Здесь выложена электронная книга Сон о Вольтере автора по имени Шессе Жак. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Шессе Жак - Сон о Вольтере.
Размер архива с книгой Сон о Вольтере равняется 28.3 KB
Сон о Вольтере - Шессе Жак => скачать бесплатную электронную книгу
OCR BiblioNet
«Шессе Ж. Исповедь пастора Бюрга; Сон о Вольтере: Авторский сборник»: Текст; М.; 2002
ISBN 5-7516-0305-2
Оригинал: Jacques Chessex, “LEREVE DE VOLTAIRE”
Перевод: Ирина Волевич
Аннотация
На исходе жизни некий Жан де Ватвиль вспоминает, как в юности он был изгнан неким Клавелем из замка в Усьере (неподалеку от Лозанны), где он проживал на правах приемного сына, после одного скандального случая, связанного с гостившем там Вольтером. Последующие события служат ироническим комментарием к постулату Лейбница о наилучшем из возможных миров и принципу достаточного основания. Итак, на дворе — Век Разума...
Жак ШЕССЕ
СОН О ВОЛЬТЕРЕ
Как будто грезы не придали этой истории большего правдоподобия…
Хорхе Луис Борхес
I
Мое имя Жан де Ватвиль. Нынче мне уже семьдесят пять лет, но во времена той грезы мне еще восемнадцать, и я только что изгнан из Усьерского замка моим дядею.
Это только так говорится — дядя, на самом же деле г-н Клавель всего лишь друг моего отца, пастора Самюэля де Ватвиля, умершего, когда мне было семь лет. Малое время спустя чахотка унесла мою мать, и владелец Усьерского замка, г-н Жак-Абрам-Эли-Даниэль Клавель, сеньор Бранльский, юрисконсульт и судебный асессор, коему небеса пока еще не даровали сына, взял меня к себе, сделав, в некотором роде, членом своей семьи.
Г-н Клавель живет в небольшом домике, соседствующем с церковью Святого Франциска в Лозанне, однако титул сеньора Бранля вменяет ему в обязанность ежегодно проводить большую часть лета в Усьерском замке, что расположен в одном из селений Ропра, в полутора часах езды от Лозанны. Имение прилично обустроено, дом просторен и уютен, и дядя, страстный почитатель философии и естественных наук, любит принимать у себя друзей. Гостили здесь и натуралист Халлер, и Жан-Жак Руссо (коего пребывание, впрочем, мало было оценено хозяином); живали также пасторы, юристы, молодые шумные писаки, — правду сказать, этих последних дядя мой привечал не слишком охотно. Но самым желанным, самым дорогим, самым знаменитым и почитаемым гостем Усьера, коему даже отвели постоянную комнату в почетном втором этаже, с прекрасным видом на сад, является, конечно, господин Вольтер. Дядюшка мой буквально боготворит его, во всем испрашивает его мнения, хотя частенько и противоречит — намеренно, дабы отточить свой ум на идеях г-на Вольтера; так он объясняет своему кумиру, который при сих словах гримасничает от удовольствия. Беседы их, следственно, протекают весьма живо и плодотворно. Г-н Вольтер любит поговорить, воспламениться, блеснуть остроумием, разыграть целый спектакль. Дядя же подбрасывает ему реплики с усердием, которое ни в чем не уступает пылкости его гостя.
Описанные сцены происходят летом, когда у г-на Клавеля из Бранля есть время спокойно наслаждаться житьем в своем имении; однако и по возвращении в Лозанну, к началу осени, я констатирую, что ум юрисконсульта и судебного асессора Их Превосходительств чрезвычайно обострился благодаря беседам с именитым гостем.
Г-н Вольтер величает моего дядю «философом». В Усьере, кроме дядюшки и его гостей, живет, разумеется, и госпожа Клавель, урожденная Этьенетта Шаванн, дочь пастора из Монтрё; она и сама особа весьма образованная и посвящает часть своего времени стихотворному переводу на французский язык великого «Катона» Аддисона . Господин Вольтер зовет ее по-свойски «she philosopher» .
В 1761 году, то есть уже довольно поздно, у Клавелей родится первый сын, который будет девятнадцатью годами младше меня; в 1762 году появится на свет и второй. Я не имею счастья знать ни того, ни другого, в силу известных обстоятельств, о коих вспоминаю в настоящий момент, не в силах понять, грезы это или действительность. Ясно ли я вижу и описываю те стародавние события? Ведь ясность нередко бывает обманчива. Сколько случилось перемен за все эти годы — есть о чем вспомнить с той поры, как я покинул Усьер. Они всколыхнули мою жизнь, а потом всё вернулось на круги своя — так ряска затягивает прореху в пруду, куда бросили камень, — и нынче прошлое едва видится мне, словно в этой мутной воде, словно в забытом сне.
