На дровнях, свесив ноги в серых валенках, сидела молодая женщина и задумчиво смотрела прямо перед собой. Руки в карманах полушубка, а ременные вожжи — на коленях.Слева показалась колхозная ферма: длинные животноводческие постройки, крытые волнистым шифером, какие-то механизмы под навесами. К постройкам тянулись санные колеи. Снег припорошил конские голышки и протрусившееся при перевозке сено.— Я ведь помню, здесь ничего не было, — сказал я, показывая на ферму. — Трава и кусты… Да еще камни-валуны… Мы бегали сюда с удочками карасей в озере ловить… Как же называлось озеро?— Кислое, — подсказал Иван Семенович. — Мне часто задают такой вопрос и журналисты, и писатели, и партийные работники: как вы все это сумели? Ведь колхоз был нищим, всего одна захолустная деревенька, а теперь тут целая республика…— Как же вы все-таки это сумели? — покосился на широкую председательскую спину Тропинин.— Я отвечал им так: под ногами валялось золото, да никто не догадался поднять его. Так и ходили по этому золоту, не глядя под ноги. Даже подведенное брюхо не научило местных людей никакому ремеслу. Колхозные земли начинаются сразу за городом. А городу что нужно в первую очередь? Свежие ранние овощи, фрукты, ягода разная, чтобы рыба была круглый год. С этого я и начал: построил теплицы и стал зимой выращивать лук и огурцы. На словах-то, конечно, все просто, а как все на самом деле нам доставалось, не расскажешь и за два дня… Начинать-то пришлось на пустом месте. Сам ездил в Белоруссию к знакомому председателю, чтобы поглядеть своими глазами, как это выращивают зимой свежие овощи гидропонным способом… Слыхали про такой? А тогда гидропоника была в новинку. Потом из Белоруссии — в Кировскую область и там выклянчил несколько тонн гидропонных шариков… Ты спрашивал про Кислое озеро? Вон за теми кустами… — Васин показал налево. — Сейчас мы отсюда каждую осень берем десятки тонн зеркального карпа, а как все это досталось? Осушали озеро, очищали дно от всякого мусора, и все, поверьте, вручную, тогда у нас никаких машин не было. Я принял колхоз с двумя неисправными полуторками, а и коней на конюшие раз-два — и обчелся… Трудностей было много, но самое главное, что народ поверил. С войны люди ни копейки в колхозе не зарабатывали, жили на собственное натуральное хозяйство. Кто помоложе да покрепче — работали в городе, а в колхозе тянули лямку старики да одинокие бабы. А когда народ увидел, что можно хозяйство наладить и зарабатывать не хуже, чем в городе, так снова поперли в колхоз. А сейчас никто в город не просится: ни парни, ни девчонки. Закончат школу — и в колхоз. И зарабатывают поболе, чем на твоем заводе, Максим!— На заводе тоже не жалуются, — сказал я.— И с завода, и с железном дороги приходят ко мне наниматься, — продолжал Васин. — Сейчас рабочей силы хватает, не то что раньше. Каждый человек был на счету. Приходил я в правление в пять утра, а уходил в десять вечера. Уставал — жуть! Поужинаю — и спать, как мертвый. Жена чуть не ушла от меня… Ей-богу! Так вот, начал сдавать в магазины овощи, садовую землянику, рыбу. Пошли хорошие деньги. Часть колхозникам, часть на стройматериалы, оборудование, технику. Сейчас у меня этой техники не сосчитать… Не стеснялись, ездили учиться к богатым соседям в другие города и республики. Учились все: и я, и специалисты, окончившие институты, и рядовые колхозники… А сейчас к нам приезжают учиться. У нас секретов нет, глядите, люди добрые, перенимайте на здоровье, а если сами можете чем похвастать, мы тоже люди не гордые, с удовольствием поучимся. Приезжал к нам сам председатель Совета Министров нашей республики. Ну, понятно, с сопровождающими. Три дня прожили у нас в колхозе. Все я им показал, даже в финскую баню свозил на берег озера… Ну и, прощаясь, председатель Совета Министров и говорит: «Иван Семенович, как ты смотришь, если мы откроем у тебя тут школу передовиков сельского хозяйства? Будут люди приезжать, учиться, опыт перенимать». Я и говорю ему, кто захочет поучиться, сам приедет, а нам работать надо, а не заделываться преподавателями. Мы ведь колхоз, а не академия. Рассмеялся он и согласился со мной. Все одно, многие и так приезжают. Гостям мы всегда рады. Даже гостиницу для них отгрохали. Двухэтажную…— Иван Семеныч, а где эта твоя финская баня поинтересовался я. — Сколько живу, а ни разу в такой бане не был.