Затем повернул голову и внимательно посмотрел на голубя.
— Ну-ка ты, свистун, можешь посидеть спокойно?
Тирд послушно замер, а корвус продолжил свои манипуляции. Наконец ему удалось раздвинуть полоски бересты и просунуть кончик клюва внутрь туеска.
— Что-то есть, — прошамкал он.
— Можешь вытащить? — спросила голубка.
— Угу, — пробурчал ворон.
— А обратно? — заволновалась голубка.
— Поста… раюсь…
— Тогда тяни, — велела Госпожа.
Корвус потащил и вытянул из туеска кусочек чего-то белого. Он с поклоном положил его перед Госпожой.
— Что это? — прошептала голубка.
Перед ней лежал лоскуток тонкого шелка. Посредине было написано какое-то слово. Ниже королевский знак — двуглавый лев с зажатым в лапах коротким копьем.
— Так мало?! — в изумлении вскричал Тирд, который никогда прежде не видел содержимого королевской почты. И ради этого он рисковал жизнью!
— Дело не в количестве, — назидательно ответила голубка. — Это же почта.
— Королевский знак я видел прежде, — сообщил голубь. — А что за странные закорючки сверху?
Ворон иронически глянул на Тирда, а голубка тут же принялась терпеливо объяснять:
— Они называются «буквы»…
— Не-е-ет! Буквы не такие, — упрямо замотал головой Тирд. — Я видел их, и очень много раз — на знаменах, домах, вывесках всяких. Даже на каменных изображениях людей и лошадей.
— Те буквы называются «печатные», — пояснила она. — Они у людей для важных случаев. Как этот знак — для всех и навсегда. Понимаешь?
Тирд кивнул.
— А вот эти — для письма. Ими люди пишут только для себя. Или для тех, кто поймет. Потому что все рисуют эти буквы по-разному. Так мне рассказывала мать.
Тирд кивнул вторично.
— Это — те самые буквы. А из них составлено какое-то слово.
Тирд кивнул и в третий раз. Он был дисциплинированный голубь, а служба королям во все времена успешно формирует именно это качество. Правда, сейчас Тирд как раз совершал одно из самых страшных преступлений против короны.
— В этом слове и заключен смысл королевского послания, — сказала Госпожа.
— В одном слове? — недоверчиво пробормотал Тирд, разглядывая закорючки.
— Ну да.
— А что теперь делать с этим словом? И какое оно — хорошее или плохое?
— Покуда слово не прочтешь, никогда не знаешь, что оно может значить, — вздохнула голубка.
— А кто его может прочитать? — не унимался Тирд. — Что до меня, то я читать не умею.
Ворон саркастически покосился на Тирда: ну еще бы, где уж тебе, свистуну!
— Это неудивительно, — заметила голубка. — Никто из нас не умеет читать. Кроме одного.
И она неожиданно поклонилась… седому корвусу! Тот в ответ церемонно шагнул назад и тоже поклонился, как образцовый придворный.
— Искусник в молодости жил с людьми, — сообщила голубка. — Его показывали за деньги, а он за это показывал фокусы. Или наоборот, уж не знаю. Там, в цирке, он и научился читать. — И она обернулась к ворону. — Ты ведь сумеешь прочесть, верно, Искусник? — с надеждой спросила Госпожа Леса.
— С вашего позволения, — ответил ворон, — я уже это сделал.
— Как?! — вскричала обрадованная голубка. — Ты прочел это слово?
Корвус молча склонил голову. Сверху сдержанно каркнули — это Затейник выразил одобрение искусству собрата по перу.
— Что же это за слово? Говори скорее! — воскликнула голубка.
— С вашего позволения, — вновь заговорил ворон, — это слово «понедельник».
— Понедельник?!
— Именно, — подтвердил ворон. — Так написано на куске ткани.
— Но что значит это слово? И чего ради посылать из-за него такого, — она приласкала Тирда взглядом, — достойного и храброго голубя?
— Этого уж я не знаю, — сухо прокаркал Искусник. — Но может быть, знает этот…
Любимое словечко «свистун» в этот раз не сорвалось с клюва корвуса, который был неглупым царедворцем. И потому он закончил нейтрально:
— Этот… достойный… голубь?
— Да я понятия не имею! — ошеломленно воскликнул Тирд. Но тут же прибавил: — Постойте, а можно, я немного подумаю?
— Думай, — хором ответили птицы. И Тирд принялся думать.
Чтобы легче думалось, он даже отвернулся. Попрыгал на ветке, чтобы мысли поскакали быстрее. Поковырял лапкой кору. Пощипал клювом застарелую смолу.
И вдруг резко обернулся.
