— Однако ты очень дорожишь своей жизнью. Удивляюсь, что тебя так к ней привязывает? Будь я так безобразен, как ты, я бы желал себе смерти.— Удивляюсь, как ты можешь шутить в такую минуту! — вскричал выведенный из себя Надод.— Ведь мы в какой-нибудь сотне метров от этих страшных скал…Ингольф не отвечал ничего. Он теперь внимательно следил за ходом корабля.— Да послушай же! — не унимался Красноглазый, тряся Ингольфа за рукав.— Замолчи, гадина! — оборвал его капитан, вдруг вспыхнув от гнева. — Замолчи и не мешай мне, иначе я тебя раздавлю!Одним толчком Ингольф спихнул его с мостика, так что Надод кубарем скатился на палубу.Надод был очень сильный мужчина, но не мог сладить с капитаном Вельзевулом, не имевшим себе равного по силе. Ингольф легко поднимал на плечо большую пушку и, пройдя с ней по всему кораблю, ставил ее на прежнее место.Безучастие Ингольфа к опасности было только кажущееся, внешнее. На самом деле он ни на миг не переставал придумывать средство спасти от гибели свой корабль.Он решил испробовать последнее средство. Всякий моряк знает, что волна, ударившись о берег, отскакивает от него и этим обратным движением задерживает следующую волну. Таким обратным движением и решил воспользоваться Ингольф. Маневр был трудный и опасный, но иного способа не было.Бриг несся на скалы. Надод с затаенным бешенством глядел на Ингольфа своим неподвижным глазом.Вдруг Ингольф бросился к рулю и сам стал им действовать, не переставая отдавать приказания.Уже почти у самых скал корабль попал в обратные волны и круто повернулся.Через несколько минут он был опять далеко от скал.Конечно, это еще не было спасением, но маневр можно было повторить с надеждою на такой же успех.Но тут вдруг счастье окончательно повернулось лицом к Ингольфу: из туч полил дождь, и ветер разом утих.Громкое «ура» вылетело из уст всех матросов.— Ура! Ура! Да здравствует капитан Вельзевул!Ингольф спокойно вернулся на свой капитанский мостик.Его корабль победоносно вышел из тяжелого испытания и готовился войти в безопасный от ветров фиорд Розольфсе.— Ну что, Над? — спросил капитан своего товарища. — Не прав ли я был, говоря, что в море никогда не следует отчаиваться?— Прости меня, что я давеча вспылил, — отвечал Надод, — но если бы ты только знал, как мне не хотелось умирать так близко от цели. Я всю жизнь свою жил одной мыслью — отомстить своему врагу, сказать ему: «Гаральд Биорн, узнаешь ли ты Надода, узнаешь ли ты свою жертву?..» Да, Ингольф, я непременно должен рассказать тебе свою историю, и, может, ты тогда поймешь мои чувства и пожалеешь урода Надода, Надода Красноглазого. Не всегда я был таким каторжником и не сам по себе им сделался, а благодаря одному человеку. Ты узнаешь мою историю и, наверное, согласишься, что грабитель Мальстрема вполне может протянуть руку пирату Мальме… Соединимся в общей ненависти и вдвоем с тобой мы потрясем целый мир…Ингольфу пришлось по душе предложение Надода. Его давно интересовала эта таинственная личность, и узнать тайну Красноглазого ему было бы очень приятно.Присмотревшись к погоде, Ингольф сделал нужные распоряжения, поручил команду Альтенсу и сказал Надоду:— Пойдем ко мне в каюту. Там нам никто не помешает, и мы сможем поговорить совершенно свободно…Никто не мог знать, о чем они говорили: но когда они оба вернулись на палубу, Ингольф был бледен, точно сейчас совершил преступление, а на безобразном лице Красноглазого Нада отражалась свирепая радость. III Ночь на море. — Тревожные часы. — Увеселительная яхта. — Удивление Ингольфа. Настала ночь.Океан еще не успокоился окончательно, но волны вздымались тише и уже не так круто, что предвещало близкое успокоение. Вследствие дождя ветер быстро переменился на северо-западный, и «Ральф», получая его со стороны штирборта, легко огибал линию скал, составлявших мили на три или четыре продолжение Розольфского мыса. Эти скалы вместе с берегом образовали глубокую бухту, где волны под напором ветра, казалось, совершенно обессиливали, потому что возле отвесной стены береговых утесов в глубине бухты не было видно клокочущей белой пены прибоя.