Черная депрессия, когда он обнаружил, что потерял ногу. Как он отгородился от мира и своих друзей. И как, в конечном счете, он научился жить с этим. Она вспомнила, как он постукивал по своей правой большой берцовой кости чашеобразной частью своей трубки. Она издавала полый звук.
— Вот она, — сказал он ей. — Алюминий и пластик с какими-то таинственными пружинами и шарнирами, благодаря которым она действует почти так же эффективно, как настоящая. — Она вспомнила, как его красивое лицо помрачнело. — Это было бессмысленно — совершенно несравнимо с тем, что случилось сегодня, но настолько же бессмысленно. Когда я снова пошел, я затеял что-то вроде личного крестового похода. Он имел своей целью поиск двух хохочущих мерзавцев, которые спихнули меня и моего отца с той горной дороги — просто ради забавы. Я так и не нашел их, но я погрузился в душевное состояние, которое нужно было преодолевать, — душевное состояние, в котором, к сожалению, не обращаешь внимания на насилие, совершаемое ради забавы, когда терпимо относишься к атмосфере, в которой дети могут нападать с ножом на своих учителей в нью-йоркской школе, которая поощряет вандализм и безнаказанный террор и убийство президента — или Сэма Минафи.
Она вспомнила, как поймала себя на мысли, что он, наверное, понял бы то, что она пыталась сказать там, в здании суда Уинфилда: «Не было бы на этом свете никаких олденов Смитов без генерала Уидмарка».
— Вы хотите, чтобы я ушел? — спросил он через некоторое время после того, как они закончили обед.
— Нет!
Она почувствовала, как ее стало одолевать какое-то бессилие, но теперь она не хотела быть одна, для нее было невыносимо очутиться в комнате за этой закрытой дверью, где ей предстояло спать.
А потом она вспомнила, как открыла глаза и поняла, после секундного недоумения, что спит на диване, укрытая легким хлопковым одеялом, взятым из ее бельевого шкафа.
И тут же вспомнила про Сэма, и негромкий, сдавленный вскрик вырвался из ее горла. Она повернула голову и увидела Питера, сидевшего в большом кресле в нескольких футах от нее. Позади него она увидела сероватый свет раннего утра в окне. Невероятно, но она проспала всю ночь.
Для Питера это была долгая ночь.
Грейс заснула, почти что оборвав фразу на полуслове. Это было так, как будто природа вдруг взялась за исцеление этой потрясенной, придавленной горем женщины, проявив милосердие как раз в тот момент, когда она могла разлететься на тысячу не поддающихся спайке осколков.
Жизнь, как вывел для себя Питер, управляется совокупностью совпадений. Вы находитесь в определенном месте в определенное время и в результате оказываетесь вовлеченными в то, чего избежали бы, если бы находились где-то еще. Питер находился в Бостоне по заданию Фрэнка Девери, главного редактора «Ньюс вью» и своего босса. Он только-только покинул Бостон и вырулил на автостраду Новой Англии, когда услышал по радио в «ягуаре» известие об убийстве Сэма Минафи. Его первым и единственным желанием, порожденным внезапной вспышкой ярости, было рвануть прямиком в Уинфилд. Это заняло бы у него около трех часов, если бы он гнал «ягуар» на предельной скорости, которую позволяла развить автострада. Если бы место гибели Сэма не находилось как раз на линии заранее запланированного Питером маршрута, он, возможно, не стал бы проявлять инициативу и оказывать какую-либо помощь вдове Сэма.
В Корее Питер и Сэм Минафи стали настолько близки, насколько это возможно между двумя мужчинами. Оба они ненавидели то, что делали, но оба они делали это в высшей степени хорошо.
Их душевные состояния перекликались между собой, их мысли перекликались между собой. Они понимали, без сентиментальных прикрас, что это та дружба, которая протянется сквозь времена, на которую можно полностью положиться в любой исключительной ситуации. Но после войны жизнь развела их в разные стороны. Сэма ждала его работа в университете, а Питер поселился в своей квартире в нью-йоркском Грэмерси-парке, чтобы сделать карьеру репортера-публициста. Они встречались один-два раза в год, Сэм проводил вечер с Питером в игорном клубе, Питер уезжал за город на уик-энд, чтобы поиграть с Сэмом в гольф.
