Окоченение наступать не спешило, и я успокоился. Поразительно быстро успокоился и уже через минуту сильно удивлялся своей недавней выходке.
«А чего ты, вообще-то, ждал?.. – спросил я себя. – Африканской саванны и охоты на львов? Никто тебе не обещал, что ты попадешь прямиком на сафари. Ах, тебе обещали иностранный легион вдали от родины? Ну, так получи инопланетный. Куда уж дальше! Возможно ли подобное толкование событий? Вполне. Отчего бы какой-нибудь внеземной расе не создать своего иностранного легиона? Чтобы в схватках за вселенское господство не марать руки, отмытые веками гуманизма до чистого розового цвета. Склонные к насилию рекруты из более отсталых и кровожадных племен – самый благодатный полуфабрикат для формирования наемной армии. Можно даже представить себя социологом с вот такой башкой и сформулировать некий общественный закон. Скажем: “Чем выше уровень развития цивилизации, тем больше она нуждается в наемниках для отправления низкогуманных, но необходимых для выживания социума, потребностей”. Вовсе, по-моему, неплохо».
Размышляя так, я попутно изучал окрестности и находил немало причин для своего дальнейшего изумления.
Предугаданная полусфера таковой и оказалась. Огромная, трудно представимого диаметра, она поднималась округлой монолитной стеной, загораживающей полнеба. К единственным в обозримой части воротам, вполне, кажется, герметично отделяющим содержимое от окружающего мира, вела светящаяся широкая дорога. На дороге стоял нелепый в этаком контексте облезлый «УАЗ», отчего-то чрезвычайно мало похожий на средство межзвездного сообщения. Вокруг дороги, полусферы и горстки человекообразных расстилалась бескрайняя степь середины лета. С густой высокой травой, волнующейся от ветерка и таинственно, маняще отблескивающей в свете небесного дива.
Удовлетворенные тем, что внезапно одолевшая новобранца падучая с успехом побеждена, пришельцы (а вернее, хозяева) продолжили дружескую беседу. Она частенько прерывалась раскатами вполне человеческого смеха.
Не исключаю, что смеялись как раз надо мной.
Я встал, стряхнул налипший сор, подобрался к ним поближе и принялся разглядывать крепление оружия на корнеобразной ручище инопланетного калеки. Гигант скоро заметил мое любопытство и, широко улыбнувшись, продемонстрировал принцип действия. Процесс впечатлял: пистолет оказывался в руке практически мгновенно, так же мгновенно возвращаясь на место. Я восхищенно покивал головой, но не забыл напомнить себе, что старина Гаррисон придумал похожую оружейную систему лет сорок назад. А то и больше. И не запатентовал ее, оказывается, совершенно напрасно. Сгребал бы сейчас галактические кредиты прямо лопатой и в ус не дул.
Новоявленный «медведь – липовые ноги» тем временем снял с пояса прибор, похожий на рацию, и потыкал в клавиши скрюченным толстым пальцем. Створки ворот мягко скользнули в стороны и вверх. Кусок сферы, скрывавшийся под ними, покрылся светящимся узором ядовито-желтого цвета с горчичными пятнами, начал таять, утончился до черной прозрачности и лопнул, как брюхо протухшего хариуса.
Эстетика прободения желудка. Бр-р! Силовые поля, ребята, штука, оказывается, мало аппетитная. Не зря, значит, входную мембрану спрятали за обычными дверьми.
Чтобы привратника не тошнило.
Игорь Игоревич предложил мне занять место в «УАЗе», я тяжко вздохнул и полез в тесные недра ободранного межгалактического крейсера. Автомобиль задергался, фыркнул, скакнул и неуверенно поехал, спотыкаясь на каждом метре.
Изнутри купол был прозрачным. «УАЗ» медленно катил по светящейся дороге к голубоватым огонькам, все яснее различимым вдали.
Я просунул голову в кабину и бодро поинтересовался, будут ли еще неожиданные сюрпризы. А главное, когда же мне растолкуют, наконец, что к чему. И, если уж на то пошло, любопытно было бы узнать вдобавок, где мы находимся.
Игорь Игоревич повернулся вполоборота и заметил, что язвительность моя безосновательна. Скажи он правду сразу, я, чего доброго, принял бы его за придурка и дела с ним иметь не стал бы. («Само собой!» – подумал я.) Сейчас же все на мази, мы – там, где надо, можно расслабиться, ибо жизнь продолжается. А как бы дело сложилось дома, на Земле, еще вилами по воде…
Закончив краткую речь, Игорь Игоревич глубокомысленно замолчал.
