В.Я.Пропп. Морфология "волшебной" сказки
(Собрание трудов )
Морфология <волшебной> сказки
Исторические корни волшебной сказки
Русская сказка
Русский героический эпос
Русские аграрные праздники
Поэтика фольклора
Проблемы комизма и смеха
Повести. Дневник. Воспоминания
Москва Лабиринт
В.Я.Пропп
(Собрание трудов)
@@
МОРФОЛОГИЯ <ВОЛШЕБНОЙ> СКАЗКИ
Москва Лабиринт 1998
[чтобы увидеть текст в сети мне пришлось заменить некоторые символы в книге:
1) стрелку вверх я заменил на открытую фигурную скобку {
2) стрелку вниз я заменил на закрытую фигурную скобку }
3) подчеркивание символов верхней чертой я заменил в одном случае обычным
подчеркиванием ,
в другом случае добавил еще и вч (верхняя черта) в верхнем индексе вч .
В графических файлах соответственно все как в книге.
Все комментарии к первой и второй работе находятся в конце второй работы(т.е. в
"Исторические корни <волшебной> сказки").
Вкладыш со схемами находится в конце первой (т.е. здесь).
Повторю и в этой книге (как и в homo ludens) что графические файлы в browser'ах
выглядят хуже чем они есть, поэтому сохранив html в Word.doc на них можно
спокойно смотреть. Об ошибках писать либо в мою гостевую либо yankos@dol.ru
,т.к. у Максима и без того забот хватает]
Оглавление
МОРФОЛОГИЯ <ВОЛШЕБНОЙ> СКАЗКИ 5
Предисловие 5
I. К истории вопроса 6
II. Метод и материал 18
III. Функции действующих лиц 23
IV. Ассимиляции. Случаи двойного морфологического значения одной функции 51
V. Некоторые другие элементы сказки 54
А. Вспомогательные элементы для связи функций между собой 54 •
В. Вспомогательные элементы при утроениях 56 •
С. Мотивировки 57
VI. Распределение функций по действующим лицам 60
VII. Способы включения в ход действия новых лиц 64
VIII. Об атрибутах действующих лиц и их значении 66
IX. Сказка как целое 69
А. Способы сочетания рассказов 69 •
В. Пример анализа 73 •
С. Вопрос о классификации 75 •
D. Об отношении частных форм структуры к общему строю 79 •
Е. Вопрос о композиции и сюжете, о сюжетах и вариантах 87 •
Заключение 89
ПРИЛОЖЕНИЕ I• 91
ПРИЛОЖЕНИЕ II • 97
ПРИЛОЖЕНИЕ III • 103
ПРИМЕЧАНИЯ К ОТДЕЛЬНЫМ СХЕМАМ • 104
ПРИЛОЖЕНИЕ IV • 108
ВКЛАДЫШ
Приложение V Перевод нумерации дореволюционных издании сказок Афанасьева на
нумерацию изданий пореволюционных
Схемы разборов сказок Начало Окончание
Владимир Яковлевич Пропп. Морфология <волшебной> сказки. Исторические корни
волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) Комментарии Е. М.
Мелетинского, А. В. Рафаевой. Составление, научная редакция, текстологический
комментарий И. В. Пешкова. -- Издательство "Лабиринт", М., 1998. -- 512 с.
Редактор Г. Н. Шелогурова Художник И. Е. Смирнова Компьютерный набор: 14. Е.
Еремин
Впервые знаменитая дилогия о волшебной сказке выходят в свет как единое (по
замыслу автора) произведение. Обширные комментирующие статьи, библиография,
именной указатель, указатель персонажей превращает книгу в учебное и справочное
пособие по сказковедению, а необычайно широкий охват гуманитарного материала,
глубина его освоения и доходчивый стиль изложения давно ввели составляющие ее
произведения в общемировой культурный фонд современного образованного человека.
© Пропп М. В., текст © Мелетинский Е. М., Рафаева А. В., комментарии
© Издательство "Лабиринт", редактура, составление, указатели, оформление, 1998
г.
