К Изумрудному трону Эсэру не подпустят, начнется как минимум междоусобная мясорубка. А в данных условиях это означает гибель всей Данаи. Нам нужно сильное государство, чтобы противостоять Набегу. А значит... вам нет никакой необходимости беспокоиться по поводу моих чувств к махараджани. Они останутся при мне.И, чуть склонив голову в отрывистом поклоне, Посланник резко развернулся и направился к спуску. Уболтал...Раджанин Тао, Тигр Песков и Воин Заката, несколько минут смотрел туда, где скрылась широкая спина адмирала. Затем покачал головой.— Значит, теперь осталось волноваться лишь о чувствах самой махараджани, — с ядовитейшей иронией сказал Тигр Песков сам себе. — Всего лишь!Когда он тоже ушел, над одинокими скалами еще долго металось эхо не произнесенного, но от этого не менее горького: «Им не быть вместе». * * * Судьбы за ширмой не обнаружилось, но Виктория была слишком поглощена исследованиями, чтобы испытать разочарование.Комната оказалась набита оборудованием и книгами. Странной формы металлические ящики и просто клубки микросхем громоздились один на другом, соединенные настоящей паутиной из проводов, книги стояли и лежали на неуклюжих полках, на полу, на столах и стульях. И все это было, точно снегом, припорошено огромным количеством каких-то бумаг.Папки, блокноты, газетные вырезки, просто исписанные странички — это место напоминало настоящее воронье гнездо.Михей все это то ли презрительно игнорировал, то ли просто настолько погрузился в свое занятие, что не замечал уже ничего. Его руки стремительно мелькали над клавиатурой, спина была сгорблена, а глаза жили лишь для монитора. Заинтригованная, Вика подошла поближе. Разумеется, что он делает, она так и не поняла. Зато увидела, что над монитором прикреплена ядовито-красная надпись не совсем приличного содержания, а чуть пониже и поскромнее: «Олег — козел!!! И ЭТО — не гипотеза, а проверенный ФАКТ!»Девушка усмехнулась. Может, жизнь здесь будет не так уж и плоха.— Он тут надолго застрял, — брезгливо наморщил нос Сашка. — Пойдем, покажу тебе нашу нору. — Несмотря на пренебрежительное замечание, чувствовалось, что мальчишка весьма гордится этим местом. Стараясь убедить внутренности, что им совершенно незачем дрожать от ужаса, Виктория послушно дала отвести себя к двери.Коридор на нее впечатления не произвел. Пожалуй, единственным его отличием от всех тех коридоров, что Виктории приходилось встречать до сих пор, была безукоризненная чистота. А так — краска облупилась, от штукатурки одни воспоминания остались. И, наверно, это помогло ей несколько успокоиться. Босые ступни Сашки тихо шлепали по натертому до блеска полу, ее же обутые в мягкую кожу ноги ступали совершенно бесшумно.Следующее помещение было гораздо более... необычным. Сашка, точно волшебник, предвкушающий удивление публики, когда из шляпы вместо кролика вылезет суслик, откинул занавеску.— Гостиная. Она же общая. Мы здесь обычно тусуемся между тренировками.Вот так. Есть тренировки, а есть то, что между ними. И второе рядом с первым — просто приложение. Уши Виктории чутко уловили этот нюанс, но глаза ее были лишь для открывшегося перед ними вида.Комната была... странной. Что-то вроде большого зала, с низкими подвальными потолками, с перегородками, разрывающими пространство без всякой системы. И снова это странное сочетание чистоты и беспорядка. С одной стороны, полное отсутствие грязи, почти стерильность, с другой... Описать словами то впечатление, которое производила эта таинственная «другая сторона», Виктория бы, наверно, не смогла. Мебель сюда свозили с каким-то подчеркнуто небрежным презрением к единству стиля. Белые диванчики а-ля модерн окружали старинный, под Людовика XIV, стол, на котором стопками лежали дискеты и прозрачные схемы. В двух шагах плетеные кресла окружали полудюжину плоских компьютерных мониторов, рядом, под почему-то оказавшейся в середине комнаты стеной, стоял диван с кучей подушек. И тут же — расстеленные прямо на полу матрасы и образующие еще одну стенку книжные шкафы. В углу громоздился исполинских размеров телевизор, повсюду были расставлены звуковые динамики, валялись какого-то шпионского вида приборы. В другом углу — высокий стол и стулья вокруг него, высокие, как в баре. Рядом — холодильник. И доска, как в школе, только белая. И героических размеров пальма в кадке. И еще какие-то странно группирующиеся диванчики и кресла.