– Двинули, Юра!
Приехав в Тольятти, молодой инженер и его жена сняли в «старом городе» комнату и уже на следующий день, побывав в маленьком и неуютном заводоуправлении (новое, грандиозное, еще только строится), получили назначение: Юрий Семенович – мастером на главный конвейер, Галина Сергеевна – в отдел экономики и планирования. На ВАЗе все делалось быстро: прием, оформление, выдача пропусков на завод. Одним, словом, на третий день Юрий Семенович пришел в бригаду, где становился самым главным лицом. Привел его на рабочее место начальник участка; поводив вдоль конвейера, сказал:
– Вот и все производственные операции. Недельку-другую поучитесь, попривыкайте, а потом… Не боги горшки обжигают…
И ушел, посвистывая. Молодой, тоже недавно окончивший институт.
– Не боги горшки обжигают…
Через три-четыре недели Юрий Семенович разобрался в делах бригады, начерно, как он считал, познакомился с людьми…
Высокий образовательный ценз – вот что в первую очередь поразило Юрия Семеновича в бригаде.
– Понимаешь, Галка, – рассказывал он жене, – Папуля заканчивает заочно политехнический институт, близок к окончанию его же бородатый Меньшиков, а все остальные – то на третьем, то на четвертом… И все, черт побери, спортсмены, а я… Я, Галка, брюшко отпускаю…
– Отпускай на здоровье! – засмеялась жена. – А вообще, как у тебя дела в бригаде?..
– А пока никак… – задумчиво ответил Юрий Семенович. – Бригада по себе, я по себе… Точек соприкосновения пока не намечается… Бригада работает, я наблюдаю.
– А народ какой в бригаде?
– Народ отличный! – искренне ответил Юрий Семенович. – Замечательный народ!
– Чего же тебе еще надо, Юрочка! Живи и наслаждайся жизнью.
Так оно и было на первых порах – молодой мастер испытывал радость от встречи с бригадой, с нетерпением ждал начала рабочего дня, ни секунды не скучал в течение смены. Он действительно чувствовал радость от того, как работали ребята, любовался их дружбой, искренне смеялся шуткам, следил за шахматным поединком Кости Варенцова с Мишей Сметаниным. И между Юрием Семеновичем и бригадиром Андреем Андреевичем Зубковым отношения сложились прекрасные. Папуля умел сделать как-то так, что мастер чувствовал себя мастером, а бригадир – бригадиром. Одним словом, дела шли хорошо, и бригада мастера Хлопова заслуженно считалась одной из лучших в цехе…
Беда пришла, как всегда, неожиданно и не оттуда, откуда в цех приходят беды. Как-то вечером, кончив хлопотать по хозяйству, жена присела на диван, взяла в руки вязанье, ласково посмотрела на Юрия Семеновича.
– А редко мы с тобой встречаемся, – с улыбкой сказала она. – То тебя нет, то – меня, словно живем на разных планетах… Ну, рассказывай, пришелец, как ты живешь, чем занимаешься?.. Из чего, например, состоит твой рабочий день…
Она засмеялась.
– Меня нельзя отделить от счетной машины, а с тобой что происходит?
Юрий Семенович тоже улыбнулся в ответ, открыл было рот, чтобы рассказать, что он делает на работе, как на ум пришла неожиданная мысль: «А я ведь ничем не занимаюсь, ничего не делаю!» Это было так поразительно, что он нервно стиснул руки, а Галина Сергеевна удивленно приподняла брови:
– Что с тобой, Юра?
Он ничего не ответил, а только прикусил губу… Нет, на самом деле, чем он, инженер Юрий Семенович Хлопов, занимается на протяжении целого рабочего дня? Кем и чем руководит, что организовывает, что направляет, какие изменения вносит в производство, над какой проблемой ломает голову, как применяет свои профессиональные знания?.. Он невидящим взглядом смотрел на жену, она отложила вязание, тормошила его, но Юрий Семенович в ответ твердил одно и то же:
– Погоди, погоди, мне надо подумать… Ты мне задала такой вопрос… Такой вопрос… Погоди, погоди! Мне надо подумать…
Следующим утром Юрий Семенович начал пристрастно и по-иезуитски тщательно наблюдать за самим собой… Вот он пришел в цех за двадцать минут до работы, приблизился к дерматиновому дивану, на котором обычно отдыхали ребята, и увидел Папулю, который уже сидел над раскрытой книгой – он все свободное время тратил на заочную учебу. Увидев мастера, Папуля поднялся, радостно пожал руку ему:
– Доброе утро, Юрий Семенович!.. Вот догрызаю гранит науки… Присаживайтесь, пожалуйста!
