Это сохранялось в секрете ото всех. Но при новой помолвке возник вопрос: как отнесется к этому ее жених? Сначала она оттягивала свадьбу, становилась все озабоченнее, потом начались странности. Чтобы понять их, надо перенестись в ее наивную душу. Когда нам приходится признаться любимому человеку в мучительном для нас поступке, мы стараемся сначала убедиться в его любви, чтобы заранее заручиться его прощением. Мы осыпаем его то ласками, то полусерьезными-полунежными упреками, то стараемся дать ему почувствовать все лучшее в нас, чтобы возвысить себя в его глазах. С этой целью, очевидно, и наша больная разукрасилась великолепными перьями, которые нравились ей при неиспорченности ее вкуса. Пенсне не только детям, но и многим подросткам представляется ценным украшением, придающим им известную важность. Кто же, наконец, не знает людей, из-за кокетства вырывающих зубы и заменяющих их искусственными?
Такая операция большей частью вызывает нервное состояние, при котором, разумеется, труднее переносить горе и заботы. В эту-то минуту и разыгралась катастрофа, ибо больная оказалась уже не в состоянии бороться со страхом, что жених откажется от нее, узнав ее историю. Это был первый приступ страха. Сумев скрывать свой грех в течение стольких лет, она и теперь не хочет в нем признаться и объясняет упреки совести вырыванием зубов; подобный предлог нам хорошо известен: когда мы не хотим признаться в каком-либо настоящем грехе, то обыкновенно начинаем горько оплакивать совершенные нами незначительные проступки.
Слабой и чувствительной душе больной задача кажется неразрешимой, поэтому и аффект ее все разрастается; - вот история этой душевной болезни с психологической точки зрения. Казавшиеся бессмысленными происшествия и так называемые "безумные поступки" внезапно делаются понятными; мы понимаем теперь смысл так называемого "умопомешательства" и отношение наше к больному невольно становится ближе и человечнее. Больной - не только расстроенная мозговая машина, а человек, страдающий так же, как и мы, всеобщими человеческими проблемами. До сих пор мы думали, что в симптомах душевных болезней проявляются лишь бессмысленные фантазии, зародившиеся в клеточках больного мозга. Это было результатом затхлой премудрости ученого кабинета; но с тех пор, как нам удалось проникнуть в тайны больной человеческой души, перед нами развернулась, если можно так выразиться, логика безумия, и мы увидели в нем лишь необычную реакцию на проблемы чувства, никому из нас не чуждые.
Все вышесказанное проливает яркий свет на занимающие нас вопросы. Мы проникаем таким образом в самую глубь душевной болезни, чаще всего встречающейся в наших больницах, которая, оставаясь до сих пор совершенно непонятной по безумию своих симптомов, казалась неспециалистам типичным примером умопомешательства.
Изложенный мною случай принадлежит к наипростейшим. Он весьма легко понятен. Приведу теперь пример несколько более сложный. Больной в возрасте 30 - 40 лет. Иностранец, археолог, чрезвычайно ученый, редко одаренный от природы; он рано созрел интеллектуально и с юности отличался прекрасными душевными задатками и тонкой восприимчивостью. С физической стороны он был мал ростом, некрепкого сложения и кроме этого заикался. Он вырос и воспитывался за границей и несколько семестров учился в Б. До того он никогда психическим расстройством не страдал. По окончании университета он погрузился в археологические работы и мало-помалу так ими увлекся, что совершенно отказался от так называемого света и всяких светских развлечений. Работая без устали, совершенно погрузившись в свои книги, он стал в обществе невыносимым; издавна робкий и неуверенный в себе, он теперь стал избегать людей до того, что перестал видеться с кем бы то ни было, кроме нескольких друзей. Таким образом он жил затворником, исключительно преданным науке.