Потом их разлука приобрела более законченный характер. Сэм взял отпуск, чтобы отправиться в Африку с Корпусом мира, а несколько недель спустя случилась личная катастрофа Питера. Спустя месяцы от Сэма пришло письмо. Он только-только узнал о несчастном случае, произошедшем с Питером. Конечно, Питер не писал ему об этом. Письмо Сэма стало одним из тех стимулов, которые помогли Питеру собраться с духом, чтобы подняться с пола и снова зажить полноценной жизнью.
После двухгодичного отсутствия Сэм приехал домой. Однажды вечером он неожиданно нагрянул на квартиру Питера. Это был новый Сэм, человек, витавший в облаках. Он был женат. Грейс прямо с корабля отправилась навестить свою семью в Мидуэсте. Сэм собирался отправиться за ней следом через пару дней, после того как подыщет для них жилье в университетском городке.
Питер не помнил, чтобы мужчина когда-нибудь с таким воодушевлением говорил о женщине — так, как Сэм о Грейс. Она была совершенство, венец творения. Сэм говорил о ее физической красоте, ее сексуальном великолепии. В этих разговорах не было ничего дешевого. Это был любовный рассказ о чуде, в существование которого Сэм просто не мог поверить. Когда Грейс вернулась в северо-восточную часть страны, первое, что стояло на повестке, — это ее знакомство с Питером. Сэм пообещал, что Питер своими глазами увидит — Грейс невозможно описать. Нужно было знать ее, ощущать ее тепло, слышать ее смех, испытать на себе ее непосредственность и полное отсутствие ложной стыдливости.
Совпадение, или судьба, называйте как хотите, воспрепятствовали этой встрече. Питера командировали во Вьетнам от «Ньюс вью». Вся страна зачитывалась его репортажами из этой адской дыры.
Чуть менее месяца назад Питер вернулся домой. «Ньюс вью» наседал на него, требуя специальных репортажей. Книгоиздатель хотел ускорить работу по Вьетнаму. Питеру ничего этого не хотелось, но его каким-то образом убедили, что таков его долг перед общественностью — рассказать им, чему его научили месяцы, проведенные в Азии.
Так что был лишь телефонный звонок Сэму, который, похоже, заработал себе кучу неприятностей в университете из-за защиты инакомыслящего профессора. Сэм поинтересовался, не желает ли Питер выступить с речью на студенческом форуме в университетском городке.
— К тому же пора тебе познакомиться с Грейс! — добавил Сэм.
— По-прежнему на высшем уровне? — спросил Питер.
— Когда ты с ней познакомишься, то, возможно, сумеешь ответить на извечный вопрос «что такое „высший“, — подзадорил Сэм.
— Мне нужно съездить в Бостон. Возможно, на обратном пути.
Кажется, речь шла о том дне, на который Сэм планировал марш к Дому Круглого стола.
— Я думаю, мы вернемся к вечеру. Я надеюсь! — сказал Сэм. — Сделай остановку в пути.
— Обещаю, — ответил Питер.
И вот он познакомился с Грейс, но не с той Грейс, о которой слышал. Можно было лишь догадываться, какой она была прежде. Это было все равно что смотреть на покореженный «роллс-ройс» на кладбище старых автомобилей. Она была деформирована ударом, утратила свой блеск; мотивы, побуждающие ее жить, испарились в один миг. Инстинкт Питера подсказывал ему, что если ее оставить одну, дав окончательно распасться на кусочки, то даже «вся королевская рать» не сможет собрать ее воедино. Сэм, как он знал, страстно хотел, чтобы кто-то предпринял попытку ее спасти.
Он все говорил, и говорил, и кормил ее, и добивался, чтобы она немного выпила, и наблюдал, как тяжелеют ее веки, и, наконец, с облегчением увидел, как она заснула. Он осторожно завел ее ноги на диван и укрыл одеялом. Потом снял телефонную трубку с рычажка, чтобы прервать звонки, и устроился в кресле с высокой спинкой напротив нее. Она проспала всю ночь. Он так и не сумел вздремнуть. К тому времени, когда она открыла глаза — очень ранним утром, он точно знал, что ему делать с Сэмом Минафи.
— Вы остались! — сказала Грейс, когда окончательно проснулась.
— А как же?
Ее глаза обратились на закрытую дверь спальни.
— Ах, Питер! — вздохнула она.
— Мне придется уехать, — сказал он будничным тоном, — но, прежде чем я это сделаю, я хочу поговорить с вами о том, что я наметил. Хотите подкрепиться? Когда вы будете готовы, я принесу вам кофе.
