Вы только подумайте, она такая хозяйка! Все-то трудится, деточка, все трудится! Золото!.. А эту Щеткину и слушать нечего…
У Зои – вопрос.
Ну, Щеткина, Щеткина, с первого этажа, усы растут, толстая…
3оя. А, у подъезда всегда сидит?
Тетя Соня. Да-да, такая сплетница, все-то ей надо! Был у нас товарищеский суд в жэке…
Зоя. Суд?
Тетя Соня. Антонова, Антонова. Насчет Антоновой из пятьдесят восьмой квартиры! Молодая, крашеная такая, белая, никогда пешком не придет, все на такси, и допоздна музыка у ней, гитары, а мужчины прямо так и заходят по шесть человек, и выпимши…
Зоя. Как легко судить других.
Тетя Соня. Я и говорю. Да Антонова-то, думаете, пришла? Ой-ей-ей! (Озирается.) Не лезьте, говорит, в мою жизнь, не ваше собачье дело! Вы подумайте! Все собрались, а она не явилась!
Зоя (смеется). Ну-ну, тетя Соня, и что дальше?..
Тетя Соня. Ну вот, Антонова не пришла, жильцы сидят, что суду делать? Тут Щеткина и давай! Она всегда: я участница, ветеран, я не потерплю! А сама (шепотом) в церковь ходит… Вот, значит. Какие в нашем доме порядки. Там собаки! Там коты! «А взять хоть, потом говорит, Мякишевых из сорок третьей квартиры, – почему у них чужая девица живет, без прописки, домработница малолетняя или как?»
Зоя. Серьезно?
Тетя Соня. Да-а! Я ей тоже: Марь Романна, зачем вы зря-то? Володя девочку спас, она у них как своя, загляденье, будто солнышко сияет. И уберет, и сготовит, и за творожком утром бежит.
Зоя. Что за люди!
Тетя Соня. А Володя с ней занимается, будто учитель, и книжки читает, мне-то слышно… (Спешит, видя нетерпение Зои.) А тут гуляю я с Мальчиком, вечером, как-то душно, а старушки все на скамеечке, и Щеткина сидит, с термосом, прямо здесь чай пьет, боится что пропустить… Ну вот. А они-то, ваши-то, Володя, Оля, Сережа, из кино или еще откуда, и так-то смеются, так смеются! Прошли, а Марь Романна-то, вы подумайте: не нравится мне, как они смеются!.. Да что ж вам не нравится, Марь Романна? А не нравится, и все!..
Зоя. Как это людям все надо!
Тетя Соня. Да-да, вы только подумайте! На чужой-то роток не накинешь платок. Я-то вот ночью-то, обыскавшись собачку, сюда, думаю, забежала… А гроза-то так бьет, так страшно! А Оленька-то, деточка, плачет, не спит, боится, прямо рыдает, а Володя-то, добрая душа, сам не свой тоже…
Зоя (чуть насторожившись). Вчера?
Тетя Соня. Да вот сегодня ж, сегодня…
Зоя. Тетя Соня, вы извините, я с дороги…
Тетя Соня. Ой, что вы, это вы меня извините! У меня ведь Мальчик там один… Я только еще хотела, Зоенька, сказать… вы для меня как родные, как свои, я вам добра, только добра хочу. Насчет Симы. Оленька-то, она ведь девочка наивная, а Сима… нет, наша Сима хорошая, душевная, я ничего не скажу, но все ж не пара… грубоватая она, заводская…
Зоя. Тетя Соня, я сама на заводе работаю.
Тетя Соня. Как же сравнивать! Вы-то ангел, Зоенька, ангел! А я тут захожу, а они с Симой, вы подумайте, в карты…
Зоя. Тетя Соня, мы сами иногда в дурачка играем или в кинг…
Тетя Соня. Нет-нет, я же говорю: наша Сима душевная… Ой, я побежала, побежала, я потом зайду…
Зоя провожает соседку, возвращается, новым взглядом окидывает свой дом.
Вбегает Оля. За нею – Борис. В спецовке, с чемоданчиком.
Оля. Ну, телефон! Две монеты сглотнул! Его нету, а тетя Аня сказала…
Зоя (чуть резко). Оля! Опять «его», опять «тетя»!.. (Видит Бориса.) О, привет! Ты откуда?
