Султан засмеялся.
Врач вежливо улыбнулся, а остальные подхватили смех.
Султан понизил голос и спросил:
– Ну, скажи, к примеру, чем лечить шишки в заднице?
– А, геморрой, - весело отозвался врач, - это просто. Олово надо растереть на камне с выпаренным вином и оливковым маслом и втирать этот порошок. Еще помогает мышьяк с маслом или можно взять ярь-медянку, растолочь, смешать с укропным соком и розовым маслом и втирать.
– Куда втирать? - спросил султан.
– В больное место, - улыбнулся Каддах.
– Ну, что же, - сказал султан, - медицины на сегодня достаточно, прервемся, наступило время трапезы. Мы дозволяем тебе остаться, и разделить ее с нами.
– Благодарю тебя повелитель. Разреши мне отнести лекарства и отдать необходимые распоряжения своему помощнику, он ждет меня.
– Иди и возвращайся.
Врач поклонился и вышел из зала.
* * *
Примерно в это время сахиб аш-шурта, совершив омовение, оставил обувь при входе и вместе с другими людьми вошел в молитвенный зал. Боковым зрением он увидел Абу-л-Хасана, идущего вдоль галереи, но виду не подал.
Нижние части колонн, поддерживающих своды потолка, были обернуты ковровыми дорожками. Ахмад Башир сел возле одной из них, подальше от деревянного минбара. Через каменные решетки окон, расположенных над михрабом, лился свет, в котором плавали пылинки. Мусульмане сидели на коврах, в которых преобладал красный цвет. В зале из-за недостаточного освещения было сумеречно, но медные рожковые люстры зажигались только по вечерам. Подумав об этом, сахиб аш-шурта поднял голову и увидев, что сидит прямо под одной из них, переместился в сторону. Он сидел скрестив ноги и опустив глаза долу. Ему было тридцать шесть лет. Пятнадцать из них он отдал службе в полиции и достиг неплохого положения. Большей властью в этом городе обладал лишь султан, но треть прислуги во дворце была завербована полицией. Дабира из Багдада все еще не было. Ахмад Башир закрыл глаза и привалился к колонне. Он уже знал о том, что Ибрахим, исмаилитский даи, находится во дворце и ждет встречи с человеком по имени Каддах, который выдавал себя за глазного врача. Сомнений не оставалось, это был именно тот - махди, за которым прибыл Абу-л-Хасан, и о поимке которого лично его, начальника полиции, просил сам халиф, но Ахмад Башир еще не принял решения. Халиф далеко, а ссориться с султаном, гостем и лечащем врачом, которого был махди, ему не хотелось. Султаны не прощают таких вещей, султаны вообще ничего не прощают. Сахиб аш-шурта вздохнул, тяжелый был сегодня денек. С самого утра жена устроила скандал из-за того, что он вторую ночь подряд провел с новенькой рабыней. Супруга была дочерью влиятельного человека, главы дивана переписки в Кайруане. Надо признать, что это тесть сделал его начальником полиции. В этом мире будь ты хоть семи пядей во лбу, ничего не добьешься без нужных рекомендаций. Что говорить, если даже Али,племянник пророка Мухаммада, не смог получить принадлежащей ему по праву власти. И главное, что больше всего выводило из себя начальника, жена при каждом удобном случае спешила заявить, мол, это мой отец сделал тебя человеком. Конечно, если бы не ее отец, Ахмад Башир скрипнул зубами, он не мог себе ничего позволить в отношении жены. К тому же, он не любил перемен, а приезд этого человека из Багдада мог привести к переменам.
Услышав шорох, Ахмад Башир открыл глаза и, скосив их, увидел, как рядом на колени опускается Абу-л-Хасан. Сахиб аш-шурта кивнул ему и обратил лицо в сторону минбара, откуда раздался зычный голос имама. Настало время молитвы, салят аль-аср.
Все встали, подняли ладони и вслед за имамом произнесли "Аллах акбар", затем, продолжая стоять и, вложив левую руку в правую, молящиеся стали вполголоса повторять "Фатиху" - первую суру корана:
"Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала - Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, - не тех, которые находятся под гневом и не заблудших". Затем имам приступил к молитве.
Отговорив положенные слова, он сделал паузу для того, чтобы смочить себе горло. В зале в это время возник негромкий гул от того, что верующие принялись переговариваться друг с другом. Затем имам перешел к хутбе. "Каждый пророк до пророчества был верующим в своего господа, - сказал имам, - знающим о его единственности, либо в следствии умозрительных доказательств, либо в следствии религиозного закона предшествующего пророка. О нашем пророке говорят, что до нисхождения на него откровения он следовал вероучению Ибрахима - мир ему! Это допустимо разумом, но об этом нет предания. Утверждали также, что он следовал религиозному закону Иса - мир ему. Это допустимо, но об этом нет предания..."