Она снова посмотрела на закрытую дверь и слегка поежилась.
— Вам это нужно, — тихо сказал он. — Вам сегодня придется иметь дело со многими людьми. Помните, вы — Грейс Минафи, женщина Сэма. Вам следует общаться с ними в его манере.
Она откинула хлопковое одеяло и встала.
— Спасибо, что напомнили, — сказала она. — В холодильнике есть фруктовый сок.
Она взяла одеяло, прошла прямо к двери спальни и без колебаний вошла внутрь.
— Молодчина, — сказал Питер вполголоса.
Как бы там ни было, она нашла в себе мужество сделать первый шаг в то, что должно было стать для нее новым миром.
Глава 3
Было трудно описать атмосферу в Уинфилде, штат Коннектикут, на следующий день после убийства Сэма Минафи. Сидя в своем белом «ягуаре» с опущенным верхом, у офиса «Уинфилд джорнал», еженедельной газеты, Питер спрашивал себя — а что, если это просто его воображение, его собственная эмоциональная сопричастность создавали ощущение напряженности, которой на самом деле и в помине не было.
День был погожий, небо — высокое, чистое и голубое. Горожане, казалось, занимаются своими делами в полном соответствии с нормальным порядком вещей. Никто не выказывал чрезмерного интереса к белому «ягуару», за исключением двух маленьких мальчишек, которые явно были любителями спортивных машин. Внешне городок был спокойным и расслабленным. Кровь Сэма Минафи была тщательно смыта со ступеней парадного входа в Дом Круглого стола. Участники вчерашнего марша ушли. Не было никаких признаков того, что пережитый момент ужаса наложил хоть какой-то отпечаток на город. Но Питера преследовало ощущение, что из-за закрытых дверей и зашторенных окон за ним наблюдают.
За ним совершенно открыто наблюдали также из-за зеркального стекла окна газетной редакции. Низенький толстый человечек с серо-стальными волосами и мальчишеским, почти как у эльфа, лицом не делал из своего занятия никакого секрета. Он стоял у окна, выскребая чашеобразную часть обугленной трубки ржавым перочинным ножом, не сводя с Питера любопытных карих глаз.
Питер вылез из машины и зашел в офис.
Маленький толстый человечек выбивал трубку в пепельницу на своем письменном столе и натужно дул в забившийся черенок.
— Чем могу быть полезен? — спросил он.
— Возможно, это поможет, — сказал Питер.
Из кармана своего летнего твидового пиджака он достал маленький кожаный футляр с инструментами для трубки из нержавеющей стали.
— Вот спасибо, — обрадовался толстяк. Он отвинтил черенок трубки от чашеобразной части и поводил длинным остроконечным приспособлением в том месте, где было забито. Он снова дунул и просиял от счастья. Сложив инструмент для трубки, он засунул его в футляр и отдал Питеру. — Я — Дэн Сотерн, владелец и редактор, рекламный менеджер, рассыльный на полставки и привратник этого великолепного заведения.
— Я — Питер Стайлс, — сказал Питер.
Карие глаза просияли.
— Ага! — сказал толстяк. — «Ньюс вью»?
Питер кивнул.
— Я — ваш почитатель, — сказал Дэн Сотерн.
— Мне лестно это слышать.
— Жаль, что мы не можем позволить себе перепечатывать ваши публикации. Не то чтобы у вас тут был легион горячих сторонников. Мы несколько консервативны для той линии, которую вы проводите, но едва ли не каждый читает то, что вы пишете, и с удовольствием негодует на ваш счет.
— Как говорится, единственное, что имеет значение, — это чтобы мое имя писали правильно, — сказал Питер.
— Присаживайтесь, — пригласил Дэн Сотерн, показывая на стул возле своего письменного стола. — Надеюсь, у вас найдется время поболтать со мной. Я не так уж часто общаюсь с людьми с другой стороны.
— С другой стороны чего?
Дэн Сотерн засмеялся и принялся набивать свою трубку из рваного пластикового пакетика.
— Это домашний стадион команды генерала Хэмптона Уидмарка, — сказал он. — Мы здесь, знаете ли, смотрим на государственного секретаря как на коммунистического агента.
— Но не вы?
— Я только печатаю новости, — потупился Дэн.
— Наподобие вчерашних новостей?
Маленький толстый человечек вновь опустил веки.