Все права защищены
ISBN 5-87604-065-7 (т. 2) ISBN 5-87604-067-3
Морфология <ВОЛШЕБНОЙ> СКАЗКИ
Предисловие
Морфология еще должна легитимироваться, как особая наука, делая своим главным
предметом то, что в других трактуется при случае и мимоходом, собирая то, что
там рассеяно, и устанавливая новую точку зрения, позволяющую легко и удобно
рассматривать вещи природы. Явления, которыми она занимается, в высшей степени
значительны; те умственные операции, при помощи которых она сопоставляет
явления, сообразны с человеческой природой и приятны ей, так что даже
неудавшийся опыт все-таки соединит в себе пользу и красоту.
Гете.
Слово морфология, означает учение о формах. В ботанике под морфологией
понимается учение о составных частях растения, об их отношении друг к другу и к
целому, иными словами, учение о строении растения.
О возможности понятия и термина морфология сказки никто не думал. Между тем в
области народной, фольклорной сказки рассмотрение форм и установление
закономерностей строя возможно с такой же точностью, с какой возможна морфология
органических образований.
Если этого нельзя утверждать о сказке в целом, во всем ее объеме, то во всяком
случае это можно утверждать о так называемых волшебных сказках, о сказках "в
собственном смысле слова". Им только и посвящена настоящая работа.
Предлагаемый опыт -- результат довольно кропотливой работы. Подобные
сопоставления требуют от исследователя некоторого терпения. Но мы постарались
найти такую форму изложения, которая не слишком искушала бы терпение читателя,
упрощая и сокращая, где только можно.
Работа пережила три фазиса. Первоначально это было широкое исследование с
большим количеством таблиц, схем, анализов. Опубликовать такую работу оказалось
невозможным уже ввиду ее большого объема. Было предпринято сокращение,
рассчитанное на минимум объема при максимуме содержания. Но такое сокращенное,
сжатое изложение оказалось бы не по плечу рядо-
5
вому читателю: оно походило на грамматику или на учебник гармонии. Форму
изложения пришлось изменить. Правда, есть вещи, которые изложить популярно
невозможно. Есть они и в этой работе. Но все же думается, что в настоящей форме
работа доступна каждому любителю сказки, если только он сам захочет последовать
за нами в лабиринт сказочного многообразия, которое в итоге предстанет перед ним
как чудесное единообразие.
В интересах более краткого и живого изложения пришлось поступится многим, чем
дорожил бы специалист. В первоначальном виде работа охватывала, кроме тех
частей, которые даны ниже, также исследование богатой области атрибутов
действующих лиц (т. е. персонажей как таковых); она подробно касалась вопросов
метаморфозы, т. е. трансформации сказки; были включены большие сравнительные
таблицы (остались только заголовки их в приложении), всей работе предшествовал
более строгий методологический очерк. Предполагалось дать исследование не только
морфологической, но и совершенно особой логической структуры сказки, что
подготовляло историческое изучение сказки. Самое изложение было более детальным.
Элементы, которые здесь только выделены как таковые, подвергались подробному
рассмотрению и сопоставлению. Но выделение элементов составляет ось всей работы
и предопределяет выводы. Опытный читатель сам сумеет дорисовать наброски.
I. К ИСТОРИИ ВОПРОСА
История науки принимает всегда очень важный вид на той точке, где мы находимся;
мы ценим, правда, своих предшественников и до известной степени благодарим их за
услугу, которую они нам оказали. Но никто не любит рассматривать их, как
мучеников, которых неудержимое влечение заводило в опасные, иногда почти
безысходные положения; и, однако, у предков, заложивших фундамент нашему
существованию, часто больше серьезности, чем среди изживающих это наследие
потомков.
Гете.
В первой трети нашего века научная литература о сказке была не слишком богата.
Помимо того, что трудов издавалось мало, библиографические сводки показывали
следующую картину: больше всего издавалось текстов, довольно много было работ по
частным вопросам и сравнительно мало трудов общего характера. Если же они и
были, то в большинстве случаев имели не строго исследовательский, а
философско-дилетантский характер.