Водитель, похоже, вообще не знал простой человеческой речи или был нем. Или соблюдал субординацию.
Посему я вполне уяснил, что объяснения будут даны в том объеме и в то время, которые сочтет необходимым мое новое командование. Мне оставалось только грустно вздохнуть и повалиться на свое вытертое креслице.
Огоньки приблизились и оказались фонарями на столбах – точными копиями обычных городских фонарей. Они освещали два ряда небольших приземистых строений, которые я принял за казармы. Возле одного дома машина остановилась. Игорь Игоревич вылез первым. Я подхватил сумку и спрыгнул на стриженую травку, отделяющую дорогу от широкого дощатого деревянного тротуара. Тротуар вызывал мое искреннее восхищение: таких уж лет десять и в деревнях-то не сыщешь.
Ведомый все так же глубокомысленно молчащим Игорем Игоревичем, я вошел в приют безродных и бездомных наемников.
Дневальных, дежурных и прочего обязательного для земной казармы служивого люда вроде «молодых», трудолюбиво «пидарасящих взлетку», не наблюдалось. На пушистом ковре, закрывшем весь пол тонущего в полумраке коридора, лежала лохматая собачонка. Беспородная, но чистенькая и ухоженная. Она подняла на нас мутный спросонья взгляд, лениво повиляла коротеньким хвостишкой и заснула опять.
– Это Бобик, наш талисман, – сообщил наконец-то обретший страсть к общению Игорь Игоревич. – А это ваша комната. – Он распахнул передо мной одну из десятка однообразных дверей, выходящих в коридор. – Отдыхайте. Завтра получите все объяснения, униформу, аванс и возможность позвонить домой. До встречи!
На этом его коммуникативная страсть стремительно угасла.
Он повернулся и, завывая протяжно под нос что-то вроде колыбельной для дитя-людоеда, отбыл.
Я оглядел комнату. Ничего себе казарма, имеющая подобные апартаменты для каждого служивого! Из небольшой прихожей открывался вид на два отсека. Один не мог являться ничем иным, кроме спальни, ибо кровать в нем стояла прямо-таки вызывающе, маняще двуспальная. Другой был чем-то вроде кабинета. Книги на полках и уютное с виду кресло перед невысоким столиком. Лампа под зеленым абажуром. Обалдеть! Еще в прихожей была узенькая дверка, ведущая, как оказалось, в совмещенный санузел.
Номерок, конечно, не королевский люкс, но жить можно. В общежитии комната была много хуже, и ее еще приходилось делить с Димкой. А он ужасно храпит во сне. И любит оглушительный «трэш-металл». И не любит производить уборку. Впрочем, Ксюша у него очень даже ничего…
Я расстегнул сумку, собираясь заняться размещение вещей… но ограничился тем, что достал «мыльно-брильные» принадлежности, и опустил пакет на тумбочку. Недавно славно выспавшийся в машине, я с удивлением почувствовал новые позывы к тому, чтобы, вспоминая армейский жаргон, «придавить на массу». Приняв сонливость за последствия успокоительного укола, я не стал ей противиться. Предки, кои мудры по определению, завещали нам, что утро завсегда мудренее вечера, а тем более ночи.
Их мнение следовало уважить.

Проснулся я раненько. В просторное окно еще видны были побледневшие кольца, но густая чернота инопланетной ночи уже сменилась серенькой рассветной мутью.
На посвежевшую голову славно думалось, и я с удивлением начал вспоминать бурные события прошлого вечера. Что-то в них меня настораживало. Прежде я всегда считал себя выдержанным человеком, имел даже некоторое время прозвище «Флегма тормознутая» и теперь не мог понять: какого, извините, хрена меня потянуло на безрассудные подвиги?
В душу начали мало-помалу закрадываться нехорошие подозрения. «Игорь Игоревич» знал, как меня зовут. Он знал, где и когда меня ждать. Он знал, что я здорово влип… Он знал такое, что знать мог лишь в одном случае – в случае, если все мои неприятности были заранее продуманы и умело спровоцированы. И уж, наверное, лукавые провокаторы осознавали, что жертва в конце концов обо всем догадается… Осознавали, но не придали тому никакого значения. Вот вам и права личности!