— День!!! Ради всего святого, скажите, какой сегодня день?! Голубка в испуге обернулась к Искуснику. Ворон на миг прикрыл один глаз, после чего невозмутимо каркнул:
— Воскресенье. Сегодня у людей воскресенье.
— Ты не ошибаешься? — тревожно спросила его голубка, видя, что с Тирдом начинает твориться что-то нехорошее.
— Нет, — покачал головой ворон. — Затейник нынче летал в деревню. Там была воскресная ярмарка, и нашлось чем поживиться.
Тирд медленно, без сил опустил клюв, как громом пораженный. А когда поднял голову, в его круглых глазах леденел ужас.
— Я… я опоздал…
Он все вспомнил, понял и ужаснулся. Перед глазами Тирда как во сне шли на восток вереницы вьючных лошадей, обозы с провиантом, отряды воинов. Тревога в глазах людей столицы и боль на лицах беженцев. Жестокий и коварный враг. И срочное письмо, в котором было одно только слово. День решительного выступления.
А он опоздал!
Тирд готов был очертя голову броситься в небо и лететь, покуда хватит сил. Голубка еле его удержала. Вернее, ее крепкие слуги.
Затейник отправился сторожить, а Искусник уселся с Тирдом и говорил с ним. После чего голубь кивнул. Увы, никто не мог лететь вместо него, хотя бы и с торбою в клюве. Только Тирд знал дорогу, но не мог ее объяснить.
Наконец Затейник слетел к подножию сосны. Он важно расхаживал по снегу, изредка поглядывая вверх, где Тирд готовился к полету. Искусник был рядом и наставлял его, что делать, если он опять затеет падать. Голубь слушал, танцуя на ветке от возбуждения, и со страхом посматривал вниз.
Первая попытка удачи не принесла.
Тирд бесславно упал, кое-как планируя на распростертых крыльях. И тут он узнал, как попал в дупло. Вороны подошли к расстроенному Тирду, и он не успел даже крикнуть от возмущения, как черные птицы бесцеремонно ухватили его за ноги и, тяжело махая крыльями, подняли обратно на сосну. Пораженный, голубь тяжело дышал, а корвусы тут же наперебой принялись советовать ему и указывать на ошибки. И скоро уже сами подталкивали Тирда, понуждая не мчаться вперед, а лишь тихонечко слететь вниз.
На четвертой попытке крылья впервые удержали Тирда в воздухе. Он сумел перелететь на ближайшее дерево. Устал Тирд отчаянно, но от гордости при виде голубки он вспорхнул и очутился вновь у дупла. Птицы встретили его одобрительным карканьем и нежным воркованием.
— Если так пойдет и дальше, к утру полетишь, — заметил Искусник.
— Это поздно, — покачал головой Тирд. — Я должен лететь сейчас.
— Ну, как знаешь, — ответил Искусник. И в голосе корвуса Тирд впервые расслышал нотку грубоватого уважения.
Затейник тоже хотел что-то сказать, но повернул голову, прислушиваясь. И тревожно каркнул: прячьтесь, да поскорее! Оба голубя тут же юркнули в дупло. Искусник ловко замаскировал ветвями отверстие, а Затейник уже оглядывал с высоты лес. Он был уверен, что слух его не подвел.
Скоро послышалось собачье тявканье, и голуби в страхе прижались друг к дружке. Но ни Тирд, ни Госпожа Леса еще не знали самого страшного. На руке человека, вцепившись могучими когтями в воловью кожу перчатки, покачивался грозный хабифальк.
Скоро к дуплу подкрался Искусник и птичьими жестами объяснил голубям, что происходит внизу. Собака бродила под деревьями, принюхиваясь к снегу. Хищная птица сидела на сухой сосне неподалеку. А человек разжег костер и натаскал хвороста. Значит, он остановился здесь на ночлег до утра.
Хуже не могло случиться ничего.
Прошел час, за ним другой. Нужно было на что-то решаться. Голуби тихо переговорили с воронами, и черный народ принялся за свое черное дело.
Первым начал согласно прозвищу Затейник. С громким карканьем он слетел и бесстрашно уселся на дерево против хабита. Собака только мордой повела. Хабит же не спускал с корвуса мрачного взора. Он прекрасно помнил дерзкого ворона, но, увы, никак не мог объяснить этого хозяину. Охотник тем временем готовил пищу.
Затейник тут же принялся прыгать с ветки на ветку и церемонно расхаживать, издевательски кланяясь хабифальку, дабы вывести хищника из себя. Хабит с презрением поворачивал голову вслед за корвусом, но оставался недвижим. Он знал, что ворон задирает его неспроста, а от ястребов хищная помесь сполна унаследовала их подозрительность.
