А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


САМЫЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ НА СВЕТЕ СИНТЕЗАТОР
Стоял чудесный месяц май. Цвели цветы, черемуха, сирень! Трава до того была мягкая и приятная, хоть ешь ее. А птицы как пели! И не какие-нибудь особенные соловьи, а самые обыкновенные воробьи во дворе пели так, что заслушаешься.
Надо сказать, что для Гошки и Паши этот май был особенно чудесным. Птицы пели не так, как для всех, а особенно, и так же особенно цвели цветы и зеленели травы и сияло солнце. Дело в том, что у Гошки и Паши близилось к завершению великое изобретение! Да, великое. Нисколько не хуже, чем все великие изобретения. Наверняка о нем передадут по радио в последних известиях, и передадут по телевизору в программе «Время», и напишут во всех газетах. И даже, наверное, с будущего года в школе будут проходить закон Вовикова – Сергеева точно так же, как проходят закон Ломоносова – Лавуазье.
Но все это не главное. Они с Пашей совсем даже не из-за славы сделали это великое открытие. Слава – это ерунда. Главное для ник, чтобы всем было хорошо.
И подумать только, что все может разрушиться из-за какой-то стирки. Нет, определенно женщины не ценят великих открытий!
– Мама, – убеждал Гошка, – ведь ты же разумная личность! Ну подумай только, ну кто в такой день стирает! Мы Же собирались в парк культуры.
– А что, сверхразумный сын, – говорит мама, – может быть, белье само постирается, или, может, его Пират постирает, или, может, ты его постираешь, или, может, вообще никогда не стирать белья!
– Нет, мама, – вздохнул Гошка, – все-таки женщина не может быть разумной в полной мере. Ведь не обязательно стирать сегодня.
– Ну, если ты мне дашь справку с печатью, я не пойду на работу и буду стирать завтра, а сегодня пойду с вами в парк культуры.
Гошка тяжело вздохнул. Все логичные доводы были исчерпаны, и Гошка пытался прибегнуть к нелогичным доводам. Он обнимал и целовал маму, силой оттягивал ее от кладовки, где Стояла стиральная машина. Мама то смеялась, то сердилась, по решение было непоколебимо.
«Дело принимает плохой оборот. Что сейчас будет…» – как бы про себя сказал Гошка. А вслух сказал:
– Я пойду погуляю во дворе, не сидеть же мне в такую погоду дома!
И в тог момент, когда мама заталкивала в стиральную машину простыни, Гошка мчался на полных парах к другу Паше, и сердце его сжималось от дурных предчувствий. И не зря.
Только мама включила в сеть машину, только поставила регулятор на «хлопок» и крутанула ручку, как в корпусе машины что-то заскрежетало, забилось, заколыхалось.
– Опять испортилась! – зло сказала мама, выключила машину, открыла крышку, и туг из машины вылетела огромная-преогромная стая птиц, целью сотни птиц.
Все они щебетали, курлыкали, гоготали, пели, свистели, щелкали, каркали, хлопали крыльями, садились маме на плечи, на голову, поднимались к потолку, бились крыльями о стекла окон, летали у мамы под носом, задевали ей лицо крыльями.
Одна ворона даже схватила маму за ухо, и тут уж мама не выдержала. Она закричала так, как будто в доме был по крайней мере пожар:
– Гошка! Борис! Что же это такое! Когда наконец в доме будет покой и порядок. Гошка, это опять твои выдумки!
Мама судорожно пыталась открыть окно на кухне. Птицы все вылетали из открытой стиральной машины и теперь облепили не только стены кухни, потолок и пол, но и кишели в воздухе, как густая мохнатая каша.
В это время Гошка и Паша сидели на крыше сарая ни живы ни мертвы. До них доносились душераздирающие крики Гошкиной мамы.
– Кто бы мог подумать, что ей понадобится в воскресенье стиральная машина! А сегодня вечером я как раз собирался все объяснить, – виновато говорил Гошка.
– Да-а, – задумчиво сказал Паша, – знаешь, взрослые, они ведь странные и непонятные люди. Я даже предполагаю такую возможность, что твоей маме не очень понравится, что ваши простыни превратятся в шоколад, и может быть…
Но тут Гошка схватил Пашу за руку и закричал:
– Смотри, смотри скорей на нате окно!
На четвертом этаже распахнулось окно, и оттуда вылетело столько птиц, что они закрыли небо. Тут были тысячи воробьев, голубой, ворон, снегирей, жаворонков, дроздов. И кого только тут не было! И все они носились над домом, щебетали, курлыкали, гоготали, пели, щелкали, каркали, хлопали крыльями, как оголтелые носились туда и сюда.