Оля. Ой! Дура! Все позабываю! (Уловила перемену, не понимает: что?)
Борис. Это ты откуда? Или куда? (Целует Зою в щеку.) Привет!
Зоя. Ты так от нас оторвался, что и не в курсе? Я неделю в Киеве была…
Борис (закуривает). Ей-богу, не знал. Ну как? «То ль дело Киев! Что за край! Валятся сами в рот галушки!»?
Зоя. Еще как! Хоть встряхнулась. А ты это что?
Борис. Я тут поблизости калымил, проводка там в одной шараге сгорела…
Оля. Чумадан убрать?
Зоя. Че-мо-дан, Оля! (Сдерживается.) Да, вон туда его, пожалуйста, наверх… Опять провода чинишь? Монтер с дипломом! Эх ты, Боря, Боря! Отстаешь ты что-то от жизни! (Берет у него сигарету.)
Борис пожимает плечами, усмехается.
Что-то уже не смешно, Боря?
Борис пожимает плечами.
Оля вспрыгнула на стул, ставит на шкаф чемодан, вытянулась.
Зоя перехватывает взгляд Бориса, каким он покосился на Олю.
Борис. Кадры-то подрастают… клевые… (Тушуется.)
Пауза.
Зоя. Оля! Иди, пожалуйста, все!
Оля спрыгивает, смотрит не понимая.
Иди, я сейчас.
Оля. Куда идти-то? Зачем опять, как Раскладушка?..
Зоя. Иди.
Оля (о Борисе). Он чайку зашел…
Зоя. Хорошо, иди…
Оля. Хочите – пойду. (Выходит.)
Зоя. Понимаешь, я этого жаргона не воспринимаю… И, пожалуйста, при мне…
Борис. Да, все, я, конечно…
Зоя. Извини, но…
Борис. Ты извини…
Зоя выходит. Борис медлит, не зная, пойти ли ему за ней или уйти прочь.
Входит Сима. Издалека испытующе смотрит на Бориса.
Подходит, обнимает, прижимает к груди его голову. Он ткнулся, как маленький.
Часть вторая
3. Филаретова
На сцене и теснота и разлад, все переплелось – это потому, что наша история выходит на люди, наружу, перегородки падают.
Во-первых, три старухи, как три совы, сидят у подъезда: старуха с клюкой, старуха в очках, старуха с термосом.
Во-вторых, появились канцелярские столы: за одним – незнакомый нам Усачев, за другим – тоже чужая для нас Филаретова, лет сорока женщина, в жабо, но с военной выправкой.
В-третьих, Горелов и Аня, мокрые от дождя, входят в квартиру Горелова. Горелов изрядно хмелен.
В-четвертых, Мякишев сидит, нетерпеливо курит как бы у дверей Усачева.
В-пятых, тетя Соня бродит туда-сюда с собачкой на руках.
В-шестых, Сима, уныло подпершись, поет: «Мне кажется, что вы больны не мной…»
В-седьмых, Сережа и Оля смотрят телевизор, смеются. А Зоя неприкаянно то посмотрит тоже, то отойдет.
Кроме того, телефоны звонят, машины стартуют с перекрестка,то радио врывается, то регулировщики свистят, одно перебивается другим.
Филаретова (по телефону). Я диктую, пиши. «На ваш запрос… исходящий номер 026 тире 574 от четырнадцатого февраля сего года директор школы товарищ Мак сообщил… учащиеся 7-го „А“ класса Баринов Николай и Баринов Олег были отчислены за хулиганское поведение условно, сроком на неделю… на неделю».
Тетя Соня (старухам). Что делается, вы подумайте! Ай-яй-яй!
Старуха с термосом (басом). На одну ногу наступить, а за другую дернуть! Вот!..
Старуха в очках. А по мне-то, пусть. Не вижу, не слышу.
Старуха с клюкой (кряхтит). Помирать надо, помирать. Глаза на ето на все не глядят.
Мякишев (идет через сцену, переключает телевизор, почти кричит). Третью программу надо смотреть, третью, учебную!
1 2 3 4 5 6