Самую чистую тебе предоставили... Была у Корнея дочка, ничего, гожа, да в рябовинках малость...
- Ступай! - резко обрывал адмирал и недовольно крякал.
Адмиральша, напротив, бывала в последнем случае довольна. Зато, чем пригожее была привезенная девушка, тем более сжималось сердце ревнивой адмиральши, предвидевшей в очень близком будущем новое испытание для своей ревности и новое оскорбление своему самолюбию.
И, надо сказать правду, адмиральша редко ошибалась в своих предчувствиях.
Весьма часто, если не всегда, все эти молоденькие девушки делались жертвами похотливого адмирала. Если они готовились быть матерями, их выдавали замуж или отправляли обратно в деревню с приказом старосте: пристроить девку и прислать новую.
Таким образом адмирал женил и Никандра и кучера Якова. Никандр именно с тех пор, говорят, и сделался мрачным, и когда года через четыре овдовел, потеряв перед тем двух детей, адмиральских крестников, то не обнаружил особенного горя от этих потерь и, как огня, боялся новой женитьбы по распоряжению барина. По счастью для Никандра, адмирал более не сватал своего камердинера.
Одна из таких жертв адмиральского каприза сделалась даже настоящей фавориткой влюбившегося в нее адмирала. Он нанял для нее квартиру в отдаленной Матросской слободке, отделал квартиру не без роскоши и, накупив для своей фаворитки белья и платьев, переселил ее в устроенный им "приют любви", приставив к ней старую женщину, исполнявшую обязанности прислуги и в то же время аргуса. Нечего и говорить, что фаворитке строго запрещалось выходить куда-нибудь одной и принимать кого-нибудь. Эта связь была, конечно, известна всем, и многие молодые мичмана частенько прогуливались в слободке, пытаясь обратить на себя внимание красивой чернобровой Макриды с роскошной косой и ослепительными зубами. Но Макрида только лукаво играла глазами и держала себя неприступно, так что подозрительность адмирала была усыплена настолько, что он позволил Макриде, вместо приставленной им старухи, нанять прислугу по своему выбору.
Так продолжалось года три. Связь эта, к ужасу адмиральши, не прекращалась, и адмирал все более и более привязывался к своей Макриде, как вдруг совершенно неожиданно фавор Макриды окончился и притом весьма для нее трагически.
XVII
Однажды адмирал, вернувшийся с эскадрой на рейд поздно вечером, съехал на берег и отправился пешком в слободку.
Был двенадцатый час на исходе теплой, душистой южной ночи. Полная луна лила свой мягкий свет на маленькие белые домики тихой спящей слободки, но в "приюте любви" адмирала из-за густой листвы садика весело мигал огонек. Этот огонек возбудил в адмирале подозрительное удивление, и он тихими шагами подошел к домику. Подозрение его усилилось, когда калитка оказалась незапертой. Сердито ерзая плечами, он вошел во двор и тихо постучал в двери. За дверями послышалась беготня, и испуганный голос кухарки звал "Макриду Ивановну".
Тогда адмирал, легко гнувший подковы, рванул дверь и, грозный, с побледневшим лицом и сверкающими глазами, очутился в прихожей. Кухарка, увидевши барина, только ахнула и уронила в страхе свечку. Адмирал шагнул в комнаты и в ту же минуту услыхал стук отворенного в спальне окна и чей-то скачок в сад. В ту же секунду адмирал разбил окно в передней комнате и, заглянув вниз, увидал при нежном свете предательницы луны стройную фигуру поспешно удаляющегося знакомого молодого мичмана, на ходу натягивающего сюртук.
Адмирал молча заскрежетал зубами в бессильной ярости, видя, как молодой мичман перелез через ограду садика и был таков.
Повернув голову, он увидал в дверях Макриду в одной рубашке, с обнаженной грудью и распущенными роскошными волосами, спускавшимися до колен. Со свечой в руках, освещавшей ее красивое, бледное как смерть лицо, она глядела с безмолвным ужасом на грозного адмирала. Адмирал отвел от нее взгляд, и плечи его вздрагивали. Он молчал, и это молчание обдавало смертельным холодом несчастную девушку. И она в каком-то отчаянии опустилась на колени, с мольбой сложив свои обнаженные белые руки.
Адмирал молча вышел, через четверть часа был уже на пристани и отвалил на дожидавшейся его гичке на свой флагманский корабль.
Вахтенный офицер, встретивший его, заметил, что адмирал был чем-то очень расстроен и имел самый "освирепелый вид".