6
Они напоминали труды эрудированных натурфилософов прошлого века, тогда как мы
нуждались в точных наблюдениях, анализах и выводах. Вот как характеризовал это
положение проф. М. Сперанский: "Не останавливаясь на полученных выводах, научное
народоведение продолжает разыскания, считая собранный материал все еще
недостаточным для общего построения. Таким образом, наука опять обращается к
собиранию материала и к обработке этого материала в интересах будущих поколений,
а каковы будут эти обобщения, и когда мы их будем в состоянии сделать --
неизвестно" (Сперанский 400).
В чем же причина этого бессилия, этого тупика, в который в 20-е годы уткнулась
наука о сказке?
Сперанский винит в этом недостаточность материала. Но с тех пор, как писались
приведенные строки, прошло много лет. За это время окончен капитальный труд И.
Вольте и Г. Поливки, озаглавленный "Примечания к сказкам братьев Гримм" (Bolte,
Polivka). Здесь под каждую сказку этого сборника подведены варианты со всего
мира. Последний том заканчивается библиографией, где приведены источники, т. е.
все известные авторам сборники сказок и другие материалы, содержащие сказки.
Перечень этот охватывает около 1200 названий. Правда, среди материалов есть и
случайные, мелкие материалы, но есть и крупнейшие сборники, как "Тысяча и одна
ночь" ночь или Афанасьевский сборник с его 400 текстами. Но это еще не все.
Огромное количество сказочного материала еще не издано, частью даже не описано.
Оно хранится в архивах различных учреждений и у частных лиц. Специалисту
некоторые из этих собраний доступны. Благодаря этому материал Больте и Поливки в
отдельных случаях может быть увеличен. Но если это так, то какое же количество
сказок имеется в нашем распоряжении вообще? И далее: много ли таких
исследователей, которые охватили хотя бы только один печатный материал?
Говорить при таких условиях, что "собранного материала все еще недостаточно",
совершенно не приходится.
Итак, дело не в количестве материала. Дело в ином: в методах изучения.
В то время, как физико-математические науки обладают стройной классификацией,
единой терминологией, принятой специальными съездами, методикой,
совершенствовавшейся преемственностью от учителей к ученикам, у нас всего этого
нет. Пестрота и красочное многообразие сказочного материала приводят к тому, что
четкость, точность в постановке и решении вопросов достигается лишь с большой
трудностью. Настоящий очерк не преследует цели дать связное изложение истории
изучения сказки. В короткой вводной главе это невозможно, да в этом и нет
большой необходимости, так как эта история уже неоднократно излагалась. Мы
постараемся лишь критически осветить попытки разрешения нескольких основных
проблем сказочного изучения и попутно ввести читателя в круг этих проблем.
Вряд ли можно сомневаться в том, что окружающие нас явления и объекты могут
изучаться или со стороны их состава и строения, или со стороны их происхождения,
или со стороны тех процессов и изменений, которым они подвержены. Совершенно
очевидно также и не требует никаких доказательств, что о происхождении какого бы
то ни было явления можно говорить лишь после того, как явление это описано.
Между тем, изучение сказки велось, главным образом, лишь генетически, большей
частью без попыток предварительного систематического описания. О историческом
изучении сказок мы пока говорить не будем, мы будем говорить только об описании
их -- ибо говорить о генетике без специального освещения вопроса об описании,
как это делается обычно, -- совершенно бесполезно. Ясно, что прежде, чем
осветить вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она
собой представляет.
Так как сказка чрезвычайно многообразна и, по-видимому, не может быть изучена
сразу по всему объему, то материал следует разделить на части, т. е.
классифицировать его. Правильная классификация -- одна из первых ступеней
научного описания. От правильности классификации зависит и правильность
дальнейшего изучения. Но, хотя классификация и ложится в основу всякого
изучения, сама она должна быть результатом известной предварительной проработки.
Между тем мы видим как раз обратное: большинство исследователей начинает с
классификации, внося ее в материал извне, а не выводя ее из материала по
существу. Как мы увидим дальше, классификаторы сверх того часто нарушают самые
простые правила деления. Здесь мы находим одну из причин того тупика, о котором
говорит Сперанский.
Остановимся на нескольких образцах.
