Остановились мы на скромном постоялом дворе и, наскоро поужинав, утомленные жаркой, монотонной дорогой, завалились спать.
Мы с предком устроились в «дворянской» половине, слуги, в том числе Иван, в общей людской. Нам с Антоном Ивановичем досталась маленькая грязноватая комнатка с двумя кроватями.
Ночь была светлой и душной. Знаменитые белые ночи только что кончились, но пока темнело не больше, чем на час.
Я уснул сразу же, как только лег, и проснулся в два часа ночи мокрым от пота, с тяжелой головой. На соседней кровати богатырски храпел Антон Иванович, выводя сложные звучные рулады. Я с полчаса промучился, не сумел снова заснуть, встал и вышел в общую гостиную.
– Что, сударь, не спится? – окликнул меня какой-то человек, одетый в наглухо застегнутый зеленый сюртук.
Я оглянулся на голос. У зеленого были седые или белесые бакенбарды и короткий парик. Он скромно сидел на потертом диване, сложив руки на коленях.
– Да, знаете ли, немного душно, – вежливо ответил я.
– Ночи нынче на удивление теплые, а после грозы еще и парит, – начал незнакомец неинтересный дежурный разговор.
Я кивнул, полностью соглашаясь с ним, и хотел пройти мимо, но он поспешно встал и учтиво поинтересовался:
– Вы, я вижу, желаете пройтись?
– Да, – кратко и не очень любезно ответил я.
– Не сочтите за навязчивость, если вы не против, я составлю вам компанию.
– Буду весьма польщен, – сухо сказал я.
Мы вышли на улицу. Светлое небо низко висело над головой. Подсвеченные невидимым солнцем узкие, длинные облака перечерчивали его розовыми штрихами.
Я довольно равнодушно смотрел на эту странную, нереальную красивость, тяготясь незванным попутчиком. Что-то меня в нем раздражало.
– Изволите следовать в столицу? – задал он дурацкий в своей очевидности вопрос.
– Да, в столицу.
У меня болела голова, и я не был склонен вести пустую светскую беседу.
– А я вот возвращаюсь из Питера. Ездил, знаете ли, по делам, да вот, не солоно хлебавши, возвращаюсь.
Я кивнул и не задал предполагавшийся вопрос, чтобы не нарваться на длинный рассказ о том, какие коварные силы и люди помешали незнакомцу решить свои проблемы.
– Вы, как я вижу, не склонны к пустым разговорам, – безо всякой обиды прокомментировал попутчик мою сдержанную реакцию.
– Голова, знаете ли, болит, – полуоправдываясь, сказал я.
– Это дело поправимое, – оживившись, сказал человек и, придвинувшись ко мне почти вплотную, сделал несколько широких движений руками над моей головой. Мне стало как бы легче.
– Э, да вы экстрасенс! – непроизвольно оценил я его действие.
– Есть немного, – довольно посмеиваясь, согласился зеленый и вдруг, будто споткнувшись, отступил в сторону и уставился на меня тревожными глазами. – Как вы меня назвали?
– Экстрасенсом, – после секундной запинки ответил я.
– Откуда вы знаете это слово?
– Мало ли что я знаю, слово как слово. Оно часто встречается, читал статьи в «Науке и жизни»…
– Голубчик! – срывающимся шепотом, воровато оглядываясь по сторонам, зашипел целитель. – Так вы тоже из Союза?
– Какого Союза? – переспросил я, не сразу поняв, что он имеет в виду. – Союза городов?
– Из Союза Советских Социалистических Республик! – вскричал зеленый.
– Из России, Союза больше нет, – машинально поправил я. – Вы хотите сказать, что попали сюда из того времени?
Я во все глаза смотрел на своего настоящего соотечественника. Получалось, что я такой не единственный в своем роде, если так, запросто, на большой дороге можно встретить человека из будущего или прошлого!
У моего знакомца от волнения навернулись слезы на глаза. Да и я по-настоящему был взволнован. Мы оглядели друг друга и, подчиняясь общему порыву, обнялись.
– Куда же подевался Советский Союз? У вас там война была? – как только улеглось волнение, вызванное неожиданной встречей, начал расспрашивать современник, глядя на меня ласковыми, растроганными глазами.
– Нет, просто так случилось, что он распался сам собой. Республики стали независимыми государствами. Теперь их народы, наконец, освободились от гнета Москвы, и новые президенты свободных стран смогли купить себе личные «Боинги». Это всё долгая и грустная история. Вы из какого года сюда попали?
