О растрате не упоминалось.
Медсестра встала, чтобы сменить лед.
– Ну, как себя чувствует герой?
– Превосходно.
– Быстро же вы прославились.
– Это уж точно.
* * *
Вскоре в больницу приехал Сэм, он привез мою одежду. Я попросил его остаться. Затем в палату явились двое полицейских и принялись задавать вопросы. Я старался говорить как можно меньше, однако мне пришлось рассказать о Хельме и о Шейле, которая видела красную сигнальную лампочку, а также о том, что я пренебрег советом Дайера и что случилось потом. Они копали основательно, но я выкручивался изо всех сил. Наконец они ушли.
Сэм сходил за свежим номером дневной газеты. По сравнению с утренним выпуском кое-что изменилось. Фотография Брента по-прежнему занимала три колонки, а вот моя и Адлера стали поменьше. На второй полосе оказалось фото Шейлы. В заметке говорилось, что полицейские беседовали с ней в больнице. По ее словам, она не знает, что заставило мужа пойти на это преступление и где он может сейчас скрываться. Заметка заканчивалась словами: «Вероятно, более обстоятельно миссис Брент будет допрошена позднее».
Я вскочил с кровати. Медсестра попыталась остановить меня, но я понимал, что должен убраться из больницы как можно быстрее. Не стоило мозолить глаза полиции, по крайней мере пока ситуация не прояснится и я не решу, что делать дальше.
– Куда вы, мистер Беннет?
– Возвращаюсь домой.
– Но это невозможно. Вы должны оставаться, пока не...
– Я сказал, что возвращаюсь домой. А вы, если желаете, можете торчать здесь и пялиться на меня, пока я одеваюсь. Но если вы воспитанная девушка, то подождете в коридоре.
Медсестра, санитар и старшая сестра пытались уговорить меня остаться, но я велел Сэму убрать запачканную кровью одежду в саквояж, который он принес с собой, и через каких-нибудь пять минут мы вышли из палаты. Внизу в приемном покое я выписал чек за пребывание в больнице и справился у дежурной, как себя чувствует миссис Брент.
– С ней все в порядке. Но конечно, она пережила сильное потрясение.
– Она еще здесь?
– С ней беседуют.
– Кто?
– Полицейские. По-моему, ее задержат.
– Вы хотите сказать арестуют?
– Очевидно, ей что-то известно.
– Ясно.
– Только никому не рассказывайте.
– Ну что вы, разумеется.
* * *
Сэм поймал такси. Я велел водителю ехать в Глендейл, на Анита-авеню, туда, где оставил свою машину. Мы пересели в нее. За руль я посадил Сэма.
Когда мы проезжали мимо банка, я заметил, что стекла уже вставлены. Разглядеть, что внутри, я не смог. В Лос-Анджелес мы въехали под конец дня. Я купил вечернюю газету. На этот раз я не нашел наших с Адлером фотографий. Фото Брента стало меньше. Зато портрет Шейлы занимал по ширине четыре колонки. На второй полосе поместили фотографию ее отца, доктора Генри Роллинсона, профессора Лос-анджелесского университета. Заголовок, напечатанный аршинными буквами, гласил: «Ограбление должно было скрыть растрату». Дальше читать я уже не мог. Если доктор Роллинсон даст показания, все выплывет наружу.
* * *
Сэм привез меня домой и накормил. Я прилег на диван в гостиной. В ожидании прихода полиции я обдумывал, что мне следует говорить. Около восьми часов вечера в дверь позвонили. Я открыл сам. Это оказался Лу Фрейзер. Он вошел, и я велел Сэму принести что-нибудь выпить. Лу явно в этом нуждался. Я снова растянулся на диване, держась рукой за голову. Голова не болела, и я чувствовал себя нормально, но мне нужен был предлог, чтобы прекратить разговор, если он затянется. Лу сделал пару глотков и начал:
– Ты читал сегодняшние газеты?
– Только заголовки.
– У этого типа была растрата.
– Похоже на то.
– Она тоже в этом замешана.
– Кто?
– Его жена. Эта очаровательная особа по имени Шейла. Она подделывала записи в карточках. Мы выяснили это полчаса назад. Я к тебе прямо из банка. Да, приятель, эта дамочка развила бурную деятельность. Вся их система работы с вкладчиками, вся та чушь, о которой ты собирался писать, была лишь прикрытием. Вот так-то, Беннет. Теперь у тебя появится настоящий материал для «Америкен Бэнкер».
