Scan – Brayhead, spellcheck – Очень добрый Лёша
«Зеленый Феникс»: АСТ; Москва; 2002
ISBN 5-17-015030-X
Аннотация
История героя троянской войны Энея, приплывшего в Вечный лес со своим сыном Асканием. Ему суждено повстречать здесь прекрасную дриаду Меллонию, прозванную Повелительницей Пчел. А его сыну, спустя время, суждено потерять отца, погибшего в бою, но найти брата – сына Энея и Меллонии…
Томас Барнет Сван
Зеленый Феникс
Часть I
Глава I
«Эней должен умереть».
Эти слова были приказом и одновременно взаимным уговором. Эней, троянский убийца, соблазнитель женщин, вторгшийся в Вечный Лес, должен умереть, и она, Меллония, дриада семнадцати лет, которая плакала, если нечаянно наступала на пчелу или разрывала паутину, была связана этой клятвой так же прочно, как и ее королева Волумна. Если все, что рассказывалось об Энее, – правда, а достоверность этих рассказов подтверждали воины, моряки и амазонки, Меллония должна подчиниться клятве и, если выпадет на ее долю, убить его, чтобы спасти свой народ и сохранить Вечный Лес.
Была ночь. Еще днем, когда солнце сидело на верхушках деревьев, как феникс в своем гнезде, Эней для нее был не больше чем произнесенное шепотом имя, которым пугают расшалившегося ребенка.
Сегодня голодный медведь разорил ее пчелиный улей, но ему не удалось отведать меда. Пытаясь улизнуть от жалящих его пчел, он убежал сквозь заросли ежевики к спасительным водам Тибра, но улей был разрушен, пчелы остались без меда и без дома. Она нашла для них новый пень недалеко от своего Дерева, где после гибели матери во время грозы вот уже год жила одна в окружении пчел и животных, хотя порой, ей бывало очень одиноко.
Сейчас она показывала королеве пчел этот пень. Пчелы понимали жесты Меллонии, но почти не понимали ее слов, а она понимала, что означает рисунок их полета, хотя не разбиралась в жужжании. Конечно, это был не очень совершенный способ общения, но лучше уж такой, чем никакой. Королева, выписывая в воздухе зигзаги, явно благодарила ее. Трутень, любимец Меллонии, которого она назвала Бонус Эвентус или Счастливая участь, сел ей на плечо передохнуть.
Ее друг кентавр Скакун вылетел галопом из леса и проскакал несколько раз вокруг пня, около которого стояла Меллония. Подобно своим соплеменникам, любившим щегольнуть, вызывая восторг окружающих, он стал бить по земле копытом и встряхивать гривой, будто где-то поблизости учуял пшеницу. Вначале она решила не обращать на него внимания. Ей не нравилось, как он смотрит на нее, а в последнее время Скакун все чаще стал бросать в ее сторону довольно нахальные взгляды, будто уши ее перестали быть острыми или зеленые волосы выбились из-под ленты.
Меллония принадлежала к роду дриад, называвших себя дубовницами. Они считали, что не нуждаются в мужчине, чтобы зачать ребенка. В то время как подруги оставались в другом конце леса, дриада, достигшая возраста, позволявшего иметь детей, укрывалась в Священном Дубе Румина, пила священный напиток, экстрагированный из маковых головок, и засыпала полным приятных, а иногда тревожных видений сном. Если ей везло, то она просыпалась уже с новой жизнью в своем чреве.
Меллонии нравился Скакун. Он был молод и тоже лишился родителей. Хотя в свои семнадцать она считалась еще подростком – ведь дриады живут столько же, сколько их дубы, то есть около пятисот лет, – ей нравилось опекать его. Другие дриады нередко дразнили ее, говоря, что Меллонии не надо идти в Священный Дуб, она и так уже является матерью для половины лесных пчел, волчат, фавнов и их детенышей – весь список занял бы большую глиняную табличку. Поэтому, несмотря на смущавшие ее взгляды Скакуна, она отвернулась от благодарно кружившейся королевы и, посмотрев на него, улыбнулась.
– Столько хлопот с этим ульем, – проворчал он.
Его голос был глубоким, мелодичным и хорошо поставленным. Меллонии было приятно его слушать. Знаменитые путешествия кентавров хотя и сделали их немного тщеславными, но превратили в умелых ораторов.
– Я люблю их мед.
– Даже если бы они делали отраву вроде волчьего яда, ты все равно любила бы их. Ты любишь все вокруг.
– Нет, – быстро поправила она его, – только доброе и растущее. Но есть то, что я ненавижу.
Это было правдой. На ее руке до сих пор виднелись следы от зубов льва, который растерзал ребенка дриады. Случилось это, когда Меллонии было четырнадцать лет. Она выследила убийцу в его логове и напала на него совершенно неожиданно – ведь дриады пахнут дубовой корой, а ходят тихо, как лани. Меллония убила его дубинкой, не испытывая ни малейших угрызений совести. Скакун, несомненно, помнивший об этом, сделал несколько шагов назад и чуть не споткнулся о свои собственные копыта.
– Ты права, – согласился он. – Только не смотри на меня так. Я не лев.
– Я нашла для них новый дом, – стала объяснять она, показывая на пчел. – Этот грубиян-медведь…
– Одна из пчел ползет по твоей груди.
– Это трутень. Они не любят работать.
– Я завидую ему.
– Ты ведь тоже никогда не работаешь, разве что расчесываешь гриву.
– Я совсем не об этом. Я завидую тому, что он на твоей груди.
Кентаврам очень нравилась женская грудь, и они отдавали предпочтение людям или дриадам, а не своим женщинам именно по этой причине. Но Меллонию учили, что грудь существует только для того, чтобы вскармливать новорожденных, поэтому интерес, проявленный Скакуном, ее озадачил.
– Кстати, о работе: мне надо кое-что передать тебе.
– Что?
Скакун был молод и очень ухожен. Дело в том, что кентавры, занимавшиеся сельским хозяйством, расплачивались с фавнами овощами со своих огородов, а те выполняли вместо них всю домашнюю работу: подметали бревенчатые, с остроконечными крышами домики, чинили увитую колючими растениями изгородь, огораживавшую их деревню. Поэтому у кентавров оставалось время заниматься физическими упражнениями и следить за своей внешностью. Они также гордились умением вести изящную беседу на любую тему. Золотисто-коричневый торс Скакуна и его многочисленные конечности – четыре ноги и две руки – были гибкими и стройными; он любил чистоту и часто купался в Тибре. Лицо – если вы понимаете толк в мужской красоте – имело правильные черты, золотистые глаза сияли, кожа была розовой и чистой – он не носил бороду; грива, похожая на сад, заросший буйной золотой растительностью, спадала на плечи. Меллония снисходительно улыбнулась:
– Скакун, ты еще совсем жеребенок.
Единственными знакомыми ей поцелуями были те невинные поцелуи, которыми обменивались дриады. Она легко коснулась губами его щеки, подобно тому, как когда-то нежно целовала свою мать.
– Теперь моя очередь.
– Мы не договаривались, что ты тоже меня поцелуешь.
– Но с тобой же ничего от этого не случится.
Она чинно подставила щеку. Какая глупость! Губы приблизились к ней, и Меллония почувствовала его дыханье, от которого исходил приятный аромат майорана, но, неожиданно миновав ее щеку, он впился ей прямо в губы. Она вспыхнула, и огонь, охвативший не только рот, но и тело, был непривычным и не таким уж неприятным. «Клянусь молоком Румины, он решил меня задушить». Вот и руки обвились вокруг ее тела, подобно шеям гидры!
Сделав усилие, Меллония высвободилась. Кентавры – прекрасные скакуны в открытом поле, но удивительно неуклюжи в ограниченном пространстве.
– Если ты не передашь мне то, что тебе велели, пятьдесят пчел ужалят тебя, – сказала она, поднимая руку, будто собираясь отдать им команду.
– Хорошо, хорошо, – ответил Скакун, испуганно поглядывая на пчел, но пытаясь сделать вид, что совершенно спокоен. – Расчеши сначала мою гриву. Ветер растрепал ее.
Он достал из кожаной – это была кожа льва – сумки, висевшей у него на шее, черепаховый гребень.
– Обещай, что больше не будешь меня целовать.
– Обещаю. Сегодня.
– Никогда.
– Никогда, – вздохнул он.
Меллония провела гребнем по гриве, хотя все волоски были на своих местах. Скакун скреплял их смесью смолы и мирриса. Затем она по-дружески похлопала его по боку и неожиданно почувствовала, как он задрожал.
– Какая ты стала красивая! Как гиацинт.
Красивая? Цветы бывают красивыми. Ласточки. Бабочки. Разноцветные камушки на дне ручья. Но никто никогда не говорил так о ней. Она с трудом сдержалась, чтобы не спросить: «Почему я красивая? Тебе нравится зелень моих волос? Но она небезупречна. В ней мелькают золотые солнечные нити…»
Меллония быстро отдернула руку и сказала:
– А что ты должен мне передать?
– Волумна собирает всех на совет в зале под Смоковницей Румины.
– Что случилось? – воскликнула Меллония. Такое бывало не часто и означало, что речь пойдет о чем-то серьезном.
– Наверное, опасность.
– Какая?
– Не знаю, – ответил Скакун, и Меллония поверила ему.
Серьезные события не обсуждают с мужчинами, особенно с кентаврами, достаточно того, что их просят что-нибудь передать.
Она спешила к Смоковнице, Фикусу Руминалису, росшему в полумиле от ее дома. На ней не было ни ботинок, ни сандалий, ни тяжелой одежды, лишь ножной браслет из красных ягод и зеленая полотняная туника, которая блестела на солнце, как листва. Шею украшало ожерелье из зеленых желудей. Только лань могла бы догнать ее. Конечно, кентавру это было не под силу, разве что они оказались бы на ровном, открытом месте. Удаляясь, она чувствовала на себе его взгляд и думала, почему он задрожал от ее прикосновения. И все эти разговоры о поцелуях! Они ведь выросли вместе. Он был единственным мужчиной, которому ее мать позволяла находиться рядом с их деревом. Но мысли о совете и опасности заставили ее забыть о нем.
* * *
Это была одна из самых высоких смоковниц с ветвями, усеянными маленькими зелеными ягодками, которые вскоре превратятся в зрелые плоды, но ни одна пчела не посмеет притронуться к ним, пока они не упадут на землю. Между пчелами и дриадами существовало полное взаимопонимание, ведь это дерево было их Богиней Матерью, а плоды, так же как и дриады, – ее детьми.
В получасе ходьбы отсюда стоял Дуб зачатий – Дуб Румины, божественного супруга Румины, менее почитаемого, чем она, поэтому ему было отведено не столь завидное место в Вечном Лесу.
Помещением для советов служила пещера, специально вырытая под смоковницей. Тонкие корешки свисали с потолка, как приползшие туда змейки. Дриады сделали пещеру глубоко под землей и копали очень аккуратно, чтобы не повредить главные корни – артерии их матери. В нишах, устроенных в земляных стенах, ровно горели смоляные факелы – воздух в пещере был совершенно неподвижным; стоявшие полукругом деревянные скамьи поднимались рядами кверху. По образцу этих сооружений, изобретенных еще критскими дриадами в незапамятные времена, критяне построили арены для игр с быками. В пещере находилось около пятидесяти дриад, женщин и девочек. Когда дриада рожала мальчика, его сразу же бросали в лесу. Если он не доставался льву, то какая-нибудь добросердечная мать семейства кентавров забирала его, чтобы вырастить вместе со своими детьми, или же фавн – а все фавны были мужчинами – разрешал ему примкнуть к своему тощему, сильно пахнущему веселому выводку. Одного из таких мальчиков Меллония спасла, когда ей было четырнадцать лет, решив воспитать как брата, но ее мать быстро отнесла ребенка на прежнее место.
– Таков закон Румины, – сказала она.
На следующее утро Меллония обнаружила там, где был оставлен младенец, следы льва, красноречиво свидетельствующие о том, что здесь произошло, и именно с этим зверем она расправилась при помощи своей дубинки. Целую неделю Меллония не разговаривала с матерью. Наконец та сама подошла к ней, и Меллония простила ее, получив разрешение дружить со Скакуном.
– Эней высадился в устье Тибра.
Все дриады были маленького роста, фута четыре или около того, но Волумна казалась высокой. Это впечатление создавалось благодаря прямой осанке, сильному голосу, напоминавшему трубный звук раковины, и высоко зачесанным зеленым волосам, заколотым медными булавками. Ее открытые острые уши походили на еловые дротики, которыми фавны пользуются, охотясь на львов. Меллония испытывала к ней уважение. Она почти любила ее.
«Эней высадился…» Этим было все сказано, больше ничего не требовалось говорить. С ранней юности дриады знали, что даже лучших из мужчин можно терпеть, лишь когда используешь их в качестве гонца, обмениваешься с ними товарами или вместе сражаешься против тех, кто вторгся в Вечный Лес.
А Эней – самый худший из мужчин. Всем была известна его история: лет пятнадцать назад – точность этой цифры зависела от рассказчика – он бросил свою жену в разоренной, охваченной пламенем Трое, предпочтя спасти маленького сына Аскания и престарелого отца, гнусного лгуна, заявлявшего, что он был близок с самой богиней Венерой. После долгих странствий Эней высадился в Карфагене, воспользовался гостеприимством царицы Дидоны, склонил ее к браку ради того, чтобы заполучить на свои корабли продовольственные запасы, а затем коварно оставил. Она умерла, взойдя по своей воле на погребальный костер, а ее мстительная сестра Анна последовала за ним в Италию (куда, по его словам, он направился по воле богов), чтобы поведать всем о его злодеяниях. Теперь же, после долгих скитаний, соблазнив без сомнения еще многих, так как говорили, что, несмотря на свой зрелый возраст, он очень нравится женщинам, Эней высадился там, где Тибр впадает в море, в нескольких милях от рощи дриад-дубовниц.
– Он мужчина, – тихо сказала Сегета, тетушка Меллонии, – более того – человек.
У границы Вечного Леса жили люди, вольски, но правила ими все-таки женщина, Камилла, и они не трогали обитателей леса – фавнов, дриад, кентавров и всех остальных. Но чужеземцы – это значит дороги, города, войны. И хуже всего – мужчины. Такое даже страшно себе представить.
– Из наших деревьев они сделают галеры и построят укрепления.
– А мы, – сказала Волумна, – станем их добычей, и они овладеют нами.
– Овладеют? Не понимаю, – сказала Меллония. Ее мать умерла, так и не успев рассказать ей обо всех пороках мужчин.
– Они заберут нас в свои дома.
– И превратят в слуг?
– Хуже.
– Будут целовать нас? В губы?
– Заставят рожать им детей.
– Как после сна в Священном Дереве?
– Мы должны будем спать с ними. Словно животные.
Меллония вырастила немало овец и ланей и знала, что, перед тем как произвести на свет потомство, они спариваются. Кентавры были слишком деликатными, чтобы заниматься любовью при посторонних, зато фавны, голые и бесстыжие, запросто позволяли себе это в тени деревьев дриад. Меллония как-то закидала одну такую парочку желудями и в ответ получила от фавна по кличке Повеса наглое предложение занять место его партнерши. Это происшествие оскорбило ее и вызвало глубокое отвращение. Она знала также, что некоторые дриады были вынуждены вступать в связь с мужчинами. У тех дриад, которые жили к северу от них, не было Священного Дуба, и они выбирали себе мужей среди фавнов. Но мужчина – человек! Начнутся поцелуи в губы. И даже хуже. Это будет бесчестье и унижение, сравнимое лишь с пламенем, готовым истребить дерево. (Грешная мысль проникла в ее голову, как пчела проникает в зрелый плод: не всякое пламя истребляет. Тепло доставляет удовольствие – как очаг или костер в лесу поздней осенью, перед Белым Сном.) Она вспомнила об Энее и заставила себя содрогнуться.
– Он должен умереть, – сказала Волумна.
– Должен, – повторила Сегета.
– Должен, – эхом отозвались дриады. Их лица в неясном свете факелов походили на маргаритки, голоса были нежными, как миррис, но слова падали, как капли ядовитого сока олеандра. Девочки зачарованно кивали головами в молчаливом согласии.
– Может, он уплывет отсюда, – высказала предположение Меллония. – Здесь нет для него ничего привлекательного.
Ей не хотелось убивать, неважно, кто это будет – обитатель Вечного Леса, животное или человек, если только это не жестокое существо, подобное льву. Мысль об убийстве Энея была для нее почти так же неприемлема, как мысль о его объятиях. Она слышала достаточно много, чтобы невзлюбить его; она была уже готова поверить всему и осудить, но сначала требовались доказательства его вероломства.
– Он привел свои корабли в устье Тибра. Его люди осматривают побережье и ищут место для нового города. И, конечно, им нужны женщины. С ними странствуют несколько троянок, но годы были безжалостны к ним. Людям Энея нужны молодые девушки, вроде тебя.
– Если он великий воин и мужчины не могут убить его, что можем сделать мы?
– Понимаешь, с мужчинами он держится настороже. Фавнам или кентаврам не подойти к нему. Даже если бы они и смогли – что такое праща против меча? Но женщины – он так уверен в своей власти над ними. Он ждет, что они сами будут падать в его объятия. Именно это мы и сделаем – та из нас, которая первая его встретит. А когда он снимет свои доспехи…
– Я никогда не убивала человека, – сказала Меллония.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15