Самое обычное деление сказок -- это разделение на сказки с чудесным содержанием,
сказки бытовые, сказки о животных*. На первый взгляд все кажется правильным. Но
поневоле возникает вопрос: а разве сказки о животных не содержат элемента
чудесного, иногда в очень большой степени? И наоборот: не играют ли в чудесных
сказках очень большую роль именно животные? Можно ли считать такой признак
достаточно точным? Афанасьев, например, причисляет сказку о рыбаке и рыбке к
________________
*Предложено В. Ф. Миллером. Эта классификация по существу совпадает с
классификацией мифологической школы (мифические, о животных, бытовые).
8
сказкам о животных. Прав он или нет? Если не прав, то почему? Ниже мы увидим,
что сказка с величайшей легкостью приписывает одинаковые действия людям,
предметам и животным. Это правило главным образом верно для так называемых
волшебных сказок, но оно встречается и в сказках вообще. Один из наиболее
известных в этом отношении примеров, это сказка о дележе урожая ("Мне, Миша,
вершки, тебе корешки"). В России обманутым является медведь, а на западе черт.
Следовательно, эта сказка с привлечением западного варианта вдруг выпадает из
ряда сказок о животных. Куда же она попадет? Ясно, что это и не бытовая сказка,
ибо где же видано, чтобы в быту урожай делился подобным образом? Но это и не
сказка с чудесным содержанием. Она в данной классификации вообще не умещается.
И тем не менее мы будем утверждать, что приведенная классификация в основах
своих правильна. Исследователи здесь руководствовались инстинктом, и их слова не
соответствуют тому, что они ощущали на самом деле. Вряд ли кто-нибудь ошибется,
отнеся сказку о жар-птице ,и сером волке к сказкам о животных. Для нас также
совершенно ясно, что и Афанасьев ошибся со сказкой о золотой рыбке. Но это мы
видим не потому, что в сказках фигурируют или не фигурируют животные, а потому,
что волшебные сказки обладают совершенно особым строением, которое чувствуется
сразу и определяет разряд, хотя мы этого и не сознаем. Всякий исследователь,
говоря, что он классифицирует по приведенной схеме, фактически классифицирует
иначе. Но, противореча самому себе, он именно поступает правильно. Но если это
так, если в основу деления подсознательно положено строение сказки, еще не
изученное и даже не зафиксированное, то всю классификацию сказок следует
поставить на новые рельсы. Ее нужно перевести на формальные, структурные
признаки. А для того, чтобы это сделать, эти признаки следует изучить.
Но мы забегаем вперед. Обрисованное положение осталось невыясненным до наших
дней. Дальнейшие попытки по существу не вносят улучшения. Так, например, в своей
известной работе "Психология народов" Вундт предлагает следующее деление (Wundt
346 ff.):
1) Мифологические сказки-басни (Mythologische Fabelmarchen).
2) Чистые волшебные сказки (Reine Zaubermarchen).
3) Биологические сказки и басни (Biologische Marchen und Fabein).
4) Чистые басни о животных (Reine Tierfabeln).
5) Сказки "о происхождении" (Abstammungsmarchen).
6) Шутливые сказки и басни (ScherZmarchen und ScherZfabeln).
7) Моральные басни (Moralische Fabein).
Эта классификация много богаче прежних, но и она вызывает
9
возражения. Басня (термин, который встречается пять раз при семи разрядах) есть
категория формальная. Что под этим подразумевал Вундт -- неясно. Термин
"шутливая" сказка вообще недопустим, так как та же сказка может трактоваться и
героически, и комически. Далее спрашивается: какая разница между "чистой басней
о животных" и "моральной басней"? Чем "чистые басни" не "моральны" и наоборот?
Разобранные классификации касаются распределения сказок по разрядам. Наряду с
распределением сказок по разрядам имеется деление по сюжетам.
Если неблагополучно обстоит дело с делением на разряды, то с делением на сюжеты
начинается уже полный хаос. Мы не будем уже говорить о том, что такое сложное,
неопределенное понятие, как сюжет, или вовсе не оговаривается, или оговаривается
всяким автором по своему. Забегая вперед, мы скажем, что деление волшебных
сказок по сюжетам по существу вообще невозможно. Оно также должно быть
поставлено на новые рельсы, как деление по разрядам. Сказки обладают одной
особенностью: составные части одной сказки без всякого изменения могут быть
перенесены в другую.
