Страйгер нахмурился, как собака, которая решает, какую блоху ей поймать в первую очередь.
— Как вы смеете…
— Соджонер, где ваша трость сегодня? — снова оборвала его Элнер. — Та самая, которую вы всегда носите с собой, которую вы называли «символом вашего пути к истине»?
— Дома оставил, — сказал Страйгер. — Это просто кусок дерева. Она мне мешает.
— Похоже, она вам не мешала, когда вы пытали моего помощника.
Страйгер побагровел:
— Я здесь не на суде! Это фальшивка, злостная ложь, чтобы уничтожить меня! Он был вашим помощником, может, вы вместе все спланировали, чтобы дискредитировать меня, а самой занять место в Совете! — Голос его становился все громче и громче, по мере того как идея захватывала Страйгера. — Так все было, не правда ли? Это вы — вы! — сделали эту запись, вы подослали его ко мне, потому что знали, что я… Я имею в виду, что это подлог, ложь, такого никогда не было… Голос его затих. И в Зале Конгресса, и здесь, в клубе, наступила тишина.
— Мы скоро это узнаем, — спокойно произнесла Элнер. Она помедлила, прислушиваясь к чему-то, чего Страйгер слышать не мог, и кивнула. — Спикер проанализировал запись. Ключевые идентификационные коды модулей двух действующих лиц принадлежат моему помощнику и вам. Имело место внедрение в систему Конгресса и ее искажение. В конечном счете мы доберемся до сути и тогда будем знать точно, как это произошло. Но я думаю, что все уже знают правду, Соджонер Страйгер. Даже вы. — Элнер взглянула на него, и в ее взгляде было больше печали, чем злобы.
— Нет, — сказал Страйгер, и губы его задрожали. — Нет, это неправда! Я не хочу причинять им никакого вреда. Я хочу делать добро, я пришел делать Божье дело. Я хочу спасти их. Дайте мне делать добро! Дайте мне власть, и я начну перемены. Мне нужна власть… — кричал он молчащему Конгрессу, нам, лицо его раздувалось, становясь все больше и больше — безжалостная Сеть наезжала на него крупным планом. Я закрыл глаза, но слышал его крики: — Вы не можете остановить меня! Я — Божий избранник, и только Бог может меня остановить!
Внезапно крики заглохли. Я открыл глаза. Кто-то загородил Страйгера щитом охраны. Теперь его окружало с полдюжины легионеров, они теснили его к выходу, а когда он начал сопротивляться, просто сволокли со сцены.
Элнер стояла, глядя ему вслед, лицо ее пылало, глаза блестели, но счастливой она не выглядела. Спикер подошел к Элнер и что-то субвокализировал ей. Камеры не могли распознавать такие сигналы. Потом спикер сказал вслух:
— Поступило предложение отложить голосование из-за этого несчастного…
Элнер резко повернулась, и вдруг на ее лице появилась нечеловеческая решимость, появления которой я ждал так долго. Поднявшись на подиум, она сказала:
— Вношу предложение приступить к голосованию немедленно, как и планировалось. И я прошу вас помнить, что Соджонер Страйгер — это человек, который хочет дерегулировать пентриптин, человек, который надеется, что вы проголосуете за, «потому что в глубине сердец все вы так похожи на него». — И Элнер сошла с подиума.
Дэрик Та Минг поддержал предложение.
Предложение прошло. И дерегуляция провалилась с перевесом в три голоса. Один из них был голосом Дэрика Та Минга.
Глава 35
Я смутно помнил, что происходило в Конгрессе после голосования, потому что клуб внезапно огласился победоносными воплями и музыкой. Трудно было поверить, что всего дюжина человек может произвести такой сумасшедший шум. Но в воздухе над головой я увидел лицо Элнер, и оно светилось победой. Ее улыбка сияла, как солнце. И наконец, я заулыбался тоже, и засмеялся, и заорал, и глотал вино, которое мне в горло заливал Мика. Я ожил снова.
Частная вечеринка продолжалась до тех пор, пока клуб не открылся. Аргентайн впустила всех желающих, и началась мистерия. На сцене царило богатое меню голограмм — кормежка народных масс. Где-то на втором блюде Аргентайн, как мне помнится, вытряхнула меня из теплого дремотного головокружения, крича: «Смотри! Слушай!» прямо мне в ухо. Шандер Мандрагора брал интервью у Дэрика Та Минга, взвалившего на себя «исключительную ответственность» за незаконное внедрение информации, которая, скормив себя коллективному мозгу Конгресса, превратила Соджонера Страйгера из кандидата в Совет Безопасности от партии виповских божков в пустое место.