На следующий же день весь город и вся эскадра знали о вчерашнем скандале, и между молодежью было много смеха. Адмирал с утра съехал на берег, приказав двум боцманам явиться к нему с линьками к одиннадцати часам вечера.
Целый день адмирал был мрачен. Адмиральша уже узнала о вчерашнем скандале и была очень довольна, что приводило адмирала в большее бешенство. Все в доме с трепетом ждали расправы... Уже с утра Макрида была заперта в сарае, одетая в затрапезное платье. Чудные волосы ее были, по приказанию адмирала, острижены.
В одиннадцать часов вечера адмирал вместе с двумя боцманами удалился в конюшню, куда привели и Макриду. Двери были наглухо затворены, но, несмотря на это, оттуда раздавались раздирающие душу крики и стоны. Потом все затихло. Адмиральша, потрясенная, теперь жалела несчастную Макриду. Полумертвую, ее ночью отнесли в слободку и через две недели отправили, еще не совсем оправившуюся, в деревню, где она впоследствии спилась и через несколько лет умерла.
Дочь Макриды, слишком похожая на адмирала, была помещена на воспитание и затем отдана в пансион в Петербурге. Адмирал любил свою, как он называл, "воспитанницу", часто навещал ее, и она изредка, по воскресеньям, приходила в ветлугинский дом на короткое время. И добрая адмиральша ласкала эту девочку, наделяла ее лакомствами и нередко плакала, вспоминая свои обиды и жалея бедную "батардку", как адмиральша про себя называла девочку. Когда эта девочка шестнадцати лет умерла, - адмиральша искренне ее оплакивала и была вместе с мужем на ее похоронах.
XVIII
Вскоре после обнародования манифеста об освобождении крестьян адмирал однажды призвал сыновей в кабинет и сказал им:
- Наше родовое имение не велико... После надела останется всего пятьсот десятин... Делить его между вами не стоит... Как ты полагаешь, Василий? - прибавил он, обращаясь к старшему сыну, высокому, плотному моряку, лет тридцати пяти, очень похожему на адмирала лицом.
- Полагаю, что не стоит.
Не спрашивая мнения других сыновей, Николая и Гриши, адмирал продолжал:
- Мое намерение - отдать всю землю крестьянам и не брать с них ничего за надел... Им это на пользу, и они помянут добром Ветлугиных. Не правда ли?
На лице Гриши при этих словах промелькнуло невольно грустное выражение, хотя он и первый поторопился сказать:
- Конечно, папенька... Такой акт милосердия...
- Тебя пока не спрашивают! - резко перебил адмирал, заметивший печальную мину почтительного Гриши. - Как ты полагаешь, Василий?
- Доброе сделаете дело, папенька! - отвечал моряк.
- И я так думаю... Надеюсь, что и отсутствующий Сергей так же думает... А ты, Николай?
- И я нахожу, что это справедливо.
- Ну, а ты, Григорий, уже поспешил апробовать "акт милосердия", иронически подчеркнул адмирал. - Значит, и делу конец.
Наступила короткая пауза, во время которой адмирал достал из письменного стола какой-то исписанный цифрами клочок бумаги и затем сказал:
- Взамен имения, которое должно бы быть разделено на четыре части, ибо сестер ваших я уже выделил деньгами, по три тысячи на каждую...
- На пять частей, папенька? - перебил отца старший сын. - Вы, верно, забыли, что всех нас пять братьев, - прибавил моряк, вспоминая об опальном Леониде.
- Я помню, что говорю! - крикнул, вспыхивая, адмирал и продолжал: так вместо родового имения я выдам каждому из моих четырех сыновей (адмирал подчеркнул "четырех") деньгами, какие причитаются за выкупную ссуду и за пятьсот десятин... На каждого из вас придется по четыре тысячи... вот здесь на бумажке и расчет...
И адмирал кинул на стол бумажку, исписанную цифрами.
- Хочешь посмотреть, Григорий? - насмешливо заметил адмирал повеселевшему сыну.
Гриша покраснел как рак и не двинулся с места.
- Деньги эти предназначены из аренды, которую мне недавно пожаловал государь император на двенадцать лет по две тысячи и которые мне выдадут сразу. Других денег у меня нет... Из этой же аренды Анна и Вера получат свои приданые деньги... Согласны?
Все, конечно, согласились, после чего адмирал их отпустил, объяснив, что Василий получит деньги через месяц, а Николай, Григорий и Сергей - по достижении тридцатилетнего возраста.