— Я бы тоже с удовольствием попарился в финской бане, — подал голос Тропинин.Любомудров промолчал. По-моему, до самого поселка он так рта и не раскрыл.— Это можно устроить, — тут же согласился Васин. — У меня на турбазе дед Андрей заведует этой баней. Специалист! Температуру нагоняет до ста семидесяти градусов…— А мы не испечемся? — поинтересовался я.— Ничего вам не сделается! — рассмеялся Васин. 4 Деревня называлась весьма поэтически: Стансы, Почему и кто ее так назвал, не знали даже древние старики. Когда-то здесь проходил старый тракт, и по этой самой дороге ездил на перекладных из Петербурга в село Михайловское Александр Сергеевич Пушкин. Уж не здесь ли на почтовой станции за самоваром он сочинял свои великолепные стансы?..Деревушка стояла на берегу небольшой извилистой речушки Сыти. Десятка три деревянных изб были разбросаны на холме. Перед каждым домом фруктовый сад, а за хлевами простираются огороды. Вдоль всей широкой улицы голые липы, тополя, березы. На коньках изб и на деревьях разнокалиберные скворечники, сделанные из дуплистых пней, сколоченные из досок. Летние птичьи квартиры пустовали. Откуда-то выпорхнула стайка снегирей и опустилась на дорогу. Красными раскаленными угольками замерцали они на белом снегу. Из труб домов вертикально метров на пять поднимался сизый дым, а затем, очевидно попадая в воздушный поток, завихрялся и расползался. Ветер относил его к речке. И не поймешь, то ли это дым стлался над замерзшей Сытью, то ли паром курились на морозе проруби.На берегу реки стояли восемь готовых и шесть еще не собранных панельных домов. Все они были одноэтажные, четырехквартирные, похожие один на другой, как близнецы. Пока мы ходили по строительной площадке, разговаривали с рабочими, заходили внутрь помещений, осматривали жилые комнаты, кухни, ничего особенного не заметили, а на обратном пути, когда мы поднялись на холм, хитрый Любомудров попросил Васина остановиться якобы по своим неотложным делам, а потом не без умысла позвал нас полюбоваться окрестностями. Все мы выбрались из машины. С этого белого холма открывался прекрасный вид на раскинувшуюся перед нами деревню, извилистую замерзшую речку, наше строительство. И отсюда железобетонные коробки показались жалкими и нелепыми. Они выглядели инородными телами рядом с речкой и обжитой деревней и навевали тоску. У деревни был свой стиль, порядок, настроение. А наши дома — типичные унылые бараки, в которых спокойно могли разместиться производственные мастерские или птицеферма. Белый берег реки, и на одной прямой линии восемь одинаковых домов-близнецов. Серых и безжизненных. Совершенно лишних на этом живописном фоне. И такое ощущение возникало не оттого, что дома были нежилые и сейчас зима, — они так же неприкаянно будут выглядеть и весной, и летом, и осенью. И зеленые насаждения не спасут эту серую унылость… И как безмолвный укор нашему строительству — старая деревня на холме. Здесь ни один дом не похож на другой. У каждого свои неповторимые линии, своя особенная стать. Вот один, как курица-наседка, распахнул свои крылья — крышу, поддерживая по бокам две застекленные крашеные веранды, другой, наоборот, вытянулся вверх, поблескивая окнами ваерхней надстройки, третий, приземистый и кряжистый, подобрался как бы для прыжка. Шесть окон с резными наличниками весело глядят на дорогу, четвертый, легкий, изящный, как часовня. Только вместо креста к коньку крыши прибита длинная жердь с тремя скворечниками один над другим. Перед каждым домом палисадник из тонких жердин, по которым ребятишки любят на бегу проводить палкой, и тогда забор поет, как ксилофон. Перед изгородью скамейка. Летом хорошо посидеть на ней в кружевной тени огромной березы или тополя и послушать, как гудят над головой майские жуки, позванивают колокольчики возвращающегося с поля стада, звучно хлопает кнут пастуха, а с речки доносятся смачные удары тяжелых вальков по мокрому белью…Мы стояли возле негромко пофыркивающей машины — Васин не выключил мотор — и смотрели на деревню. Снег по-прежнему вяло летел с неба, припудривая наши шапки и воротники. Неподалеку дорогу пересекла лошадь, тащившая дровни, доверху нагруженные коричневыми комками торфа. Паренек в ватнике и кубанке издали взглянул на нас и кивнул. Шлепнув лошадь натянутыми вожжами, задорно крикнул: «Н-но, шалая!» «Шалая» лениво отмахнулась хвостом и даже не прибавила шагу. Сани скрылись за кустами, а канифольный скрип железных полозьев все еще слышался.