1 2 3
(Собрание трудов )
Морфология <волшебной> сказки
Исторические корни волшебной сказки
Русская сказка
Русский героический эпос
Русские аграрные праздники
Поэтика фольклора
Проблемы комизма и смеха
Повести. Дневник. Воспоминания
Москва Лабиринт
В.Я.Пропп
(Собрание трудов)
@@
МОРФОЛОГИЯ <ВОЛШЕБНОЙ> СКАЗКИ
Москва Лабиринт 1998
[чтобы увидеть текст в сети мне пришлось заменить некоторые символы в книге:
1) стрелку вверх я заменил на открытую фигурную скобку {
2) стрелку вниз я заменил на закрытую фигурную скобку }
3) подчеркивание символов верхней чертой я заменил в одном случае обычным
подчеркиванием ,
в другом случае добавил еще и вч (верхняя черта) в верхнем индексе вч .
В графических файлах соответственно все как в книге.
Все комментарии к первой и второй работе находятся в конце второй работы(т.е. в
"Исторические корни <волшебной> сказки").
Вкладыш со схемами находится в конце первой (т.е. здесь).
Повторю и в этой книге (как и в homo ludens) что графические файлы в browser'ах
выглядят хуже чем они есть, поэтому сохранив html в Word.doc на них можно
спокойно смотреть. Об ошибках писать либо в мою гостевую либо yankos@dol.ru
,т.к. у Максима и без того забот хватает]
Оглавление
МОРФОЛОГИЯ <ВОЛШЕБНОЙ> СКАЗКИ 5
Предисловие 5
I. К истории вопроса 6
II. Метод и материал 18
III. Функции действующих лиц 23
IV. Ассимиляции. Случаи двойного морфологического значения одной функции 51
V. Некоторые другие элементы сказки 54
А. Вспомогательные элементы для связи функций между собой 54 •
В. Вспомогательные элементы при утроениях 56 •
С. Мотивировки 57
VI. Распределение функций по действующим лицам 60
VII. Способы включения в ход действия новых лиц 64
VIII. Об атрибутах действующих лиц и их значении 66
IX. Сказка как целое 69
А. Способы сочетания рассказов 69 •
В. Пример анализа 73 •
С. Вопрос о классификации 75 •
D. Об отношении частных форм структуры к общему строю 79 •
Е. Вопрос о композиции и сюжете, о сюжетах и вариантах 87 •
Заключение 89
ПРИЛОЖЕНИЕ I• 91
ПРИЛОЖЕНИЕ II • 97
ПРИЛОЖЕНИЕ III • 103
ПРИМЕЧАНИЯ К ОТДЕЛЬНЫМ СХЕМАМ • 104
ПРИЛОЖЕНИЕ IV • 108
ВКЛАДЫШ
Приложение V Перевод нумерации дореволюционных издании сказок Афанасьева на
нумерацию изданий пореволюционных
Схемы разборов сказок Начало Окончание
Владимир Яковлевич Пропп. Морфология <волшебной> сказки. Исторические корни
волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) Комментарии Е. М.
Мелетинского, А. В. Рафаевой. Составление, научная редакция, текстологический
комментарий И. В. Пешкова. -- Издательство "Лабиринт", М., 1998. -- 512 с.
Редактор Г. Н. Шелогурова Художник И. Е. Смирнова Компьютерный набор: 14. Е.
Еремин
Впервые знаменитая дилогия о волшебной сказке выходят в свет как единое (по
замыслу автора) произведение. Обширные комментирующие статьи, библиография,
именной указатель, указатель персонажей превращает книгу в учебное и справочное
пособие по сказковедению, а необычайно широкий охват гуманитарного материала,
глубина его освоения и доходчивый стиль изложения давно ввели составляющие ее
произведения в общемировой культурный фонд современного образованного человека.
© Пропп М. В., текст © Мелетинский Е. М., Рафаева А. В., комментарии
© Издательство "Лабиринт", редактура, составление, указатели, оформление, 1998
г.