Гошка и Паша стояли на крыше сарая, задрав вверх головы и раскрыв рты от удивления и восхищения.
– Пот это да! Это тебе не какой-нибудь там шоколад! Ты подумай, Гошка, что мы такое с тобой изобрели! Нет, ты только подумай, что мы с тобой изобрели! Ведь это же самый лучший на свете синтезатор! Ты понимаешь, Гошка, ведь мы с тобой не рассчитывали на такой успех. Он же воспроизводит живую материю! Из каких-то там никому не нужных простыней – птицы! Гошка! Ты подумай!
Вмиг ребята слезли с крыши сарая и помчались на четвертый этаж. Хорошо, что мамин гнев немного остыл, когда она наконец избавилась от одолевших ее птиц, но все-таки ребятам досталось порядком.
– А, голубчики! Явились! – Мама стояла как грозный полководец после проигранного сражения. – Что это такое? Что это такое, вы мне скажите?
– Мама, мамочка, это же самый лучший на свете синтезатор. Понимаешь, самый замечательный! Это же мы с Пашей придумали!
– Так я и знала, что это ваши штучки! О господи, господи! Когда же это кончится. У всех дети как дети, а это просто вредитель какой-то в доме. О, мои простыни, – вдруг вспомнила мама и страдальчески застонала, – мои прекрасные новые арабские простыни в разноцветную полоску, о которых я мечтала всю жизнь, а вот теперь родной сын, вот теперь…
И тут вдруг мама заплакала. Этого Гошка, конечно, стерпеть не мог. Он бросился к маме, стал ее уговаривать не плакать. Он уверял ее, что они сейчас с Пашей так наладят синтезатор, что он не только вернет обратно все арабские простыни с полосочками, а сколько хочешь синтезирует новых.
– Мама, ты пойми, если он живую материю синтезирует! Ведь птицы – ото живая материя! Так? Ну скажи, так?
– Ну и что? – сказала мама.
– А то, что если наш синтезатор может живую материю производить, то что ему стоит какие-то там простыни…
– Не знаю, ничего я не знаю! Знаю только, что все в доме идет прахом.
– Ну, мама, ты же уже поняла! Вот смотри! Хочешь, тебе будут простыни прямо в упакованных пачках по десять штук!
Гошка побежал в комнату, и не успела мама ойкнуть, как он засунул в стиральную машину покрышку с тахты.
– Р-раз! – сказал Гошка и крутанул ручку стиральной машины. – Вот тебе, получай твои любимые арабские простыни!
Гошка с торжеством открыл крышку стиральной машины и.., оттуда с шумом и гвалтом вырвалась приличная партия ворон.
На этот раз мама нисколько не удивилась. Она, кажется, именно это и ожидала.
– Теперь я понимаю, – сказала она, – почему в городе столько ворон. Хорошо еще, что Боровкова нет дома. Вот был бы для него неповторимый сюрприз! Хорошенький матерьяльчик для ЖУКОВСКОЙ стенгазеты. «Тысяча ворон в коммунальной кухне».
– Да нет, мам, ну как ты не понимаешь? Это же просто маленькая недоделка.
– Очень маленькая недоделка, совсем крошечная, состоящая из тысячи ворон!
– Мама! Можешь ты, наконец, не повторять: вороны, вороны! Это же не главное, что они вороны, а главное то, что они – живая материя, а наш синтезатор – самый замечательный па свете!
Гошка с Пашей перевернули стиральную машину вверх дном, отвинтили какие-то винтики, постучали молотком, подпилили напильником, подкрутили отверткой…
– Ну, теперь-то все должно быть в порядке, – уверенно сказал Паша. – Так что вы заказываете нашему синтезатору? Арабские простыни?
– Нет, вы слыхали: «что я заказываю их синтезатору»? Нет, вы подумайте, что за нахальные мальчишки! Вы хоть верните назад те простыни, которые ваш «самый лучший на свете синтезатор» превратил в ворон! Хоть те простыни верните! Л потом, будьте добры, переделайте ваш самый лучший, но ни на что не годный синтезатор обратно в мою чудесную стиральную машину!
– Мама, ну какая же ты чудная! Ты сама уже сколько лет говоришь, что пора этот лом выбросить на помойку и купить наконец новую стиральную машину. Вот я и подумал: чем на помойку выбрасывать, лучше мы из нее синтезатор…
– Не говори при мне больше этого слова! – закричала мама. – Ох, мои простыни…
– Мне бы твои заботы. «Простыни, простыни»! Можешь ты думать хоть о чем-нибудь другом!