Заметив это обстоятельство, Ингольф призадумался, так как причина этого явления не была для него вполне ясна. Он не понимал, каким образом волны, с силою налетая на берег под порывами ветра, могли ударяться о скалы, не образуя обычного прибоя.Ингольф взял ночную зрительную трубу и стал смотреть в нее, но не разглядел ничего, кроме черной линии вод, почти сливавшейся с темным гранитом утесов.— Странно, — пробормотал он. — Я никогда не видал ничего подобного.Он подозвал к себе своего помощника Альтенса.— Посмотри, — сказал он ему, указывая на берег, к которому все ближе и ближе подходил корабль.Альтенс взял поданную ему капитаном зрительную трубу и, поглядев в нее несколько минут, вскричал:— Необыкновенное что-то!Капитанский помощник на «Ральфе» был старый моряк, родившийся в рыбачьей лодке. Он не помнил, чтобы когда-нибудь провел на суше больше времени, чем требуется для того, чтобы заключить новый договор с арматором после истечения срока старого. Поэтому он смотрел на сушу лишь как на место для снабжения кораблей всем необходимым, а больше не годное ни на что. Вне своего ремесла ничего не признавал и выражал свои мысли кратко, отрывисто — совершенно тем же тоном, каким отдавал приказания.— Что ты видишь? — спросил капитан, говоривший со своим помощником всегда так же лаконично, как и он.— Прибоя нет, — отвечал помощник.— Как же ты на это смотришь?— Проход опасен.— То есть как?— Водоворот близ Розольфского мыса.— Откуда ты его знаешь?— Слыхал от местных моряков… Хуже Мальстрема.— Что же теперь делать?— А мы куда идем-то?— В фиорд Розольфсе.— Нужно миновать центр притяжения, выйти в море и обогнуть мыс миль на шесть в открытом море.— Я то же думал и очень рад, что мы с тобой сходимся. Во что бы то ни стало нам нужно подняться под ветер.— Опоздали! — перебил Альтенс.Действительно, «Ральф» получил сильный толчок, и паруса его захлопали, как если бы они сразу освободились от действия на них ветра.Ингольф понял опасность.— Руль на бакборт! — крикнул он кормчему, рассчитывая повернуть корабль под ветер.Бриг не послушался. Увлекаемый быстрым течением, он вступал в центр огромного водоворота, который теперь должен был подхватить его и понести, как легкую пробку…На этот раз гибель была неминуема. Бригу предстояло описывать большие круги, вращаясь с относительно умеренной скоростью, но постепенно эта скорость должна была увеличиться, а круги должны были делаться все теснее и теснее — вплоть до самого центра, где «Ральфу» предстояло перевернуться и разбиться на тысячу кусков.Страшное явление это, происходящее всего лишь в четырех или пяти пунктах земного шара, обусловливается исключительным расположением берегов, образующих неполную окружность, в которую под влиянием специального ветра волны врываются с неслыханной силой и бегут вдоль изогнутой линии берега, а не прямо на него. Достигнув конца окружности, они приобретают все большую и большую силу и продолжают свое круговое движение, вследствие чего образуется поддерживаемый новыми волнами водоворот, гибельный для мореплавателей. Против таких водоворотов нет никакого спасения, и море в таких местах успокаивается лишь по прекращении специального ветра. Водовороты эти называются по-норвежски «мальстремами» (течение, которое мелет).У берегов Норвегии существуют два таких водоворота: один близ острова Моске, производимый южным ветром, а другой на западе, близ Розольфского мыса, производимый северным ветром.Последний водоворот менее известен, чем первый, так как реже посещается кораблями, но гораздо опаснее первого.С первого же взгляда Ингольф понял ужасную истину. На лбу у него выступил легкий пот — но и только. Больше у него ничем не выразилось потрясение, которое испытывает всякий человек при быстром переходе от уверенности в спасении к сознанию грозящей опасности.— Ни слова матросам, Альтенс, — сказал капитан. — Мы всегда успеем их предупредить, а сперва я хочу посмотреть, неужели действительно нет никакого спасения.Помощник поклонился и, не ответив ни слова, сошел с мостика.— Что ты такое сказал? — спросил Надод, подходя к капитану.Во время последнего разговора он стоял, облокотясь на перила штирборта. Обманутый наружным спокойствием волн, он не обращал большого внимания на беседу Ингольфа с Альтенсом, но последние слова капитана неприятно поразили его слух.