— Джентльмен Дэрик, — вопрошал Шандер Мандрагора, нахально наезжая крупным планом, — вы приняли чрезвычайные меры, чтобы разоблачить Соджонера Страйгера как расиста и опасного фанатика. Что заставило вас решиться на такую спорную и даже противозаконную акцию, которая могла запятнать вашу репутацию и испортить блистательную карьеру на годы вперед?
В лице Дэрика промелькнуло что-то невидимое остальным. И пока длилась эта секунда, я почти поверил, что он сделал это не ради корысти. Что он, возможно, нашел-таки где-то в себе честность и расскажет всем, кто он такой на самом деле. Но секунда прошла, и на лицо Дэрика вернулось выражение беспокойства и досады.
— Соображения высшего порядка, — выдал он пустой ответ, профессиональную ложь политика. Сдерживая любопытство наблюдающего за ним универсума, Дэрик смотрел Мандрагоре прямо в его третий глаз с выверенной, рассчитанной пристальностью, которая говорила о том, что Дэрик знает, как обращаться с Сетью, — но и только. Аргентайн не могла отвести взгляда от экрана. — Я очень тесно сотрудничал с Соджонером Страйгером, являясь агентом Центавра в делах, связанных с дерегуляцией. Мне стало ясно, что он опасно нестабилен. Но, принимая во внимание его огромную популярность в народе, я почти не сомневался, что именно он будет избран в Совет Безопасности. Когда я понял, что может случиться, я почувствовал необходимость остановить его. Я знал, что при его авторитете в народных массах для того, чтобы эффективно предотвратить премьеру этого травестийного шоу, этой пародии, потребуются неортодоксальные средства. И я пошел таким путем.
— А что жертва? — спросил Мандрагора. — Я сам брал у него интервью, когда он спас нескольких человек при попытке покушения на леди Элнер Лайрон Та Минг. Он был ее помощником; она была осведомлена о том, что вы делали?
— Она абсолютно ничего не знала. — Дэрик едва сдержал гримасу. — Я познакомился с ним потому, что в тот вечер он спас жизнь и мне тоже. Он согласился сыграть перед Страйгером роль жертвы из-за собственного отношения к Страйгеру и его фанатизму. С его стороны это был мужественный поступок, и бедный парнишка жестоко пострадал за свои принципы. Сейчас он уединился и не хочет, чтобы его беспокоили. — Я выругался, отыскивая ядовитую улыбку, которая, я знал, скрывалась за его словами. — Естественно, что он не был посвящен во все детали замысла и выступил лишь в роли, так сказать, наживки.
— Мерзкий извращенец, — пробормотал я.
Аргентайн нахмурилась:
— Он покрывает тебя. Берет на себя всю вину. Как ты этого не видишь? Он защищает тебя от уголовного наказания. Знаешь ли ты, в какой заднице ты бы засел, если бы не он?
— Он надувает Харона и набивает себе цену, — устало сказал я, дотрагиваясь до распухшей щеки и вздрагивая от боли. — Пошел он… Пусть делает что хочет. Я свое получил.
— Он мог бы этого и не делать. У него будут большие неприятности. Ты даже допустить не можешь, что он способен на достойный поступок?
— Нет, пока он его не совершит. — Я покачал головой, и комната завертелась у меня перед глазами. Аргентайн отвела взгляд.
— Известно, — говорил Мандрагора, — что Транспорт Центавра выиграл бы в финансовом плане больше, чем все остальные корпорации, поддерживающие дерегуляцию. Вы член этого борта, и все же вы не только дискредитировали Соджонера Страйгера, но и сами проголосовали против дерегуляции. Что заставило вас голосовать в ущерб интересам корпорации?
— Шантаж, — прошептал я так тихо, что даже Аргентайн не услышала.
Дэрик слегка распрямил плечи и стоял, теребя манжету.
— Есть вещи, — с достоинством, какого я не ожидал в нем увидеть, сказал он, — поважнее денег.
— Например его собственная шкура, — ухмыльнулся Мика и поднял бокал. — За тебя, выродок, — сказал он и выпил одним глотком все содержимое. Потом он сел, потянулся и рывком вытащил себя из подушек, загородив своим телом экран. И я не увидел, что сделал Дэрик потом. Мика отлично контролировал каждое свое движение, хотя и пил, не останавливаясь, целый вечер.
Мне еще не доводилось встречать людей, которые, напившись, так хорошо соображали бы и быстро трезвели, как Мика.
