Важен сам факт. Он просто целенаправленно ссорит девочку с нашим кланом.
– Мне кажется, ты придаешь слишком большое значение детским сварам. Мало ли кто кого когда пнул или толкнул? Они вырастут и забудут об этом. Еще, глядишь, поженятся.
Но Боргиан, который был намного опытнее и проницательнее брата, покачал головой.
– Все не так просто. Детские ссоры потом вырастают во взрослые, и неприязнь остается. Я опасаюсь, что Гвеснер нам все испортит.
– Полагаешь, девочка не станет ликвидатором? – уточнил Родгейр.
– Полагаю, она не станет таким ликвидатором, каким нам бы хотелось ее видеть. К тому же есть добавочные свойства, которые в нее вложили наши мастера, мы же до сих пор не знаем, что это за свойства, что там в ней за начинка. Я согласился на дополнительные изменения лишь потому, что ожидал – она будет воспитываться под нашим строгим контролем. А видишь, как получилось.
– Можно настоять на ее обследовании.
– Это не так просто. Мортимеры отлично знают законы и нас терпеть не могут. Они не допустят наших специалистов к девочке, бьюсь об заклад. И сама она, особенно после ссоры с Гвеснером, к нам не придет.
– А что если поссорить ее с отцом?
– Как?
Родгейр замялся.
– Ну… Есть разные способы.
– Например?
– Ну, например – немного «гормонального взрыва» – и напустить его на дочь.
– Ты что, ошалел? – взвился Боргиан – и задумался. – Нет уж. Это слишком. Противозаконно, не оправдано насущной необходимостью… К тому же это может быть опасно для ее организма. Конечно, она развивается прекрасно, с опережением, сейчас по всем параметрам тянет на пятнадцатилетнюю девочку-смертную. Нет, все равно слишком.
– Но зато после такого она к отцу даже и не подойдет. Скорее уж направится к нам. А какой будет шанс убрать его с дороги раз и навсегда, а? Изнасилование дочери – да от него собственный клан откажется!
– Конечно, да. Но игра не стоит свеч, – решительно ответил Боргиан. – Я забочусь в первую очередь о девочке.
Какое-то время они посидели в тишине. Старший брат обдумывал закон, который предстояло через несколько дней вынести на одобрение Совета Патриархов. Волнение у него вызывал только один пункт: тот самый, который они обсуждали с братом – за остальные же он был почти уверен. Почему бы патриархам не принять закон о полигамии? Традиции многих кланов ее одобряют. Разумеется, в уступку статье конституции о равенстве полов предстоит принять полную полигамию, то есть ту, при которой женщина тоже будет иметь право на несколько мужей.
Потом второй этап Программы Генетического преобразования превратит право в обязанность (по крайней мере, для некоторых). За ратификацию этого пункта Боргиан тоже не слишком волновался. Раз патриархи приняли его в первый раз – примут и во второй, тем более что вся машина пропаганды давно запущена. А с вопросом воспитания полученных путем осуществления программы детей будет несложно бороться. Зачем родителям сильно сопротивляться тому, что дети будут обучаться в особых учебных заведениях? Малыши ведь и сами особенные.
Боргиан самому себе нравился необычайно. Ведь думал-то он не о себе или о собственном клане, а обо всем государстве. По крайней мере, он был свято уверен в этом. Уверенность, как это известно большинству здравомыслящих людей, не гарантирует истинности, но для такого привычного к власти могущественного человека, как Боргиан, своих соображений было вполне достаточно.
Он относился к числу тех, кто, стремясь ко всеобщему благу, незаметно, но верно превращаются в абсолютно бездушных людей, в тиранов и деспотов. К тому моменту, как выросли его праправнуки, он перестал быть человеком в понятном смысле этого слова. По сути, теперь у него уже не могло быть обычных привязанностей. Он не мог по-настоящему любить жену или детей – только клан или все человечество в совокупности, а по сути, только самого себя. Зато он легко мог пожертвовать почти кем и чем угодно – и все во имя высшей цели.
Впрочем, такими были почти все Блюстители Закона, были или неизбежно становились со временем. Любой представитель этого клана способен был, не моргнув глазом, засудить хоть брата, хоть свата, если, конечно, вина того будет неопровержимо доказана. Таковы были истинные законники, и, пожалуй, ничего плохого в том и нет, пока руки такого человека не касаются настоящей власти. И здесь желание сделать мир идеальным (что, само собой, невозможно) опять же могло перевесить.
