Валю они встретили поблизости от станции – она мчалась на велосипеде в трикотажных тренировочных брюках и красной мужской футболке, похожая на мальчишку, который вообразил себя гонщиком. Узнав Жемчужного, она на полном ходу затормозила, едва не свалившись в канаву. Жемчужного вполне устраивала эта встреча на окраине дачного поселка. Отойдя в сторону, они присели на придорожную траву.
– Ну, как ведет себя ваш дорогой родственник? – шутливо спросил Жемчужный.
– Он в город уехал, – равнодушно ответила Валя.
– Валюша, вы у него серого костюма не видали? – Жемчужный понимал всю нелепость вопроса, однако ничего с собой поделать не смог: задал его – и все тут.
Но Валя сразу охладила его:
– Не видала. Он то в свитере, то в коричневом костюме, вельветовом. Еще куртка у него есть, джинсовая. Вот и все, пожалуй…
Нет так нет. Жемчужный поймал невольную улыбку Рыжова, отвернулся, спросил сердито:
– Вы с ним не ссоритесь?
– Да мы и общаемся мало. А вообще он вежливый, неназойливый. Только… – она помялась, подыскивая слово, – какой-то парфюмерный. Слова в простоте не скажет.
– Ну, ладно, – Жемчужный встал. – Мы в дом. Можно?
– Конечно, конечно…
На даче майор сразу прошел к шахматному столику.
– Играешь? – спросил он Рыжова.
– Разряда нет, но играю немножко…
Расставив шахматы, Жемчужный попросил, чтобы его не беспокоили, запер дверь и продемонстрировал Рыжову оставленную на доске позицию.
Он долго сидел над доской, потом сыграл сначала один вариант, затем другой, третий. Нелепость положения была совершенно очевидна. За пешку, проведенную в ферзя, черные получали минимум ладью, а там разгром неминуем. Сопротивление профессора в этом положении казалось глупым. Разобравшись как следует в партии, Жемчужный еще более укрепился в своем предположении, что так профессор играть не мог.
Тем не менее он играл. Следы его пальцев, трубка и пепел подтверждали это.
– Парамонов считает, что профессор зевнул, – сказал Рыжов. – В таком преклонном возрасте это возможно.
Жемчужный пожал плечами:
– Такие игроки, как Сизов и профессор, зевнув ферзя, тотчас же прекращают игру. Или играется вариант, или новая партия. Ну-ка взгляни внимательно.
– Гляжу.
– Нет смысла?
– Нет.
– Теперь сними ферзя и пешку. Черные, конечно.
– Снял.
– Смотри внимательно.
Рыжов долго смотрел на доску. Жемчужный молчал.
– Теперь белые как будто выигрывают. Или ничья… – недоуменно проговорил Рыжов.
– Обязательно выигрывают! – подсказал Жемчужный. – Белые начинают и выигрывают.
– Начинают и выигрывают, – машинально повторил Рыжов, не сводя глаз с доски. – Этюд? – вдруг оживился он.
– Обыкновенный одновариантный этюд. Я уже решил его.
– А зачем? – удивился Рыжов: он все еще не мог понять, что делает его начальник.
– Затем, что в этой партии единственное решение, – Жемчужный поставил снятые фигурки на место. – Они стояли раньше на краю стола среди других фигур, не нужных в этюде. Не было никакой игры: профессор решал этюд. Вот так. Смотри, как все получилось.
Майор сохранил позицию этюдного варианта, оставив лишние фигуры на краю стола.
– Когда пришел ночной гость, Заболотский не садился за шахматный столик, а вставал из-за него. За этим последовал разговор, содержание которого нам пока не известно. Профессор спросил гостя, почему он в перчатках. Тот мог сказать, что у него болят пальцы или что-нибудь в этом роде. В шахматы, понятно, никто играть не садился, а финал разговора известен. Вероятно, убийца толкнул столик, полуоторванная пуговица упала на пол; забрать ее с собой он не успел или не заметил этого сразу. Затем инсценировал суетню у шахматного столика, перенес туда пепельницу с окурками, чужой стакан с общего стола и поставил две упавшие шахматные фигурки в этот уголок, не думая о позиции. Он просто хотел натолкнуть нас на версию о шахматисте-убийце. Затем забрал деньги, за которыми и приехал, запер дверь изнутри, а сам выбрался в открытое окно и пролом в заборе. В калитку уйти побоялся: вдруг встретит гостей или провожающих. Ночевал у знакомых или на вокзале, а утром улетел в Ашхабад. Воскресный приезд, уже вторичный, возможен для маскировки. Или, например: позондировать вопрос о наследстве. Этому шакалу ведь тоже что-то перепадает… Правда, наследства ему еще полгода ждать – по закону, но он захотел о себе заранее заявить.
– А откуда же взялись на фигурках оттиски пальцев Сизова? – спросил Рыжов.
– Сизов говорит, что помогал профессору расставлять шахматы, но бросил, потому что получил из дому неприятное известие. Да и оттиски-то были на пяти-шести фигурках из шестнадцати… Задача решена, Рыжов.