Я попробовал воспротивиться произволу, вскочил с кровати, но кровь не клокотала, и разум возмущенный не кипел. Обескураженный очевидной нелепостью собственного поведения, я глубоко погрузился в самоанализ. И вскоре пришел к выводу, что крошечный авантюрист, дремлющий обычно где-то на задворках моего подсознания, очнулся от спячки и с радостным смехом потирает истосковавшиеся по бродяжьему посоху ладошки.
«Э-эх, будьте вы прокляты, пришельцы подлые! Изучили вы меня действительно хорошо», – пробормотал я и отправился совершать утренний туалет.
Поплескавшись вволю, вытерся захваченным из дому полотенцем, совершив тем самым маленький акт мести «пришельцам». Ибо в ванной присутствовало махровое, белоснежное, пушистое и вообще роскошное, казенное. Перед большим зеркалом, вмурованным в стену прихожей, принял атлетическую позу «двойной бицепс спереди», оскалился в агрессивной улыбке. Отметил недостаточный объем икроножных мышц, но успокоился отчетливым рельефом пресса. Прорычал: «Больше харизмы, мужчина!» и угрожающе выбросил напряженно сжатые «кошачьими лапами» кисти своему отражению в лицо.
Отражение в ужасе отпрянуло.
Я демонически расхохотался и пошел одеваться.
Для задуманной прогулки натянул любимые «бермуды», вырезанные в свое время из армейских х/б бриджей. Бриджи, в количестве двух пар, я спер на военных сборах, венчавших курс институтской военной подготовки, и до сих пор то хвалю себя за это, то презираю. В пару к шортам подобрал любимую же белую майку с провоцирующей алой надписью «DO IT!» и вышел в коридор.
Кудлатого талисмана Бобика нигде не было видно. Других живых существ тоже.
Я наугад поскребся в ближайшую дверь. В ответ из динамика, разинувшего над нею свою решетчатую пасть, послышался грозный рык. Был он схож с рыком саблезубого тигра в годы, когда сии хищники еще вольготно владели Землей и людей не воспринимали иначе, чем как легкую, но калорийную пищу. Правда, здесь можно было уловить кое-что осмысленное:
– Я три дня на полигоне, все вопросы к Бородачу! Сколько можно повторять?
Рык был настолько знаком, что я даже вздрогнул от неожиданности. (Впрочем, это могло произойти от громкости и резкости звука.) Так умел рычать только один человек на всем белом свете. И человек этот был первым, кого бы я хотел видеть рядом с собой в любой сложной ситуации. И ему здесь было самое место, если я хоть что-нибудь знаю о нем. А я знаю о нем почти все, потому что человек этот – мой кровный (так уж получилось, во мне действительно бежит около литра его крови) брат. И друг. И… впрочем, не будем разводить сантименты.
Я распахнул дверь без колебаний, готовый к ответу перед местным законом за несанкционированное проникновение в частное жилище.
Последние сомнения исчезли, когда на прикроватной тумбочке обнаружилось черно-белое фото с мятыми уголками, но в деревянной рамке: два пограничника в выгоревшей форме стоят, обнявшись за плечи, на фоне бесконечных гор.
У меня в сумке лежало точно такое же.
Одним из солдат был я, а вторым он – обладатель рыка, бешеный (временами) бык, питерский армянин в четвертом поколении, Генрик Саркисян.

Игорь Игоревич застал меня на месте преступления, я колом торчал посреди комнаты с идиотской улыбкой во всю морду и фотографией в руках. Он одобрительно проворчал «вот и славно» и за ручку отвел меня в местный «красный уголок», небольшой овальный зал с удобными сиденьями и глубокой прямоугольной нишей в одной из стен.
Когда я уселся в предложенное кресло, лицом к нише, Игорь Игоревич остался стоять. Он сочувственно поинтересовался, удобно ли мне. Пришлось сознаться, что да, вполне. Удовлетворенный ответом, он затеял манипуляции с красивой плоской коробочкой. Коробочка была прилажена на конец тонкого блестящего уса, вертикально торчащего из пола. И мелодично попискивала.
Действия его незамедлительно принесли плоды. Свет стал заметно приглушенней (оконные стекла потемнели), в нише сгустилась тьма. Среди тьмы медленно разгорались звездочки, эстетично обрамляющие знакомое каждому ребенку изображение Земли. Моей родной Земли, безо всяких «наворотов» вроде пижонских колец.
Земля неторопливо вращалась.