— Это еженедельная газета, мистер Стайлс. Моя газета выйдет в четверг, через два дня. К этому времени то, что случилось здесь, перестанет быть новостью для кого-либо. Они смотрели это по телевидению. Они видели фотографии в нью-йоркских газетах, а также в газетах Хартфорда и Нью-Хейвена. К тому времени, когда я этим займусь, это будет представлять примерно такую же важность, как отклики общественности на предстоящий слет пожарных.
— Но это хорошая тема для редакционной статьи, — предположил Питер.
— О, я написал редакционную статью, как вы и предлагаете, — сказал Дэн. — И порвал ее. Отвел душу, но без свидетелей. Для печати это не годится.
— Вы говорили, что вы — владелец газеты, — напомнил Питер. — Разве вы не можете напечатать то, что вам хочется?
— У меня закладная в уинфилдской трастовой компании, — объяснил Дэн. — Председатель совета директоров — генерал Хэмптон Уидмарк. Я выплачиваю долги, публикуя местную рекламу. Президент торговой палаты — генерал Хэмптон Уидмарк. Я также зарабатываю кое-какие деньги на случайных заказах, например печатаю ежедневные меню для уинфилдского мужского клуба. Председатель комитета клуба — генерал Хэмптон Уидмарк.
— Генералу не понравилась бы ваша редакционная статья?
— Она бы его испепелила, — сказал Дэн. Он поднял свои веки. — Коллеге-газетчику особенно нечем восхищаться в этом заведении, мистер Стайлс. Но, сдается мне, даже «Ньюс вью» осторожничает на каждом шагу.
— Мы выходим из положения, предоставляя равное место для выражения различных точек зрения, — сказал Питер. — Объективность — вот наш девиз.
— И вы приехали в Уинфилд, чтобы проявить объективность по поводу вчерашнего? — спросил Дэн.
— Что-то в этом роде.
— Что касается фактов, то тут по поводу вчерашнего и выяснять-то нечего, Питер, — сказал маленький толстый человечек. Он поднес допотопную кухонную спичку к чашеобразной части своей трубки, и она благополучно раскурилась. — Об этом говорилось по телевидению и радио, подробности напечатаны в сегодняшних газетах. Вы можете рассуждать на тему маршей протеста так или иначе, и вы можете рассуждать на тему безнаказанного насилия, но факты просты, и все они лежат на поверхности.
— Так ли это?
— Безусловно. Этот парень, Смит, который стрелял, — из местных. Я знал его с того дня, как он родился. Мне доводилось видеть его в одной из этих проволочных тележек для покупок в супермаркете, сосущим леденец на палочке, пока его мать флиртовала с мясником. Я видел, как он растет. Отец — пьяница. Мать спала с каждым, кто попросит. Начать с того, что ребенок был нежеланным и, возможно, его отец не был его настоящим отцом. Он никогда не блистал умом. С горем пополам окончил начальную школу, потому что наша система образования лишена всякого смысла. Мы переводим детей из одного класса начальной школы в другой, независимо от их успеваемости. Средняя школа оказалась этому парню не по плечу, и его отчислили. Вечно влипал в истории. Список правонарушений в подростковом возрасте длинный, как ваша рука, — мелкие кражи, вандализм, подглядывание за купальщицами. Никчемная маленькая вошь. Если вы из тех, кому жаль вшей, то вы его пожалеете. Не его вина, вы скажете. Но если вы достаточно долго называете кого-то вошью, ему приходиться сделать нечто, чтобы продемонстрировать свое я, чтобы и на него обратили внимание. В этом причина правонарушений в подростковом возрасте, и этим объясняется вчерашнее.
— Не совсем так, — возразил Питер. — Кто научил его ненавидеть таких людей, как Сэм Минафи?
Ясные карие глазки замигали.
— У нас тут есть специальные летние курсы ненависти, — сказал Дэн. — Но это тема, выходящая за рамки Уинфилда, Питер. Как много вам известно об Армии за исконную Америку?
— Недостаточно, — признался Питер.
— Летний лагерь находится здесь, в Уинфилде, — сухо сказал Дэн. — Дом Круглого стола является красивым фасадом для его патриотической агитации.
— Давайте не будет отклоняться от темы, Дэниел, — предложил Питер. — Давайте еще немного потолкуем об юном Олдене Смите.