— М-да… пейэажик не в нашу пользу, — заметил Тропинин. — Прямо-таки, скажем, не смотрятся наши дома-то… А, Максим Константинович?— А зачем на них смотреть? — ответил я. — В домах надо жить, так я понимаю? — Я взглянул на Васина, но он промолчал: шарил по карманам, отыскивая папиросы и спички. Мне тоже захотелось закурить.— Где бы вы хотели жить, Максим Константинович, — спросил Ростислав Николаевич. — В деревянной избе или в нашей железобетонной коробочке?Это был коварный вопрос: не мог же я при Васине нелестно отозваться о нашей продукции? Бросив на него красноречивый взгляд, дескать, сейчас неуместны такие разговоры, я довольно оптимистически сказал:— Меняются времена. Сейчас век всевозможных заменителей и железобетона. А деревянные избы скоро исчезнут.— Это будет катастрофа, — возразил Любомудров, не пожелав правильно истолковать мой взгляд. — В городах каменные, кирпичные и железобетонные дома давно вытеснили деревянные, и это было исторической необходимостью. Города стали расти не только вширь, но и ввысь, а деревне это пока ни к чему. Представьте на этом пустынном месте огромные многоэтажные коробки… Ведь это нелепость!— Вы что, против прогресса? — не выдержав, вступил я на опасный путь бессмысленного спора.— Я не против прогресса, — сказал Ростислав Николаевич. — Я против вот этой дикости и безвкусицы! — кивнул он на наши дома. — Дураки будут колхозники, если переселятся в эти бараки… Посмотрите, какие у них дома? Они удобны, естественны, прекрасно вписываются в ландшафт. А это что такое? Типичные индустриальные декорации. Только в отличие от нас киношники, снимающие фильм о передовом колхозе, разбирают их и увозят с собой, а мы собираемся оставить здесь это чудо двадцатого века навсегда.— Что же вы предлагаете? — спросил я, подумав, что не надо было брать с собой Любомудрова.— То, что я предложил, вы отвергли, — с горечью произнес Любомудров. — Я понимаю, что в этой местности леса мало, и надо строить дома из современного материала. В конце концов деревня — это не Кижи. Можно и нужно строить из наших панелей, но дома должны быть разными, непохожими друг на друга! И это можно сделать, Изменить формы, изготовлять негабаритные детали, смело вводить на фасадах облицовку древесиной. Деревянные балки можно впрессовывать в железобетон. Такой же четырехквартирный дом можно сделать двухэтажным и поставить его не в один ряд, а чуть пониже, где берег спускается к речке. А еще лучше разбить поселок вон в той березовой роще. Я бы здесь все заново перепланировал…Любомудров, оседлав своего любимого конька, говорил увлеченно и убедительно. Невозмутимое лицо его оживилось, в темно-серых глазах появился необычный блеск. Иван Семенович Васин даже подался вперед, слушая его. Полное лунообразное лицо председателя не выражало ничего, но темные живые глаза внимательно следили за каждым движением жестикулирующего Ростислава Николаевича. Анатолий Филиппович тоже слушал с интересом. Хотя и не осуждал Любомудрова за «крамольные» речи — я это по его лицу видел, — но и в открытую не поддерживал его. А Ростислав Николаевич красноречиво разворачивал перед нами картину современной деревни, такой, какой он видит ее: красивые панельные дома, отделанные крашеными деревянными балками, живописные приусадебные участки с фруктовыми садами, пасеками, подсобными помещениями. И даже про гаражи для личных автомашин колхозников не забыл..,— Ну это ты перехватил, — засмеялся Тропинин.— Четырнадцать человек в нашем колхозе приобрели автомобили, — невозмутимо заметил Васин.— Надо вперед смотреть, — сказал Любомудров. — Дороги строят, и количество автомашин у колхозников с каждым годом будет увеличиваться.— Красиво ты все это нам нарисовал… на воздухе, а вот вопрос: есть ли такие проекты? — поинтересовался Васин.