Через несколько лет, во время каникул, он снова попал в Б и провел там несколько дней, совершая длинные прогулки по окрестностям. Немногие его знакомые нашли его несколько странным, неразговорчивым, нервным. После довольно продолжительной прогулки он имел весьма утомленный вид и жаловался на нездоровье, говоря, что чувствует себя нервнобольным и хотел бы подвергнуться гипнозу. Тут же он заболел воспалением легких. Вскоре после этого у него началось странное возбуждение, быстро перешедшее в буйное умопомешательство. Его привезли в дом для умалишенных, где он целыми неделями был страшно возбужден. Он был совершенно помешан, говорил отрывистыми фразами, которых никто не мог понять. Возбуждение и агрессивное отношение к окружающим бывали так велики, что несколько служителей должны были его сдерживать. Постепенно возбуждение и агрессия стали стихать, и однажды он вдруг опомнился, точно от долгого запутанного сновидения. Вскоре он стал отдавать себе ясный отчет в своей болезни, и через некоторое время его выпустили из больницы вполне оправившимся. Вернувшись к себе, он снова погрузился в работу и в следующие годы издал несколько выдающихся сочинений по своей специальности. Жил он исключительно для своих книг, как затворник, отказавшийся от мира. Постепенно он приобрел репутацию черствого мизантропа, совершенно лишенного понимания прекрасного в жизни.
Через несколько лет после первого заболевания краткое каникулярное путешествие снова привело его в Б. Он снова стал совершать уединенные прогулки по окрестностям. Во время одной из таких прогулок ему внезапно сделалось дурно; он лег тут же, на улице. Его перенесли в ближайший дом, где он пришел в сильно возбужденное состояние, стал делать "комнатную гимнастику", прыгать через кровать, упражняться в различных телодвижениях, громко декламировать, петь сочиненные им самим стихи и т.д. Его снова привезли в дом для умалишенных. Возбуждение продолжалось. Он хвастал своими великолепными мускулами, своим прекрасным телосложением и громадной силой; воображал, что открыл закон, по которому можно выработать прекрасный голос; считал себя великим певцом и единственным в своем роде декламатором, а также избранным Богом поэтом и музыкальным импровизатором, сочиняющим в одно и то же время и стихи, и музыку к ним.
Печальное противоречие всех этих фантазий с действительностью резко бросалось в глаза. Небольшого роста, хрупкий и тщедушный, со слабыми мускулами, атрофированными из-за сидячей жизни кабинетного ученого, он отнюдь не отличался музыкальностью; голос его слаб, слух неверен; оратор он плохой, ибо издавна заикается. В доме для умалишенных он то занимался в течение нескольких недель странными прыжками и телодвижениями, называя их гимнастикой, то пел, то декламировал. Через некоторое время он стал спокоен и задумчив, часто подолгу неподвижно смотрел перед собой, иногда пел любовные песни, в которых, несмотря на все несовершенство исполнения, звучало прекрасное чувство любовной тоски. Постепенно он стал доступен для более продолжительных бесед.
Тут я прерываю историю болезни и прямо передам результат моих наблюдений.
Первое заболевание пациента выразилось неожиданным приступом буйного помешательства, перешедшего в умопомешательство с помрачением сознания и приступами буйства. После этого наступило, казалось, полное выздоровление. Через несколько лет - внезапный приступ возбуждения, мания величия, череда непонятных поступков, перешедший в бредовое сумеречное состояние, приведшее к постепенному выздоровлению. Это типичный случай раннего слабоумия; одна из форм этой болезни, так называемая кататония, к которой мы должны отнести и наш случай, отличается именно странными телодвижениями и поступками. Подчиняясь взглядам, господствующим в наше время в психиатрии, врачи и тут ищут заболевание клеточек мозга, локализованное где-либо в мозговой коре и вызывающее то буйство и умопомешательство, то манию величия и непонятные телодвижения, то полусознательное состояние; все это столь же необъяснимо психологически, как те прихотливые узоры, в которые отливается пущенное в воду олово.