Тем временем в дупле тихо, но отчаянно спорили два голубя. Один настаивал, другая противилась, и никто не хотел уступать. Искусник пока наблюдал за происходящим, укрывшись в густых ветвях. Но он тоже был встревожен, поскольку время Тирда неумолимо текло.
Наконец Затейник бросил задирать хабита и подлетел к дуплу. Он был порядком расстроен.
— Ничего не могу поделать, — шепнул он, делая вид, что чистит перья. — Трижды пытался увести его в чащу, но хабит не поддался. Он что-то чует.
— Он просто запомнил нас всех, — покачала головой голубка. — Хотя… — Она обернулась и смерила Тирда новым, оценивающим взглядом. — Не знаю, похудел ли ты за эти дни… Но в ночи все голуби схожи, верно?
— Не понимаю, к чему ты клонишь, — грустно ответил Тирд. Зато корвус отлично понял ее. Он сверкнул глазами и решительно сказал, на этот раз без всяких придворных церемоний:
— Это невозможно, моя Госпожа.
— Почему? — печально улыбнулась голубка.
— Слишком опасно.
И тут только Тирд сообразил, что она задумала. Он задрожал от страха и гордости за них обоих. А потом пролепетал:
— Я… не позволю тебе этого.
Голубка иронически глянула на Тирда и усмехнулась:
— Вот тебе раз! Я уже не хозяйка в собственном лесу? Ворон почтительно склонил голову. А Тирд напротив — вскинул, гордо и независимо.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — остановила его голубка. — Но не ты ли твердил о долге? Что он сильнее тебя?
Тирд упрямо молчал.
— Мне ничего не грозит, — тихо сказала она. — Ведь со мною верные друзья.
Ворон вновь поклонился.
— Это будет лишь слабая попытка помочь тебе, — заметила она. — Остальное — твои крылья. И я верю, — слышишь, Тирд! — они не подведут. Исполнись надежды, и полетишь. — Она обернулась к ворону и сказала уже иным тоном — царственным, не терпящим возражений: — Лети к Затейнику, и будьте готовы. Я подам знак.
Когда ворон удалился, голубка долго молчала. Тирд тоже. А потом она сказала:
— Мы постараемся увести ястреба как можно дальше. И сдерживать его будем, насколько хватит наших сил. Поэтому — лети и торопись! Но сказать я хочу не об этом.
Тирд поднял голову. Взгляд Госпожи был светел и лучист.
— Я верю, ты вернешься. Разлука укрепляет только добрые чувства. Прислушайся к своему сердцу и тоже уверуешь в это. Я буду ждать тебя в самые скорые сроки.
Она призывно глянула на него. Тирд собрался с духом и кивнул. И тогда голубка громко заворковала.
Вороны сорвались с дерева и бросились на ястреба, закрывая врагу широкими крыльями полнеба. А голубка пулей вылетела и стремглав понеслась в лес.
Однако хабифальк был начеку. Увернувшись от хлопающих крыл и разинутых клювов, он заметил вылетевшую из дупла птицу. Хищник взмыл вверх и помчался вслед за удиравшим голубем. Мгновение, другое — и голубка вместе с наседавшим на нее хабифальком исчезла в лесной чаще.
С отчаянным карканьем вороны бросились вслед. Но где им сравниться в полете с врагом! Они тут же отстали и теперь тяжело летели, тревожно перекаркиваясь друг с другом. А темные деревья нависали над ними как грозные стражи ночного леса.
Теперь настала очередь Тирда. Он прикрыл глаза, горячо вознося молитву всем птичьим богам. Затем выбрался из дупла и бесстрашно бросился в небо.
Человек, искавший в лесу почтового голубя, конечно же, не был простым охотником. Умный и опытный егерь, он сразу смекнул, что между лесными воронами и пропавшим голубем есть связь. И если собака и ястреб не могут ему этого объяснить, человек должен догадываться сам. Поэтому неожиданное нападение корвусов на его ястреба человека озадачило, но и только. Он видел, как из дупла выскочил голубь, и за ним помчалась ловчая птица. Но что-то подсказывало охотнику, что еще возможно продолжение, еще не все герои этой драмы явили себя на сцене. И он не ошибся.
Тирд взмахнул крыльями и, дабы обрести уверенность в своих силах, решительно кувыркнулся в воздухе. И в тот же миг правое крыло предательски изменило ему, неловко подогнувшись! Голубь закричал от страха, чувствуя, как заваливается набок. Это и спасло его. Рядом просвистела короткая стрела, человек вновь вскинул лук, но вторая прошла еще дальше, потому что Тирд падал.