Юрий Семенович огляделся… Гайковерты, динамометрические ключи, отвертки, прочий инструмент находились на своих местах; поднявшись, он прошелся по участку – комплектация деталей была полная, то есть имелось все, что было необходимо для производства всех операций, выполняемых бригадой. Юрий Семенович вернулся на дерматиновый диван, сел рядом с Папулей, который был опять углублен в чтение.
Через минуту, торопясь и посмеиваясь, прибежали шахматисты Костя Варенцов и Миша Сметании, сели за шахматную доску; еще через минуту неторопливо пришла Неля Губанова – рабочая косточка, – сев на отдельный стул, перед карманным зеркалом начала наводить красоту. Дефектчик Слава Меньшиков, бородатый и спокойный, пришагал вместе с харьковчанами Сергеем Уваровым и Александром Фотиевым – они на ходу незлобиво ссорились, а Слава над ними посмеивался. Затем пришла Вера Федосеева – контролер отдела технического контроля. Последней торопливо прибежала Галина Чистова – видимо, проспала немножко.
– Ох, мальчики, я чуть не опоздала!
– Все пришли? – подняв голову, спросил Папуля. – Ну, что же, начнем, пожалуй…
– Доброе утро, товарищи! – раздался добрый и веселый голос диктора. – Поздравляем вас с началом нового рабочего дня, желаем больших производственных успехов… Включаем конвейер! Скорость – четыре целых две десятых метра в минуту.
Пришли в движение тысячи людей, станков, приспособлений; потекла многоводной рекой двухкилометровая лента главного конвейера, ожили другие конвейерные линии… Легкий скрежет металла, гудки машин и автокаров, позванивание цепей, мелодичная музыка, сопровождающая все это.
Юрий Семенович продолжал сидеть на дерматиновом диване, неподвижный, задумчивый, грустный. Вот уже прошло около часа, как он пришел на завод, а не произвел ни одного необходимого действия, не произнес ни одного значительного слова, а бригада была занята своим делом. Работал на самом трудном участке – с огромным гайковертом в руках – Папуля, шахматисты Варенцов и Сметанин закручивали и шплинтовали гайки, занимались глушителями друзья-харьковчане, ставили блестящие молдинги (декоративные накладки) Галина Чистова и Неля Губанова. Бородатый Слава Меньшиков и контролер ОТК Вера Федосеева напряженными глазами провожали каждую машину, иногда обменивались короткими репликами.
– Слава, глушитель сдвинут.
– Поправлю.
– Гайка недовернута.
– Довернем.
– Эта машина в полном порядке, эта тоже…
Работали ребята спокойно, несуетно, споро и – главное – весело. Харьковчане Сергей и Александр по-прежнему подтрунивали друг над другом, «шахматисты» и во время работы вели счеты; сам Папуля умел улыбаться хорошей спокойной улыбкой; весело трудились и девушки – обе были привлекательны, знали об этом и были оживлены.
Юрий Семенович понимал, что ребята работали легко от того, что все были отличными специалистами. Каждый знал не только свою операцию, но и все остальные операции в бригаде, и время от времени ребята менялись местами, чтобы не заедала так называемая монотония – однообразие трудового процесса. Именно знание дела, умение производить операцию автоматически давало возможность ребятам работать легко и весело, почти не делать ошибок, и дефектчик Слава Меньшиков вместе с Верой Федосеевой утверждали, что им почти не приходится «подчищать» машины за друзьями.
Все это так. Но какую роль играл в этой сработавшейся, слаженной, дружной и веселой бригаде мастер Юрий Семенович Хлопов? Он научил чему-нибудь хоть одного из членов бригады? Нет! Он улучшил настроение ребят способностью быть веселым, оживленным, умением шутить? Нет. Мастер Юрий Семенович Хлопов был человеком уравновешенным, довольно ¦ медлительным, не склонным к легкости и веселью.