– Из восемьдесят шестого.
– Союз распался, кажется, в девяносто первом. А сюда когда попали?
– Уже, стало быть, – собеседник задумался, – много лет назад!
– И в свое время не тянет?
– Тянет иногда, только у меня там ничего не осталось, а здесь семья, детки, именьице. Опять же, медицинская практика. Вы мне про наше время расскажите, а то, знаете ли, живу без информации, все глобальные события стороной проходят.
Мы шли пустой, ночной улицей, и я, как мог, пересказывал события последних лет.
Рассказ мой получился не очень веселый и оптимистичный, хотя я старался не концентрироваться на бедах народов, локальных войнах и межнациональных конфликтах.
– Значит, те же мерзавцы и мазурики у власти, только ходят не на партсобрания, а в церковь. Раньше вверх руками голосовали, а теперь крестятся.
– В общем-то, да. Только раньше нужно было за всё благодарить партию и правительство, а теперь можно ругать кого хочешь, даже президента. Понятно, если не занимаешь никакого положения в обществе. Всё равно никто ни на кого не обращает внимание. Да вот еще, теперь можно ездить, куда захочешь. Правда, раньше нас не выпускали отсюда, а теперь не впускают туда.
– А я вот, кроме России, нигде и не был. И тогда не выезжал и теперь не выезжаю. А интересно было бы посмотреть, как живут на Западе в двадцать первом веке!
– Бросьте. Ничего интересного там нет. Та же хваленая Америка, на мой взгляд, типичное полицейское государство с низкой массовой культурой и тупым, сытым самодовольством. Стоит посмотреть их фильмы, с души воротит. Если в советское время по телевидению нас кормили производственными романами, то теперь показывают скучные американские боевики, сляпанные по одному шаблону. Индийские фильмы видели?
– Видел.
– Так голливудские – тот же примитив, только более профессионально сделанный.
– А мне, между прочим, индийские фильмы очень нравились, – возразил собеседник.
Я запнулся на полуслове и внимательно его оглядел. Похоже было, что за индийское кино он обиделся недаром.
– Тогда вам и американские фильмы понравятся, – сказал я, прекращая разговор.
Мы молча шли по улице, мимо небольших дач с палисадниками. Молчание затянулось, и нарушил его опять мой спутник.
– Знаете, как я сюда попал?
– Не знаю.
– Совершенно случайно. Поехали мы от производства на луну природы.
– На что вы поехали? – уточнил я.
– На луну природы, – повторил он. – Это значит, за город по грибы и культурно отдохнуть.
– А… Тогда понятно.
– Я в лесу заблудился, выпивши был. Начал искать свой коллектив и набрел на речку. Было жарко, вот я и решил искупаться. Только заплыл за середину, ногу свело судорогой, и я начал тонуть. А по другому берегу проходили крестьяне, они меня вытащили и принесли в свою деревню в барский дом. Когда я очнулся, оказалось, что кругом сплошной XVIII век, и то место, где меня подобрали, никто толком указать не может. Я чуть, знаете ли, с ума не сошел. Слава Богу, помещик, к коему я попал, распознал во мне образованного человека. У меня, между прочим, законченное высшее образование. Так, о чем это я? Да, помещик решил, что я со страха немного тронулся умом и позабыл, где нахожусь, а потому и заговариваюсь. Потом мы подружились, я на его сестрице женился, начал людей лечить. Денежки покапали.
– А раньше у вас способности к лечению были? – перебил я воспоминания жертвы профсоюзного отдыха.
– Нет, это только здесь такой талант проявился.
– А как вам удалось адаптироваться… приспособиться к здешней жизни? – несмотря на то, что у любителя индийского кино было «законченное высшее образование», сложных слов он не понимал, и я подыскал выражение попроще.