Боргиан рассеянно наблюдал за пчелой, облетающей скудные цветки винограда, и в его голове роились самые разные мысли, зачастую мало связанные друг с другом. Он пытался предугадать все возможные препятствия на пути нового витка Генетической Программы, чтобы по возможности противостоять им, но таковых выходило слишком много. Все не предугадать. На миг его посетила неприятная мысль, что у патриархов может закончиться терпение, и они взбунтуются, но тут же отогнал ее. С чего бы вдруг? По проторенному пути идти гораздо легче.
Зато всплыли в памяти другие дела, менее важные. Например, заявление патриарха клана Ласомбра, клана вампиров, о том, чтобы использование смертных из периферийных миров Системы Центра для его потомков не было ограничено. Доводы его выглядели убедительно: в большинстве случаев вампиры из его клана пользовались человеческой кровью лишь для того, чтобы поправить собственное здоровье или баланс энергетики, и случалось это не так часто. К тому же Ласомбра в большинстве случаев не покушались на жизнь и здоровье своих жертв, все заканчивалось небольшой порцией крови, выцеженной из жил смертного – не больше, чем отдавали доноры в клиниках.
Кроме того, целых два семейства претендовали на статус клана, этот вопрос тоже нужно было рассмотреть. Отказать, разумеется. Пока есть дела и поважнее, пусть семейства подождут. Еще нужно было рассмотреть вопрос с кланом Алый Бархат. Матриарх этого небольшого Дома обратилась к Блюстителям Закона с просьбой исключить из Программы Генетического Преобразования всех ее потомиц младше четырехсот лет. Просьба была должным образом обоснована тем, что девушки Алый Бархат созревали для материнства очень поздно.
Клан был небольшой, но он пользовался покровительством Драконов Ночи. С Драконами не хотелось ссориться, и так уже Боргиану казались подозрительными спокойные взгляды Эндо. Он чувствовал в этом патриархе особенную силу, как и в Реохайде Гэллатайн. К тому же в Драконе Ночи действительно есть особенная сила. Боргиан хорошо помнил прошедшие годы, он ведь знавал Эндо давным-давно, в том мире, где родился, и там юноша очень даже отличился. Отец Боргиана, Бомэйн, относился к Дракону Ночи с ощутимым уважением, и Боргиан, который прежде не обращал внимания на своего соотечественника, сделал для себя вывод, что этого врага недооценивать нельзя. Он опасался, что на самом деле этот гордец не простил покушение на его правнучку, четырнадцатилетнюю Аэль, и на более старшую Эрлику Тар. Старшему отпрыску главы клана законников казалось более правдоподобным, что Эндо затаил злобу.
Правда, никаких признаков заговора не было. Можно ли его вообще спрятать? Какая-нибудь мелочь обязательно да выдаст заговорщиков. Здесь старший сын Бомэйна был спокоен – если что-то назреет, то осведомители обязательно оповестят об этом. Правда, известно, что Эндо последнее время стал очень близок с Эдано Накамура, но они же вместе выпивают, так что причина вполне невинная. Опять же, шли слухи, что и с Мэрлотом Мортимером Дракон Ночи вдруг стал очень любезен, но они же почти не встречаются, так что сама по себе любезность ни о чем не говорит. Ведь Мэрлот оказал Эндо значимую услугу, вернул ему спасенного из плена Илвара. Мальчик почти всю сознательную жизнь пробыл на Черной стороне, он не может знать, с чего все началось.
Боргиан не верил, что в отношении Блюстителей Закона может возникнуть какое-нибудь подозрение. С чего бы? Если бы стало известно, патриархи бы всполошились. Но все обстояло тихо, мирно, ровно и пока складывалось благополучно для законников.
– А ты не слышал что-нибудь новенькое о Сером Ордене? – спросил брата Родгейр.
– Только лишь то, что он снова зашевелился, – лениво ответил Боргиан. – Нашел себе новую базу, снова набрал адептов. Многие бессмертные из периферийных миров рады примкнуть к ним, потому что другого пути добиться власти и силы у них нет.
– Будем ими заниматься?
– С чего бы вдруг? Они пока не выказывают желания продолжать свою террористическую деятельность.
– Это потому, что у них пока нет сил. А потом – кто знает, что будет потом. Может, потом мы с ними так намучаемся, что…
– Сомневаюсь. Что им, заняться нечем? Мы им тогда преподали хороший урок.