– Не думаю, что его жена имеет к этому отношение.
– А я знаю наверняка.
– В таком случае зачем они обратились к ее отцу за деньгами, чтобы покрыть недостачу? По-моему, тут что-то не сходится.
– Ладно, слушай. Мне понадобилось полдня, чтобы во всем разобраться. Пришлось насесть на ее папашу. У него, оказывается, зуб на Брента. Давай посмотрим на это глазами Брента и его жены. Они понимали, что рано или поздно все раскроется, и решили инсценировать ограбление, чтобы под шумок списать растрату. Никто бы даже не заподозрил, что было в действительности. Но сначала надо было выправить записи в учетных карточках и книжках вкладчиков. И, доложу тебе, проделала она это мастерски. Не осталось ни одного следа. Если бы не ее отец, мы бы никогда не узнали, сколько они украли. Итак, Шейла выправляет все записи, причем успевает до того, как ты проверил ее кассу. Задача не из легких – времени у нее было в обрез, но она справилась. Потом Шейла выпускает паука, а ее муж, воспользовавшись суматохой, незаметно прячется в хранилище. На следующее утро он выскочит оттуда с платком на лице и, никем не узнанный, скроется. А Шейла позвонит старику и попросит никому ничего не рассказывать, она, мол, объяснит позже. Чарльз, естественно, для всех по-прежнему болен. И когда полиция явится к ним домой, то застанет его в кровати, еще не оправившимся после операции. И ни денег, ни улик – ничего, что связывало бы его с ограблением.
Но это еще не все. Они предусмотрели и другой вариант. На случай, если Брента узнают. Его мог выдать кашель. Что тогда? Деньги на месте, документы в порядке. А что касается Брента, пять докторов клятвенно подтвердят, будто он спятил из-за болезни. Он выкрутится, получит условный приговор, и единственный, кому что-то известно, это отец Шейлы. Но она заставит его молчать. Как видишь, они почти все предусмотрели. Спасибо Хельму. Благодаря его бдительности у них ничего не вышло. Брента узнали, и теперь его разыскивают за убийство и ограбление. И его жена арестована за то же самое.
– Она арестована?
– Все идет к тому. Она по-прежнему в больнице. Эти остолопы считают, будто ей необходимо прийти в себя после случившегося. Но за дверью дежурит полицейский, и завтра, когда она проснется, ее ждет сюрприз.
Я лежал, закрыв глаза, и пытался заставить себя думать. Мне следовало что-то предпринять.
Но голова была точно в тумане, я едва что-либо соображал. И тут я услышал свой голос:
– Лу.
– Что?
– Я знал об этой растрате.
– Хочешь сказать, подозревал?
– Я знал.
– А я говорю, ты мог только догадываться.
Лу почти кричал. Я открыл глаза. Он стоял напротив. Высокий и коренастый, с золотистым загаром. Но от прежнего Лу, веселого и добродушного парня, не осталось и следа. Будто его подменили. Лицо было бледным и подрагивало. А взгляд как у безумца.
– Если ты знал о растрате и не доложил, ты нарушил условие страхового договора. Ты что, не понимаешь этого, Беннет? Мы ничего не получим от страховой компании.
Только сейчас я вспомнил о страховке и о страховом договоре, который когда-то подписал. Договор этот подписывают все сотрудники, и в нем сказано: «Лицо, подписавшее настоящий договор, должно сообщить об известном ему мошенничестве, хищении или растрате любому из своих коллег по работе или начальству в течение двадцати четырех часов с момента обнаружения факта мошенничества, хищения или растраты. В случае невыполнения этого требования страховка считается аннулированной, а страховая компания освобождается от обязательств по возмещению ущерба, причиненного данным мошенничеством, хищением или растратой».
Губы у меня онемели, а ладони стали влажными, но я продолжал:
– Ты обвиняешь женщину в преступлении, которое она не совершала, и я знаю это, черт побери.
– Ты мне ничего не говорил. Ясно?
Он схватил шляпу и бросился к двери.
– И вот еще что. Если ты не свихнулся окончательно, то никому больше не станешь этого рассказывать. Иначе мы не получим ни цента от страховой компании. И это при том, что нас обокрали на девяносто тысяч долларов. Господи, девяносто тысяч! Девяносто тысяч!
Глава 11
Лучше не спрашивайте, что было дальше. Следующие три дня оказались настоящим кошмаром. Первым делом я отправился во Дворец правосудия и рассказал помощнику окружного прокурора, мистеру Гауденци, о том, каким образом замешан в этом деле. Он выслушал меня, все записал, после чего пошло-поехало.