– О! – воскликнул он, почему-то смущенно улыбнувшись. – Это поначалу получилось у меня не очень ловко. Как я вам изволил докладывать, меня выудили из реки местные крестьяне, откачали и перенесли в имение тамошнего помещика. Представляете, что со мной было, когда я окончательно пришел в себя: кругом странные люди, непонятные отношения, антикварная мебель и никаких признаков цивилизации. Что ни спрошу: про электричество или автобус до города – смотрят удивленными глазами и ничего не понимают. Они начинают пытать меня про мое сословие, чин, состояние – ту я в полном недоумении. Вы, сударь, вероятно, помните, что здесь происходило в начале восьмидесятых годов? Чистый тридцать седьмой год! Была в самом разгаре борьба за паспортный режим, гребли всех подряд и сдавали в крепостные, а то и в каторгу можно было угодить. Представляете ужас моего положения: я в одних плавках, ни документов, ни знакомых и не понимаю, что происходит. Слава Богу, помещик у которого я оказался, Амур Степанович Пузырев, был чудак, не любил приказных и состоял в ссоре с ближайшими соседями. Так что о моем появлении никто не узнал и не донес властям. А потом, когда я понял куда попал и поверил этому, шок был ужасный, то смеюсь, то плачу – хоть снова беги, топись. Потом стал втягиваться, привыкать к хорошей пище, тишине. Да и сестре помещика приглянулся, Афродите Степановне, моей нынешней супруге, а она мне. Выдающаяся, скажу вам, женщина. Месяца не прошло, как стали мы с ней, значит, женихаться. Я стал помогать Амуру Степановичу по хозяйству, новшества вводить. Я вам говорил, что у меня законченное высшее образование?
– Говорили.
– Потом у меня проявились способности к лекарству. Начал полечивать местных помещиков: закапала копейка, появился авторитет, я стал даже известен во всём уезде. Амур Степанович гордился моей славою и придумал мне назваться именем его умершего родственника Виктора Абрамовича Пузырева. А как подошло у нас с Афродитой Степановной к венчанию, то вытребовали мы из Тульской геральдики паспорт на имя покойного родственника. Так и стал я тульским дворянином и титулярным советником. Только мы с Афродитой Степановной обвенчались, как Амур Степанович преставился от апоплексического удара и оставил нас сиротами.
– Именьице-то вам досталось?
– Горе нам досталось без дорогого покойника, а именьице-то что, дрянь именьице – всего-то пятьдесят душ и шесть сот десятин. Крестьяне, поверите, все бездельники и прохвосты, все норовят от барщины сачкануть, чужое урвать. Я поначалу решил с ними по-человечески – соцсоревнование затеял, соцобязательства заставил брать. Думал, так производительность труда повышу. Ан, дудки! Им бы только от работы отлынивать да брюхо свое набивать. Я терпел, сколько мог, а потом взялся всерьез за дисциплину, навел порядок, и сейчас у меня как в армии! Всё на своих местах, всё по приказу, и, поверите, доходы удвоились. Баб и детишек сумел эффективно использовать, еще денежки. Потом в зимнее время, чтобы бока не отлежали на печках, артель организовал по производству валенок. Мне бы тысчонку-другую душ, я бы большие дела затеял!
– А крестьянам ваши нововведения нравятся?
– А что им, довольны! Чем баклуши-то бить, всё лучше быть при деле.
– А крестьянам-то какая корысть? Вы им что-нибудь платите?
– Так им-то деньги без надобности, всё одно пропьют. Им и то лестно, что барину хорошо.
– Вы это серьезно? – спросил я, всматриваясь в новоявленного крепостника и мироеда социалистического разлива.
– А то как, конечно, серьезнее серьезного! Экономика должна быть экономной – это мудрый лозунг. Сами посудите, если каждый внесет в общую копилку по сто рублей в год. Для одного – тьфу, а в общаке это уже сумма. Да и другие возможности нужно изыскивать. Была у меня мысль прикупить мертвых душ у соседей и заложить в банке, да банков пока в России нет. Представляете, дикость какая!
– Это вы сами придумали, или у Гоголя идею позаимствовали?
– Где тот Гоголь, он, поди, еще и не родился. А идейка, между прочим, занятная. Вы не в курсе, когда у нас земельные банки откроются?
– Наверное, при Александре, судя по тому, что отец Евгения Онегина прозакладывался к середине двадцатых годов.
– Вы, я вижу человек образованный. У вас есть законченное высшее образование?
– А вам на что знать?
– Я слабо историю знаю, хотя и имею законченное высшее образование, совсем не помню, что должно произойти в историческом плане, ну, какие войны будут, или какой царь на престол взойдет. На этом, между прочим, можно срубить неплохие бабки.
– Так вы что, совсем ничего из школьной истории не помните?
– Почему не помню, про Великую Октябрьскую революцию помню и про войну с немцами, про программу максимум и план ГОЭЛРО.
– Понятно.
– Если бы вы мне помогли, я смог бы подготовиться…
– У меня нет законченного высшего образования, – прервал я мечты Пузырева.