9. ПО СВЕЖЕМУ СЛЕДУ

Остановившись в гостинице «Ашхабад», Парамонов тут же пошел по следу. След вел в уголовный розыск города, где у Парамонова уже были друзья. Шустикова в местном угрозыске знали отлично: внештатный киноактер, за границу не выезжавший, а только оклеивающий чемодан этикетками иностранных отелей, не чистый на руку игрок, раза два отсидевший за кражу и фактически живущий на средства матери.
Артистку Еленскую тоже хорошо знали в городе, и не столько как местную кинозвезду, сколько как несчастную женщину, содержавшую лодыря и пьяницу сына.
– Чем могу быть полезной? – сдержанно приветствовала она инспектора Парамонова.
– Вы знаете о судьбе вашего бывшего мужа? – спросил тот.
– Знаю. В газетах было сообщение о его преждевременной смерти. Отчего он умер?
Парамонов рассказал.
– Я приехал выяснить, не можете ли вы помочь нам в расследовании дела.
– Едва ли. С Заболотским разошлась давно и не встречалась. К нему только ездил мой сын клянчить денег.
– Для вас?
– Что вы! Он и меня до копейки обобрал.
– И вы терпели?
– Что ж поделаешь? Сын.
Парамонов отважился спросить прямо:
– Вы не считаете его повинным в смерти вашего мужа?
Без единой кровинки в лице Еленская долго молчала.
– Вообще-то, он на все способен. Только не думаю, что он докатился до такой гнусности. Деньги у мужа были?
– Три тысячи. Они исчезли.
Еленская сжала синеватые губы:
– Ничего не могу вам сказать. Способен? Да. Расследуйте, судите, наказывайте. Если виноват, слез не будет.
Парамонов сообщил о разговоре по междугородному телефону. Трубку взял Кершин:
– Вам придется задержаться, Парамонов. Не было никакой партии – это установлено. Профессор играл в одиночестве. Решал этюд: так это у них называется…
– Взяли убийцу?
– Вечером возьмем. Кротова сама к нам пришла. Она – давняя приятельница матери Шустикова. Он у нее тогда и ночевал, и брошь подарил. Подробности выясняйте у Еленской: пусть она расскажет о своей дружбе с Кротовой, об ее отношении к Шустикову. И еще: деньги, скорее всего, должны быть в Ашхабаде. Ищите.