- А затем ни на что не рассчитывайте! - крикнул им вдогонку адмирал.
Когда мужики через старосту Акима узнали о милости барина, они сперва не поверили, - до того это было неожиданно. Но бумага, присланная адмиралом старосте, окончательно убедила мужиков, и они благословляли барина, простив все его тяжкие вины относительно многих своих дочерей. Староста Аким приезжал потом в Петербург благодарить адмирала, и грозный адмирал, видимо, был тронут искренней и горячей благодарностью деревни в лице ветхого старика Акима, которого он не допустил к руке, а милостиво пожал ему руку и несколько минут с ним беседовал.
На другой день после разговора с сыновьями адмирал сказал рано утром Никандру:
- Люди, конечно, знают о воле, которую даровал им государь император. Объяви им, что кто не хочет у меня оставаться, может через неделю уходить.
- Слушаю, ваше высокопревосходительство!
- Иди и сейчас же принеси ответ!
Никандр и без того знал, что решительно все, за исключением Алены, горничной Анны, да Настасьи, горничной адмиральши, собирались уходить. Уже давно на кухне шли об этом разговоры, и после манифеста радости не было конца. Все осеняли себя крестными знамениями и облегченно вздыхали при мысли, что они свободны и могут избавиться от вечного трепета, который наводил на всех грозный адмирал.
Через пять минут Никандр вошел в кабинет.
- Ну, что? Кто уходит?
- Ефрем, ваше высокопревосходительство.
- И пусть. Лодырь. А Ларион?
- Тоже просится...
- А Артемий кучер?
- Хочет побывать в деревне, повидать детей.
- Гм... И Федька, пожалуй, тоже уходит? - осведомился, хмурясь все более и более, адмирал о пятнадцатилетнем казачке.
- Хочет в ученье в портные поступить, ваше высокопревосходительство! - докладывал Никандр с какою-то особенною почтительностью.
Адмирал помолчал и, сурово поводя бровями, продолжал:
- А девки?
- Олена да Настасья хотят остаться, если будет ваше желание.
Адмирал недовольно крякнул и снова помолчал.
- Нанять повара, кучера и лакея для барыни! - приказал он. - Да смотри, людей порасторопнее... Насчет жалованья сам переговорю.
- Слушаю-с, ваше высокопревосходительство! - отвечал Никандр, видимо, сам чем-то озабоченный.
- Двух девок довольно, - продолжал адмирал. - Алена может ходить за двумя барышнями, а если Настасья передумает и не останется, барыня сама найдет себе горничную... А прачки не нужно... Можно отдавать стирать белье...
- Слушаю-с!
Адмирал снова смолк и вдруг спросил:
- Ну, а ты как, Никандр? Останешься при мне или нет?
В голосе адмирала звучала беспокойная нотка.
Никандр смутился.
- Я положу десять рублей жалованья, а если тебе мало - прибавлю...
- Я, ваше высокопревосходительство, не гонюсь за жалованьем. И так, слава богу, одет и обут...
- Так остаешься?
- Я бы просил уволить меня...
Адмирал насупился и стал мрачен. Этот Никандр, к которому он так привык, и тот собирается уходить. Этого он не ожидал.
А Никандр между тем продолжал робко, точно виноватый:
- Я, ваше высокопревосходительство, имею намерение сходить на богомолье, в Иерусалим.
- В Иерусалим? - переспросил озадаченный адмирал.
- Точно так-с.
- Зачем тебе туда?
- Сподобиться видеть святые места и помолиться искупителю грехов наших... Уже давно о сем было мое мечтание, ваше высокопревосходительство.
Адмирал удивленно взглянул на Никандра, лицо которого теперь было торжественно и серьезно и не имело обычного мрачного вида.
- Ну, что ж, если ты такой дурак, ступай себе в Иерусалим! - сердито воскликнул адмирал. - Скоро собираешься? - прибавил он.
- Как разрешите, ваше высокопревосходительство!
- Мне что разрешать? Ты теперь свободный... Подыщи мне человека и уходи! - раздраженно заметил старик.
- Покорно благодарю, ваше высокопревосходительство.
Никандр удалился, а адмирал долго еще сидел в кабинете, угрюмый и озадаченный.