— Вот что, Надод, — серьезно сказал ему капитан, — наступила минута показать, действительно ли ты мужчина.— Ты меня пугаешь, — отвечал Красноглазый, — что за торжественность!— Не думай, я не шучу, Надод. Мы избавились от одной опасности лишь затем, чтобы попасть в еще худшую. Ты имеешь понятие о Мальстреме?— Слыхал, — отвечал урод с конвульсивною дрожью в теле, — но только ведь он не у этого берега.— Ты говоришь о Мальстреме близ Моске, но, к несчастью, он не один. Есть еще Мальстрем близ Розольфа, и вот в него-то именно мы и угодили. Взгляни, бриг уже не слушается руля.Говоря эти слова, Ингольф схватил штурвал и повернул его до самого конца цепи: бриг не повернулся ни на йоту.Опыт был слишком убедителен. Надод так и обмер.— Стало быть, нет никакой надежды? — спросил он своего товарища.— Никакой, — отвечал Ингольф. — Невозможно сразу бороться против ветра, течения и центробежной силы. У нас нет точки опоры.— Хорошо, — возразил Надод со спокойствием, которое резко противоречило его прежнему волнению.— На земле всегда есть жертвы, и я являюсь одной из таких жертв. Так записано в книге судеб: к чему же бороться с судьбою? Ты увидишь, Надод Красноглазый сумеет умереть.— Странно, что ты нас не предупредил, а еще жил в этих местах. Не может быть, чтобы ты никогда не слыхал об этом губительном течении.— Ты забываешь, что я не моряк, и если слыхал в детстве разные страшные рассказы о кораблях, погибших в Розольфсе, то считал их легендами, не придавая им реального значения.Протянув руку по направлению к твердой земле, он прибавил:— Ты торжествуешь, Гаральд Биорн. Сокровища, скопленные двадцатью поколениями, останутся за тобою и, быть может, благодаря им достигнешь своих целей! Но если пожелания человека, умирающего по твоей милости, выброшенного тобою из человеческой семьи, могут иметь какое-нибудь влияние на судьбу, то будь ты проклят из рода в род! Будь проклят сам ты, и дети твои, и внуки, и правнуки!..Вдруг в ночной темноте раздался крик, возбудивший во всех невыразимое волнение.— Парус налево сзади! — крикнул вахтенный.Взоры всех жадно устремились в ту сторону, и в эту минуту, как бы для довершения ужаса, полярное солнце, закатывающееся летом не более как на один час, вдруг появилось на горизонте, озарив своими лучами и ясное небо, и коварное море.Замеченный корабль оказался прелестною, стройною яхтой, оснащенною с редким изяществом. На ней развевался белый флаг с золотым крестом. Видно было, что кораблик не имел ничего общего с тяжелыми рыбачьими судами, которые только одни и посещают эти места Ледовитого моря во время ловли трески.Экипаж «Ральфа», уже понявший свое отчаянное положение, безмолвно и угрюмо следил за маневрами кораблика, быстро бежавшего по волнам позади Розольфского мыса, который его защищал от грозного влияния Мальстрема.— Это увеселительная яхта, — сказал Ингольф, как бы говоря сам с собою. — Она погибнет, если станет огибать эти скалы, составляющие продолжение мыса.— Значит, погибнем не одни мы, — заметил Надод с недоброю улыбкой.Вместо ответа капитан бросил на него самый презрительный взгляд и обратился к своему помощнику:— Альтенс, через десять минут, если я не ошибаюсь, мы вместе с течением понесемся мимо берега. Проходя мимо мыса, дай поскорее этой шхуне предостерегающий сигнал.Желая внушить матросам надежду, которой сам совершенно не имел, Ингольф прибавил:— Она построена не так крепко, как наш «Ральф», и не может бороться с течением.Слова эти были сказаны с хорошо разыгранной небрежностью и произвели свое действие. На лицах у всех появилась радость. Если бы действительно была опасность, разве капитан был бы так спокоен? Такой искусный моряк никогда бы не сдался без отчаянной борьбы, а между тем он не делал ровно никаких распоряжений. Ну да, конечно, опасность вовсе не так велика, как это кажется…Таковы были соображения, которыми обменялись между собой матросы и которые рассеяли в них страх, поселив в них доверие к будущему.