Сначала я был вызван в суд, где меня попросили повторить под присягой то, что я рассказал ранее. При этом мне пришлось доказывать свою невиновность, и, если кто-то думает, что сделать это не составляло труда, пусть сам попробует. Я выкручивался как мог под градом идиотских вопросов, отвечая на которые сам чувствуешь себя полным идиотом. Никакой помощи или поддержки ни от судьи, ни от адвоката. Ты совершенно один перед окружным прокурором, стенографисткой и присяжными, от которых зависит твоя судьба. Так продолжалось два часа. Я рассчитывал, что смогу не отвечать, почему дал Шейле деньги. Не удалось. Пришлось признаться в том, что я попросил ее развестись с Брентом и выйти за меня замуж. Больше вопросов ко мне не было.
Когда я вернулся домой, позвонил Лу Фрейзер. Он был зол. Страховая компания уже известила о том, что отказывается возмещать пропавшие деньги. Сообщив об этом, Лу добавил, что я отстранен от работы вплоть до дальнейших указаний. Он бы уволил меня, если бы мог, но вынужден был ждать возвращения «старика» из Гонолулу. Все-таки я был в руководстве компании, и для моего увольнения требовалось согласие совета директоров.
Но больше всего мне досталось от газетчиков. К тому времени, когда в деле появился новый поворот, история об ограблении еще не успела сойти с первых полос, хотя и начала понемногу выдыхаться. Кажется, сказано было абсолютно все, и единственное, что оставалось, – строить догадки насчет местопребывания Брента. Одни уверяли, будто он в Мексике, другие – в Финиксе, а третьи – в Дель-Монте, где, по словам служащего местного мотеля, Брент останавливался в ночь ограбления. Но после моих показаний в суде история обрела второе дыхание. Газетчиков привлекла любовная подоплека, и то, как они обошлись со мной, было хуже убийства. Теперь историю окрестили «Ограбление в любовном обрамлении».
Газетчики наведались в дом к старику Роллинсону, куда Шейла отвезла детей. Они сфотографировали девочек, их деда и вдобавок выкрали по меньшей мере дюжину снимков Шейлы. Опубликовали и мои фотографии, все, какие только смогли найти, даже ту давнишнюю, на которой я был изображен в купальном костюме с однокурсницей в обнимку. Фото было сделано специально для одного футбольного обозрения.
И чего я добился своим признанием? За день до того, как я давал показания в суде, жюри присяжных признало Шейлу виновной в подделке банковских документов, растрате и соучастии в вооруженном ограблении. Единственное, в чем ее не обвинили, так это в соучастии в убийстве, и почему не сделали этого, было совершенно непонятно. Так что все наши старания оказались напрасны. Я влез в долги и пригвоздил себя к позорному столбу, только бы избавить ее от обвинений. И что же? Обвинения все равно были предъявлены. Теперь я шагу не мог ступить, чтобы не наткнуться на какого-нибудь газетчика. Целыми днями я сидел дома и слушал коротковолновый приемник, настроенный на полицейскую волну, в надежде узнать что-нибудь связанное с поисками Брента. Еще я слушал выпуски новостей, В одном из них сообщалось, что Шейлу выпустили под залог в семь с половиной тысяч долларов и что деньги внес ее отец. С моей стороны вряд ли было бы разумно вносить залог. Я уже сделал для нее все, что мог.
В тот день я сел в машину и отправился покататься по городу, просто для того, чтобы не свихнуться в четырех стенах. На обратном пути я проезжал мимо банка. Сквозь большие окна было хорошо видно, что происходило внутри. За конторкой сидел Снеллинг, на месте Снеллинга – Хельм, Черч занимала место Шейлы. Кроме них, были еще два кассира, которых я не знал.
* * *
Вечером после ужина я включил радио, чтобы послушать выпуск новостей. На этот раз появились явные признаки того, что шумиха вокруг ограбления утихает. Сообщалось о том, что Брента по-прежнему ищут, но при этом не были упомянуто ни о Шейле, ни обо мне. Я успокоился, но ненадолго. Спустя какое-то время на душе у меня снова начали скрести кошки. Где Брент? Что если он и Шейла встречаются? Я сделал все, что в моих силах, чтобы с нее сняли обвинения, но это не значит, что я сам был уверен в ее невиновности. Мысль о том, что они могут встречаться, что она с самого начала водила меня за нос, вывела меня из равновесия. Я вскочил и принялся ходить взад и вперед по комнате. Я пытался заставить себя не думать об этом, но тщетно. Около половины девятого я не выдержал, сел в машину и отправился к ее дому. Я припарковался, не доезжая полквартала, в том месте, откуда мне все хорошо было видно, и стал ждать.