Все права защищены
ISBN 5-87604-065-7 (т. 2) ISBN 5-87604-067-3
Морфология <ВОЛШЕБНОЙ> СКАЗКИ
Предисловие
Морфология еще должна легитимироваться, как особая наука, делая своим главным
предметом то, что в других трактуется при случае и мимоходом, собирая то, что
там рассеяно, и устанавливая новую точку зрения, позволяющую легко и удобно
рассматривать вещи природы. Явления, которыми она занимается, в высшей степени
значительны; те умственные операции, при помощи которых она сопоставляет
явления, сообразны с человеческой природой и приятны ей, так что даже
неудавшийся опыт все-таки соединит в себе пользу и красоту.
Гете.
Слово морфология, означает учение о формах. В ботанике под морфологией
понимается учение о составных частях растения, об их отношении друг к другу и к
целому, иными словами, учение о строении растения.
О возможности понятия и термина морфология сказки никто не думал. Между тем в
области народной, фольклорной сказки рассмотрение форм и установление
закономерностей строя возможно с такой же точностью, с какой возможна морфология
органических образований.
Если этого нельзя утверждать о сказке в целом, во всем ее объеме, то во всяком
случае это можно утверждать о так называемых волшебных сказках, о сказках "в
собственном смысле слова". Им только и посвящена настоящая работа.
Предлагаемый опыт -- результат довольно кропотливой работы. Подобные
сопоставления требуют от исследователя некоторого терпения. Но мы постарались
найти такую форму изложения, которая не слишком искушала бы терпение читателя,
упрощая и сокращая, где только можно.
Работа пережила три фазиса. Первоначально это было широкое исследование с
большим количеством таблиц, схем, анализов. Опубликовать такую работу оказалось
невозможным уже ввиду ее большого объема. Было предпринято сокращение,
рассчитанное на минимум объема при максимуме содержания. Но такое сокращенное,
сжатое изложение оказалось бы не по плечу рядо-
5
вому читателю: оно походило на грамматику или на учебник гармонии. Форму
изложения пришлось изменить. Правда, есть вещи, которые изложить популярно
невозможно. Есть они и в этой работе. Но все же думается, что в настоящей форме
работа доступна каждому любителю сказки, если только он сам захочет последовать
за нами в лабиринт сказочного многообразия, которое в итоге предстанет перед ним
как чудесное единообразие.
В интересах более краткого и живого изложения пришлось поступится многим, чем
дорожил бы специалист. В первоначальном виде работа охватывала, кроме тех
частей, которые даны ниже, также исследование богатой области атрибутов
действующих лиц (т. е. персонажей как таковых); она подробно касалась вопросов
метаморфозы, т. е. трансформации сказки; были включены большие сравнительные
таблицы (остались только заголовки их в приложении), всей работе предшествовал
более строгий методологический очерк. Предполагалось дать исследование не только
морфологической, но и совершенно особой логической структуры сказки, что
подготовляло историческое изучение сказки. Самое изложение было более детальным.
Элементы, которые здесь только выделены как таковые, подвергались подробному
рассмотрению и сопоставлению. Но выделение элементов составляет ось всей работы
и предопределяет выводы. Опытный читатель сам сумеет дорисовать наброски.
I. К ИСТОРИИ ВОПРОСА
История науки принимает всегда очень важный вид на той точке, где мы находимся;
мы ценим, правда, своих предшественников и до известной степени благодарим их за
услугу, которую они нам оказали. Но никто не любит рассматривать их, как
мучеников, которых неудержимое влечение заводило в опасные, иногда почти
безысходные положения; и, однако, у предков, заложивших фундамент нашему
существованию, часто больше серьезности, чем среди изживающих это наследие
потомков.
Гете.
В первой трети нашего века научная литература о сказке была не слишком богата.
Помимо того, что трудов издавалось мало, библиографические сводки показывали
следующую картину: больше всего издавалось текстов, довольно много было работ по
частным вопросам и сравнительно мало трудов общего характера. Если же они и
были, то в большинстве случаев имели не строго исследовательский, а
философско-дилетантский характер.