Родгейр с сомнением покачал головой.
– Как бы потом не было слишком поздно. Когда Орден действительно накопит силу…
– Как он ее накопит? Он верит, что существует серая магия, стремится развивать ее… Стремится развивать то, чего не существует в природе. Многого ли он таким образом достигнет?
– А если существует?
– Что?
– Ну, эта… Серая магия.
– Хорошая шутка. Родгейр, если б она существовала, именно ее террористы Ордена и пустили бы в ход. Зачем им была б нужна взрывчатка, – старший брат помолчал несколько минут, а потом позвонил, чтоб служанка принесла десерт. – Будешь бисквит?
– Ну, пусть бисквит. Милочка, принеси мне ромовый, – велел служанке младший брат, и та, совсем молоденькая, наряженная в строгое короткое платье с белоснежным фартучком и наколочкой на затейливой прическе, лишь молча кивнула. – И чаек с мятой.
– Мне – кофе, – коротко распорядился Боргиан. С легкой иронией он ждал, пока брат проводит молоденькую служанку взглядом, полным интереса. – Не о том ты сейчас думаешь. И вообще, спать с обслугой – дурной тон. Что тебе, встречаться не с кем?
– Братец, я уже большой мальчик, сам разберусь, что с чем, а также с кем, – раздраженно ответил Родгейр. Какое-то время он молча вертел в пальцах бокал, потому что напрочь забыл, о чем шла речь. Вскоре с большим подносом в руках появилась все та же невозмутимая девушка, а при посторонних разговаривать о клановых делах было, конечно, не принято. Предпоследний сын Бомэйна с удовольствием лакомился десертом.
– Вообще-то, твои сомнения по поводу патриархов мне кажутся вполне закономерными, – высказался Боргиан. – Конечно, следовало бы проследить за некоторыми из них. За тем же Эндо Драконом Ночи. За Одзэро. За Оттоном Всевластным – он мне кажется самым опасным из них всех. Отгон более всех склонен к анархизму. У него замашки диктатора – это спустя шесть сотен лет после принятия конституции.
– Хорошо б еще проследить за Мортимером.
– Какой с этого толк? Было уже, и неоднократно. Агенты приносили мне внушительные списки девиц, с которыми Мэрлот встречался в течение года, да прочую ерунду. Зачем, скажи на милость, мне знать о его любовных победах? Я просто поражаюсь, как у него хватает времени заниматься бизнесом.
– А занимается ли он этим самым бизнесом – вот вопрос, – Родгейр притопнул ногой. – Подумать только, специально продумали закон, ограничивающий оборот средств, находящихся в ведении клана, а налоги с Мортимеров, кажется, только уменьшились. При этом совокупные доходы только увеличились. Я не понимаю, как они умудряются обходить этот закон. Живут они по-прежнему на широкую ногу.
– Более того, – с неожиданной злостью проговорил Боргиан. – Всего несколько дней назад я обнаружил, что Мэрлот каким-то образом попасся в наших архивах. Причем очень хорошо. Как я понимаю, за это он заплатил очень большие деньги. Очень большие, если ты понимаешь, о чем я. Единственное, что успокаивает – архивы не имеют отношения к Программе.
Как представитель одного из самых могущественных и потому едва ли не самого богатого клана в Центре Родгейр прекрасно представлял себе, что такое по-настоящему большие деньги. Он приоткрыл рот к откинулся на спинку кресла.
– Кто же предал?
– А Бог его знает. Как я понимаю, сейчас тот осведомитель Мортимеров на нас не работает – то ли ушел, то ли умер. Следов никаких не осталось. Я не буду тебе объяснять, как я узнал – это слишком долго и малопонятно. Я просто не верю, что Мэрлот сейчас не пасется в наших запасниках. Разумеется, наши люди не станут рисковать головой за какие-нибудь мелочи. Так что Мэрлот богат, как никогда, вот только государство никак не может наложить руку на его богатства.
– Но как же так?!
– Понимаешь ли, в чем дело… По сути, просто невозможно облагать налогом все формы оборота ценных бумаг – это слишком стремительный и слабо контролируемый процесс, больше похожий на рулетку. А ведь очень многие Мортимеры делают себе состояния на бирже – на тех операциях, которые сложнее всего проконтролировать. Причем формально все происходит в рамках закона. Со своего законного бизнеса каждый Мортимер скрупулезно отстегивает деньги во все ведомства. Все как положено.
