Этим духом, однако, был Иути – старый скульптор города Амона, который приехал в карьер, чтобы выбрать камни для статуй.
– Ты ранен? – спрашивал Иути. – Тебя придавил камень?
Тутмос был слишком слаб, чтобы ответить. Он лишь сделал отрицательный жест.
Надсмотрщики ничего не имели против того, чтобы старик погрузил мальчика на осла и отвез его на берег реки, где стояла лодка. Но они отдали этого уже ни на что не годного мальчика не без выкупа, с удовольствием приняв меру зерна, которую им предложил Иути. Когда скульптор ушел, они смеялись ему вслед:
– Дурак! Зачем он это сделал? Мальчишка все равно умрет по дороге!
Если бы спросить старика, зачем он это сделал, он, наверное, и сам бы не мог ответить на этот вопрос. Может быть, потому, что недалеко от того места, где он нашел Тутмоса, когда-то лежал его единственный сын, придавленный сорвавшимся с горы камнем. Мастер не смог вернуть сына к жизни, как сейчас этого мальчика, которого повез на нанятой лодке вниз по течению реки. Он принес мальчика в свою хижину, уложил на свое ложе и отпаивал его молоком с ячменной кашей до тех пор, пока жизнь не вернулась к нему вновь.
Мастер был одинок. Свою жену он похоронил уже много лет назад. Таурет, богиня – покровительница рожениц, не помогла ей при последних родах. А из трех детей, которых жена ему оставила, двое уже лежали в могилах. Последнее дитя, его дочка, спуталась с ливийским солдатом и ушла с ним. Наверное, ее уже тоже нет на свете, ведь он послал ей вслед свои проклятья.
В течение довольно долгого времени Иути работал вместе с учениками и подмастерьями. Но так как он был ворчлив и требователен, то никто не мог с ним ужиться. Когда же один из подручных из-за своей нерасторопности уронил мастеру на ногу тяжелую гипсовую форму и раздробил три пальца, так что тот стал хромать, Иути выгнал всех своих помощников и с тех пор работал один.
Его небольшая хижина сложена из необожженных кирпичей. В ней находятся мастерская, комната, где спит сам мастер, и еще одна каморка, в которой хранятся всякие запасы. Помещение, где жили подмастерья, Иути совсем забросил. Теперь волей-неволей ему пришлось устроить там ложе для Тутмоса. Когда же мальчик поправился, то предпочел спать на крыше. Над ним мерцали звезды, и он видел, как на востоке поднимается из реки солнце.
Сначала Иути вовсе и не думал о том, чтобы сделать Тутмоса своим подмастерьем. Уж слишком сердился он раньше на своих помощников, ибо принадлежал к числу людей, которым ничем нельзя угодить. Но ему одному было не по силам и таскать воду, и разжигать огонь, и готовить обед, и заготавливать солому и удобрения, и размельчать ячмень для каши, да и другие хозяйственные заботы очень его обременяли. Поэтому он стал питаться только хлебом, пивом и растительным маслом, финиками и инжиром. Было бы, однако, совсем неплохо, если бы кто-нибудь смог приготовить для него горячий обед. Когда однажды Тутмос ушел из дому с удочкой – откуда он ее только достал? – и вернулся с двумя рыбками, которых зажарил на горячем камне, Иути с радостью подумал, что не зря взял этого мальчика.
Несмотря на то, что мастерская старого скульптора была небольшой, недостатка в заказах он никогда не испытывал. Иути был известен как добросовестный мастер. Его изделия всегда были безукоризненны. Даже второстепенные мелочи выполнял он с любовью к делу. Мастер выпускал работу из рук только тогда, когда все детали были идеально отработаны. Он никому не позволял подгонять себя. Когда же заказчик его торопил, мастер обычно отвечал: «Я работаю не для живых, а для мертвых. А у них достаточно терпения».
Да, он работал для мертвых. Они жили в западных горах в своих вечных домах, в гробницах, вырубленных глубоко в скале. Там покоилось мумифицированное тело в великолепном гробу. Там помещались изображения умершего, в которых оживало его Ка. Там можно было найти все, что при жизни приносило радость усопшему: еду и напитки, рыб, уток, стада коров, которые пасли его пастухи; поля, обрабатываемые его пахарями; житницы, доверху засыпанные ячменем и полбой; прекрасного качества полотно, изготовленное его ткачихами. Все это было увековечено на изображениях, покрывавших стены гробницы, дабы Ка жило во веки веков.