Гошка и Паша вдвоем схватились за ручку и с невероятной быстротой стали крутить ее в обратную сторону. И тут крышка стиральной машины так стремительно откинулась, как будто ее толкнул изнутри чемпион по боксу. Из машины фонтаном, – да что там фонтаном! – водопадом, наводнением хлынул шоколад. Да, самые настоящие плитки шоколада, тысячи и тысячи сортов: «Аленушка» и «Бабаевский», «Молочный» и «Сливочный», «Конек-горбунок» и много всяких других, какие только есть.
Шуршащая лавина покрыла весь пол кухни. Скоро мама, Гошка и Паша стояли уже по колено в шоколаде, а шоколадная лавина даже и не думала убывать.
– Ну, мама, теперь-то ты видишь…
И тут Гошка замолчал, сраженный неожиданностью. Если б в этот момент на Гошке была хоть какая-нибудь шапка, он бы снял ее перед Великим Синтезатором.
Дело в том, что, кроме запрограммированного шоколада, синтезатор начал выбрасывать чудесные букеты тюльпанов, как раз те самые цветы, которые так обожает мама.
Мама стояла совершенно ошеломленная. Гошка ясно видел по ее лицу, что она простила им свои погибшие арабские простыни. И даже совсем забыла о них. Она стояла, прищурив глаза и таинственно улыбаясь.
А потом громко сказала:
– Да, это действительно самый замечательный на свете синтезатор.
ЛЮБОВЬ ЕГОРА ВОВИКОВА
За ужином, и причем была не какая-нибудь там гречневая каша, а блинчики с вареньем, Гошка вдруг обнаружил в себе необъяснимое равнодушие к любимому блюду. К тому же, глотнув чаю, Гошка почувствовал ужасную боль в горле, и тут он окончательно понял, что все воскресные планы, взлелеянные в течение целой недели, лопнули. И еще одно обстоятельство, касающееся сегодняшнего вечера, волновало его не меньше.
Мама, конечно, приняла решительные и крутые меры, а папа, тяжело вздохнув, отложил в сторону книжку и без всякого энтузиазма свистнул Пирата.
– Ничего, ничего, – приговаривала мама, – очень даже невредно и тебе пройтись перед сном.
Не вполне отрешившись еще от своих дум, вызванных книжкой, Борис Егорович машинально следовал за Пиратом. Так что получалось вполне точно по пословице, что не хозяин прогуливает свою собаку, а собака прогуливает своего хозяина.
Очнулся Борис Егорович только тогда, когда чуть не стукнулся лбом о перекладину забора, и тут он обнаружил, что Пират затянул его в самый дальний конец двора, за сараи, и продолжает стремительно рваться вперед, явно по вполне обдуманному и хорошо известному маршруту. Борису Егоровичу пришлось протискиваться через дырку в заборе, не рассчитанную на его габариты.
«Вот уж не предполагал, что гулять с собакой такое хлопотное дело», – подумал Борис Егорович, но, зная по научным журналам про привычки собак, про то, что они должны обойти свою территорию, он послушно следовал за Пиратом.
Но все было слишком странно. Пират шел по кратчайшей прямой, по узенькой тропиночке, протоптанной в глубоком снегу, шел деловито, ни на что не отвлекаясь, явно шел к большому серому дому. Пока что Борис Егорович следовал за Пиратом слепо, слегка лишь удивляясь странностям собачьей натуры. Но когда Пират так же деловито подошел ко второму подъезду большого серого дома и, не задумываясь ни на секунду, открыл зубами дверь, то тут уж задумался Борис Егорович. Пират уверенно направился вверх по лестнице и, остановившись на втором этаже, стал царапаться в дверь налево.
Борис Егорович решил идти за Пиратом до конца. У него неожиданно появился острый естественнонаучный интерес к поведению собак. Дверь открылась почти тут же, как будто бы их уже ожидали. На пороге стояла девочка в джинсах и полосатом переднике. Первым ее непосредственным порывом было наклониться к Пирату, но, увидев Бориса Егоровича, она смутилась от неожиданности, правда лишь на секунду, и тут же очень вежливо пригласила его зайти.
Борис Егорович зашел в коридор. Пират стремительно ринулся к холодильнику, стоящему в коридоре, и стал рьяно царапать когтями его крышку. Такие неожиданно проявившиеся черты собачьей натуры все больше заинтересовывали Бориса Егоровича, но девочку это как будто нисколько не удивляло. Она бросилась к холодильнику, уговаривая Пирата не хулиганить, достала кусок колбасы, не переставая разговаривать с Борисом Егоровичем.