– Но как же тогда…
– До меня доходили смутные слухи, что после принятия закона об ограничении оборота клановых средств Мортимеры стали вкладывать деньги в чужой бизнес.
– Ловкачи.
– Да. С этим уже ничего не сделаешь, запретить Мортимерам становиться акционерами других фирм мы не можем. Даст Бог, это хотя бы позволит нам бороться с их монополией.
– И тебя успокаивает эта ситуация? Тогда Мортимеры не выступили против Программы Генетического преобразования только потому, что не имели такой возможности. А что теперь?
– А теперь уже поздно.
– Ой ли? Не убирать же их во второй раз тем же способом.
– Было бы хорошо, – Боргиан, больше всего не терпевший непредсказуемость, воплощением которой были Мортимеры, тяжело вздохнул. – Нет. Один и тот же способ, причем дважды… К тому же есть опасность оставить улики. Мы и в тот раз здорово обмишулились, не хотелось бы больше.
– Значит, надо отвлечь их внимание каким-нибудь скандалом.
– Я слушаю предложения.
– Одно предложение уже было. Насчет ликвидатора и его дочки.
– Ну, братец…
– Но ты представь, какой будет скандал! Мэр-лот повесится!
Боргиан с сомнением поджал губы.
– Как бы девочка не повесилась.
– Эмита-то? Брось, ее обследовали. У нее совершенно здоровая психика, а такие женщины не склонны к суицидам. К тому же, сам подумай, если она окажется настолько слаба психически, то какой же из нее ликвидатор? Просто окажется, что Эмита – брак, а такого нам не надо.
Старший брат задумался еще глубже. Воспользовавшись паузой, Родгейр занялся остатками десерта. Несколько мгновений на террасе звучали только звон ложечки и жужжание пчелы, одержимо пытающейся извлечь нектар из цветков декоративного винограда.
– Не знаю, – произнес наконец Боргиан. – Мне эта идея не нравится. Что, если девочка забеременеет?
– В пятнадцать-то лет? Она наверняка еще не созрела. Не сможет, вот и все.
– Как бы она не догадалась, что здесь что-то не так.
– Глупости. Как ей догадаться? Я уже знаю, как ввести Мэлокайну «гормональный взрыв», чтоб он и сам не знал, что произошло. Есть идея, а не пойдет эта – придумаем другую.
– Мда…
– Если не будет знать он – не узнает и она. Полагаю, это заодно уберет с дороги и самого ликвидатора.
– Эмита еще слишком молода, чтоб начинать свою карьеру. Если это вообще можно назвать карьерой.
– Время терпит. Перерывы в двадцать лет и раньше случались, и ничего. Что тут особенного? Вырожденцы подождут… Ну, решай!
– Мне надо подумать, – после долгого молчания ответил Боргиан.
Глава 3
Руин вернулся домой поздно вечером, нагруженный огромным мешком Мэлокайна и своим собственным артефактом – кольцом, единственное достоинство которого было в том, что на украшение было зацентровано сложное заклинание подпространства. Кольцо неприятно было надеть на палец, металл, обремененный действующим заклятием, сильно холодил кожу, и потому Арман нес его на шнурке, привязав к запястью.
Мэлокайн высадил его у самого дома и укатил в магазин, куда он должен был заглянуть перед возвращением к жене и целому выводку детей. Он, в отличие от Руина, отсутствовавшего всего неделю, не был дома больше трех месяцев, а потому считал, что просто обязан привезти подарки супруге, старшей дочери и двум сыновьям. А подарками, как и продуктами для праздничного семейного ужина, надо закупиться. Ликвидатор с облегчением избавился от своего груза, который к тому же внушал ему почти суеверные опасения. Казалось бы, обычная бумага, но мысль, что на страницах запечатлены тайны сильнейших чар, нервировала его.
А Арман обращался с архивом адептов Серого Ордена с небрежностью грузчика. Войдя в дом, он швырнул мешок в угол, а на полочку под зеркалом положил кольцо. С отвращением стащил с себя грязную куртку. Неопрятная, заляпанная одежда вызывала у него отчетливое раздражение. Появившаяся на площадке лестницы Катрина заулыбалась, глядя, как прямо в коридоре муж избавляется от надоевшей походной экипировки.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Бессмертные - 3. Клановое проклятие'
1 2 3 4 5 6 7
– Мне кажется, ты придаешь слишком большое значение детским сварам. Мало ли кто кого когда пнул или толкнул? Они вырастут и забудут об этом. Еще, глядишь, поженятся.