— Похоже, он оплатил счет. Думаю, это значит, что Рынку придется сделать то же самое. — Мика передернул плечами, глядя на меня сверху вниз. — Похоже, сегодня в выигрыше все. Но, возможно, Правителю все равно придется послать кого-нибудь слегка пнуть его под зад, — так просто, чтоб он понял, как он счастлив. — Мика улыбнулся, прикидывая, уж не внести ли ему такое предложение. Аргентайн помрачнела, но промолчала. Мика протянул мне руку, и мы скрестили большие пальцы.
— Пока, малыш! Это было настоящее.
Я улыбнулся уголком рта и кивнул. И вдруг меня захватила одна-единственная мысль: попросить у него то, что я клялся не просить больше никогда. Но взгляд Мики и то, что лежало за ним, заморозили слова прямо у меня в горле. Я опустил глаза, напомнив себе, что на пластине еще осталось целых три красных кружка. Я снова поднял голову.
— Спасибо.
Мика показал мне шрам на ладони:
— В любое время, брат.
Вскинув руку в прощальном жесте, я глядел Мике вслед, пока он не вышел из клуба. Повернувшись к Аргентайн, я обнаружил, что она исчезла. Рядом со мной какая-то незнакомка с полосатой кожей и длинным полосатым языком лакала из кувшина сироп. Я съел пару булочек с мясом и залепил анестетиками те места, где сквозь перевязку начинала просачиваться сукровица. Полосатая незнакомка пригласила меня на танец, но я отказался — мне было не до танцев. Улегшись обратно на мягкое ложе, я стал рассматривать проплывающую над пустой сценой бесконечную череду кадров: повторы, интервью, ретроспективные заставки. От неподвижности мое тело онемело.
Пока я слушал Дэрикову исповедь, в клуб вошел Дэрик во плоти. Я чувствовал, как он идет по клубу, как пробирается сквозь толпу к Аргентайн, которая в этот момент остановилась, чтобы снова посмотреть на его изображение.
В мозгу Дэрика, как и всегда, творилось что-то невообразимое. Пройдя через комнату, он остановился позади Аргентайн, наблюдая, как она стоит не шевелясь и пристально смотрит в его голографическое лицо.
Дэрику захотелось обнять Аргентайн, доказать и себе, и ей, что он живой, доказать им обоим, что она все еще его любит… Но он сдержался и лишь слегка дотронулся до нее — просто чтобы она обернулась. Протянув ей переходник, он пробормотал несколько ни к чему не обязывающих фраз.
Аргентайн взяла переходник и вставила его в гнездо. Потом она спросила Дэрика, как у него дела, сказала, что она очень рада, что все закончилось благополучно. Но, произнося эти слова, она чувствовала их гулкую пустоту. Аргентайн рассказала Дэрику о том, как прошел сеанс в Сети, а затем, как будто не сдержавшись, — о том, что испытала за этот час она… Руки ее вытянулись вперед, как у лунатика, и стали ощупывать воздух. Вот они коснулись его груди… скользнули вниз и обвились вокруг его талии. И уже не было для нее пути назад, когда его ладони легли ей на плечи, а мысли Дэрика проникли в те потайные глубины внутри нее, где все эти долгие, бесконечные дни пряталась боль.
Я бросил наблюдать за ними, бросил чувствовать. Я не понимал, кто вызывает во мне большее отвращение и почему я не удивился увиденному.
Оглядывая сцену и голографические картинки на ней, я поджидал Дэрика, зная, что он обязательно подойдет.
Наконец он пришел, и самодовольная ухмылка сползла с его лица, как только я поднял голову. Увидев мое лицо, Дэрик вздрогнул.
— Смойтесь, — приказал он сидящим вокруг меня людям. Они послушно ушли. Дэрик сел и, превратившись в саму серьезность, спросил:
— Теперь ты удовлетворен?
— Ты выполнил свою часть, — выдавил я из себя.
— А что насчет Черного рынка? Они видели? Они тоже удовлетворены? Получил я свою жизнь назад?
Я пожал плечами, и у меня заболели все мускулы — и спины, и груди.
— Ну? — нетерпеливо спросил он.
— Да. На этот раз.
Дэрик кивнул, но продолжал смотреть на меня, напряженно прищурившись:
— И ты будешь держать рот закрытым? — Я нахмурился, трогая разорванную губу. — Я защищаю тебя! Я беру на себя вину за все, что произошло, а ты — чистенький! Но, Бог свидетель, должно же это стоить хотя бы нескольких приличных ушибов и синяков! Ну хорошо, я разозлился, хотел увидеть твои страдания — ведь и ты меня заставлял страдать. Признаюсь. Но я не хотел, чтобы это заходило так далеко. Думал, что могу его контролировать. Я не думал, что он будет… Он всегда останавливался до того… — Дэрик наконец признался — мне и самому себе, — что он был так же бессилен остановить Страйгера, как и я. Он опустил голову, вспоминая, как он испугался, поняв, что Страйгер вырвался из-под контроля.