Тяжело было вначале адмиралу привыкать к новым лицам и, главное, не видеть вокруг себя того трепета, к которому он так привык. Приходилось сдерживаться и не давать воли рукам, которые так и чесались при виде какого-нибудь беспорядка. А угодить такому ревнителю чистоты и порядка, как адмирал, было трудно. И он иногда не сдерживался и дрался... Прислуга уходила, нередко жаловалась, и адмиралу приходилось отплачиваться деньгами... Вдобавок уже ходили слухи о мировых судьях. Все эти новые порядки все более и более раздражали адмирала, и он срывал свое сердце на жене и на детях, для которых оставался прежним грозным повелителем.
Жизнь в доме становилась адом. Адмирал все делался угрюмее и злее. Обеды, когда собиралась семья, бывали мучением для всех домашних. Вдобавок адмиральша не смела уже более принимать у себя, даже и по субботам, никого из гостей, почему-либо неприятных адмиралу. По-прежнему адмирал целые дни сидел запершись у себя в кабинете, и одно сознание его присутствия нагоняло на всех испуг... Только по вечерам все вздыхали свободнее.
Адмирал почти каждый вечер уходил к новой своей фаворитке, бывшей горничной жены, Насте.
XIX
Прошел год, и младшая дочь адмирала, Вера, нашла себе жениха. Правда, он был лет на тридцать ее старше и болезненный человек, но зато генерал, с хорошим положением и состоянием. Старый адмирал, казавшийся перед генералом совсем молодцом, был очень удивлен, когда, передавая предложение дочери, тотчас же получил ее согласие.
- Ты обдумала? - спросил он.
- Обдумала, папенька!
- И он тебе больше Чернова нравится?
- Он мне нравится!
- Что ж, я согласен, коли ты так хочешь... Ступай замуж... Тебе, фуфыре, давно пора...
И, взглядывая на красавицу Веру с презрением, заметил:
- Расчетлива, сударыня. Из молодых да ранняя. Ты с Григорием в масть... Пожалуй, и он на старушке женится, коли у старушки будет состояние... Поздравляю!.. Только смотри, будь верной женой, а то и такой дохлый, как твой будущий супруг, выгонит тебя из дому как шлюху! А уж я тебя потом не приму! - сурово прибавил адмирал.
Вера расплакалась.
- Ступай к себе нюнить! - прикрикнул адмирал. - Тоже нюня! Сама выходит за расслабленного, а туда же, обижается!..
По выходе замуж Веры в доме адмирала стало еще мрачнее. У адмиральши почти никто не бывал, и некому ей было рассказывать любовных историй... Анна целые дни читала, а адмиральша, не умевшая обходиться без общества, стала чаще посещать знакомых и возвращалась лишь к обеду, стараясь и вечером уехать куда-нибудь поболтать.
В один из зимних вечеров адмиральшу привезли домой без чувств в карете и перенесли в спальню. Анна, остававшаяся одна дома, тотчас же послала за доктором, который объявил, что с адмиральшей удар.
Анна не отходила от матери, которая лишилась языка и только мычала, грустно поводя своими добрыми глазами на всех скоро собравшихся у постели детей. Адмирала не было дома. Хотя все знали, что он проводит вечер у своей новой фаворитки, но не решались за ним послать туда. Наконец, в двенадцатом часу, адмирал вернулся, вошел в спальную и, увидавши жену уже в агонии, наклонился над умирающей и крепко поцеловал ее. Адмиральша, казалось, узнала мужа, как-то жалобно и грустно замычала, и крупные капли слез скатились из ее глаз. Рукой, не пораженной ударом, она взяла руку адмирала и приложила к своим запекшимся губам.
Через полчаса ее не стало, и грозный адмирал ушел из ее комнаты со слезами на глазах. Почти всю ночь он пробыл около трупа в глубокой задумчивости. О чем вспоминал он, часто взглядывая на спокойное и доброе лицо покойницы? Это было его тайной, но видно было, что совесть его переживала тяжкие испытания, потому что под утро он вышел из спальни жены совсем осунувшийся и, казалось, сразу постаревший.
Похороны были блестящие, и к весне над могилой адмиральши стоял великолепный памятник.
__________
Первое время после смерти жены адмирал как-то притих. Он был по временам необычно ласков с Анной и за обедом не бранил сыновей и не глумился над Гришей. И со слугами был терпимее.
Но прошло полгода, и все это изменилось. Жизнь Анны стала настоящим испытанием. Адмирал точно находил удовольствие ее мучить, пользуясь ее кротостью, которая, казалось, его по временам приводила в бешенство. В минуты раздражения он корил, что она старая девка и не умела вовремя выйти замуж.
- Теперь небось никто не возьмет! - язвительно прибавлял адмирал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9