Но Боргиан, который был намного опытнее и проницательнее брата, покачал головой.
– Все не так просто. Детские ссоры потом вырастают во взрослые, и неприязнь остается. Я опасаюсь, что Гвеснер нам все испортит.
– Полагаешь, девочка не станет ликвидатором? – уточнил Родгейр.
– Полагаю, она не станет таким ликвидатором, каким нам бы хотелось ее видеть. К тому же есть добавочные свойства, которые в нее вложили наши мастера, мы же до сих пор не знаем, что это за свойства, что там в ней за начинка. Я согласился на дополнительные изменения лишь потому, что ожидал – она будет воспитываться под нашим строгим контролем. А видишь, как получилось.
– Можно настоять на ее обследовании.
– Это не так просто. Мортимеры отлично знают законы и нас терпеть не могут. Они не допустят наших специалистов к девочке, бьюсь об заклад. И сама она, особенно после ссоры с Гвеснером, к нам не придет.
– А что если поссорить ее с отцом?
– Как?
Родгейр замялся.
– Ну… Есть разные способы.
– Например?
– Ну, например – немного «гормонального взрыва» – и напустить его на дочь.
– Ты что, ошалел? – взвился Боргиан – и задумался. – Нет уж. Это слишком. Противозаконно, не оправдано насущной необходимостью… К тому же это может быть опасно для ее организма. Конечно, она развивается прекрасно, с опережением, сейчас по всем параметрам тянет на пятнадцатилетнюю девочку-смертную. Нет, все равно слишком.
– Но зато после такого она к отцу даже и не подойдет. Скорее уж направится к нам. А какой будет шанс убрать его с дороги раз и навсегда, а? Изнасилование дочери – да от него собственный клан откажется!
– Конечно, да. Но игра не стоит свеч, – решительно ответил Боргиан. – Я забочусь в первую очередь о девочке.
Какое-то время они посидели в тишине. Старший брат обдумывал закон, который предстояло через несколько дней вынести на одобрение Совета Патриархов. Волнение у него вызывал только один пункт: тот самый, который они обсуждали с братом – за остальные же он был почти уверен. Почему бы патриархам не принять закон о полигамии? Традиции многих кланов ее одобряют. Разумеется, в уступку статье конституции о равенстве полов предстоит принять полную полигамию, то есть ту, при которой женщина тоже будет иметь право на несколько мужей.
Потом второй этап Программы Генетического преобразования превратит право в обязанность (по крайней мере, для некоторых). За ратификацию этого пункта Боргиан тоже не слишком волновался. Раз патриархи приняли его в первый раз – примут и во второй, тем более что вся машина пропаганды давно запущена. А с вопросом воспитания полученных путем осуществления программы детей будет несложно бороться. Зачем родителям сильно сопротивляться тому, что дети будут обучаться в особых учебных заведениях? Малыши ведь и сами особенные.
Боргиан самому себе нравился необычайно. Ведь думал-то он не о себе или о собственном клане, а обо всем государстве. По крайней мере, он был свято уверен в этом. Уверенность, как это известно большинству здравомыслящих людей, не гарантирует истинности, но для такого привычного к власти могущественного человека, как Боргиан, своих соображений было вполне достаточно.
Он относился к числу тех, кто, стремясь ко всеобщему благу, незаметно, но верно превращаются в абсолютно бездушных людей, в тиранов и деспотов. К тому моменту, как выросли его праправнуки, он перестал быть человеком в понятном смысле этого слова. По сути, теперь у него уже не могло быть обычных привязанностей. Он не мог по-настоящему любить жену или детей – только клан или все человечество в совокупности, а по сути, только самого себя. Зато он легко мог пожертвовать почти кем и чем угодно – и все во имя высшей цели.
Впрочем, такими были почти все Блюстители Закона, были или неизбежно становились со временем. Любой представитель этого клана способен был, не моргнув глазом, засудить хоть брата, хоть свата, если, конечно, вина того будет неопровержимо доказана. Таковы были истинные законники, и, пожалуй, ничего плохого в том и нет, пока руки такого человека не касаются настоящей власти. И здесь желание сделать мир идеальным (что, само собой, невозможно) опять же могло перевесить.