В окнах горел свет. Я просидел довольно долго. Чего только я не насмотрелся. Газетчики, крутившиеся возле дома, то и дело заглядывали в окна и звонили в дверь, а машины проезжали мимо с такой черепашьей скоростью, что в них на ходу могла бы забраться грузная дама. Но вот свет погас. Дверь отворилась, и показалась Шейла. Она зашагала по улице в мою сторону. Я бы сгорел со стыда, если бы она меня заметила. Я сполз вниз и пригнулся так, чтобы меня не было видно с тротуара. Я замер, прислушиваясь к звуку ее быстрых шагов. Казалось, она куда-то спешила. Не останавливаясь, она проследовала мимо моей машины, но через открытое окно я услышал, как она шепнула:
– За тобой «хвост».
* * *
И тут я понял, почему ей не предъявили обвинение в убийстве. С таким обвинением не выпускают под залог. Ее подозревают, но решили не трогать, чтобы она могла свободно передвигаться. За ней установили наблюдение, желая проверить, как и я, не приведет ли она к Бренту.
На следующий день я принялся обдумывать, как встретиться с Шейлой. Сделать это было непросто. Если за ней следят, значит, прослушивают телефон и просматривают корреспонденцию. Содержание любой записки от меня будет известно полиции прежде, чем ее получит Шейла. Уж это наверняка. Поразмыслив немного, я пошел на кухню, где стряпал Сэм.
– У тебя есть корзинка?
– Да, сэр, та, с которой я хожу за покупками.
– Хорошо. Послушай, что надо сделать. Положи в корзинку пару буханок хлеба, надень белый фартук и отправляйся по этому адресу на Маунти-Драйв. Зайди с заднего крыльца, постучи и спроси миссис Брент. Обязательно убедись, что разговариваешь именно с нею и вас никто не слышит. Передай миссис Брент, что я хочу ее видеть. Она найдет меня сегодня вечером в семь часов там, где мы обычно встречались после больницы. Передай, что я буду ждать ее в машине.
– Ясно, сэр. В семь часов.
– Ты все запомнил?
– Да, сэр.
– Вокруг ее дома полно полицейских. Если тебя остановят, постарайся не болтать лишнего. И по возможности не говори, кто ты.
– Положитесь на меня.
* * *
В течение часа я кружил по городу, пока не убедился, что за мной нет «хвоста». Была одна минута восьмого, когда я подъехал к больнице. Не успел я остановиться, дверца машины открылась, и Шейла опустилась на сиденье рядом со мной. Я нажал на газ.
– За тобой слежка.
– Не думаю. Если и был «хвост», я от него избавился.
– Значит, это мой. Наверняка водитель такси, в котором я приехала, получил указания до того, как отвез меня в больницу. Они держатся на расстоянии двухсот ярдов.
– Я никого не вижу.
– Они там.
Какое-то время мы ехали молча. Я размышлял, с чего начать. Первой заговорила Шейла:
– Дейв.
– Да.
– Нам лучше не встречаться больше. Наверное, это следует сказать мне. Я много думала о нас с тобой.
– Ну и...
– Я принесла тебе только несчастье.
– Я бы так не сказал.
– Подожди... Я знаю, о чем ты думал, когда нас везли в больницу. О том, сколько я доставила тебе неприятностей. Я и себе доставила их не меньше. Я забыла правило, о котором не должна забывать ни одна женщина. Вернее, я не забыла. Я просто попыталась не заостряться на нем.
– О чем ты?
– О том, что женщина не может входить в дом мужчины с испорченной репутацией. В некоторых странах невесте полагается иметь еще и приданое. У нас приданое не требуется, но без репутации обойтись нельзя. Я не могу дать тебе ни того ни другого. Более того, ты получил бы со мной в придачу еще и закладную, ужасную закладную. Тебе пришлось бы выкупать меня.
– Я согласен.
– Дейв, это невозможно. Я запросила цену, которую не сможет заплатить никто. Я уже обошлась тебе слишком дорого. Ты поплатился своей карьерой, добрым именем, тебя допекают газеты. Ты многое сделал для меня. И до того злосчастного утра, и даже после.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Медсестра встала, чтобы сменить лед.