– А я знаю, кто вы! Вы – Борис Егорович, Гошин папа, точно? Я сразу узнала вас по Пирату и по очкам, и вообще вы очень похожи на своего сына. Пират, не хулигань и не царапай, пожалуйста, холодильник. Сейчас получишь свою колбасу. А почему не пришел Гоша, хотя не подумайте, что я вам не рада. Ну что же мы разговариваем в коридоре? Пожалуйста, раздевайтесь и проходите, сейчас будем чай пить.
Борис Егорович рассматривал девочку. Сначала он подумал, что ей лет восемь, но, приглядевшись, он увидел, что она, пожалуй, ровесница Гошке. Пожалуй, ей лет 11 – 12. Просто она очень мала ростом, и к тому же у нее абсолютно круглые глаза, какие бывают у младенцев грудного возраста. Кое-что начало проясняться для Бориса Егоровича: и привычный маршрут Пирата, и его хозяйское поведение в этой квартире, и долгие вечерние прогулки Гошки с Пиратом.
– К сожалению, бабушки с дедушкой пет дома, они ушли в гости на золотую свадьбу своих друзей. Вы знаете, что такое золотая свадьба? Это значит, они прожили вместе пятьдесят лет.
Девочка провела Бориса Егоровича в комнату и пригласила сесть на диван.
– Я догадываюсь: вы – приятельница Егора. Давайте познакомимся, – заговорил наконец Борис Егорович.
– Ох, господи! Саша, – сказала девочка, протянув руку Борису Егоровичу. – Неужели вам Гоша ничего еще не говорил? А я написала все своим родителям, они живут в Якутске, а мне врачи запретили, потому что у меня слабые легкие. Они меня послали к бабушке и дедушке, а Рекса ни за что не отдали. Конечно, это понятно, что лишиться сразу и меня и Рекса им нелегко. Ну а мне, думаете, легко без Рекса? По крайней мере теперь здесь будет жить Пират, я к нему тоже уже начинаю привыкать. И потом, знаете, я очень прошу вас: не зовите меня на «вы»!
Борис Егорович слегка растерялся от этого потока информации. Но все же в этом потоке его поразила одна деталь.
– Неужели Гошка решился подарить вам.., тебе Пирата?
– Ну что вы, – воскликнула Саша, – ни за что бы не подарил! Я, конечно, не сомневаюсь, что Гоша меня любит, но ведь Пирата он любит не меньше, как же он мне ею отдаст? Все гораздо проще, чем вы думаете. Просто мы решили, что Гоша переедет ко мне жить вместе с Пиратом. Разве Гоша вам еще ничего не сказал? А я уже написала родителям.
– Ну и что же? Ответ от них вы.., ты уже получила?
– Нет, еще не получила. Ну, а что они могут иметь против Гоши? Я им написала, какой Гоша замечательный мальчик. Таких я больше не встречала. Не только в Якутске, но даже и в Москве, в пашем классе. Вот еще Паша Сергеев стоящий человек, но все равно Гоша в сто тысяч раз лучше, я таких больше не встречала. А вы встречали, Борис Егорович? Так что, почему же родители будут против? И потом, мы же любим друг Друга…
Саша замолчала. Молчал и Борис Егорович. Такая ситуация не могла ему даже и во сне присниться. И что он может возразить на Сашины доводы? Они абсолютно логичны. Наверно, первый раз в жизни Борис Егорович был в такой растерянности.
– Ну вот что, Саша, – сказал Борис Егорович, – мы все это обсудим дома. Я очень рад, что познакомился с тобой! Ты приходи к нам, я ведь еще не сказал тебе – Гошка заболел…
В это время Гошка, уложенный мамой в постель, мучился страшными и ненапрасными подозрениями по поводу столь долгого папиного отсутствия. Он совсем не разделял Сашиной оптимистической уверенности, что родители разрешат ему с Пиратом переехать к Саше. Он вообще еще ничего не сказал родителям о Саше. Он восхищался Сашиной смелостью. Если она считала, что права, она могла сказать что угодно и кому угодно. Глупое ломанье и трусость – Гошка наделял этими чертами почти всех девочек, поэтому и презирал их. Но в Саше не было даже ничего похожего…
Саша училась в их классе совсем недавно. Она приехала из Якутска. Родители ее и сейчас там, а Саша будет жить теперь в Москве с бабушкой и дедушкой, потому что врачи запретили ей жить в Якутске. Посадили Сашу на свободное место, как раз впереди Гошки. Но больше всего Гошка видел не Сашин затылок, как это бы полагалось, а Сашины круглые глаза. Не потому, конечно, что глаза у Саши помещались сзади, на затылке, а потому, что Саша чаще всего сидела затылком к доске, а лицом к Гошке.
На этот раз Саша с увлечением рассказывала уже, наверное, сотое приключение ее собаки Рекса, которая осталась в Якутске и по которой Саша очень скучала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10