В Усьере живут также слуги, в их числе добряк Кавен, исполняющий обязанности сторожа, кучера и посыльного. Таким образом, я пока еще единственный ребенок в доме — неудивительно, что г-н Клавель пестует и любит меня почти по-отечески.
Но картина была бы неполной, если не рассказать о мадемуазель Од, давней воспитаннице г-на Клавеля, которая проводит с нами лето в имении. Она во всем помогает госпоже Этьенетте, а сверх того принимает участие в наших прогулках, собирая гербарии, камни и насекомых вместе с моим дядею, страстно увлеченным минералогией и энтомологией.
Отчего я поместил мадемуазель Од в конец моего перечня, «на закуску», как выразился бы г-н Вольтер (так и слышу его насмешливый голос)? Должен сознаться, что испытал большое смятение, едва увидев эту юную особу. Мне немного совестно говорить об этом. Но нынче терять уже нечего, я не рискую усугубить мое положение непониманием того чувства, все более и более мучительного, какое внушала мне эта девушка все то время, что мы жили с нею под одной крышей.
Од Белле не замужем, и, без всякого сомнения, никогда не выйдет замуж, будучи, в некотором роде, хранительницей этого дома, весталкою, как говорит с улыбкой г-н Клавель, — его шутка, сам не знаю отчего, больно ранит меня. Мадемуазель Белле — сирота, как и я сам, однако Господу, видно, было угодно даровать больше привлекательности сиротам женского пола, нежели мужского, и эта юная девушка сияет спокойной, изящной красотой. У нее темные блестящие волосы, тонкая талия, округлая грудь (я краснею, описывая ее стати), и она в любых обстоятельствах выказывает естественную непринужденность, коей так прискорбно не хватает молоденьким жеманницам ее возраста. Быть может, я слишком неуклюж и окружающие видят меня насквозь? Но я откровенно сознаюсь, что меня неодолимо влечет к мадемуазель Од, влечет до сих пор, спустя столько лет, — недаром же я не способен, говоря о ней, удержаться от восторга, который привносит в мой рассказ дерзкую нотку вожделения. В этом последнем я и признаю себя виноватым; оно-то и явилось причиною изгнания из дома моего благодетеля.
II
Итак, когда г-н Клавель захлопнул за мною дверь, я простоял несколько минут в оцепенении, спрашивая себя, что же такое я натворил, из-за чего оказался с тощим узелком в руках, одурелый и неприкаянный, на дороге, среди колыхавшихся луговых трав.
В те времена нравы деревенской знати нередко отличались крайней простотою, и я ничуть не удивился тому, что г-н Клавель самолично выпроводил меня за дверь и своими руками запер ее. Жизненный уклад в замке, как все называют этот большой дом, также весьма прост, каковая простота неизменно восхищает г-на Вольтера, когда он гостит в Усьере. Более всего меня печалит именно это внезапное одиночество после стольких-то лет занимательных разговоров, веселых празднеств и поучительных прогулок в лесах и на холмах.
Как сейчас, ясно вижу эту сцену.
Г-н Жак-Абрам-Эли-Даниэль Клавель, сеньор Бранля и владелец Усьера, нетерпеливо прохаживается по саду, готовясь отбыть в экспедицию, а я сопровождаю хозяина вместе с его воспитанницей, мадемуазель Од, и слугою Кавеном, нагруженным коробками и лупами.
— Вы подражаете вашему Руссо, — насмехается г-н Вольтер; он стоит в дверях, опираясь на свою трость. — Берегитесь, милый мой философ, еще немного, и вы станете таким же травоядным, как он! Ох уж эти травки…
— Боже сохрани, дорогой друг! И потом, он вовсе не мой Руссо. Однако почему бы вам не присоединиться к нашей компании? Вчера вы и так целый день протомились у себя в комнате…
Люблю слушать смех г-на де Вольтера, этот сухой, но задорный, горячий смех, в котором звучат саркастические нотки.
— Я томился? Да мне нужно написать сотни две писем, закончить три сказки и два памфлета и еще перекопать всю вашу библиотеку. Так что увольте, собирайте свои гербарии без меня. Классифицируйте ваши замечательные травы, клейте этикетки на полевые цветочки, протыкайте булавками несчастных насекомых. Ах, кстати! Принесите-ка мне самую пеструю бабочку, какую сыщете; я подарю ее мадам Дени, чтобы она простила мне пребывание у вас.
Г-н Вольтер описывает пируэт вокруг своей трости и, согнувшись чуть ли не вдвое, кланяется низко, как в театре. И вновь шелестит его смех, подобный сухому, но сильному ветру, неподвластному даже солнцу.