– Какие новости? - вполголоса спросил Абу-л-Хасан.
– Все прошло успешно, - ответил Ахмад Башир, - Имран исчез вместе с исмаилитским проповедником. Теперь ждем от него известий.
– Как бы он совсем не исчез.
– Человек не птица, а городские ворота под наблюдением.
– Хорошо.
– Вот список людей, прибывших в город за истекшие сутки.
Сахиб аш-шурта протянул бумажный свиток. Дабир принял список и спрятал в рукаве.
– Посмотрю в кайсаре, - сказал он, - а вы смотрели?
– Я сам его писал, - заметил Ахмад Башир.
– Есть какие-либо соображения? Подозрения?
Сахиб аш-шурта покачал головой:
– Ничего определенного. Я вот что думаю, может назначить вознаграждение, пустить по городу глашатая?
– Не надо раньше времени, а то мы его спугнем.
– Раньше какого времени? - с сарказмом спросил начальник полиции.
– Раньше того времени, когда это будет необходимо, - невозмутимо ответил чиновник из Багдада - дока в канцелярских формулировках, - подождем сведений, которые добудет ваш человек.
– Не следует обольщаться насчет моего агента, - сказал сахиб аш-шурта.
– Что это значит? - ледяным голосом спросил дабир.
– Это обычный крестьянин. Не думаю, что он проявит чудеса расторопности. Я смотрел его уголовное дело. Он проломил голову налоговому инспектору, кстати, я бы на его месте сделал то же самое, а затем пошел и сдался мухтасибу, а мог бы скрыться. Кто бы стал его искать? Наивный сельский житель.
– Странно слышать все это из уст начальника полиции, - недовольно сказал Абу-л-Хасан. - Я полагал, что вы отнесетесь к этому делу с большой ответственностью.
– Прошу прощения, - сказал привыкший к вседозволенности сахиб аш-шурта, упустивший из виду, что его собеседник - столичная штучка, - у меня плохое настроение, все видится в черном свете. Жена, будь она неладна, пьет мою кровь, к вашему делу я приложу все силы.
Абу-л-Хасан кивнул.
– Да, - смягчаясь сказал он, - понимаю вас и сочувствую.
В это время имам, приводя слова Посланника возвысил голос: "Всякий раз, как мы отменяем стих или заставляем его забыть, мы приводим лучший, чем он, или похожий на него".
Этими словами он закончил проповедь. Люди стали подниматься и выходить из молитвенного зала.
* * *
Сахиб аш-шурта взял у дежурного сводку происшествий по городу и, не заходя в свой кабинет, вышел во внутренний дворик и крикнул евнуха. Появился Али, почтительно поклонился и замер в ожидании распоряжений.
– Где госпожа? - спросил хозяин.
– Спит, - ответил Али.
– Приведи наверх Анаис.
– Слушаюсь, господин.
Сахиб аш-шурта поднялся по винтовой лестнице на крышу дома, где был навес, закрытый от посторонних глаз. Здесь лежал толстый индийский ковер, конфискованный у мошенника-торговца, несколько муттака и одеяло. Ахмад Башир снял сандалии, скинул кабу и лег, подложив под голову подушку. Подумав, он бережно снял чалму, обнажив плешь на макушке, и положил рядом. Голову приятно захолодило. Здесь на крыше было не так жарко, к тому же веял легкий ветерок. Ахмад Башир с наслаждением потянулся и лег на бок, держа перед глазами сводку. Вскоре послышались шаги, и на крыше появилась молодая красивая девушка. Она была в голубом платке, накинутом на голову, в длинной, до колен, рубашке и шароварах.
– Здравствуйте, господин, - робко сказала девушка.
– Садись, милая, - пригласил Ахмад Башир.
Девушка поблагодарила и присела на край ковра.
– Не бойся, ближе садись. Сними платок и распусти волосы.
Девушка все выполнила и стала еще моложе и красивей. Но Ахмад Башир знал, что ей уже пятнадцать лет. Он купил ее у работорговца за сто динаров, не торгуясь, хотя мог бы просто забрать. Начальник полиции мог позволить себе все, что угодно. Новая рабыня понадобилась жене для ведения хозяйства. Ахмад Башир зашел на рынок и увидел, как подняв платок, работорговец предлагал ее купцу. Такой красивой женщины у него еще не было.
– Какова ей цена? - спросил начальник.
– Вам, раис, она ничего не будет стоить, - тут же забыв про купца, сказал работорговец.