– Ну, как себя чувствует герой?
– Превосходно.
– Быстро же вы прославились.
– Это уж точно.
* * *
Вскоре в больницу приехал Сэм, он привез мою одежду. Я попросил его остаться. Затем в палату явились двое полицейских и принялись задавать вопросы. Я старался говорить как можно меньше, однако мне пришлось рассказать о Хельме и о Шейле, которая видела красную сигнальную лампочку, а также о том, что я пренебрег советом Дайера и что случилось потом. Они копали основательно, но я выкручивался изо всех сил. Наконец они ушли.
Сэм сходил за свежим номером дневной газеты. По сравнению с утренним выпуском кое-что изменилось. Фотография Брента по-прежнему занимала три колонки, а вот моя и Адлера стали поменьше. На второй полосе оказалось фото Шейлы. В заметке говорилось, что полицейские беседовали с ней в больнице. По ее словам, она не знает, что заставило мужа пойти на это преступление и где он может сейчас скрываться. Заметка заканчивалась словами: «Вероятно, более обстоятельно миссис Брент будет допрошена позднее».
Я вскочил с кровати. Медсестра попыталась остановить меня, но я понимал, что должен убраться из больницы как можно быстрее. Не стоило мозолить глаза полиции, по крайней мере пока ситуация не прояснится и я не решу, что делать дальше.
– Куда вы, мистер Беннет?
– Возвращаюсь домой.
– Но это невозможно. Вы должны оставаться, пока не...
– Я сказал, что возвращаюсь домой. А вы, если желаете, можете торчать здесь и пялиться на меня, пока я одеваюсь. Но если вы воспитанная девушка, то подождете в коридоре.
Медсестра, санитар и старшая сестра пытались уговорить меня остаться, но я велел Сэму убрать запачканную кровью одежду в саквояж, который он принес с собой, и через каких-нибудь пять минут мы вышли из палаты. Внизу в приемном покое я выписал чек за пребывание в больнице и справился у дежурной, как себя чувствует миссис Брент.
– С ней все в порядке. Но конечно, она пережила сильное потрясение.
– Она еще здесь?
– С ней беседуют.
– Кто?
– Полицейские. По-моему, ее задержат.
– Вы хотите сказать арестуют?
– Очевидно, ей что-то известно.
– Ясно.
– Только никому не рассказывайте.
– Ну что вы, разумеется.
* * *
Сэм поймал такси. Я велел водителю ехать в Глендейл, на Анита-авеню, туда, где оставил свою машину. Мы пересели в нее. За руль я посадил Сэма.
Когда мы проезжали мимо банка, я заметил, что стекла уже вставлены. Разглядеть, что внутри, я не смог. В Лос-Анджелес мы въехали под конец дня. Я купил вечернюю газету. На этот раз я не нашел наших с Адлером фотографий. Фото Брента стало меньше. Зато портрет Шейлы занимал по ширине четыре колонки. На второй полосе поместили фотографию ее отца, доктора Генри Роллинсона, профессора Лос-анджелесского университета. Заголовок, напечатанный аршинными буквами, гласил: «Ограбление должно было скрыть растрату». Дальше читать я уже не мог. Если доктор Роллинсон даст показания, все выплывет наружу.
* * *
Сэм привез меня домой и накормил. Я прилег на диван в гостиной. В ожидании прихода полиции я обдумывал, что мне следует говорить. Около восьми часов вечера в дверь позвонили. Я открыл сам. Это оказался Лу Фрейзер. Он вошел, и я велел Сэму принести что-нибудь выпить. Лу явно в этом нуждался. Я снова растянулся на диване, держась рукой за голову. Голова не болела, и я чувствовал себя нормально, но мне нужен был предлог, чтобы прекратить разговор, если он затянется. Лу сделал пару глотков и начал:
– Ты читал сегодняшние газеты?
– Только заголовки.
– У этого типа была растрата.
– Похоже на то.
– Она тоже в этом замешана.
– Кто?
– Его жена. Эта очаровательная особа по имени Шейла. Она подделывала записи в карточках. Мы выяснили это полчаса назад. Я к тебе прямо из банка. Да, приятель, эта дамочка развила бурную деятельность. Вся их система работы с вкладчиками, вся та чушь, о которой ты собирался писать, была лишь прикрытием. Вот так-то, Беннет. Теперь у тебя появится настоящий материал для «Америкен Бэнкер».