Я считаю это мнение неверным. Больная клеточка не случайно создала при втором заболевании те поразительные контрасты, о которых я уже упоминал, излагая историю болезни. Эти контрасты, например так называемая мания величия, очень точно восполняют пробелы личности больного, пробелы, которые и каждый из нас болезненно ощутил бы. Кто из нас, находясь в его положении, не испытал бы желания усладить музыкой и поэзией однообразие своих занятий и своей жизни? Кто не желал бы вернуть своему телу природную силу и красоту, утраченные благодаря постоянному сиденью в душной комнате? Кто не позавидовал бы энергии Демосфена, ставшего великим оратором, несмотря на заикание? Если наш больной в своих бредовых идеях стремится осуществить свои желания, восполнить все, недостающее ему в действительной жизни, то вероятно и тихие любовные песни, которые он подчас пел, служили для него утешением в пустоте, которая его окружала, восполнив нечто, чего ему не хватало, хотя он никогда и не признавался в этом.
Мне недолго пришлось наводить справки. Это одна из тех немудреных, обыденных историй, которые повторяются в каждой человеческой душе, история, самой своей простотой соответствующая чрезвычайной чувствительности человека, отмеченного свыше.
В годы студенчества больной познакомился с молодой студенткой и полюбил ее. Они много гуляли вместе в окрестностях города. Но сильная застенчивость и робость, свойственные заикам, не дали ему произнести решающие слова; к тому же он был беден и кроме надежд ничего не мог ей предложить. Время студенчества закончилось, она уехала, он тоже, и они больше не виделись. Вскоре он узнал, что она обвенчалась с другим. Тогда он отказался от своих мечтаний, не зная, что Эрос никого не отпускает на свободу.
Он зарылся в отвлеченные абстрактные занятия, но не с целью ее забыть, а мечтая работать с мыслью о ней; он хотел тайно сохранить любовь к ней в своем сердце, никому не выдавая этой тайны. Свои труды он думал посвятить ей, хотя бы она и не знала этого. Но ему недолго удалось удержать этот компромисс. Однажды он, будто бы случайно, проезжал через этот город, где она жила (он это знал); поезд недолго стоял на этой станции, и он даже не вышел из вагона, но из окна увидел молодую женщину с ребенком и подумал, что это она. Совершенно неизвестно, насколько это предположение было справедливо. Он говорил, что не испытал ничего особенного в это мгновение, во всяком случае, он не постарался даже установить, действительно ли это она или нет. Все это указывает на то, что это была не она; бессознательное его хотело лишь во что бы то ни стало удержать свою иллюзию. В скором времени он вернулся в Б., город, полный для него воспоминаний. Тогда он почувствовал, как нечто чуждое зашевелилось в его душе, жуткое чувство, предугаданное и описанное Ницше:
Недолго будешь ты томиться жаждой, сожженное сердце!
Предвестиями полон воздух;
Я ощущаю веяние неведомых уст
Великая прохлада наступает.
Культурный человек уже не верит в демонов, а призывает врача. Наш больной хотел подвергнуться гипнозу. Тут его настигло безумие.
Что же происходило в его душе в это время? - Он рассказал мне об этом в полусознательном периоде, предшествовавшем выздоровлению, отрывистыми фразами, прерываемыми долгими паузами.
Жизнь его снова вошла в размеренную обыденную колею. Он погрузился в работу и забыл о бездне, которую носил в себе. Через несколько лет он опять вернулся в Б. Рок или демон? Снова он посетил знакомые места, и вновь его обступили давние воспоминания. Но на этот раз он не погрузился в хаотическую глубину, не потерял способности ориентироваться и не прерывал связи с действительностью. Борьба была менее тяжела. Он лишь делал гимнастику, занимался мускульными упражнениями, стараясь наверстать потерянное время. Затем наступает мечтательный период любовных песен, соответствующий победе первого психоза. В этот период - передаю дословно его выражения - ему чудится, точно во сне, что он стоит на границе двух миров, не будучи в состоянии разобрать, где действительность и где фантазия - по правую или по левую сторону. Тут он признается: "Говорят, что она замужем, но я этому не верю; я думаю, что она все еще ждет меня; я чувствую, что это так. Мне все кажется, что она не замужем и что моя любовь увенчается успехом".