Глаза девушки смотрели на начальника. Сахиб аш-шурта понимал, что это глупо, но все же решил произвести на нее впечатление.
– Скажи цену, - повторил он.
– Восемьдесят пять динаров, - дрожа от страха сказал работорговец. Он не понимал, почему сахиб аш-шурта хочет заплатить, и ожидал подвоха. О коварстве начальника полиции знали за пределами Сиджильмасы.
– Вот тебе сто динаров, - сказал Ахмад Башир, - отправь ее ко мне домой.
В первую же ночь разразился скандал. Жена Ахмад Башира словно обезумела, увидев новую рабыню, хотя к другим женщинам она так не ревновала. Когда сахиб аш-шурта за неуважение к мужу толкнул ее, жена завопила как резаная и пригрозила пожаловаться отцу.
Все это было неправильно, закон на стороне Ахмад Башира. Но кто знает, как дело обернется. Ведь это только пророк Мухаммад мог отправить дочь обратно к мужу, когда она пришла жаловаться на него. Ахмад Башир не имел за спиной влиятельной родни и был вынужден опасаться необдуманных поступков.
– Что это? - поднеся палец к ее виску, спросил начальник. Там была свежая царапина.
– Госпожа побила меня сегодня утром, - сказала девушка.
– Я поговорю с ней, - угрожающе сказал Ахмад Башир.
– Не надо, прошу вас, - взмолилась девушка, - будет еще хуже.
– Иди сюда, - притягивая ее к себе, сказал Ахмад Башир. - Я весь день думал о тебе и знаешь, какие стихи пришли мне на ум?
– Нет, господин.
– "Прохладу уст ее, жемчужин светлый ряд
Овеял диких трав и меда аромат".
– Вы хотите сейчас, господин? - покраснев, сказала девушка.
– Да, сейчас хочу, - зашептал ей в ухо Ахмад Башир.
– Здесь очень светло, - нерешительно, также шепотом, ответила девушка, - я не могу.
– Глупости, - запуская руку в ее шаровары, шептал Ахмад Башир.
Анаис начала вздрагивать, слабо сопротивляясь. Когда сахиб аш-шурта навалился на нее всем телом и коленями разжал ее ноги, снизу раздался пронзительный крик:
– Анаис! Где эта нечестивица?
Анаис задрожала и с неожиданной силой высвободилась.
– Успокойся, - сказал Ахмад Башир, - сюда она не посмеет прийти.
– Простите меня, господин, я должна спуститься вниз.
– Нет, ты останешься здесь.
– Я умоляю вас, господин, разрешите мне спуститься к госпоже. Я боюсь ее.
– Ты боишься ее больше, чем меня?
– Да, господин.
– Вот как, почему же?
– Вы добрый.
Сахиб аш-шурта улыбнулся.
– Порасспроси обо мне в городе, вряд ли кто согласится с тобой.
– Вы добры ко мне, а до города мне дела нет. Разрешите мне спуститься.
Ахмад Башир подумал, что сейчас уже все равно ничего не получится.
– Ну, хорошо, можешь идти.
Анаис спустилась вниз. Ахмад Башир, выглянув с крыши, увидел свою супругу, которая, подбоченясь, стояла во дворе у водоема, глядя на рабыню.
Анаис она схватила за волосы и рванула с такой силой, что бедняжка вскрикнула. Затем госпожа при помощи других невольниц стала ее бить, толкать, царапать, пока, наконец, не сбросила Анаис в водоем. Видя это безобразие Ахмад Башир понял, что стычки не избежать. Он спустился вниз как был, без чалмы, босиком и в расстегнутых шароварах. Невольницы при виде хозяина потупили глаза. Он рявкнул: "Вон отсюда", и они исчезли.
– Что здесь происходит? - тихо, стараясь держать себя в руках, спросил Ахмад Башир.
– Салям алейкум, - с насмешливым почтением произнесла госпожа. - Я, ваша рабыня, надеюсь, что вы хорошо провели время. Не слишком ли скоро я проснулась?
– Замолчи, женщина, - яростно сказал начальник полиции, понимая, что крики доносятся до здания полиции и инспектора, бросив работу, с любопытством прислушиваются к скандалу.
Лицо супруги побагровело, она оставила насмешки и стала кричать, как бешенная:
– Машаллах! Машаллах! Да как же? Кто я теперь для вас? Даже с собакой больше считаются. Ты смеешь предпочитать мне нечистую служанку. Что я тебе сделала, кроме того, что вышла за тебя замуж и вывела тебя в люди, когда ты был мухтасибом и у тебя за душой ничего не было. Как же теперь ты человек, тебе все кланяются. Да я...