6
Они напоминали труды эрудированных натурфилософов прошлого века, тогда как мы
нуждались в точных наблюдениях, анализах и выводах. Вот как характеризовал это
положение проф. М. Сперанский: "Не останавливаясь на полученных выводах, научное
народоведение продолжает разыскания, считая собранный материал все еще
недостаточным для общего построения. Таким образом, наука опять обращается к
собиранию материала и к обработке этого материала в интересах будущих поколений,
а каковы будут эти обобщения, и когда мы их будем в состоянии сделать --
неизвестно" (Сперанский 400).
В чем же причина этого бессилия, этого тупика, в который в 20-е годы уткнулась
наука о сказке?
Сперанский винит в этом недостаточность материала. Но с тех пор, как писались
приведенные строки, прошло много лет. За это время окончен капитальный труд И.
Вольте и Г. Поливки, озаглавленный "Примечания к сказкам братьев Гримм" (Bolte,
Polivka). Здесь под каждую сказку этого сборника подведены варианты со всего
мира. Последний том заканчивается библиографией, где приведены источники, т. е.
все известные авторам сборники сказок и другие материалы, содержащие сказки.
Перечень этот охватывает около 1200 названий. Правда, среди материалов есть и
случайные, мелкие материалы, но есть и крупнейшие сборники, как "Тысяча и одна
ночь" ночь или Афанасьевский сборник с его 400 текстами. Но это еще не все.
Огромное количество сказочного материала еще не издано, частью даже не описано.
Оно хранится в архивах различных учреждений и у частных лиц. Специалисту
некоторые из этих собраний доступны. Благодаря этому материал Больте и Поливки в
отдельных случаях может быть увеличен. Но если это так, то какое же количество
сказок имеется в нашем распоряжении вообще? И далее: много ли таких
исследователей, которые охватили хотя бы только один печатный материал?
Говорить при таких условиях, что "собранного материала все еще недостаточно",
совершенно не приходится.
Итак, дело не в количестве материала. Дело в ином: в методах изучения.
В то время, как физико-математические науки обладают стройной классификацией,
единой терминологией, принятой специальными съездами, методикой,
совершенствовавшейся преемственностью от учителей к ученикам, у нас всего этого
нет. Пестрота и красочное многообразие сказочного материала приводят к тому, что
четкость, точность в постановке и решении вопросов достигается лишь с большой
трудностью. Настоящий очерк не преследует цели дать связное изложение истории
изучения сказки. В короткой вводной главе это невозможно, да в этом и нет
большой необходимости, так как эта история уже неоднократно излагалась. Мы
постараемся лишь критически осветить попытки разрешения нескольких основных
проблем сказочного изучения и попутно ввести читателя в круг этих проблем.
Вряд ли можно сомневаться в том, что окружающие нас явления и объекты могут
изучаться или со стороны их состава и строения, или со стороны их происхождения,
или со стороны тех процессов и изменений, которым они подвержены. Совершенно
очевидно также и не требует никаких доказательств, что о происхождении какого бы
то ни было явления можно говорить лишь после того, как явление это описано.
Между тем, изучение сказки велось, главным образом, лишь генетически, большей
частью без попыток предварительного систематического описания. О историческом
изучении сказок мы пока говорить не будем, мы будем говорить только об описании
их -- ибо говорить о генетике без специального освещения вопроса об описании,
как это делается обычно, -- совершенно бесполезно. Ясно, что прежде, чем
осветить вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она
собой представляет.
Так как сказка чрезвычайно многообразна и, по-видимому, не может быть изучена
сразу по всему объему, то материал следует разделить на части, т. е.
классифицировать его. Правильная классификация -- одна из первых ступеней
научного описания. От правильности классификации зависит и правильность
дальнейшего изучения. Но, хотя классификация и ложится в основу всякого
изучения, сама она должна быть результатом известной предварительной проработки.
Между тем мы видим как раз обратное: большинство исследователей начинает с
классификации, внося ее в материал извне, а не выводя ее из материала по
существу. Как мы увидим дальше, классификаторы сверх того часто нарушают самые
простые правила деления. Здесь мы находим одну из причин того тупика, о котором
говорит Сперанский.
Остановимся на нескольких образцах.