Боргиан рассеянно наблюдал за пчелой, облетающей скудные цветки винограда, и в его голове роились самые разные мысли, зачастую мало связанные друг с другом. Он пытался предугадать все возможные препятствия на пути нового витка Генетической Программы, чтобы по возможности противостоять им, но таковых выходило слишком много. Все не предугадать. На миг его посетила неприятная мысль, что у патриархов может закончиться терпение, и они взбунтуются, но тут же отогнал ее. С чего бы вдруг? По проторенному пути идти гораздо легче.
Зато всплыли в памяти другие дела, менее важные. Например, заявление патриарха клана Ласомбра, клана вампиров, о том, чтобы использование смертных из периферийных миров Системы Центра для его потомков не было ограничено. Доводы его выглядели убедительно: в большинстве случаев вампиры из его клана пользовались человеческой кровью лишь для того, чтобы поправить собственное здоровье или баланс энергетики, и случалось это не так часто. К тому же Ласомбра в большинстве случаев не покушались на жизнь и здоровье своих жертв, все заканчивалось небольшой порцией крови, выцеженной из жил смертного – не больше, чем отдавали доноры в клиниках.
Кроме того, целых два семейства претендовали на статус клана, этот вопрос тоже нужно было рассмотреть. Отказать, разумеется. Пока есть дела и поважнее, пусть семейства подождут. Еще нужно было рассмотреть вопрос с кланом Алый Бархат. Матриарх этого небольшого Дома обратилась к Блюстителям Закона с просьбой исключить из Программы Генетического Преобразования всех ее потомиц младше четырехсот лет. Просьба была должным образом обоснована тем, что девушки Алый Бархат созревали для материнства очень поздно.
Клан был небольшой, но он пользовался покровительством Драконов Ночи. С Драконами не хотелось ссориться, и так уже Боргиану казались подозрительными спокойные взгляды Эндо. Он чувствовал в этом патриархе особенную силу, как и в Реохайде Гэллатайн. К тому же в Драконе Ночи действительно есть особенная сила. Боргиан хорошо помнил прошедшие годы, он ведь знавал Эндо давным-давно, в том мире, где родился, и там юноша очень даже отличился. Отец Боргиана, Бомэйн, относился к Дракону Ночи с ощутимым уважением, и Боргиан, который прежде не обращал внимания на своего соотечественника, сделал для себя вывод, что этого врага недооценивать нельзя. Он опасался, что на самом деле этот гордец не простил покушение на его правнучку, четырнадцатилетнюю Аэль, и на более старшую Эрлику Тар. Старшему отпрыску главы клана законников казалось более правдоподобным, что Эндо затаил злобу.
Правда, никаких признаков заговора не было. Можно ли его вообще спрятать? Какая-нибудь мелочь обязательно да выдаст заговорщиков. Здесь старший сын Бомэйна был спокоен – если что-то назреет, то осведомители обязательно оповестят об этом. Правда, известно, что Эндо последнее время стал очень близок с Эдано Накамура, но они же вместе выпивают, так что причина вполне невинная. Опять же, шли слухи, что и с Мэрлотом Мортимером Дракон Ночи вдруг стал очень любезен, но они же почти не встречаются, так что сама по себе любезность ни о чем не говорит. Ведь Мэрлот оказал Эндо значимую услугу, вернул ему спасенного из плена Илвара. Мальчик почти всю сознательную жизнь пробыл на Черной стороне, он не может знать, с чего все началось.
Боргиан не верил, что в отношении Блюстителей Закона может возникнуть какое-нибудь подозрение. С чего бы? Если бы стало известно, патриархи бы всполошились. Но все обстояло тихо, мирно, ровно и пока складывалось благополучно для законников.
– А ты не слышал что-нибудь новенькое о Сером Ордене? – спросил брата Родгейр.
– Только лишь то, что он снова зашевелился, – лениво ответил Боргиан. – Нашел себе новую базу, снова набрал адептов. Многие бессмертные из периферийных миров рады примкнуть к ним, потому что другого пути добиться власти и силы у них нет.
– Будем ими заниматься?
– С чего бы вдруг? Они пока не выказывают желания продолжать свою террористическую деятельность.
– Это потому, что у них пока нет сил. А потом – кто знает, что будет потом. Может, потом мы с ними так намучаемся, что…
– Сомневаюсь. Что им, заняться нечем? Мы им тогда преподали хороший урок.