Тутмос провел в доме Кути уже много недель, когда старей мастер в первый раз взял его с собой в западные горы, где он работал над отделкой гробницы одного писца из царской администрации.
День едва начинался, и восходящее солнце окрашивало в пурпур отвесные скалы на границе пустыни. Утренний туман поднимался к сияющему голубизной небу. Иути и Тутмос достигли гробницы прежде, чем жара стала невыносимой.
В погребальных помещениях темно, так что старому Иути приходилось работать при глиняных светильниках, заправленных касторовым маслом – маслом и фитилями обеспечивали его заказчики. Светильники горели ярким белым пламенем и не коптили, если в масло добавляли немного соли.
В обязанности Тутмоса входило содержать в чистоте светильники, подрезать сгоравшие фитили и высекать огонь. Кроме того, он должен был, стоя за спиной мастера, держать светильник, пока Иути работал. Какое зрелище открывалось перед его глазами! Это были не те изображения, которые он когда-то еще по-детски выцарапывал на кружках и горшках. Не было на свете ничего такого, чего мастер не мог бы изобразить. Например, пиры, которые устраивали для своих друзей хозяин гробницы и его супруга. На картинах видно, как они сидят в своих удобных креслах перед пиршественным столом и рабы прислуживают им. Двое наполняют чаши, третий увенчивает одного из гостей гирляндой цветов, девушка наливает своей госпоже вино, певицы, арфистки и другие музыканты услаждают гостей музыкой. И сады расцветают под руками Иути, там растут всякие деревья: пальмы с перистыми листьями и гроздьями фиников, смоковницы с сердцевидными плодами, ивы с узкими длинными листьями, тисовые деревья с широкими, тупыми, темно-зелеными иглами.
Тутмос почти не чувствовал, как тряслись его руки – ему приходится держать лампу так, чтобы свет падал на нужное мастеру место. Тутмос невольно перехватывал светильник из одной руки в другую. Его глаза были прикованы к линиям, возникающим на освещенной стене. Когда же он видел уже готовую картину, то не был уверен, что здесь не кроется какого-либо волшебства, что не сам бог направлял руку старика. Да, конечно же, это был бог! Может быть, Хнум, который сотворил первых людей из глины. А может быть, Тот – бог письма, ведь это он создал те таинственные знаки, которые старик помещает возле изображений.
Горячее желание охватывает сердце юноши. Если бы он так же умел! Часто он тайком берет кусок мела или древесного угля или еще что-нибудь попавшееся под руку и пробует повторить на глиняных черепках линии фигур, которые он видел у старого мастера. Правда, редко случается, чтобы он оставался доволен своими попытками, и ему кажется, что рисовать гораздо труднее, чем лепить из глины.
К тому же Тутмос не часто может позволить себе подобные упражнения. Он боится, как бы этого не увидел старый Иути. Кроме того, он занят целыми днями от восхода до захода солнца. Старый мастер терпеть не может, когда юноша болтается без дела, и всегда находит для него работу. То он должен выкапывать яму для отходов, а в каменистом грунте это не легко, то надо починить крышу хижины, а о том, что приходится носить воду и молоть зерно, и говорить нечего. А по ночам, когда он лежит на крыше при ярком свете луны, глаза его смыкаются после нескольких проведенных им линий. И все же Тутмос не успокаивается. Он умудряется использовать перерывы в полуденный зной, когда мастер прекращает работу, чтобы немного отдохнуть. Тутмос нашел потаенное местечко под одним из выступов скалы, недалеко от гробницы, в которой они работают. Туда он носит куски известняка и черепки.
Однажды Тутмос так увлекся, что не слышал, как мастер позвал его. Старик отправился искать юношу и обнаружил его в укрытии.
– Чем ты тут занимаешься? – сердито спросил он и вырвал из рук Тутмоса черепок, на котором был выцарапан рисунок.
Тутмос сжался в комок, ожидая пощечин, но Иути только ворчливо заметил:
– Это совсем неверно. Левая нога должна быть всегда выставлена вперед, когда фигуры идут слева направо, а правая – когда они идут справа.