– Не думаю, что его жена имеет к этому отношение.
– А я знаю наверняка.
– В таком случае зачем они обратились к ее отцу за деньгами, чтобы покрыть недостачу? По-моему, тут что-то не сходится.
– Ладно, слушай. Мне понадобилось полдня, чтобы во всем разобраться. Пришлось насесть на ее папашу. У него, оказывается, зуб на Брента. Давай посмотрим на это глазами Брента и его жены. Они понимали, что рано или поздно все раскроется, и решили инсценировать ограбление, чтобы под шумок списать растрату. Никто бы даже не заподозрил, что было в действительности. Но сначала надо было выправить записи в учетных карточках и книжках вкладчиков. И, доложу тебе, проделала она это мастерски. Не осталось ни одного следа. Если бы не ее отец, мы бы никогда не узнали, сколько они украли. Итак, Шейла выправляет все записи, причем успевает до того, как ты проверил ее кассу. Задача не из легких – времени у нее было в обрез, но она справилась. Потом Шейла выпускает паука, а ее муж, воспользовавшись суматохой, незаметно прячется в хранилище. На следующее утро он выскочит оттуда с платком на лице и, никем не узнанный, скроется. А Шейла позвонит старику и попросит никому ничего не рассказывать, она, мол, объяснит позже. Чарльз, естественно, для всех по-прежнему болен. И когда полиция явится к ним домой, то застанет его в кровати, еще не оправившимся после операции. И ни денег, ни улик – ничего, что связывало бы его с ограблением.
Но это еще не все. Они предусмотрели и другой вариант. На случай, если Брента узнают. Его мог выдать кашель. Что тогда? Деньги на месте, документы в порядке. А что касается Брента, пять докторов клятвенно подтвердят, будто он спятил из-за болезни. Он выкрутится, получит условный приговор, и единственный, кому что-то известно, это отец Шейлы. Но она заставит его молчать. Как видишь, они почти все предусмотрели. Спасибо Хельму. Благодаря его бдительности у них ничего не вышло. Брента узнали, и теперь его разыскивают за убийство и ограбление. И его жена арестована за то же самое.
– Она арестована?
– Все идет к тому. Она по-прежнему в больнице. Эти остолопы считают, будто ей необходимо прийти в себя после случившегося. Но за дверью дежурит полицейский, и завтра, когда она проснется, ее ждет сюрприз.
Я лежал, закрыв глаза, и пытался заставить себя думать. Мне следовало что-то предпринять.
Но голова была точно в тумане, я едва что-либо соображал. И тут я услышал свой голос:
– Лу.
– Что?
– Я знал об этой растрате.
– Хочешь сказать, подозревал?
– Я знал.
– А я говорю, ты мог только догадываться.
Лу почти кричал. Я открыл глаза. Он стоял напротив. Высокий и коренастый, с золотистым загаром. Но от прежнего Лу, веселого и добродушного парня, не осталось и следа. Будто его подменили. Лицо было бледным и подрагивало. А взгляд как у безумца.
– Если ты знал о растрате и не доложил, ты нарушил условие страхового договора. Ты что, не понимаешь этого, Беннет? Мы ничего не получим от страховой компании.
Только сейчас я вспомнил о страховке и о страховом договоре, который когда-то подписал. Договор этот подписывают все сотрудники, и в нем сказано: «Лицо, подписавшее настоящий договор, должно сообщить об известном ему мошенничестве, хищении или растрате любому из своих коллег по работе или начальству в течение двадцати четырех часов с момента обнаружения факта мошенничества, хищения или растраты. В случае невыполнения этого требования страховка считается аннулированной, а страховая компания освобождается от обязательств по возмещению ущерба, причиненного данным мошенничеством, хищением или растратой».
Губы у меня онемели, а ладони стали влажными, но я продолжал:
– Ты обвиняешь женщину в преступлении, которое она не совершала, и я знаю это, черт побери.
– Ты мне ничего не говорил. Ясно?
Он схватил шляпу и бросился к двери.
– И вот еще что. Если ты не свихнулся окончательно, то никому больше не станешь этого рассказывать. Иначе мы не получим ни цента от страховой компании. И это при том, что нас обокрали на девяносто тысяч долларов. Господи, девяносто тысяч! Девяносто тысяч!
Глава 11
Лучше не спрашивайте, что было дальше. Следующие три дня оказались настоящим кошмаром. Первым делом я отправился во Дворец правосудия и рассказал помощнику окружного прокурора, мистеру Гауденци, о том, каким образом замешан в этом деле. Он выслушал меня, все записал, после чего пошло-поехало.