Родгейр с сомнением покачал головой.
– Как бы потом не было слишком поздно. Когда Орден действительно накопит силу…
– Как он ее накопит? Он верит, что существует серая магия, стремится развивать ее… Стремится развивать то, чего не существует в природе. Многого ли он таким образом достигнет?
– А если существует?
– Что?
– Ну, эта… Серая магия.
– Хорошая шутка. Родгейр, если б она существовала, именно ее террористы Ордена и пустили бы в ход. Зачем им была б нужна взрывчатка, – старший брат помолчал несколько минут, а потом позвонил, чтоб служанка принесла десерт. – Будешь бисквит?
– Ну, пусть бисквит. Милочка, принеси мне ромовый, – велел служанке младший брат, и та, совсем молоденькая, наряженная в строгое короткое платье с белоснежным фартучком и наколочкой на затейливой прическе, лишь молча кивнула. – И чаек с мятой.
– Мне – кофе, – коротко распорядился Боргиан. С легкой иронией он ждал, пока брат проводит молоденькую служанку взглядом, полным интереса. – Не о том ты сейчас думаешь. И вообще, спать с обслугой – дурной тон. Что тебе, встречаться не с кем?
– Братец, я уже большой мальчик, сам разберусь, что с чем, а также с кем, – раздраженно ответил Родгейр. Какое-то время он молча вертел в пальцах бокал, потому что напрочь забыл, о чем шла речь. Вскоре с большим подносом в руках появилась все та же невозмутимая девушка, а при посторонних разговаривать о клановых делах было, конечно, не принято. Предпоследний сын Бомэйна с удовольствием лакомился десертом.
– Вообще-то, твои сомнения по поводу патриархов мне кажутся вполне закономерными, – высказался Боргиан. – Конечно, следовало бы проследить за некоторыми из них. За тем же Эндо Драконом Ночи. За Одзэро. За Оттоном Всевластным – он мне кажется самым опасным из них всех. Отгон более всех склонен к анархизму. У него замашки диктатора – это спустя шесть сотен лет после принятия конституции.
– Хорошо б еще проследить за Мортимером.
– Какой с этого толк? Было уже, и неоднократно. Агенты приносили мне внушительные списки девиц, с которыми Мэрлот встречался в течение года, да прочую ерунду. Зачем, скажи на милость, мне знать о его любовных победах? Я просто поражаюсь, как у него хватает времени заниматься бизнесом.
– А занимается ли он этим самым бизнесом – вот вопрос, – Родгейр притопнул ногой. – Подумать только, специально продумали закон, ограничивающий оборот средств, находящихся в ведении клана, а налоги с Мортимеров, кажется, только уменьшились. При этом совокупные доходы только увеличились. Я не понимаю, как они умудряются обходить этот закон. Живут они по-прежнему на широкую ногу.
– Более того, – с неожиданной злостью проговорил Боргиан. – Всего несколько дней назад я обнаружил, что Мэрлот каким-то образом попасся в наших архивах. Причем очень хорошо. Как я понимаю, за это он заплатил очень большие деньги. Очень большие, если ты понимаешь, о чем я. Единственное, что успокаивает – архивы не имеют отношения к Программе.
Как представитель одного из самых могущественных и потому едва ли не самого богатого клана в Центре Родгейр прекрасно представлял себе, что такое по-настоящему большие деньги. Он приоткрыл рот к откинулся на спинку кресла.
– Кто же предал?
– А Бог его знает. Как я понимаю, сейчас тот осведомитель Мортимеров на нас не работает – то ли ушел, то ли умер. Следов никаких не осталось. Я не буду тебе объяснять, как я узнал – это слишком долго и малопонятно. Я просто не верю, что Мэрлот сейчас не пасется в наших запасниках. Разумеется, наши люди не станут рисковать головой за какие-нибудь мелочи. Так что Мэрлот богат, как никогда, вот только государство никак не может наложить руку на его богатства.
– Но как же так?!
– Понимаешь ли, в чем дело… По сути, просто невозможно облагать налогом все формы оборота ценных бумаг – это слишком стремительный и слабо контролируемый процесс, больше похожий на рулетку. А ведь очень многие Мортимеры делают себе состояния на бирже – на тех операциях, которые сложнее всего проконтролировать. Причем формально все происходит в рамках закона. Со своего законного бизнеса каждый Мортимер скрупулезно отстегивает деньги во все ведомства. Все как положено.