Юрий Семенович остановился напротив работающего динамометрическим ключом Александра Фотиева. Слесарь проверил затяжение гайки, положил на место ключ, взял гайковерт: шипенье воздуха, дробный стук и – гайка на месте. Теперь ее надо тоже проверить динамометрическим ключом, и Саша Фотиев потянулся за ним. Он уже держал в руках ключ, когда его взгляд нечаянно встретился со взглядом мастера. Все это длилось лишь одно мгновение, но Юрий Семеновичу вдруг показалось, что в глазах Фотиева мелькнула усмешка: «А ты почему ходишь и ничего не делаешь? Бездельник ты – вот кто!»
Юрий Семенович за последнее время по-своему подружился с Александром Фотиевым, знал, какой это добрый и отзывчивый парень, не способный ни на подлость, ни на двоедушие, но вот мастеру показалось… Нет, Юрий Семенович не верил в то, что Саша Фотиев способен так подумать о нем, но все-таки почувствовал, что бледнеет. «Я ошибаюсь, я взвинчен, не способен правильно оценивать свои поступки…» – уговаривал самого себя Юрий Семенович, но ничего с собой поделать не мог – все мерещилось: «Бездельник!»
Мастер торопливо отошел от Фотиева, вернулся к дерматиновому дивану, хотел посмотреть, как работает Папуля, и… остановился. «А вдруг и в глазах Папули мне померещится то же самое?» – подумал Юрий Семенович.
Далее события развивались сами собой, диктуемые мыслями, поисками, настроением и самоанализом Юрия Семеновича. На третий день, кажется, он зашел к начальнику участка, попросил у него синюю книжицу под названием «Положение о мастере». Он раньше, конечно, читал «Положение», но теперь хотелось посмотреть на него с новой точки зрения.
Юрий Семенович самым внимательным образом проштудировал «Положение о мастере» и нашел, что в нем для него нет ничего утешительного. Было много общих фраз, ничего не значащих положений, невыполнимых требований. Авторы «Положения о мастере», видимо, и сами понимали недостаточность своей работы, так как в предисловии было сказано прямо: «Положение» не охватывает полностью специфику отдельных линейных подразделений (цехов, участков, бригад) и поэтому требует своего развития… «Положение» не является окончательным и будет периодически переиздаваться по мере накопления и обработки замечаний, поступивших от работников линейных и функциональных подразделений заводов…» Одним словом, чтение тоненькой синей книжицы не внесло ясности в сознание Юрия Семеновича.
Несколькими днями позже Юрий Семенович встретился со своим бывшим однокурсником, тоже мастером Константином Ивановичем Засухиным, который работал не на главном конвейере, а на участке по обработке блока цилиндров. Поболтали о том о сем, повспоминали прошлое, потом Юрий Семенович откровенно и подробно рассказал Константину о своих трудностях. Тот выслушал его с недоуменным лицом.
– У меня полно работы, – сказал Константин Иванович. – Все оборудование автоматическое, очень сложное, приходится собственными руками принимать участие в наладке, регулировке. Иногда возникают такие закавыки, что перероешь всю техническую библиотеку, а ответа не найдешь… Однажды пришлось обращаться в столичное НИИ. Нет, нет, у нас дел полон рот…
После этого разговора Юрий Семенович пригляделся к работе мастеров и на других участках завода – побывал на кузнечно-прессовом производстве, поинтересовался алюминиевым литьем, работой цеха номер сорок шесть, где производилась окончательная доводка автомобиля. На всех этих участках мастера не сидели без дела, не стояли истуканами за спинами работающих членов бригады.
Юрий Семенович не торопился делать выводы, но жизнь сама наталкивала его на мысль о том, что все его терзания объясняются местом работы его бригады. Главный конвейер!.. Главный конвейер – вот где мастер значил так мало, что возникло чувство собственной неполноценности, неудовлетворенности. Главный конвейер – вот где мастер, человек с высшим образованием, не мог реализовать и тысячной доли своих знаний и способностей. И все это имело очень простое объяснение – на главном конвейере производственные операции были упрощены до предела, расчленены предельно, и все действия работающих диктовались жесткой волей перечисленных обстоятельств. Именно на главном конвейере в распоряжении мастера не было сложного оборудования и инструмента.