Земля уже неслась навстречу. Но вдруг перед гаснущим взором голубя предстал Искусник, который яростно кричал ему что-то, беззвучно разевая клюв. И голубь вспомнил.
Тирд раскинул крылья, планируя, и когда ему это удалось, собрал остаток сил и вновь кувыркнулся в воздухе. Точно прыгнул в пустоту. Но теперь это был кувырок назад!
Еще одна стрела пропела мимо. Охотник в изумлении смотрел, что выделывала в воздухе эта безумная птица. А Тирд взмахнул крыльями, и на этот раз они вняли, послушались его горячей мольбы, перевитой холодными волнами страха и отчаяния. Крылья несли Тирда над снегом и при этом отчаянно свистели! Как у какого-нибудь надутого штатского голубя!
Потом они подняли Тирда, и он полетел, с каждой минутой набирая скорость. А человек еще долго стоял у костра, сжимая в побелевших пальцах бесполезный лук с взведенной стрелой. Пораженный, он шептал беззвучные и теперь уже бессильные проклятия.
Тирд летел всю ночь, изредка садясь на отдых.
Мысленно он не раз возвращался в лес сизой голубки. Он вспоминал ее слова, задумчиво качал головой в такт движениям крыльев и думал о том, что ждет его впереди. Оказывается, помимо службы, которой он так гордился и которую всегда ставил превыше всего, существует совсем иная голубиная жизнь. Он никогда не думал, что у него могут быть верная подруга, гнездо, птенцы. Интересно, сколько их будет, размышлял Тирд, и крылья несли его вперед. Он все чаще ловил себя на мысли, что уже думает о будущем как о почти сбывшемся в его жизни.
А иначе — носить всю жизнь чужие письма, думал он, поглядывая на заснеженные леса под крылом. А потом его поймает фальк, он разобьется о скалы или захлебнется в реке. И король даже не вспомнит о верном служаке Тирде.
Но самое главное — тогда в его жизни уж точно не будет ни гнезда, ни птенцов. А ведь он мог бы их многому выучить, думал Тирд, подставляя первым лучам холодного солнца натруженные крылья. А всего-то и нужно — сегодня же вечером сбежать из голубятни.
Тирд знал, как выбраться из птичьей клетки. Нужно только зацепить клювом крючок и откинуть его. Тогда можно протиснуться между сеткой и соседним ящиком. Однажды он из озорства уже проделал этот фокус. Потом, конечно же, поскорее вернул крючок обратно, потому что не мыслил себе другой судьбы, кроме королевской службы. Теперь он жаждал вновь увидеть голубку. Шагнуть к ней, заглянуть в кроткие лучистые глаза, обнять крылом и шепнуть: вот я и вернулся!
Эта картина не раз виделась Тирду, покуда миновали леса и потянулась череда озер. Он был уже на подлете, и сердце его сладко замирало. Он впервые мечтал о будущем, в котором больше не будет одинок.
Мертвые тела он увидел, едва оборвалась гладь озерного льда. Взору испуганного голубя открылись кучи трупов, припорошенных снегом, лошадиные туши, остовы сожженных телег, оглобли обозных фур. Более всего ужаснули Тирда дымы, что еще курились над пеплом. Голубь словно чувствовал тепло, исходящее с поля битвы, как из остывающего тела. И повсюду люди и кони — сотни бездыханных, распростертых, сплетенных и застывших навеки. Сверху Тирд видел, где бой был наиболее яростным: точно вскипевшие буруны воинов в черно-зеленом и темно-синем, разбившиеся друг о друга… И сам Тирд летел над мертвым полем, словно осколок льда, брошенный в небо чьей-то могущественной рукой.
Все недавние страхи разом вернулись к нему.
Он мерно взмахивал омертвелыми крыльями, и холод сковал клюв, не позволяя издать даже горестный стон. Но шли минуты, и показались палатки. Вялые люди у чахлых костров готовили пищу, чистили оружие, просто копошились. Это был лагерь победителей.
Голубь с надеждой оглядывался, пока не увидел высокий шест с повисшим флажком. Это был условный знак для него, место, куда он всегда должен прилетать. У шатра стоял знакомый человек — низенький лысый мужчина с засученными рукавами серой рубахи, в своем вечном кожаном фартуке, скрывавшем немалый животик. Он не раз встречал Тирда под таким флажком. Теперь он озабоченно разглядывал сваленную возле шатра груду попон и грязных ковров. И совсем не смотрел в небо. Потому что здесь Тирда уже не ждали.
Голубь, собрав остатки сил, спланировал на серый, угольный снег.
1 2 3