10. БЕЛЫЕ НАЧИНАЮТ И ВЫИГРЫВАЮТ

Жемчужный и Рыжов подходили к ярко освещенной веранде дачи.
За столом Сизов и Валя пили чай.
Из комнаты вышел Шустиков с сигаретой в зубах, затянулся и выбросил окурок в сад.
– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, – саркастически бросил он с порога.
Жемчужный и Рыжов замедлили шаги, прислушиваясь к тому, что будет дальше.
Валя нахмурилась, а Сизов ответил, не оборачиваясь:
– Вы пошляк, Шустиков. Штампованный и самодовольный.
Шустиков усмехнулся, действительно очень довольный и теплым вечером, и самим собой.
– Обиделись, – процедил он сквозь зубы. – Угостили бы чайком жаждущего.
– Чай остыл, – сухо сказала Валя.
– Можно и подогреть. Хотя бы для проводов – последняя дань старомодной вежливости, – с наигранной учтивостью бросил реплику Шустиков.
– Мы тоже хотим чаю! – весело крикнул Жемчужный, выходя на освещенную полосу дорожки. За ним почти вплотную вышел Рыжов.
Жемчужный сразу отметил три ответные реакции: резкое недовольство Сизова, радость Вали и насмешливое любопытство Шустикова.
– Как это мило, Леонид Николаевич! – воскликнула она. – Сейчас будет чай.
– Ну как, шерлокхолмсы, нашли убийцу моего папы? – иронически спросил Шустиков.
– Конечно, нашли, – без улыбки подтвердил Жемчужный.
У Сизова даже выступили на лбу капельки пота, он стер их рукой. Валя машинально включила электрический чайник и вопросительно взглянула на Жемчужного.
– Арестовали? – спросил Шустиков.
– Пока еще нет.
– А по каким признакам нашли?
Сизов сидел, побелевший как полотенце, переброшенное через плечо Вали.
– В основном по пуговице от пиджака, найденной под шахматным столиком. Пуговице от серого костюма, судя по светло-серым ниткам.
– Это не улика, – сказал Шустиков. – У меня тоже есть серый костюм, только все пуговицы целы.
– А кроме того, – заметил Жемчужный, – мы нашли все срезанные пуговицы в канаве по дороге на станцию. В ту субботу там была лужа.
– Пуговицы можно пришить новые.
– Опытный криминалист-эксперт любую перешивку определит.
В голосе Шустикова уже сквозило волнение. Но он сдержался.
– Мне-то что до этого? В прошлую субботу я в Ашхабаде был. Еще звонил оттуда.
– Должно быть, я и слышал тот звонок, – вмешался Сизов. – Профессор стоял у окна и говорил по телефону.
– Пофантазируем, – сказал Жемчужный. – Позвонить на дачу можно откуда угодно. Звоню же я сюда из города.
Сизов заупрямился. Он даже подчеркнул это в своем ответе:
– Мне товарищ Шустиков безразличен и, если хотите, даже неприятен. Но я просто настаиваю на правде. Товарищ Шустиков звонил из Ашхабада, потому что он был именно в этом городе. Ведь он приехал сюда не в прошлое, а в это воскресенье.
– За неделю можно трижды прилететь сюда из Ашхабада…
– Но зачем прилетать и улетать по нескольку раз? – удивилась Валя. – Билеты ведь дорогие… И потом: как вы докажете?..
– Доказать легко, запросив ашхабадский и московский аэропорты, – сказал Жемчужный.
Шустиков возбужденно ходил взад и вперед по веранде, уже не скрывая волнения.
– Зачем фантазировать? – хрипло спросил он, останавливаясь у перил. – Ведь точно известно, что он убит во время шахматной партии после ужина.
– Верно, – сказала Валя.
– Вот что, Валя, – проговорил спокойно Жемчужный. – Я сейчас расскажу вам, как все это случилось. Вы ушли к себе, услышав вопрос профессора «Почему ты в перчатках?». Убийца и был в перчатках, потому что пришел сюда забрать деньги, полученные профессором, о чем узнал от главного бухгалтера издательства Кротовой, давней приятельницы его матери, и, если понадобится – он все продумал! – то и убить приемного отца. Для этого он и захватил с собой финку… Вероятно, он попросил старика одолжить ему эти деньги и, получив отказ, только подождал, пока профессор отвернется. Тогда он ударил его ножом в спину. Заболотский упал. Этот стук – стук тела – вы, Валя, и слышали наверху. Потом убийца поставил оброненные фигуры, добавил к ним еще две – первые попавшиеся, чтобы инсценировать партию, отнюдь не подозревая, что у профессора не было партнера. Ведь он решал простой одновариантный шахматный этюд. Так сказать, перед сном…
– Вы решили его? – воскликнул Сизов. – Решили даже при наличии бессмысленно поставленных фигур?
– В конце концов решил…
И в ту же секунду Жемчужный прыгнул вперед. Он был напряжен, как охотник, наблюдающий за дичью. Чуть позже он опоздал бы, потому что Шустиков успел вскочить на перила веранды… Впрочем, помог Сизов: он не перехватил Шустикова, но сумел толкнуть его, и тот упал на песок. Жемчужный защелкнул на нем наручники.
– Не понимаю, – раздался взволнованный голос Вали, – зачем же он возвращался сюда снова?.. После убийства…
– За наследством, Валя, – жестко сказал Жемчужный. – Он верил, что рассчитал все точно, нигде не ошибся, и собирался еще поживиться за счет убитого им человека.
А Сизов вдруг глубокомысленно добавил:
– Значит, белые начинают и выигрывают…
«Ну, это уж совсем глупо… – подумал Жемчужный. – Впрочем, шахматному делу и терминологию шахматную».





1 2 3