Виктория недоуменно моргнула. Несмотря на очевидную даже для нее аляповатость, обстановка оставляла впечатление какого-то внутреннего... порядка? Правильности? Цвета переливались один в другой, резкие контрасты выглядели необычайно гармоничными. «Будто хаос, воплотившийся в своей самой утонченной форме — искусстве», — пришла откуда-то странная немысль. Виктория передернула плечами.Да, эта гостиная выглядела необыкновенно гармонично... За одним исключением. Огромный, массивный и даже в такой позе выглядевший угрожающе детина, скрючившийся на низком пуфике и что-то остервенело набиравший на клавиатуре, явно не вписывался в обстановку. Было это существо одето во что-то напоминавшее ее собственное облачение, но из ткани попроще. Одежда для боя. В крайнем случае — для тренировки. Викторию окатило волной мимолетного и острого страха.— За занавесом — дверь в тренировочный зал, а там — проход к личным комнатам. Твою уже почти подготовили... — объяснял Сашка. И не меняя тона, будто говорил о мебели: — А это — Толик. Точнее, Толян. Местный юродивый... в своем стиле, разумеется. Бука редкостная, но дерется как бог. Как только он прекратит нянчить собственное «эго» и вспомнит о манерах, то поприветствует тебя.Руки замерли над клавишами, мышцы на плечах напряглись. Те еще мышцы. Внушительные такие. Бугр-ррристые. Ткань протестующе треснула, и Толик заметным усилием воли заставил себя расслабиться, причем даже с другого конца комнаты было видно, как это ему непросто. И начал медленно-медленно поворачиваться — всем телом, точно потревоженная гора.Виктория и сама не поняла, что пятится, пока не обнаружила, что от бегства ее удерживает лишь вцепившийся в запястье ухмыляющийся Сашка. Девушка яростно дернула руку на себя, набрала в легкие воздух для протеста...Толян повернулся, его полный тихого бешенства взгляд скользнул по Сашке... и споткнулся о Викторию. Именно споткнулся, как еще это можно назвать? Нет, он отлично знал, что она должна стоять там. Он видел ее на тренировке, почувствовал ее пробуждение, почувствовал, как она вошла в комнату. Он мог не оборачиваясь метнуть нож ей в глаз — и попасть. Но теперь, когда его взгляд упал на эту новую, закованную в белый шелк Викторию, он споткнулся. На мгновение вылетел с заранее намеченного пути действий.Губы мужчины едва заметно дрогнули, глаза стремительно и цепко пробежались по ее фигуре. Инстинктивный, не контролируемый взгляд. Грудь, лицо, глаза, волосы... ноги. Взгляд, который мужчина, сам того не замечая, бросает на незнакомую, но хорошенькую женщину. Не голодный и уж конечно не тот, который выдает какие-то серьезные намерения. Но и не тот, которым смотрят на обычное произведение искусства. Просто такой... взгляд. Очень мужской. Очень быстрый.И тут же, точно спохватившись, глаза налились темным гневом и неодобрением. Толян прямо-таки каждой черточкой своего лица демонстрировал, как ему не нравится новая ученица. Но Виктория не обижалась — в этой неприязни не было ничего личного. Против девочки Вики этот громила ничего не имел. Его бесило лишь то, что она с собой принесла. Странное, нелогичное поведение учителя, которому Толян, сам того не заметив, привык полностью доверять. Раскол в группе, за которую он цеплялся, как за последнюю соломинку. Неуверенность и напряжение. Нет, Анатолию определенно не за что было любить новую соученицу.Но Викторию это уже не пугало. Внутри у нее расцветало, растекалось какое-то сладкое, приятное тепло. Девушка не узнала его: смесь уверенности, удовлетворения, самолюбования и чего-то еще. Просто... Просто когда эта бомба ярости, силы и насилия, готовая в любой момент взорваться термоядерным гневом, сделала паузу, дабы оценить ее, Виктории, фигуру...В общем, впервые за свою короткую, но отнюдь не девственную жизнь Избранная почувствовала себя женщиной. И чувство это ей очень понравилось.