– Но как же тогда…
– До меня доходили смутные слухи, что после принятия закона об ограничении оборота клановых средств Мортимеры стали вкладывать деньги в чужой бизнес.
– Ловкачи.
– Да. С этим уже ничего не сделаешь, запретить Мортимерам становиться акционерами других фирм мы не можем. Даст Бог, это хотя бы позволит нам бороться с их монополией.
– И тебя успокаивает эта ситуация? Тогда Мортимеры не выступили против Программы Генетического преобразования только потому, что не имели такой возможности. А что теперь?
– А теперь уже поздно.
– Ой ли? Не убирать же их во второй раз тем же способом.
– Было бы хорошо, – Боргиан, больше всего не терпевший непредсказуемость, воплощением которой были Мортимеры, тяжело вздохнул. – Нет. Один и тот же способ, причем дважды… К тому же есть опасность оставить улики. Мы и в тот раз здорово обмишулились, не хотелось бы больше.
– Значит, надо отвлечь их внимание каким-нибудь скандалом.
– Я слушаю предложения.
– Одно предложение уже было. Насчет ликвидатора и его дочки.
– Ну, братец…
– Но ты представь, какой будет скандал! Мэр-лот повесится!
Боргиан с сомнением поджал губы.
– Как бы девочка не повесилась.
– Эмита-то? Брось, ее обследовали. У нее совершенно здоровая психика, а такие женщины не склонны к суицидам. К тому же, сам подумай, если она окажется настолько слаба психически, то какой же из нее ликвидатор? Просто окажется, что Эмита – брак, а такого нам не надо.
Старший брат задумался еще глубже. Воспользовавшись паузой, Родгейр занялся остатками десерта. Несколько мгновений на террасе звучали только звон ложечки и жужжание пчелы, одержимо пытающейся извлечь нектар из цветков декоративного винограда.
– Не знаю, – произнес наконец Боргиан. – Мне эта идея не нравится. Что, если девочка забеременеет?
– В пятнадцать-то лет? Она наверняка еще не созрела. Не сможет, вот и все.
– Как бы она не догадалась, что здесь что-то не так.
– Глупости. Как ей догадаться? Я уже знаю, как ввести Мэлокайну «гормональный взрыв», чтоб он и сам не знал, что произошло. Есть идея, а не пойдет эта – придумаем другую.
– Мда…
– Если не будет знать он – не узнает и она. Полагаю, это заодно уберет с дороги и самого ликвидатора.
– Эмита еще слишком молода, чтоб начинать свою карьеру. Если это вообще можно назвать карьерой.
– Время терпит. Перерывы в двадцать лет и раньше случались, и ничего. Что тут особенного? Вырожденцы подождут… Ну, решай!
– Мне надо подумать, – после долгого молчания ответил Боргиан.
Глава 3
Руин вернулся домой поздно вечером, нагруженный огромным мешком Мэлокайна и своим собственным артефактом – кольцом, единственное достоинство которого было в том, что на украшение было зацентровано сложное заклинание подпространства. Кольцо неприятно было надеть на палец, металл, обремененный действующим заклятием, сильно холодил кожу, и потому Арман нес его на шнурке, привязав к запястью.
Мэлокайн высадил его у самого дома и укатил в магазин, куда он должен был заглянуть перед возвращением к жене и целому выводку детей. Он, в отличие от Руина, отсутствовавшего всего неделю, не был дома больше трех месяцев, а потому считал, что просто обязан привезти подарки супруге, старшей дочери и двум сыновьям. А подарками, как и продуктами для праздничного семейного ужина, надо закупиться. Ликвидатор с облегчением избавился от своего груза, который к тому же внушал ему почти суеверные опасения. Казалось бы, обычная бумага, но мысль, что на страницах запечатлены тайны сильнейших чар, нервировала его.
А Арман обращался с архивом адептов Серого Ордена с небрежностью грузчика. Войдя в дом, он швырнул мешок в угол, а на полочку под зеркалом положил кольцо. С отвращением стащил с себя грязную куртку. Неопрятная, заляпанная одежда вызывала у него отчетливое раздражение. Появившаяся на площадке лестницы Катрина заулыбалась, глядя, как прямо в коридоре муж избавляется от надоевшей походной экипировки.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Бессмертные - 3. Клановое проклятие'
1 2 3 4 5 6 7