Да, г-н Вольтер с первого же взгляда произвел на меня именно это впечатление сухой силы. Г-н Клавель и все прочие, кто водит с ним знакомство, считают его человеком больным и хилым. Я же тотчас угадал скрытую в нем несокрушимую мощь. И дерзкое упорство, способное одолеть любое препятствие, подчинить любого противника. Сколько же лет ему было, когда я впервые увидал его? Кажется, это произошло в конце лета 1750 года. Значит, шестьдесят пять—шестьдесят шесть? Г-н Вольтер тщательно скрывает свой возраст. Он хочет заставить позабыть окружающих о том, что по смерти Короля ему было уже больше двадцати лет. В этом он походит на стареющих размалеванных жеманниц, коих сам безжалостно высмеивает, и столь наивное кокетство на фоне прочих блестящих достоинств скорее умиляет меня.
Но что же я такого натворил, что меня выгнали из дому? Г-н Клавель, видимо, полагает, что я согрешил, согрешил тяжко, и сама безыскусность сего изгнания есть лишнее доказательство утонченной, жизнерадостной простоты нрава моего покровителя. В его глазах я виновен, но никто не собирается трезвонить в единственный колокол местной часовни по случаю моего ухода! Так что я скромно удаляюсь по Мезьерской дороге, в нежном утреннем мареве, витающем над окрестными лугами.
В нежном мареве… Ах, скажите, как поэтично! Я прямо-таки слышу язвительный смех г-на Вольтера — вот кому не пришлись бы по вкусу эти слова. Но к чему мне брать его в цензоры?! Меня выставили за дверь — я ухожу. И стало быть, прощайте, г-н Вольтер, и г-н Клавель, и его воспитанница, и все воспоминания об Усьере. Отныне начинается новая, свободная от прошлого жизнь, и в ней все будет благополучно — и для меня самого, и для этого лучшего из миров.
III
Вначале я называю г-на Клавеля «учитель», настолько он подавляет меня своим внушительным достоинством юрисконсульта и асессора. Он решил лично обучать меня латыни и греческому, мне нравятся эти уроки и восхищает непререкаемый авторитет г-на Клавеля в доме и за его пределами.
— Но я тебе не учитель, а дядя, с твоего позволения, — всякий раз возражает с улыбкою господин Клавель.
— Да, учитель… Да, дядя!
И я стараюсь привыкнуть к этому новому «званию».
Едучи из Лозанны в Усьер, нужно следовать Бернской дорогою, пересекающей пустынную местность — голые поля, длинную необитаемую равнину, черные еловые леса, где, как рассказывают, кишмя кишат разбойники. Впрочем, нас сопровождают два солдата из местного гарнизона, которые отдали честь дядюшке, едва тот сел в экипаж. Еще бы: господин судебный асессор! Как все это далеко нынче! И как близко. На дворе 1750 год, мне только восемь лет, и я впервые совершаю путешествие в этот затерянный край.
Зато прибытие наше в Усьер — настоящее чудо! У подножия холма Ропра возвышается большой розовый замок; аллея, обсаженная кустами, ведет прямо к красивому крыльцу со ступеньками из песчаника. Сверху широкая четырехскатная крыша со множеством слуховых окошечек. Южный фасад смотрит на ухоженный парк с самшитовыми кустами, подстриженными в форме шаров, с молодыми вязами и тополями. Вокруг дома можно гулять по эспланаде, усыпанной гравием, который г-н Клавель за большие деньги выписал сюда из карьеров Мейери. В шестидесяти футах от эспланады через парк протекает узкий ручей с плакучими ивами по берегам; случается, в него заплывают форели, и слуга Кавен ловит их прямо руками. Этот ленивый, почти недвижный ручеек тремя сотнями футов дальше впадает в быструю речку — ту самую, где позже я буду тайком следить, как мадемуазель Од купается вместе с мужчинами.
В старину, прежде чем перейти во владение сеньора Бранля, дом был частично занят кузницею, которую потом, более ста лет назад, перенесли на нижнюю проселочную дорогу, в место, называемое с тех пор «Железной рукою».
Дальше, в лощине Во, стоит мельница, чьи жернова вращает течение отводного канала. В зарослях неумолчно щебечут птицы. Тут же, поблизости, и лес. По ночам в кустах шныряют куницы, тявкают лисы. Почти каждую неделю г-н Клавель устраивает празднества на эспланаде — то театральное представление, то музыкальный полдник, то песни и танцы, то игру с вырезанием профилей, в которой я весьма искусен; силуэты гостей, вырезанные из плотной черной бумаги, я наклеиваю затем в свои альбомы.