Я пожалел, что на этот раз Дэрик не лгал. Я отвел взгляд, а он старался заглянуть мне в глаза и понять, что у меня на уме. Он никогда не узнает, что он сотворил со мной на самом деле. А если сказать ему правду, то мне будет еще тяжелее переживать все это.
— Хорошо, — прошептал я, — если хочешь и дальше жить своей ложью — живи. Возможно, я даже и не виню тебя. — Я понял, что, если бы передо мной встал такой выбор, я поступил бы точно так же. Посмотрев на Дэрика одним глазом с обычным, круглым зрачком, я продолжал: — Знаешь, на минуту я поверил, что ты почувствовал что-то настоящее, подавая все это дерьмо в Сеть. Что, может быть, ты наконец понял, почему так важно именно сейчас осадить Страйгера. Что это для тебя — лично для тебя — важно. — Коснувшись головы, я скорчил гримасу. — Но, должно быть, у меня просто сотрясение мозга.
— Нет, — помолчав сказал Дэрик, — ты прав.
Дэрик наслаждался, играя в свои игры со Страйгером, наслаждался свободой и властью, надувая Страйгера, как, впрочем, и весь универсум. Прошлым вечером он наслаждался, наблюдая, как Страйгер измывается надо мной, и думая, что ненавидит меня так же сильно, как и Страйгер. Но его собственная ненависть вложила мою боль ему в сердце, прорвала пленку лжи, за которой он чувствовал себя в безопасности, точно так же, как она прорвала и мою. Он узнал правду о Страйгере и о себе. О своих самых страшных ночных кошмарах.
— В середине ночи, — сказал Дэрик, — когда я пытался стащить этого лицемерного извращенного слизняка в какое-нибудь потайное безопасное укрытие — и все потому, что он был ничуть не лучше других… мне явилось что-то вроде откровения, я прозрел, как мне кажется. И тогда мне по-настоящему захотелось увидеть этого сукиного сына вздернутым на дыбе общественного мнения. И не только ради спасения моей собственной души. — Руки Дэрика напряглись, но он заставил их расслабиться. — Тетушка была прелестна, да? — ухмыльнулся он, словно никогда не замечал этого раньше. — Знаешь, когда у меня брали интервью, я вдруг подумал, а что, если сказать им, кто я такой? Но, к счастью, это прошло. Я так рад, что ты скоро отбываешь. Маленькая правда — вещь опасная.
Я невольно улыбнулся — насколько позволял разорванный рот. Я понял, что никогда бы не услышал от него этих слов, если бы не то, что случилось со мной вчера вечером.
— В какие неприятности собирается втравить тебя Конгресс?
Дэрик поднял брови:
— Все станут швырять в меня всякий юридический и политический хлам. Это будет неприятно. Но лишь немногое попадет в цель. Это даже может помочь развитию отношений между Центавром и федератами в конце концов. Я имею в виду — я был так прав насчет Страйгера… И, кроме того, я — Та Минг. Ты знаешь пословицу, — насмешливая улыбка вернулась на его лицо: — «Коты и джентльмены всегда приземляются на ноги».
Я хмыкнул:
— А твой отец?
Улыбка застыла на его лице, и он промолчал. Я спросил себя, кто же из них к концу жизни будет ненавидеть меня сильнее?
— Даже Аргентайн начала прощать меня… — самодовольно улыбнулся Дэрик. — Несмотря на то, что я наизнанку вывернулся, чтобы разрушить их отношения. Несмотря на то, что она знала его тайну. Ужас и веселье заполнили его при одной лишь мысли об этом. — Отношения, основанные на доверии, — кто знает, куда они заведут? Думаю, что мне придется быть внимательнее к ней… — Дэрик нервно рассмеялся и встал. — Может быть, мне даже следует поблагодарить тебя. Но я искренне надеюсь, что мы никогда не встретимся снова, Кот. Не думай, что я собираюсь забыть тебя, однако… — Дэрик отошел на безопасное расстояние и остановился. — У меня есть копия той записи, где ты и Страйгер. Я намереваюсь наслаждаться ею во время отдыха. Персональное развлечение, так сказать.
Поглядев на мое лицо, он рассмеялся снова и повернулся, чтобы уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56