Он поднял упавший на землю кусок угля и поправил рисунок. Неожиданно Иути посмотрел на мальчика таким странным взглядом, что у того кровь прилила к сердцу, и спросил уже совсем другим тоном:
– Ты хочешь научиться рисовать?
Этот вопрос оказался настолько неожиданным для Тутмоса, что в ответ он не смог проронить ни звука. Тут же старик добавил:
– Но имей в виду, сперва ты должен сделать всю положенную тебе работу.
Иути поручил своему подмастерью углублять резцом линии рисунков, нанесенных его рукой.
– Это приучит твой глаз к контурам и придаст твоей руке твердость.
Старик наполнил маслом второй светильник и сделал две подставки. Для этого он связал три деревянные рейки веревкой, несколько отступая от их верхних концов, и развел их так, чтобы треножники прочно стояли. На подставках он укрепил светильники. Углубив контуры, Тутмос начал выбивать при помощи долота фон, чтобы сделать изображенные фигуры рельефными.
Когда он в первый раз полностью обработал таким образом всю картину, ему показалось, что люди и звери на стене ожили. Невольно отступает он на шаг от стены, и его охватывает чувство глубокой радости. Конечно, Тутмос выполнял только вспомогательную работу. Но он уже успел полюбить изображенного на стене теленка, которого пастух переносит вброд на руках, полюбить и самого пастуха за его заботу о беспомощном животном. В это время к нему подошел Пути и сказал:
– Первый взгляд, который ты бросаешь на работу, пока ты еще не успел привыкнуть к своим ошибкам, дает наиболее правильное о ней представление.
– Ошибки? – испуганно спрашивает Тутмос.
– Да, ошибки. Здесь следы резца слишком грубы. А здесь слишком стерты линии. Вот тут я сам слишком сильно выгнул плечо, но я бы исправил это долотом.
Он берет инструмент из рук мальчика и кое-где подправляет рисунок.
«Когда же я смогу ему хоть раз угодить?» – думает Тутмос удрученно.
После того как старик поправил рисунок, Тутмос еще раз посмотрел на картину. И тут внезапно увидел другие слабые стороны, которые не заметил Иути. Мальчик начинает понимать, что самое трудное – это самому быть удовлетворенным своей работой.
Медленно работают они вдвоем, создавая картину за картиной. Сначала Иути наносит рисунок, потом Тутмос долотом выбивает рельеф, и, наконец, мастер расписывает его цветными красками. Однако старик никогда не позволяет Тутмосу делать самостоятельно наброски на стене, хотя он и научил его, как с помощью сетки наносить параллельно идущие вертикальные и горизонтальные линии, необходимые для правильного размещения фигур.
– Тебе еще многому надо научиться, – сказал однажды Иути, когда Тутмос попросил разрешения самостоятельно нарисовать хотя бы одну фигуру.
– Тебе еще очень многому надо научиться! – повторил он. – Знаешь ли ты разницу в постановке ног идущей женщины и бегущего воина? Знаешь ли ты полет сокола? Знаешь ли ты положение рук и ног танцующей девушки? Можешь ли ты передать в рисунке, как пленник распростерся у ног царя? Знаешь ли ты, как выглядит поднятая рука охотника, поражающего копьем бегемота? Всему этому тебе следует научаться и еще многому и многому другому!
Тутмос молчал и с ожесточением продолжал работать. Старик был тоже немногословен. Бросит замечание, касающееся работы, и замолчит. За годы одиночества он стал замкнутым и молчаливым. Воодушевление, с которым Тутмос принялся за работу, давно покинуло его. Временами он почти ненавидел своего мастера. Он обижал мальчика своими постоянными придирками. Однажды Тутмос рассматривал новый рисунок Иути. На нем была изображена самка бегемота, рожающая детеныша, а рядом крокодил с раскрытой пастью, который ждал, когда сможет проглотить новорожденного. Мальчик спросил Иути, почему он это нарисовал. И мастер коротко ответил ему:
– Потому что так часто бывает в жизни. Тут в душе мальчика проснулось чувство глубокого сострадания к одинокому старику.
Такой уж была судьба старого мастера: жена умерла во время родов, а новорожденный пережил ее всего на несколько недель. Другого сына раздавила каменная глыба, а дочь увел чужеземец. Разве могло остаться место для радости в его сердце?