Самое обычное деление сказок -- это разделение на сказки с чудесным содержанием,
сказки бытовые, сказки о животных*. На первый взгляд все кажется правильным. Но
поневоле возникает вопрос: а разве сказки о животных не содержат элемента
чудесного, иногда в очень большой степени? И наоборот: не играют ли в чудесных
сказках очень большую роль именно животные? Можно ли считать такой признак
достаточно точным? Афанасьев, например, причисляет сказку о рыбаке и рыбке к
________________
*Предложено В. Ф. Миллером. Эта классификация по существу совпадает с
классификацией мифологической школы (мифические, о животных, бытовые).
8
сказкам о животных. Прав он или нет? Если не прав, то почему? Ниже мы увидим,
что сказка с величайшей легкостью приписывает одинаковые действия людям,
предметам и животным. Это правило главным образом верно для так называемых
волшебных сказок, но оно встречается и в сказках вообще. Один из наиболее
известных в этом отношении примеров, это сказка о дележе урожая ("Мне, Миша,
вершки, тебе корешки"). В России обманутым является медведь, а на западе черт.
Следовательно, эта сказка с привлечением западного варианта вдруг выпадает из
ряда сказок о животных. Куда же она попадет? Ясно, что это и не бытовая сказка,
ибо где же видано, чтобы в быту урожай делился подобным образом? Но это и не
сказка с чудесным содержанием. Она в данной классификации вообще не умещается.
И тем не менее мы будем утверждать, что приведенная классификация в основах
своих правильна. Исследователи здесь руководствовались инстинктом, и их слова не
соответствуют тому, что они ощущали на самом деле. Вряд ли кто-нибудь ошибется,
отнеся сказку о жар-птице ,и сером волке к сказкам о животных. Для нас также
совершенно ясно, что и Афанасьев ошибся со сказкой о золотой рыбке. Но это мы
видим не потому, что в сказках фигурируют или не фигурируют животные, а потому,
что волшебные сказки обладают совершенно особым строением, которое чувствуется
сразу и определяет разряд, хотя мы этого и не сознаем. Всякий исследователь,
говоря, что он классифицирует по приведенной схеме, фактически классифицирует
иначе. Но, противореча самому себе, он именно поступает правильно. Но если это
так, если в основу деления подсознательно положено строение сказки, еще не
изученное и даже не зафиксированное, то всю классификацию сказок следует
поставить на новые рельсы. Ее нужно перевести на формальные, структурные
признаки. А для того, чтобы это сделать, эти признаки следует изучить.
Но мы забегаем вперед. Обрисованное положение осталось невыясненным до наших
дней. Дальнейшие попытки по существу не вносят улучшения. Так, например, в своей
известной работе "Психология народов" Вундт предлагает следующее деление (Wundt
346 ff.):
1) Мифологические сказки-басни (Mythologische Fabelmarchen).
2) Чистые волшебные сказки (Reine Zaubermarchen).
3) Биологические сказки и басни (Biologische Marchen und Fabein).
4) Чистые басни о животных (Reine Tierfabeln).
5) Сказки "о происхождении" (Abstammungsmarchen).
6) Шутливые сказки и басни (ScherZmarchen und ScherZfabeln).
7) Моральные басни (Moralische Fabein).
Эта классификация много богаче прежних, но и она вызывает
9
возражения. Басня (термин, который встречается пять раз при семи разрядах) есть
категория формальная. Что под этим подразумевал Вундт -- неясно. Термин
"шутливая" сказка вообще недопустим, так как та же сказка может трактоваться и
героически, и комически. Далее спрашивается: какая разница между "чистой басней
о животных" и "моральной басней"? Чем "чистые басни" не "моральны" и наоборот?
Разобранные классификации касаются распределения сказок по разрядам. Наряду с
распределением сказок по разрядам имеется деление по сюжетам.
Если неблагополучно обстоит дело с делением на разряды, то с делением на сюжеты
начинается уже полный хаос. Мы не будем уже говорить о том, что такое сложное,
неопределенное понятие, как сюжет, или вовсе не оговаривается, или оговаривается
всяким автором по своему. Забегая вперед, мы скажем, что деление волшебных
сказок по сюжетам по существу вообще невозможно. Оно также должно быть
поставлено на новые рельсы, как деление по разрядам. Сказки обладают одной
особенностью: составные части одной сказки без всякого изменения могут быть
перенесены в другую.
1 2 3