В течение долгих лет с приходом тепла начинается для меня очарование жизни в Усьере, однако теперь к этому мирному счастью примешивается какое-то непонятное, глухое беспокойство. Что за тайны скрыты за этими стенами? Отчего здесь гостит такое множество людей? Чем объяснить тишину, внезапно подавляющую замок с приходом ночи, когда я маюсь бессонницею и мне чудятся загадочные образы (неужто призраки?) в погребах и коридорах? Как будто стены изъедены дырами и трещинами, как будто они дрожат от сотрясений, как будто в углах затаились мрачные тени, внушающие тоскливый страх. Доживу ли я до такого времени, когда подмогою мне станет опыт? Узнаю ли невозмутимое спокойствие, даруемое разуму усладами мирной обители? Усьер обладал всеми достоинствами такой обители, то был надежный и светлый приют. Я же всюду подозревал коварные ловушки, черные мысли и теперь смущен и встревожен — как человек, что, гуляя по лесу, невзначай обнаруживает мрачные провалы, темные норы и тайные ходы в листве, где полагал найти всего лишь безобидных букашек.
Замок достаточно велик, чтобы вместить всех приезжающих. В нем имеется двадцать комнат, не считая покоев г-на Клавеля и тетушки, которые занимают первый этаж и часть второго. В третьем этаже расположены помещения, коим предназначено когда-нибудь стать детскими, в четвертом, на западной стороне, — комнаты для гостей, а на южной — моя спальня, соседствующая с комнатой мадемуазель Од. Служанки спят в мансардах под крышею, а мальчик-лакей на чердаке, полном летучих мышей. Он утверждает, что не боится их, на самом же деле просто предпочитает ночевать там, нежели в сарае, где хозяйничают злобные куницы. Слуга Кавен живет в пятидесяти шагах от замка, в так называемой сторожке, которая одновременно служит охотничьим домиком, а выглядит, как игрушечная ферма.
Чем же я занимаюсь с 1750 года до этого лета 1760-го, когда впервые встречаюсь с г-ном Вольтером? А вот чем: я мечтаю и я слежу за мадемуазель Од. Одновременно я изучаю латынь и греческий, сперва под руководством г-на Клавеля, затем в школе, где преподают несколько учителей, которых я позже встречу снова, в Академии. Французский пастор-эмигрант, г-н Рокар, посвящает нас в историю протестантизма, другие изгнанники, коих г-н Клавель привечает, защищает и кормит, учат математике, ботанике, химии. Счастливое, неспешное время. По крайней мере, оно кажется таковым. Правду сказать, все мои помыслы занимает мадемуазель Од. Ее глаза, ее румянец, ее голос, ее стать, ее движения поглощают все мое внимание, а я поглощаю жадными взглядами ее самое. Мы часто занимаемся вместе, читаем одни и те же учебники, совершаем прогулки, ездим в Лозанну за покупками для госпожи Клавель, наведываемся в лавки за книгами для моего дяди. Мадемуазель Од старше меня на шесть лет, но никто не помышляет о том, что она когда-нибудь покинет дом Клавелей, да она и сама о том не заботится; она всегда будет жить здесь, так уж сложилось, так решено, а мне остается лишь скрепиться и не слишком бурно дышать в ее присутствии, рядом с нею.
Увы, мадемуазель Од слишком красива, чтобы ускользнуть, затеряться в этом мире! Ты не отдашься на волю случая, милая моя Од. На волю того самого — на сей раз счастливого — случая, что сделал тебя сиротою и воспитанницей моего дяди Клавеля, приблизил к тебе того, кто пожирает тебя глазами, впивает твой образ, пишет бесконечные письма, которые не отсылает тебе, которые даже не осмеливается всунуть украдкой в твою загорелую руку и которые лишь здесь подписывает своим полным именем и жалкими качествами: Жан-Самюэль де Ватвиль, студент богословия Лозаннской академии и ваш покорный слуга на всю мою жизнь в Боге, если Вам будет угодно, возлюбленная моя Од.
IV
Каждый год в июле устраивается Праздник вишен, к коему г-н Клавель относится весьма трепетно. Торжество начинают к вечеру, в сумерках. Может быть, воспоминание о нем стало более изысканным под патиною времени? Не знаю, но мне чудится, что всё в этот день — и приготовления к празднеству, и суета служанок, накрывающих столы на эспланаде, — окутано каким-то особенно нежным предвечерним светом.
Сон о Вольтере - Шессе Жак => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Сон о Вольтере автора Шессе Жак дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Сон о Вольтере у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Сон о Вольтере своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Шессе Жак - Сон о Вольтере.
Если после завершения чтения книги Сон о Вольтере вы захотите почитать и другие книги Шессе Жак, тогда зайдите на страницу писателя Шессе Жак - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Сон о Вольтере, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Шессе Жак, написавшего книгу Сон о Вольтере, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Сон о Вольтере; Шессе Жак, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн