А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Среди верхов бюрократии было мало людей, не замешанных прямо или косвенно в беззакониях сталинских лет, и потому доклад Хрущёва казался им слишком рискованным и опасным.Ещё чаще высказывалось мнение, что выступление Хрущёва на съезде стало решающим эпизодом в борьбе за власть в партии. Взяв на себя инициативу, Хрущёв наносил удар по таким ближайшим соратникам Сталина, как Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов, Микоян, присутствие которых в Президиуме ЦК мешало ему. Своим докладом Хрущёв выбивал почву из-под ног вчерашних «вождей», подготавливая отстранение их от власти. Несомненно, что и в этом есть доля истины.Многое в поведении Хрущёва связано и с его личными качествами. Солженицын в своё время оказался прав, когда писал, что «чудо» ликвидации лагерей и освобождения миллионов заключённых было также результатом «душевного движения» Хрущёва, сохранившего способность к добрым делам и раскаянию. Хрущёва действительно волновало тяжёлое положение рабочих и особенно крестьян. Его волновало и тяжёлое положение миллионов заключённых, безо всякой вины брошенных на многие годы в лагеря и тюрьмы.Мы склонны думать также, что многие поступки Хрущёва в 1955 — 1956 годах определялись во многом и качествами кадрового партийного работника, характерными для руководителей среднего и высшего звена партии в 20-е годы, их сумел он, по крайней мере частично, пронести через всю жизнь. Упрощая во многом действительность, можно сказать, что первое поколение профессиональных революционеров-большевиков, возглавивших революцию, всё же не было достаточно сплочённым. Среди этих людей не остыли ещё страсти теоретических разногласий и борьбы личных амбиций, которые сказались и на остроте фракционной борьбы как до, так и после революции. Ленин являлся общепризнанным вождём и авторитетом, но после его смерти борьба в высших слоях партии была почти неизбежной не только из-за различий во взглядах, но и из-за стремления к власти.Второй эшелон, или новое поколение партийных руководителей, выдвинувшихся в годы революции, гражданской войны, разрухи и в трудные годы нэпа, оказалось более сплочённым, хотя и менее образованным. Работая на местах в условиях разношёрстного и по большей части ещё враждебного окружения, эти люди относились друг к другу обычно с полным доверием, говорили друг другу «ты». Их спаивала воедино та особая дружба партийных функционеров, объединённых общими интересами. К этому слою революционеров относились такие люди, как Киров, Орджоникидзе, Косиор, Чубарь и другие, которым к началу революции было около 30 лет. К этому же слою относились и более молодые работники, такие, как Хрущёв, которым в 1917 году исполнилось 23 — 25 лет. К ним примыкали и ещё более молодые большевики, как А. Косарев или Н. Островский. Внешняя простота и даже грубость Сталина больше импонировала этим слоям партии, чем утончённая учёность и высокомерие Троцкого или учёный догматизм и интеллигентская нерешительность Каменева и Зиновьева. Второе поколение руководителей революции состояло в основном из людей действия, хотя не всё, что они делали, заслуживает одобрения. Имелись среди них и начинающие теоретики, новая партийная интеллигенция, не успевшая, однако, развернуть свои возможности. У этих людей было немало недостатков, но их отличала простота отношений, готовность к жертвам и риску, дисциплина, твёрдость и преданность идеалам революции. После XVII съезда партии люди данного типа составляли большинство ЦК ВКП(б), основной состав руководства обкомов и горкомов партии и комсомола. И именно эти люди, сохранявшие лояльность к Сталину, были почти полностью уничтожены в 1937 — 1938 годах. Хрущёв уцелел, приняв многие из правил поведения, навязанных Сталиным. Но он не стал настоящим сталинистом. В глубине души он всегда сомневался в виновности своих друзей и руководителей, он не смирился с их гибелью, пусть и открывшей ему возможности более быстрого продвижения.Оказавшись во главе партии, Хрущёв был озабочен не только хозяйственными делами, но и восстановлением доброго имени своих давних соратников. Он почти сразу вернул из ссылки семью своего друга по Московскому горкому С. 3. Корытного, а также членов семьи С. Косиора, А. Косарева и других. Многое из того, что они рассказывали, стало откровением и для Хрущёва. И этот гнев, эта горечь, это возмущение стали важными побудительными причинами доклада на XX съезде.Известный советский учёный и публицист Ф. Бурлацкий писал не так давно о мотивах выступления Хрущёва на XX съезде КПСС. «Как решился выступить Хрущёв с докладом о Сталине, зная, что подавляющее большинство делегатов будет против разоблачения? Откуда он почерпнул такое мужество и такую уверенность в конечном успехе? То был один из редчайших случаев в истории, когда политический руководитель поставил на карту свою личную власть и даже жизнь во имя высших общественных целей. В составе после сталинского руководства не было ни одного деятеля, который решился бы выступить с подобным докладом о культе личности. Хрущёв и только Хрущёв, на мой взгляд, мог сделать это — так смело, эмоционально, а во многих отношениях и так необдуманно. Надо было обладать натурой Хрущёва — отчаянностью до авантюризма, надо было пройти через испытания страданием, страхом, приспособленчеством, чтобы решиться на такой шаг. Бесспорно, интересна его собственная оценка момента, прозвучавшая во время встречи с зарубежными гостями: „Меня часто спрашивают, как это я решился сделать тот доклад на XX съезде. Сколько лет мы верили этому человеку. Поднимали его. Создавали культ. И вдруг такой риск. Уж поскольку меня избрали Первым, я должен был сказать правду. Сказать правду, чего бы это ни стоило и как бы я ни рисковал. Ещё Ленин нас учил, что партия, которая не боится говорить правду, никогда не погибнет. Мы извлекли уроки из прошлого и хотели, чтобы такие уроки извлекли и другие братские партии, тогда наша общая победа будет обеспечена“. „Но дело, конечно, не только в чувстве долга, о котором говорил Первый секретарь, — продолжает Бурлацкий. — Мне не раз приходилось слушать воспоминания Хрущёва о Сталине. Это были пространные, нередко многочасовые размышления-монологи, как будто разговор с самим собой, со своей совестью. Он был глубоко ранен сталинизмом. Здесь перемешалось все: и мистический страх перед Сталиным, способным за один неверный шаг, жест, взгляд уничтожить любого человека, и ужас из-за невинно проливаемой крови. Здесь было и чувство личной вины, и накопленный десятилетиями протест, который рвался наружу, как пар из котла“ Лит. газ. 1988. 24 февр.

.Слухи о том, что на съезде партии Хрущёв сделал доклад о преступлениях и ошибках Сталина, быстро распространился по стране. Он вызвал возбуждение в Грузии. Не без влияния определённых кругов школьники старших классов, часть студентов решили отметить третью годовщину со дня смерти Сталина. У памятника Сталину собрался огромный митинг, по городу начались массовые демонстрации, большие толпы молодых грузин собрались на центральной площади города. Попытки комсомольских и партийных руководителей республики успокоить демонстрантов не имели успеха, и демонстрации стали перерастать в беспорядки. В город были введены войска, которые разогнали демонстрацию силой оружия. Намеченный на 1957 год визит Хрущёва в Грузию был отменён.Нам до сих пор неизвестны многие детали этих событий в Грузии, но было бы ошибочно и примитивно объяснять их «грузинским национализмом». Размышляя о причинах мартовской трагедии в Тбилиси в 1956 году, писатель Тенгиз Буачидзе недавно писал: «Возможно ли полностью исключить национальные чувства в мартовских событиях? Разумеется, нет.Наш народ тогда и вправду гордился Сталиным, его ролью в судьбах мира, его личностью, его делами, его победами — и тем, что Сталин по происхождению был всё-таки грузин, хотя он не принёс нашей нации никакого добра и не выделил её ничем, кроме цепи жесточайших репрессий 1921 года, 1924, 1929 — 1932 годов, 1936 — 1938 годов, 1948 года, 1951 — 1952 — и не знаю, каких ещё!..Вот в чём, по-моему, трагедия. Но ничего антипартийного, антисоветского и националистического в тех мартовских выступлениях не было.Вспомните хотя бы переполненную народом площадь Ленина, когда с трибуны прозвучал призыв: члены партии, дадим клятву верности Сталину! — как заалела вся площадь взметнувшимися над головой партбилетами.Разве это был национализм?Вспомните пафос речей, произнесённых с той трибуны и на набережной, где стоял тогда монумент Сталину.Вспомните, как шествовали по улицам и площадям Тбилиси артисты, переодетые и загримированные под Ленина и Сталина и дружно держащиеся за руки.Вспомните полное единодушие тбилисцев — представителей различных национальностей в те бурные дни.Вспомните, как посылались телеграммы Молотову с просьбой защитить имя Сталина и советский строй, связанный с этим именем, и встать во главе государства.Разве это был национализм? Разумеется, нет.Это был результат того, что именно те люди, по приказу которых в Тбилиси была открыта стрельба и пролилась кровь ни в чём не повинных юношей и девушек, вдалбливали нам в голову на протяжении десятилетий, что Сталин был «вдохновителем и организатором всех наших побед», «гением всех времён и народов», «отцом и учителем народов», что без Сталина погибнет мир.Так кто же создал «культ личности»: мы, простые люди, или они, тогдашние руководители, которые поистине макиавеллиевскими методами навязали нам и внушили самому Сталину, ползая перед ним на коленях и блея о бессмертности его величия (в надежде спасти себя и своё кресло!), что без него советская власть погибнет и исчезнет?!» Лит. Грузия. 1988. № 7. С. 113.

Можно предположить, что именно этот трагический эпизод привёл к решению частично рассекретить доклад Хрущёва. Текст доклада, отпечатанный в специальной типографии, разослали всем райкомам и горкомам партии. С середины марта по всей стране проходили десятки тысяч собраний, на которые приглашались не только члены партии, но и беспартийные. На этих собраниях работники горкомов и райкомов зачитывали доклад Хрущёва. Прений не проводилось, и собрание закрывалось сразу после чтения небольшой книжки в красном переплёте. Для большинства людей содержание доклада было откровением. Впечатление усиливалось и тем фактом, что «секретный» доклад зачитывался перед всеми. Партия как бы обращалась к трудящимся и с самокритикой, и с просьбой помочь ей в искоренении последствий культа личности Сталина. Я помню хорошо то время.Это было в конце марта 1956 года. В небольшую сельскую школу в Ленинградской области, где я тогда работал директором и преподавал историю, принесли специальное извещение. В полученной нами бумаге содержалось требование, чтобы все учителя школы на следующий день в 4 часа дня собрались в здании соседнего кирпичного завода. Мы не знали темы неожиданного собрания и не догадывались о нём. В небольшой Красной комнате (так назывались тогда партийные кабинеты на предприятиях) собрались учителя, инженеры и некоторые рабочие кирпичного завода. Собрание открыл инструктор районного комитета партии. Он сказал, что прочтёт полный текст секретного доклада Н. С. Хрущёва на XX съезде КПСС. Одновременно предупредил, что не будет отвечать ни на какие вопросы, мы не должны делать никаких записей или открывать прения. После этого инструктор начал читать текст доклада. Чтение продолжалось четыре часа, и все мы слушали доклад внимательно и безмолвно, почти с ужасом. Когда была прочитана последняя страница, в комнате ещё несколько минут стояла полная тишина, затем слушатели стали молча расходиться.Было бы странным говорить сегодня, что разоблачение чудовищных преступлений сталинской эпохи укрепило авторитет КПСС и способствовало развитию мирового коммунистического движения. Нет, XX съезд был серьёзным ударом не только по авторитету Сталина. В западных партиях многие коммунисты выходили из их рядов. Они спрашивали, как это могло произойти, но не получали вразумительного ответа. Противники коммунистического движения и ранее писали о терроре Сталина и уничтожении им политических оппонентов, о сотнях концлагерей на севере и востоке СССР. Коммунисты обычно отвергали эти материалы как клевету. И вот теперь из Москвы приходит подтверждение чудовищных преступлений Сталина. Это явилось тяжким испытанием для всех сторонников социализма и друзей СССР. Это вызвало серьёзный кризис в мировом коммунистическом движении.Но это был неизбежный кризис. Невозможно было вечно скрывать перед народом и миром тяжёлое сталинское прошлое. Рано или поздно оно открылось бы в той или иной форме. Но тогда оно повело бы к ещё более тяжёлым последствиям для коммунистического движения. Можно сожалеть лишь о том, что политическое развитие в нашей стране и в партии после XX съезда проходило сложными путями, внедрение в жизнь новых, подлинно демократических форм и методов задерживалось, и это явно не способствовало ни быстрому оздоровлению общественной жизни в нашей стране, ни быстрому преодолению кризиса мирового коммунистического движения.Непоследовательность в политике КПСС была связана в первую очередь с обострением внутренней борьбы среди партийного руководства. После XX съезда состав ЦК значительно изменился, и из 125 членов ЦК, избранных на XIX съезде, в новый его состав вошло только 79 человек. При этом его новое пополнение в количестве 54 человек заметно укрепило политическую базу и влияние Н. С. Хрущёва. Сторонники Хрущёва составляли явное большинство в ЦК КПСС. В меньшей мере изменился состав Президиума ЦК. Здесь появились только два новых члена: А. И. Кириченко и М. А. Суслов. Был, правда, значительно пополнен состав кандидатов в члены ЦК КПСС. В их числе мы могли видеть Л. И. Брежнева, Г. К. Жукова, Н. А. Мухитдинова, Е. А. Фурцеву, Н. М. Шверника и Д. Т. Шепилова. Все эти люди активно поддерживали политическую линию Н. С. Хрущёва.Далеко не на всех партийных собраниях и партийных активах, происходивших в марте 1956 года, удалось избежать обсуждения доклада Хрущёва и попыток углубить критику преступлений и ошибок прошлого. Типичным в этом отношении было партийное собрание в Союзе писателей с повесткой дня «Об итогах XX съезда партии». Многие ораторы говорили о тяжёлом положении литературы в годы культа, о незаконных репрессиях, они требовали наказать доносчиков и клеветников и расширить социалистическую демократию. 70-летний писатель П. А. Бляхин, член партии с 1903 года, говорил на собрании: «Ленин мечтал о создании социалистического аппарата не на словах, а на деле. Как исполнен этот завет Ленина? Ленинские нормы и ленинские принципы ещё не восстановлены. Не следует принимать желаемое за действительное. Вместо социалистического аппарата создан и воспитан аппарат бюрократический, основанный на чиновничестве, бездумии, карьеризме, погоне за тёплым местечком — аппарат, потерявший чувство ответственности. Сталин занял место царя, и он опирался на этот аппарат. Был недопустимый для советского общества разрыв в материальном уровне… Сталинская эпоха поставила под удар основы конституции, братство народов, социалистическую законность. Здесь уже говорилось о страданиях калмыков. А что сказать о страданиях еврейского народа? Дело Бейлиса на весь мир опозорило царское самодержавие, позорное „дело врачей“ — пятно на партии, и прежде всего на нас — русских коммунистах. Есть люди, которые втихомолку тормозят все перемены, тормозят и реабилитацию. Реабилитировано пока только 7 — 8 тысяч человек. Слова Хрущёва на съезде о количестве заключённых произвели тягостное впечатление. Сколько ещё будут томиться в тюрьме невинные люди? Необходимо предпринять ряд мер для того, чтобы произвести массовую реабилитацию. Единственная гарантия против повторения того, что было при Сталине, — партийная и советская ленинская демократия».Писатель Е. Ю. Мальцев говорил: «Кадры сверху донизу воспитаны прежним стилем руководства. В Рязанской области председатель колхоза по-прежнему всесилен, секретари райкомов по-прежнему стучат кулаком по столу. И на партийном съезде многие вели себя трусливо… Не надо искать буржуазной идеологии там, где её нет. ЦК должен поскорее разобраться со всеми безобразиями насчёт „пакетов“ ответственным работникам. Секретари обкомов и сейчас от массы никак не зависят. Мне как писателю хочется разобраться, на какой почве возник культ личности, какие социальные причины его породили? Нельзя ведь объяснять все личными свойствами Сталина…» Политический дневник (1964 — 1970). Амстердам, 1972. С. 215 — 217.

Выступая на некоторых партийных активах после XX съезда, Хрущёв не стыдился говорить, что он знал многое о неблаговидных делах, творившихся при Сталине, но боялся поднять голос протеста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36