То, что больной описывает этими словами - бледное подобие той сцены первого психоза, когда он как победитель стоял перед своей невестой. После этого разговора научные его интересы стали все более выдвигаться на первый план. Он неохотно стал говорить об интимной своей истории, все более вытесняя ее из своего сознания, и в конце концов стал упоминать о ней лишь мимоходом, точно она касалась не его. Дверь в подземный мир тихо затворилась. Осталось лишь до известной степени напряженное выражение лица и взгляд, хотя и видевший все происходящее в этом мире, но в то же время обращенный внутрь, как бы указывая на незаметную деятельность бессознательного, подготавливавшего новые разрушения своей неразрешенной задачи. Это - так называемое выздоровление от раннего слабоумия. До сих пор мы, психиатры, часто не могли удержаться от улыбки, читая старательное описание психоза, сделанное каким-либо поэтом. Подобные попытки считаются вообще совершенно неудачными, ибо говорят, что поэт обыкновенно вводит в психологию психоза черты, соответствующие его собственному пониманию последнего, но совершенно не подходящие к клинической картине болезни. Между тем, если только поэт не заимствует нужное ему описание из психологического учебника, то он обыкновенно вернее психиатра угадывает сущность болезни.
Приведенный мною случай отнюдь не представляется единичным. Мы имеем его прообраз, созданный одним из наших поэтов: это "Imago" Шпиттелера. Думаю, что этот роман Вам известен. Психологическая разница между творением поэта и душевной болезнью все же велика. Мир поэта есть мир проблем уже разрешенных, действительность же является неразрешенной проблемой. Душевная болезнь в точности отражает эту действительность. Даваемые ею разрешения суть лишь неудовлетворяющая иллюзия; выздоровление от нее - временный отказ от работы, которая бессознательно продолжается в глубине существа больного. В свое время неразрешенные вопросы вновь выступают наружу, создавая и инсценируя новые иллюзии.
Как видите, это сокращенный отрывок истории человечества.
Далеко не всегда бывает возможно получить благодаря психическому анализу столь ясную и точную картину болезни, о которой идет речь. Напротив, в большинстве случаев она является крайне запутанной и трудно понимаемой, ибо лишь весьма немногие из больных достигают полного выздоровления. Приведенный нами случай именно тем и замечателен, что переживший его больной пришел снова в совершенно нормальное состояние, благодаря чему оказалось возможным обозреть всю его болезнь. К сожалению, мы не всегда располагаем столь удачным стечением обстоятельств, ибо большая часть больных никогда не возвращается из мира сновидений в мир действительности, а продолжает блуждать в заколдованном лабиринте, вновь и вновь переживая все ту же старую историю: история эта бесконечно повторяется, точно в безвременном настоящем. Для таких больных часовая стрелка приостановлена: для них не существует ни времени, ни возможности дальнейшего развития. Им безразлично, два ли дня промелькнуло во время их сновидения или 30 лет. В моем отделении больницы находился пациент, пролежавший в кровати пять лет, совершенно погруженный в себя самого, никогда не проронивший ни одного слова. Я посещал его два раза в день. Я каждый раз подходил к его кровати и по привычке констатировал, что все идет по старому. Однажды, в ту минуту, как я хотел выйти из комнаты, за спиной раздался незнакомый мне голос: "Кто Вы? Что Вам тут нужно?" - Я с изумлением увидел, что казавшийся немым больной внезапно обрел голос и, по-видимому, сознание. Я отвечал, что я - его врач. Тогда он гневно спросил, отчего его тут держат взаперти? Отчего никто с ним не разговаривает? Его голос звучал оскорбленно, точно он нормальный человек, с которым дня два никто не хочет здороваться; Я сказал ему, что он уже пять лет лежит на кровати, не говоря ни одного слова, не реагируя ни на какие внешние явления. Он посмотрел на меня остановившимся, ничего не понимающим взглядом. Я, разумеется, попытался узнать, что происходило в его душе в течение этих пяти лет - но ничего не добился. Другой подобный же больной на вопрос о причине его молчания отвечал: "Я хотел щадить немецкий язык". [Я благодарен за этот пример моему коллеге Д-ру Абрахаму из Берлина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38