Госпожа не договорила, получив раскрытой ладонью в лоб, она, как птица взмахнула руками и очутилась в водоеме рядом с Анаис. Это на нее подействовало. Она замолчала, изумленно глядя на мужа, посмевшего ударить ее. Но это было еще не все, тыча указательным пальцем, сахиб аш-шурта объявил:
– Женщина, я даю тебе развод. Талак! Талак! Талак! Собирай вещи и убирайся из моего дома.
– Ну, смотри, - потрясая ладонью перед собой, сказала супруга, - ты все потеряешь. Дай только мне доехать до Кайруана. Улицы будешь подметать, никто тебя на работу не возьмет.
Анаис стояла сзади нее, изо всех сил удерживаясь от смеха. Сахиб аш-шурта повернулся и зашагал к себе в кабинет. Пути назад не было. Он вызвал Бахтияра и приказал послать за Абу-л-Хасаном. Сахиб аш-шурта принял решение.
* * *
Каддах и Ибрахим стояли друг против друга в небольшой комнате, отведенной под покои врача. Ибрахим медлил с уходом, хотя Каддах выражал нетерпение. Даи все казалось, что он забыл спросить что-то важное.
– Вчера полиция устроила облаву, - сказал он, - едва удалось бежать.
– Будь осторожен.
– А на собрание каким-то образом попал богослов. Затеял со мной спор.
Каддах презрительно усмехнулся.
– Догадываюсь, что он утверждал. То, что исмаилиты хотят опрокинуть устои шариата и сделать общими жен, уничтожить ислам и возродить учение Зардушта.
– Нет, учитель, он обвинил имама Джафара в том, что Джафар отказался возглавить восстание против Омейядов, когда Абу-Муслим предложил ему это.
Вот как, - насторожился Каддах, - что еще говорил богослов?
– Он обвинил имама Джафара в предательстве Абу-л-Хаттаба.
– Странно, - задумчиво сказал Каддах, - похоже, неспроста он там появился. Не нравиться мне все это. Прекрати пока пропаганду.
– Хорошо, наверное, мне нужно уходить, учитель?
– Иди с Богом.
– Какие будут указания?
– Пошли доверенного человека в Кабилию, пусть найдет Абу Абдаллаха и скажет, что я жду его здесь.
– Будет сделано, учитель.
– Иди и будь осторожен.
Ибрахим поклонился и вышел из комнаты.
* * *
Оставшуюся часть дня Имран слонялся по городу. Когда солнце побагровело и опустилось к западу, он пошел к северным воротам. Там царило оживление, люди толпились у выхода, где полицейские проверяли каждого, кто пересекал ворота. Имран увидел начальника полиции, сидевшего на лошади и возвышавшегося над толпой. По тому, как изменилось выражение его лица, Имран понял, что он замечен.
– Не подавай виду, - сказал кто-то рядом. Имран скосил глаза и узнал Ибрахима.
– Незаметно следуй за мной, - приказал даи, - что-то мне все это не нравится.
Имран повернулся и вслед за Ибрахимом стал выбираться из толпы. Сахиб аш-шурта, наблюдавший за этой немой сценой, сделал знак рукой Бахтияру, который достал свисток и выдал несколько коротких трелей. Тотчас из ближайшего переулка появился отряд полиции, который рассыпался по площади в разрозненное кольцо. По следующему свистку цепь полицейских стала сужаться, сжимая круг.
– Закрыть ворота, - скомандовал начальник полиции.
Стоявший у стремени мухтасиб бросился выполнять приказание. Цепь полицейских сомкнулась, оставив лишь небольшой выход из круга. Увидев это, Ибрахим схватил Имрана за руку и сказал:
– Слушай внимательно! Если меня схватят, пойдешь в Кабилию, к племени Котама. Найдешь Абу Абдаллаха и скажешь, что тот, кто его послал находиться в Сиджильмасе. Ждет, когда за ним придут. Запомнил?
Имран кивнул.
– А теперь иди вперед, - Ибрахим подтолкнул неофита в спину.
Имран перестал сопротивляться течению толпы и вскоре оказался у выхода из оцепления, где два инспектора внимательно осматривали проходящих людей. Только один из них стал расспрашивать Имрана, как полицейский, стоящий рядом, вскричал:
– Это убийца. Я его знаю, он бежал из тюрьмы!
Имран толкнул инспектора и бросился бежать. Но его догнали, повалили на землю и принялись избивать ногами. Сразу наступила тишина. Кто со страхом, кто с любопытством, люди смотрели, как корчится на земле человек, пытаясь увернуться от ударов.
1 2 3 4 5 6 7 8