— Приветствую вас, Виктория. Надеюсь, вам у нас будет хорошо, — выплюнул Толян положенные по этикету фразы, тоном и выражением лица подчеркивая, что имеет в виду он как раз противоположное. И отвернулся обратно к своему монитору, даже не удосужившись выслушать ответ. Но Виктория на него уже не обижалась. Она вообще не была уверена, что сможет когда-либо обидеться на Анатолия. Слишком много он для нее сделал этим быстрым, им самим не замеченным взглядом. Она и сама еще не понимала сколько. Зато это хорошо понимали те, кто вложил столько усилий в создание ее одежды.Виктория же даже не удивилась, почему с такой легкостью читает настроения и мысли этого сумрачного парня. Не по выражению же лица, в конце концов. Ну какое выражение может быть у каменной маски?— Знакомься. Это — Барс.Виктория посмотрела в указанном направлении и почувствовала, как глаза ее становятся круглыми и глупыми. Барс был рыжим котом. Кроме того, он был самым толстым, самым высокомерным и самым матерым котярой, какого ей доводилось видеть. В уме сразу всплыла картинка из детского мультика. «Возвращение блудного попугая» — так он назывался. Был там этакий толстенный рыжий котяра, из-под огромной туши которого торчали тонкие лапки, а на морде застыло выражение собственного превосходства. Так вот, рисовали того кота не иначе как с Барса.По крайней мере, понятно, почему его не называли Барсиком — язык не поворачивался.— По-моему, — шепнула Виктория, — вы с ним дальние родственники.Сашка хихикнул. Кот чуть приоткрыл зеленые глаза, удостоил Викторию ленивым взглядом и вновь заснул.— А это — Бархан.Избранная сглотнула. Огромный, лохматый и явно очень старый пес. «Кавказская овчарка, с какой-то примесью», — неожиданно поняла Виктория. Пес был неопределенно-грязного цвета, одного уха у него не хватало, двигался он с экономной грацией бывалого бойца. А когда Бархан окинул ее мрачным взглядом карих глаз, девушка поняла еще одно: «Он разумен».Александр серьезно взял ее за руку и удерживал, не давая дернуться, пока пес не обнюхал новую гостью и не удалился куда-то по своим делам. Виктория судорожно втянула воздух и поняла, что задержала дыхание. Как же она перепугалась!А Сашка уже отводил ее в сторону, самозабвенно показывая достопримечательности этого странного места. Отбросил одну из тяжелых занавесей, открыв за ней что-то вроде небольшой кухни. Тут высился устрашающих размеров холодильник, стояла миниатюрная плита, микроволновка и еще какое-то кухонное оборудование, определить назначение которого Виктория так и не смогла, хотя узнавание танцевало где-то на краю сознания. Чуть в стороне, на отдельной полке гордо выстроился десяток кружек.Впрочем, кружками их назвать можно было лишь условно. Сосуды. Индивидуальные, как и их хозяева.Тонкий хрустальный бокал, такой прозрачный, что казался почти невидимым. На нем легкой серебряной вязью струилась надпись «Belle» Belle — Красавица (фр.)

, а ниже черным фломастером приписано «Ведьма».Изящная чашка белого фарфора, на которой кто-то тем же неуклюжим фломастером нацарапал «Леди», и тут же — тонкая, танцующая вязь иероглифов, которые перед удивленным взглядом Виктории сложились в слова: «Но где же мой бродяга?»Простая серая кружка, из тех, в которых пьют кофе, и на ней короткое уважительное «Воин». А также рисунок карикатурной торпеды со знаком радиации на боку. Эта наверняка принадлежит Толяну.Две глиняные чашечки, в китайском стиле, Виктория почему-то была уверена, что это авторская работа, причем безумно дорогая. На одной черной кисточкой едва намечены очертания крадущегося китайского дракона. А сверху все тот же неугомонный черный фломастер (наверняка Сашка!) подписал: «Сенсей». На второй — широко раскрытый глаз и пояснение: «Зрячий».А вот эта, похоже, принадлежит самому мальчишке: исписана возмущенными владельцами остальной посуды так, что живого места не осталось.Еще на одной чашке красовалось лишь лаконичное: «Киллер».А последняя... широкая светло-синяя пиала без всяких надписей. Впрочем, они и не были нужны. Виктория и без того отлично поняла, чья она. Ему никакие подписи не требовались.