– На главном конвейере должность мастера не нужна! – решительно сказал Юрий Семенович жене после того, как в одну из смен прошел почти весь конвейер. – На главном конвейере вполне достаточно иметь хорошего бригадира, такого, например, как наш Папуля… Мало того, я могу доказать, что на главном конвейере мастер иногда мешает бригаде работать…
Галина Сергеевна удивленно глядела на мужа. Так вот почему он был так мрачен последнее время, совсем перестал улыбаться, плохо спал и почти ничего не читал? Галина Сергеевна уже подумывала о том, не болен ли Юрий, а он, оказывается, занят грандиозными проблемами… Долой мастера с главного конвейера – это было неожиданно, невероятно. Как же жить и работать без мастера, когда чуть ли не с рождества христова мастер существовал на любом производстве?
– Я могу доказать, – упрямо продолжал Юрий Семенович, – что иной мастер вреден на главном конвейере… Вот что мне рассказали знакомые ребята-социологи. Они выработали анонимную анкету увольняющегося с завода, и в одной из них я прочел такое… – Он вынул из кармана записную книжку. – На вопрос: «Просим Вас искренне указать причину увольнения», неизвестный отвечал так: «А желание работать на главном конвейере отбили у меня и у многих других такие мастера, как мастер Еськин А. М. с первого участка, цех 42-2. С такими людьми очень трудно работать…»
К этому времени Юрий Семенович успел познакомиться с мастером Еськиным, узнал, какой это грубый, нетактичный человек. Он без причины и нужды кричал на рабочих, командовал, когда не надо было командовать, отдавал распоряжения, когда в них не было нужды; одним словом, мастер, Еськин старался быть мастером в очень старом понятии этого слова, и дела в его бригаде шли отвратительно – люди убегали из нее, а те, кто еще оставался, давали много бракованной продукции.
– На главном конвейере мастер не нужен, – тихо и медленно повторила слова мужа Галина Сергеевна. – Звучит так, что не веришь в произнесенное.
В один из обеденных перерывов, когда члены бригады отдыхали, Юрий Семенович попросил Папулю выйти вместе с ним на заводской двор.
День был жаркий и душноватый, там, где располагалось Куйбышевское море, висели сизые неопасные облака, трава зеленела ярко, настырно; шумели автомобили, пролетая по заводским магистралям.
– Андрей, – сказал Юрий Семенович, – послушайте, Андрей, удивит ли вас вот такая мысль… – Он помолчал, прищурился на солнце. – Мне думается, что в производственных бригадах главного конвейера должность мастера не нужна, так как с его обязанностями вполне может справиться бригадир… Что вы скажете в ответ на это? – Юрий Семенович увидел такие же удивленные глаза, какие были у жены.
– Не нужна должность мастера? – тоже повторил Папуля. – Вы говорите, должность мастера не нужна…
Юрий Семенович улыбнулся.
– А вы не заметили, Андрей, – негромко сказал он, – что в течение последней недели я не дал ни единого распоряжения, ни разу не вмешался в дела бригады, а просто просидел шесть дней на дерматиновом диване… Ну-ка, вспомните события этой недели! Слышали ли вы от меня хоть одно указующее слово? И видели ли вы, чтобы я хоть раз улыбнулся?.. Нет, нет, про улыбку я говорю к тому, чтобы вы поняли – мне не до улыбок…
Теперь на мастера смотрели серьезные, задумчивые, напряженные глаза. Папуля, то бишь Андрей Андреевич Зубков, думал о словах мастера…
Возможно, ставить вопрос – нужна ли должность мастера в производственных бригадах главного конвейера – преждевременно. Вопрос этот не простой и требует всестороннего рассмотрения. Наверное, многое зависит от самой фигуры мастера, от отношений, в которые он ставит себя с людьми, от задач производства и многого другого.
Письмо четвертое
ЭРГОНОМИКИ
1
Этот человек никогда не будет полным; поджарый, с горящими глазами, стремительный, с растянутыми в улыбке губами, он за день появляется в десятке мест. Минуту назад Виктора Степановича Мацука видели на главном конвейере, через полчаса он сидит на профсоюзном заседании, а вот уже полный идей и нетерпения делает два дела – разговаривает по-итальянски (не очень уверенно) с фиатовским специалистом и диктует машинистке теоретическую часть доклада, цитируя наизусть целые куски из малоизвестных широкому читателю изданий.
Виктор Степанович Мацук родился под Киевом, в его речи без акцента все-таки слышна украинская мягкость, поэтому, согласно утверждению чеховского Беликова, представляется, что «малороссийский язык по звучности напоминает греческий».
1 2 3 4 5 6 7