А сам Тутмос! Разве мало он пережил? У него отняли отца и мать, а его самого, избитого и истерзанного, судьба бросает с места на место. Сильные только и ждут, чтобы проглотить слабого. Но если люди не причиняют друг другу зла, так это делают боги! Сахмет – богиня-львица, приносит людям болезни. А страшный Себек – владыка глубин! Разве он не несет людям несчастья? Всесильный Амон может облагодетельствовать или уничтожить человека. Но, несмотря на все это, слабые все же живут. Разве утенок, пробивший клювом скорлупу, не прячется под крылом матери? Разве мотыльки не порхают в вечернем небе? Почему сердце человека наполняется радостью, когда он утром просыпается и ощущает жизнь?
Внезапно лицо Тутмоса озаряется улыбкой, как это бывает у маленьких детей во сне. И, углубляя резцом очертания крокодила, он старательно выбивает ему все зубы из разинутой пасти.
Мастер лишился дара речи, когда увидел это. Он схватил мальчика за волосы, подвел его к стене и, не произнеся ни единого слова, указал на беззубый рот крокодила.
– Я думал, господин… – заикаясь пытался оправдаться Тутмос.
Но старик знаком приказал ему молчать. После этого он вывел мальчика из склепа.
– Ты видишь небо? – спрашивает Иути, внезапно поднимая голову Тутмоса кверху. Глаза мальчика, привыкшие к мраку, слезятся, он невольно зажмуривается, ослепленный ярким светом дня. – Небо держится на четырех столбах, поэтому оно не обрушивается. И все, что находится под этой огромной крышей в этом и потустороннем мирах, все это держится в равновесии дочерью Pa – богиней Маат, богиней правды, порядка и справедливости. Внутреннее и внешнее, тело и душа, сон и бодрствование, смена дня и ночи, наводнение и засуха, приказание и послушание, рождение и смерть – все это зависит от воли богини и со времен сотворения мира сохраняется ею в равновесии. Так было, есть и будет до тех пор, пока люди зависят от воли богини Маат. Горе тому, кто осмелится ей противоречить. Однажды случилось, что все перевернулось и сыновья пустыни одержали победу над нашим народом. Это продолжалось до тех пор, пока Амон не направил меч нашего царя и не восстановил порядок на земле. Но нигде не сказано, что столбы, поддерживающие небо, не могут обрушиться, если какой-нибудь богохульник попробует подорвать устои мира! Поэтому иди и вставь кусок камня в рот крокодила и сделай из него зубы в его пасти, такие, как у владыки глубин.
Никогда раньше Тутмос не слышал столь длинной речи из уст мастера. Он послушно выполняет приказание старика.
Хижина старого Иути стояла на северной окраине западной части города. Она была построена на возвышении так, что при самом высоком уровне воды в реке ни одна волна не заливала двор, окруженный низкой стеной. Во дворе не росло ни травы, ни цветов, ни деревьев. Колодца не было ни у Иути, ни у кого-либо поблизости. Поэтому питьевую воду Тутмос носил в глиняных сосудах с реки, что было нелегко даже во время разлива. Прежде чем с полными кувшинами отправиться обратно, Тутмос охотно садился с удочкой в руках на берегу, чтобы наловить немного рыбы. Ему было приятно, что старый мастер не бранил его за попусту потерянное время, даже когда он и возвращался без улова. Мальчику казалось, что нет ничего лучше, чем сидеть на берегу и любоваться освещенными последними лучами заходящего солнца высокими стенами и громадными пилонами храма, возвышавшимися на противоположном, восточном берегу реки. Это было захватывающее зрелище. Поистине волшебными казались великолепные постройки храма, когда их отражение колебалось в зеркале широко разлившейся реки.
Если бы река не была такой широкой и глубокой и не грозила бы столькими опасностями, Тутмос давно бы уж переплыл ее, чтобы хоть раз пройтись вдоль стен этого великолепного храма. Мальчик знал, что ворота храма закрыты для таких простолюдинов, как он. Боязнь глубины подавляла в нем желание перебраться на ту сторону реки вплавь, а лодки у него не было. Заплатить же лодочнику даже самую маленькую плату он не мог.
Однажды Тутмос сидел у реки и любовался прекрасными зданиями на другом берегу, когда внезапно донесшийся до него крик вывел его из задумчивости. Незнакомый мальчик, плывший в легком челноке из стеблей папируса, налетел на торчащий из воды пень, потерял равновесие и упал в воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26