— Есть, — коротко ответил Любомудров. Он остыл и снова стал молчаливым и немногословным.Васин перевел взгляд на меня и, кивнув на строительную площадку, сказал:— Чего же вы тогда… уродуете мне местность?Я заговорил о том, что завод выпускает стандартную продукцию, утвержденную министерством. И на наши изделия большой спрос. И странно, что Ростислав Николаевич — инженер-конструктор завода, прекрасно знающий наши возможности, ударился в фантастику… Впрочем, все мы любим помечтать… И в шутку заметил, что, по-видимому, научно-фантастический сборник Бредбери так на него подействовал…Любомудров в упор посмотрел на меня, и по губам его скользнула ироническая усмешка. Так усмехался он, слушая демагогические выступления начальников цехов на заводских планерках.— Когда-нибудь и мы будем выпускать такие дома, — дипломатично заметил Тропинин.— Мне сейчас нужно, а не когда-нибудь, — отрезал Васин.— Вот построим один поселок, потом другой, — начал было я.— Другой поселок будет другим, — перебил Васин.Мы с Тропининым переглянулись, но ничего не сказали.— Мечты, мечты, — улыбнулся Ростислав Николаевич.Я так и не понял, кого он имел в виду: себя или Васина?Иван Семенович подбросил нас до завода. Был он задумчив и рассеян. Прощаясь, задержал руку Любомудрова в своей большой пухлой ладони и сказал:— Покажи мне свои проекты.Любомудров равнодушно пожал плечами, мол, показать можно, а что толку?— Завтра же, — сказал Васин. И взглянул на меня: — Максим, отпусти его утром ко мне? Добро? — И снова Любомудрову: — Я пришлю за тобой машину.Когда Васин уехал, Ростислав Николаевич с любопытством взглянул на меня. ! — Вы, наверное, пожалели, что взяли меня?— Если бы я был владелец этого завода, а вы мой инженер, я сегодня же уволил бы вас, — ответил я.— Мне повезло, что в нашей стране ликвидирована частная согственность на средства производства, — сказал Любомудров.— Дома-то действительно хреновые, — ввернул Тропинин.— Из вашей затеи с Васиным ничего не получится, — сказал я.— А вдруг?— Даже если он закажет нам детали для нетиповых проектов жилых домов, мы не сможем их сделать.— Я знаю, — согласился Ростислав Николаевич. — И все-таки мы не имеем права строить для людей эти коробки, если даже они утверждены министерством или хоть самим господом богом!— Мы не строительная организация, а завод. А заказы сыплются со всех сторон. Не все же наши колхозы такие богатые, как «Рассвет»?! То, что вы предложите Васину, будет стоить в два раза дороже того, что сходит с нашего конвейера. Если Васину это по карману, то другим колхозам — нет!— Максим Константинович, я и не предлагаю роскошные дворцы! Но мало-мальски приличные дома мы можем изготовлять? Металл для форм у нас есть, а их и нужно-то десятка два-три! Заказчики всегда сумеют договориться с подрядчиками, и те будут строить по тем проектам, которые им дадут. Сырье для негабаритных деталей найдется…— Где же оно лежит, если не секрет? — поинтересовался Тропинин. Это уже по его части.— В тридцати километрах от города по Торопецкому шоссе после строительства дороги остались разработанные карьеры, так вот химический состав смеси песка, глины, щебня очень близок к используемым у нас компонентам…— М-да, при соответствующих добавках это сырье молено использовать, — авторитетно подтвердил Тропинин.— Вот видите!Но я разбил и этот довольно веский довод.— А кто будет платить рабочим за изготовление металлических форм? Кто будет разрабатывать карьеры, возить сырье? Кто будет отливать негабаритные детали? Мы ведь не можем переключиться с выпуска основной продукции на незапланированную второстепенную. Банк нам не даст денег. Может быть, вы посоветуете мне при заводе открыть подпольный цех выпуска оригинальной продукции для любителей прекрасного?Наверное, я доконал Любомулропа, потому что он совсем сник: опустил голову и даже зябко передернул плечами. Ветер швырял в нас пригоршни сухого колючего снега. Прямо на узком асфальтовом тротуаре намело синеватые ступенчатые сугробы.— До свиданья. — Любомудров вяло пожал мою руку и, сгорбившись, зашагал к подъезду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44