– Жаль, я на вас рассчитывал. Кстати, о деньгах… Голова у вас прошла?
– Прошла.
– Так извольте за лечение расчесться.
– За что?
– За лечение.
Я пристально посмотрел на бывшего советского человека, ныне тульского дворянина Пузырева.
– И сколько я вам обязан?
– Пять рублей, – не моргнув глазом, ответил он.
– Серебром или ассигнациями?
– Желательно серебром-с, – блеснул жадным глазом наш былой современник.
Я вытащил портмоне и отсчитал ему пять рублей мелочью. Он внимательно следил за каждой монеткой, долго пересчитывал гривенники и пятачки, потом ссыпал их в потертый кожаный кошелек.
– Денежки, они счет любят, – сообщил он мне. – Здесь на пути ночной кабачок есть, я целовальника знаю, можно пропустить по паре рюмочек за знакомство. Давайте зайдем, отметим встречу, так сказать, соотечественников и земляков…
– Не хочу.
– А зря, вы я вижу, человек при деньгах, угостили бы нового знакомого.
– Слушай ты, козел, а ну вали отсюда, пока пинка не получил! – взорвался я от такого жлобства.
Пузырев ошарашено уставился на меня, пораженный неспровоцированной, по его мнению, грубостью.
– Я, я удивлен, товарищ, – забормотал он. – Вы забываетесь, в конце концов, я дворянин и не позволю…
– Пузырь ты обоссаный, а не дворянин, а ну пошел вон!
Лицо Виктора Абрамовича налилось кровью.
– Вы не смеете меня оскорблять! Я требую эту, как ее, сатисфакцию!
– Отлично, будем немедленно стреляться, – поддержал я его святой порыв. – С пяти шагов, до смерти. К барьеру, Пузырев!
Я на полном серьезе отчертил сапогом черту и собрался отмерить дистанцию.
– Это, в конце концов, неблагородно, – пробормотал мой противник и, не взглянув на меня, сутулясь, пошел прочь.
Мне стало немного стыдно за свою грубость, но, в конце концов, я иногда могу себе позволить неконтролируемые эмоции. Потому, плюнув вдогонку своему современнику, я вернулся и пошел досыпать.
Утром меня разбудила возня слуг, собирающих вещи. Я встал, почистил зубы толченым мелом, умылся и вышел в общую гостиную. Пузырева там не было.
– А где господин в зеленом сюртуке? – спросил я хозяина.
– Уехал, – ответил тот сердитым голосом, – а за ночлег и овес для лошади не заплатил.
– А ты в полицию на него пожалуйся, – посоветовал я. – Я его фамилию знаю.
Хозяин усмехнулся и махнул рукой.
Глава двенадцатая
До Петербурга мы доехали по довольно сносной дороге. Столица оказалась сравнительно небольшим городом, имеющим мало общего со знакомым мне Ленинградом. В начале Невского проспекта с роскошными домами еще соседствовали халупы, окруженные огородами. Наш караван свернул с оживленного проспекта на боковую улочку, и до квартиры Антона Ивановича мы добирались каким-то диковинным, кружным путем, чтобы не нарваться на неприятности с нашими не очень квалифицированными ездовыми. Поэтому я получил только общее представление о городе.
Даже район, близкий к императорскому дворцу, был еще не благоустроен. Вместо будущего Казанского собора высились груды строительных материалов, а берега Невы были топки и пологи. Гранитные набережные только-только начинали возводиться. Около самого Зимнего дворца только несколько сот метров облицованного берега заявляли о своем будущем гранитном величии.
Поблуждав по второстепенным улочкам, мы опять выехали на Невский проспект, а оттуда свернули на Садовую улицу, в конце которой Антон Иванович снимал квартиру. Садовая была застроена невзрачными разнокалиберными домишками и утопала в садах.
Предок квартировал во флигельке, стоящем в глубине заросшего лопухами двора. Домик, крошечный сам по себе, был еще разделен на две половины с разными входами. В одной половине жил Антон Иванович, в другой, чуть большей, многодетный чиновник с толстой, круглолицей супругой.
Квартира Антона Ивановича состояла из холодных соней и двух комнатенок по десять-двенадцать квадратных метров каждая. Когда вся наша компания ввалилась в помещение, в нем стало тесно, как в купе поезда.
Предок казался немного смущенным непрезентабельностью своего жилья и скрывал это за суетливым гостеприимством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32