Зато сам Ингольф утратил всякую надежду. Он ограничился лишь тем, что велел покрепче притянуть руль к бакборту. В таком положении руль мог несколько замедлить роковой приход корабля к центру водоворота, заставив его делать круги значительно шире.Между тем неизвестная яхта все шла параллельно Розольфскому мысу, который был в этом месте настолько низок, что все движения кораблика были видны очень хорошо. «Ральф» находился по другую сторону того же мыса, описывая свой первый концентрический круг с возраставшей по мере приближения к земле быстротою. Увлекаемый потоком, он вскоре дошел до подводных скал. В эту минуту он был отделен от шхуны, подходившей с другой стороны в обратном направлении, лишь полосою утесов шириною метров сто, не более. Тогда Альтенс, согласно приказаниям Ингольфа, дал шхуне предостерегающий сигнал, и на грот-мачте брига появился целый ряд огней и флагов.Все с нетерпением ждали ответного сигнала на этот акт мореплавательского братства, на этот поистине благородный поступок в момент собственной гибели, но шхуна продолжала идти своим путем, не обращая внимания на сигналы «Ральфа». На палубе шхуны не видно было ни одного человека, и, когда корабли встретились, идя по противоположным направлениям, таинственная шхуна показалась совершенно безлюдною. Между тем по всему было видно, что ее ведет опытная рука.— Странно! — пробормотал Ингольф. — Хоть бы флагом отсалютовали в знак благодарности — и того нет… По всему видно, что яхта знает здешние места лучше нас и что предостережение наше было совершенно не нужно, но все-таки не мешало бы сделать салют людям, которые, сами идя на смерть, пытаются спасти других…На лице Надода изображалась самая низкая радость. Этот человек только и находил удовольствие в зле, и неудача Ингольфа обрадовала его настолько сильно, что он не мог этого скрыть даже в минуту собственной гибели.— Послушай, Надод, — сказал ему капитан, которого всегда бесила эта вечная злоба товарища, — послушай, если ты не уймешься, я, честное слово, выброшу тебя за борт, хотя бы только для того, чтоб умирать не вместе с таким зверем.— Я вовсе не зверь, — возразил Надод с отвратительной гримасой. — Звери — все человечество, которое я ненавижу, и меня всегда радует, когда люди обнаруживают неблагодарность или вообще делают какую-нибудь подлость. IV Сигналы с яхты. — Смелая лодка. — Неожиданное спасение, — «Ура» в честь неизвестной яхты. Ингольф пожал плечами. Ему было теперь не до того, чтобы заводить спор о подобных вещах. «Ральф» чрезвычайно быстро примчался в глубину бухты, так как в этом месте течение было необыкновенно сильно. В следующие немногие секунды должна была решиться участь корабля. Что с ним будет? Налетит ли он на утесы или понесется дальше по течению, продолжая вращаться в круговороте? В первом случае развязка наступила бы через две минуты, а во втором корабль достиг бы оси водоворота, лишь описав с ним вместе пять или шесть концентрических кругов с постепенно уменьшающимся диаметром.Несмотря на уверенность, выказанную Ингольфом, матросы чувствовали, что к ним возвращается прежний страх. Взоры всех были устремлены на полукруг черных, блестящих скал, окружавших заднюю сторону бухты. К этим скалам «Ральф» несся, как стрела. Волны ревели, ударяясь о берег, со стороны крутых утесистых стен доносился глухой гул, производимый подводными безднами и отражаемый гранитными массами, возвышавшимися над водою.Вот бриг уже не более двадцати метров от скал… Вот он сейчас ударится… Сердца у всех так и стучат. Один Ингольф спокоен. Скрестив на груди руки, стоит он гордо на мостике и улыбается равнодушной улыбкой… Вдруг на палубе грянуло оглушительное «ура»: повинуясь течению, корабль делает крутой полуоборот на расстоянии не более одного метра от скал и несется теперь вдоль дугообразного берега, по-прежнему увлекаемый водоворотом, с которым, к сожалению, не может сладить. Во всяком случае ближайшая опасность миновала до поры до времени, а сердце человеческое так устроено, что даже Ингольф почувствовал в себе возрождение некоторой надежды. Но все это было лишь беглым проблеском в кромешной тьме: воротясь назад, «Ральф» снова пронесся точно так же, как несся прежде, лишь отступив на несколько метров от прежнего пути.
1 2 3 4 5 6 7 8