– Это ваша планета, – констатировал очевидное Игорь Игоревич. – А сейчас приготовьтесь. Увидите ту, где мы находимся сейчас…
Вынырнувшая из-за планеты Луна вдруг вздрогнула и вспухла облаком разнокалиберных обломков. Спустя несколько мгновений Землю окружали бесформенные, но вполне предсказуемые, будущие кольца.
– Сколько нам осталось ждать? – Голос мой предательски дрогнул.
А чей бы не дрогнул? Разрушение спутника не останется без последствий для земной цивилизации, ежу понятно! Катастрофических последствий.
– Не знаю. Возможно, вечность. Эта реконструкция отражает событие, произошедшее около полутора миллионов лет назад в здешней планетной системе, а не в земной. По-видимому, в результате грандиозного эксперимента цивилизации, условно называемой нами Предтечи. Других следов Предтеч нами пока не обнаружено, но и эти весьма впечатляющи, не так ли?
Я пожал плечами. Почему сразу Предтечи? Автограф они свой оставили, что ли?
Игорь Игоревич понял мое недоверчивое молчание верно.
– Сомнений нет. Дело в том, что каждый обломок спутника – от самого микроскопического до наибольшего – покрыт фантастически прочной светоотражающей пленкой. Слой амальгамы порядка нескольких молекул, но она практически не разрушаема.
– Зачем? – выдохнул я. – Покрыто – зачем?
– Полагаю, для красоты. Вы же видели, как сверкает! Впрочем, считается, что Предтечи были негуманоидной цивилизацией, поэтому ход их размышлений не поддается анализу. Ну, не стану более утомлять вас гипотезами, хоть и интересными, но мало относящимися к предмету сегодняшнего разговора, – торопливо проговорил мой предусмотрительный собеседник, заметив, что я наполняюсь неуместным любопытством. – Словом, Фил, мы не в мрачной глубине космоса, за многие десятки световых лет от вашей родины, а буквально рядышком.
– В параллельном измерении? – тут же проявил я поразившую меня самого догадливость.
– Можно сказать и так. В параллельном. А то и в последующем или предшествующем вашему. Смотря, откуда вести отсчет. С геометрией и топологией, сами понимаете, не все однозначно… Так что мы земляки в некотором роде, – сделал вывод Игорь Игоревич. – И даже, кажется, близкие родственники. Но наша цивилизация, назовем ее условно терранской, давно умеет совершать межпространственные переходы, – поторопился он расставить надлежащие акценты.
Вероятно, ему хотелось избежать слюнявого братства народов, к которому я, по его мнению, стал после вводной лекции склонен.
– Чем шкурно и пользуется, – не удержался съязвить я.
– Шкурно? – удивился Игорь Игоревич, – а… а, пожалуй, вы правы, Фил! Речь действительно идет, образно выражаясь, о нашей драгоценной шкуре. Ее, знаете ли, с недавнего времени появились желающие попортить. До некоторых пор мы тем только и занимались, что с романтически горящими глазами путешествовали по доступным… хм, параллельным планетам. Наслаждались нетронутой природой, такой похожей и такой разной. А ужасались почти единственно вашему, кровавому и жестокому миру. И знать мы не знали, и ведать не ведали, что откуда-то из невообразимо отдаленных пространств несется навстречу нам дикий и страшный разумный вал – голодный и поэтому непримиримый. К счастью, вставшая у нас на пути орда довольно слабо технически развита. Примерно на уровне раннего средневековья Земли или Терры. Но это с лихвой покрывается избыточной ее биологической массой и агрессивностью. Их миллиарды, и они оставляют после себя пустыню. Смотрите, Фил! – воскликнул он с надрывом, совсем уж переигрывая. И без того в его словах ощущался избыток поэзии. Интересно, такую модель поведения в разговоре со мной ему посоветовал психолог или он по собственной инициативе лицедействует?
Между тем картина в нише замутилась, поплыла и сменилась. Перед нами лежала симпатичная полянка, окруженная со всех сторон пышной растительностью. Вдруг в зеленой стене раскрылся проход, прорезанный невидимым инструментом. В проход тут же выпрыгнуло занятное существо розовато-мраморной окраски. Существо, более всего похожее на крупного рака, присело на четырех ножках и навело на нас громоздкое металлическое устройство. Ясно, совершенно ясно было, что эта несуразная железяка – оружие:
1 2 3 4 5 6 7