Сначала я был вызван в суд, где меня попросили повторить под присягой то, что я рассказал ранее. При этом мне пришлось доказывать свою невиновность, и, если кто-то думает, что сделать это не составляло труда, пусть сам попробует. Я выкручивался как мог под градом идиотских вопросов, отвечая на которые сам чувствуешь себя полным идиотом. Никакой помощи или поддержки ни от судьи, ни от адвоката. Ты совершенно один перед окружным прокурором, стенографисткой и присяжными, от которых зависит твоя судьба. Так продолжалось два часа. Я рассчитывал, что смогу не отвечать, почему дал Шейле деньги. Не удалось. Пришлось признаться в том, что я попросил ее развестись с Брентом и выйти за меня замуж. Больше вопросов ко мне не было.
Когда я вернулся домой, позвонил Лу Фрейзер. Он был зол. Страховая компания уже известила о том, что отказывается возмещать пропавшие деньги. Сообщив об этом, Лу добавил, что я отстранен от работы вплоть до дальнейших указаний. Он бы уволил меня, если бы мог, но вынужден был ждать возвращения «старика» из Гонолулу. Все-таки я был в руководстве компании, и для моего увольнения требовалось согласие совета директоров.
Но больше всего мне досталось от газетчиков. К тому времени, когда в деле появился новый поворот, история об ограблении еще не успела сойти с первых полос, хотя и начала понемногу выдыхаться. Кажется, сказано было абсолютно все, и единственное, что оставалось, – строить догадки насчет местопребывания Брента. Одни уверяли, будто он в Мексике, другие – в Финиксе, а третьи – в Дель-Монте, где, по словам служащего местного мотеля, Брент останавливался в ночь ограбления. Но после моих показаний в суде история обрела второе дыхание. Газетчиков привлекла любовная подоплека, и то, как они обошлись со мной, было хуже убийства. Теперь историю окрестили «Ограбление в любовном обрамлении».
Газетчики наведались в дом к старику Роллинсону, куда Шейла отвезла детей. Они сфотографировали девочек, их деда и вдобавок выкрали по меньшей мере дюжину снимков Шейлы. Опубликовали и мои фотографии, все, какие только смогли найти, даже ту давнишнюю, на которой я был изображен в купальном костюме с однокурсницей в обнимку. Фото было сделано специально для одного футбольного обозрения.
И чего я добился своим признанием? За день до того, как я давал показания в суде, жюри присяжных признало Шейлу виновной в подделке банковских документов, растрате и соучастии в вооруженном ограблении. Единственное, в чем ее не обвинили, так это в соучастии в убийстве, и почему не сделали этого, было совершенно непонятно. Так что все наши старания оказались напрасны. Я влез в долги и пригвоздил себя к позорному столбу, только бы избавить ее от обвинений. И что же? Обвинения все равно были предъявлены. Теперь я шагу не мог ступить, чтобы не наткнуться на какого-нибудь газетчика. Целыми днями я сидел дома и слушал коротковолновый приемник, настроенный на полицейскую волну, в надежде узнать что-нибудь связанное с поисками Брента. Еще я слушал выпуски новостей, В одном из них сообщалось, что Шейлу выпустили под залог в семь с половиной тысяч долларов и что деньги внес ее отец. С моей стороны вряд ли было бы разумно вносить залог. Я уже сделал для нее все, что мог.
В тот день я сел в машину и отправился покататься по городу, просто для того, чтобы не свихнуться в четырех стенах. На обратном пути я проезжал мимо банка. Сквозь большие окна было хорошо видно, что происходило внутри. За конторкой сидел Снеллинг, на месте Снеллинга – Хельм, Черч занимала место Шейлы. Кроме них, были еще два кассира, которых я не знал.
* * *
Вечером после ужина я включил радио, чтобы послушать выпуск новостей. На этот раз появились явные признаки того, что шумиха вокруг ограбления утихает. Сообщалось о том, что Брента по-прежнему ищут, но при этом не были упомянуто ни о Шейле, ни обо мне. Я успокоился, но ненадолго. Спустя какое-то время на душе у меня снова начали скрести кошки. Где Брент? Что если он и Шейла встречаются? Я сделал все, что в моих силах, чтобы с нее сняли обвинения, но это не значит, что я сам был уверен в ее невиновности. Мысль о том, что они могут встречаться, что она с самого начала водила меня за нос, вывела меня из равновесия. Я вскочил и принялся ходить взад и вперед по комнате. Я пытался заставить себя не думать об этом, но тщетно. Около половины девятого я не выдержал, сел в машину и отправился к ее дому. Я припарковался, не доезжая полквартала, в том месте, откуда мне все хорошо было видно, и стал ждать.