— Тебе тоже нужно будет выбрать себе кружку, — серьезно сказал Сашка. — Есть можешь из любой посуды, но «кружка с характером» — это вроде как традиция. Она... ну как бы утверждает твое право на собственную личность, что ли. Дома, — и тут его губы на мгновение раскололись в какой-то очень взрослой улыбке, — дома я всегда пил только из сервизных чашек.На этом он резко бросил тему и, схватив растерявшуюся Викторию за руку, потащил ее обратно в комнату.В комнату, в которой появилось еще двое обитателей. Старый китаец с длинной черной косой о чем-то тихо разговаривал с самой потрясающей женщиной, какую Виктории доводилось видеть. Она была невысокая (это бросалось в глаза, даже когда она сидела), свободные одежды не скрывали округлых и каких-то очень женственных очертаний тела, темно-русые волосы падали на плечи и спину каскадом мелких воздушных кудряшек. Огромные глаза сияли насыщенным карим, пухлые губы и курносый нос заставляли выглядеть молоденькой девчоночкой. Но самое замечательное — кожа. Нежная, бархатистая, очень-очень чистая кожа, почти сияющая изнутри несокрушимым здоровьем и силой. Красота, энергия и интеллект окутывали ее, как иных людей окутывают дорогие духи.Виктория застыла на месте, точно пойманный мотылек, а эта сирена улыбкой прервала своего собеседника и перетекла (другого слова и не подобрать!) на ноги, скользнула вперед. Скользнула... Так двигаются танцовщицы и гимнастки, так двигаются сытые кошки. Избранная судорожно сглотнула, пытаясь совладать с испуганно колотившимся сердцем. Куда там угрожающему Анатолию! Эта... эта Леди пугала куда сильнее.Леди... «Но где же мой бродяга?» Сама не заметив как, Виктория успокоилась и даже смогла выдавить судорожную улыбку. И даже протянула руку, чтобы совершить неумелое рукопожатие.— Моя дорогая, как хорошо, что ты наконец пришла в себя. Сила и выдержка, которые ты продемонстрировала на тренировке, невероятны, но мы очень волновались... — Голос Леди подошел бы оперной диве, а улыбка была искренней, радостной, облегченной. Эта улыбка зажигала мягкие карие глаза, освещала округлое лицо, наполняла ловкое и полное тело жизнью. Виктория много дала бы за то, чтобы научиться вот так улыбаться.— Я в порядке. Правда. — Она спрятала руку за спину, все еще ощущая шелковистое прикосновение чужой ладони. А также наплыв эмоций и образов, пришедших с тактильным контактом. Аура этой женщины была невероятно теплой и пушистой, а ее мысли — столь же дружелюбными и искренними, как и улыбка. Виктория готова была греться у огня этой потрясающей личности, тянуться к ней всей своей замороженной годами пренебрежения и равнодушия душой, и именно это пугало. Первое, чему учит улица: просто так никто ничего не дает. И прежде всего — доброту. Девушка отодвинулась и только теперь заметила, что автоматически опускает свои ментальные щиты (кстати, откуда она знает, как это делается?), отгораживаясь, как не стала отгораживаться даже от Толяна. И это было правильно, хотя и больно. И еще страшно — а что, если женщина обидится?— Я — Ирина, — успокаивающе улыбнулась Леди. — И ты имеешь полное право отгораживаться от нашей назойливости, не стесняйся.Вперед выступил старый человек с восточным разрезом глаз и заплетенными в длинную косу черными волосами. И вдруг, совершенно неожиданно для Виктории, опустился перед ней на колени. По-настоящему. Распластался на полу, вытянув руки и опустив глаза к полу.— Избранная. Огромная честь для недостойного приветствовать вас в мире живых. — Слова звучали как-то странно, неправильно. Виктория застыла, окончательно перепуганная, и даже думать не могла от смущения и замешательства. Судя по лицам остальных, те тоже не ожидали подобной выходки. Даже Толян отвернулся от своего монитора, чтобы посмотреть, что стряслось.— Это Ли-старший, — озадаченно представила коленопреклоненного старика Ирина, и в ее голосе плескались удивление и смех. — И не спрашивай, дорогая. Я понятия не имею, что он делает.Несколько секунд прошли в напряженной тишине. Наконец Ирина вновь нарушила молчание.— Быть может, он ждет, когда ты дозволишь ему встать?Виктория судорожно сглотнула.— Э-эээ... Встаньте?.. — И даже добавила непривычное: — Пожалуйста.Ли-старший поднялся гибким, отнюдь не старым движением, и за каменным выражением его глаз пряталась улыбка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48