В окнах горел свет. Я просидел довольно долго. Чего только я не насмотрелся. Газетчики, крутившиеся возле дома, то и дело заглядывали в окна и звонили в дверь, а машины проезжали мимо с такой черепашьей скоростью, что в них на ходу могла бы забраться грузная дама. Но вот свет погас. Дверь отворилась, и показалась Шейла. Она зашагала по улице в мою сторону. Я бы сгорел со стыда, если бы она меня заметила. Я сполз вниз и пригнулся так, чтобы меня не было видно с тротуара. Я замер, прислушиваясь к звуку ее быстрых шагов. Казалось, она куда-то спешила. Не останавливаясь, она проследовала мимо моей машины, но через открытое окно я услышал, как она шепнула:
– За тобой «хвост».
* * *
И тут я понял, почему ей не предъявили обвинение в убийстве. С таким обвинением не выпускают под залог. Ее подозревают, но решили не трогать, чтобы она могла свободно передвигаться. За ней установили наблюдение, желая проверить, как и я, не приведет ли она к Бренту.
На следующий день я принялся обдумывать, как встретиться с Шейлой. Сделать это было непросто. Если за ней следят, значит, прослушивают телефон и просматривают корреспонденцию. Содержание любой записки от меня будет известно полиции прежде, чем ее получит Шейла. Уж это наверняка. Поразмыслив немного, я пошел на кухню, где стряпал Сэм.
– У тебя есть корзинка?
– Да, сэр, та, с которой я хожу за покупками.
– Хорошо. Послушай, что надо сделать. Положи в корзинку пару буханок хлеба, надень белый фартук и отправляйся по этому адресу на Маунти-Драйв. Зайди с заднего крыльца, постучи и спроси миссис Брент. Обязательно убедись, что разговариваешь именно с нею и вас никто не слышит. Передай миссис Брент, что я хочу ее видеть. Она найдет меня сегодня вечером в семь часов там, где мы обычно встречались после больницы. Передай, что я буду ждать ее в машине.
– Ясно, сэр. В семь часов.
– Ты все запомнил?
– Да, сэр.
– Вокруг ее дома полно полицейских. Если тебя остановят, постарайся не болтать лишнего. И по возможности не говори, кто ты.
– Положитесь на меня.
* * *
В течение часа я кружил по городу, пока не убедился, что за мной нет «хвоста». Была одна минута восьмого, когда я подъехал к больнице. Не успел я остановиться, дверца машины открылась, и Шейла опустилась на сиденье рядом со мной. Я нажал на газ.
– За тобой слежка.
– Не думаю. Если и был «хвост», я от него избавился.
– Значит, это мой. Наверняка водитель такси, в котором я приехала, получил указания до того, как отвез меня в больницу. Они держатся на расстоянии двухсот ярдов.
– Я никого не вижу.
– Они там.
Какое-то время мы ехали молча. Я размышлял, с чего начать. Первой заговорила Шейла:
– Дейв.
– Да.
– Нам лучше не встречаться больше. Наверное, это следует сказать мне. Я много думала о нас с тобой.
– Ну и...
– Я принесла тебе только несчастье.
– Я бы так не сказал.
– Подожди... Я знаю, о чем ты думал, когда нас везли в больницу. О том, сколько я доставила тебе неприятностей. Я и себе доставила их не меньше. Я забыла правило, о котором не должна забывать ни одна женщина. Вернее, я не забыла. Я просто попыталась не заостряться на нем.
– О чем ты?
– О том, что женщина не может входить в дом мужчины с испорченной репутацией. В некоторых странах невесте полагается иметь еще и приданое. У нас приданое не требуется, но без репутации обойтись нельзя. Я не могу дать тебе ни того ни другого. Более того, ты получил бы со мной в придачу еще и закладную, ужасную закладную. Тебе пришлось бы выкупать меня.
– Я согласен.
– Дейв, это невозможно. Я запросила цену, которую не сможет заплатить никто. Я уже обошлась тебе слишком дорого. Ты поплатился своей карьерой, добрым именем, тебя допекают газеты. Ты многое сделал для меня. И до того злосчастного утра, и даже после.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10