— Да тут и толковать-то особо не о чем, — сказал Дэн, кладя свою трубку. — Похороны — в пятницу. Насколько я понимаю, лейтмотивом надгробной речи станет мягкая укоризна по поводу стрельбы по людям средь бела дня и горячее выражение признательности Всевышнему за то, что он сохраняет и поддерживает истинный патриотизм в сердце даже такого невзрачного представителя молодой Америки, как Олден Смит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Вот она, — сказал он ей. — Алюминий и пластик с какими-то таинственными пружинами и шарнирами, благодаря которым она действует почти так же эффективно, как настоящая. — Она вспомнила, как его красивое лицо помрачнело. — Это было бессмысленно — совершенно несравнимо с тем, что случилось сегодня, но настолько же бессмысленно. Когда я снова пошел, я затеял что-то вроде личного крестового похода. Он имел своей целью поиск двух хохочущих мерзавцев, которые спихнули меня и моего отца с той горной дороги — просто ради забавы. Я так и не нашел их, но я погрузился в душевное состояние, которое нужно было преодолевать, — душевное состояние, в котором, к сожалению, не обращаешь внимания на насилие, совершаемое ради забавы, когда терпимо относишься к атмосфере, в которой дети могут нападать с ножом на своих учителей в нью-йоркской школе, которая поощряет вандализм и безнаказанный террор и убийство президента — или Сэма Минафи.
Она вспомнила, как поймала себя на мысли, что он, наверное, понял бы то, что она пыталась сказать там, в здании суда Уинфилда: «Не было бы на этом свете никаких олденов Смитов без генерала Уидмарка».
— Вы хотите, чтобы я ушел? — спросил он через некоторое время после того, как они закончили обед.
— Нет!
Она почувствовала, как ее стало одолевать какое-то бессилие, но теперь она не хотела быть одна, для нее было невыносимо очутиться в комнате за этой закрытой дверью, где ей предстояло спать.
А потом она вспомнила, как открыла глаза и поняла, после секундного недоумения, что спит на диване, укрытая легким хлопковым одеялом, взятым из ее бельевого шкафа.
И тут же вспомнила про Сэма, и негромкий, сдавленный вскрик вырвался из ее горла. Она повернула голову и увидела Питера, сидевшего в большом кресле в нескольких футах от нее. Позади него она увидела сероватый свет раннего утра в окне. Невероятно, но она проспала всю ночь.
Для Питера это была долгая ночь.
Грейс заснула, почти что оборвав фразу на полуслове. Это было так, как будто природа вдруг взялась за исцеление этой потрясенной, придавленной горем женщины, проявив милосердие как раз в тот момент, когда она могла разлететься на тысячу не поддающихся спайке осколков.
Жизнь, как вывел для себя Питер, управляется совокупностью совпадений. Вы находитесь в определенном месте в определенное время и в результате оказываетесь вовлеченными в то, чего избежали бы, если бы находились где-то еще. Питер находился в Бостоне по заданию Фрэнка Девери, главного редактора «Ньюс вью» и своего босса. Он только-только покинул Бостон и вырулил на автостраду Новой Англии, когда услышал по радио в «ягуаре» известие об убийстве Сэма Минафи. Его первым и единственным желанием, порожденным внезапной вспышкой ярости, было рвануть прямиком в Уинфилд. Это заняло бы у него около трех часов, если бы он гнал «ягуар» на предельной скорости, которую позволяла развить автострада. Если бы место гибели Сэма не находилось как раз на линии заранее запланированного Питером маршрута, он, возможно, не стал бы проявлять инициативу и оказывать какую-либо помощь вдове Сэма.
В Корее Питер и Сэм Минафи стали настолько близки, насколько это возможно между двумя мужчинами. Оба они ненавидели то, что делали, но оба они делали это в высшей степени хорошо.
Их душевные состояния перекликались между собой, их мысли перекликались между собой. Они понимали, без сентиментальных прикрас, что это та дружба, которая протянется сквозь времена, на которую можно полностью положиться в любой исключительной ситуации. Но после войны жизнь развела их в разные стороны. Сэма ждала его работа в университете, а Питер поселился в своей квартире в нью-йоркском Грэмерси-парке, чтобы сделать карьеру репортера-публициста. Они встречались один-два раза в год, Сэм проводил вечер с Питером в игорном клубе, Питер уезжал за город на уик-энд, чтобы поиграть с Сэмом в гольф.
Потом их разлука приобрела более законченный характер. Сэм взял отпуск, чтобы отправиться в Африку с Корпусом мира, а несколько недель спустя случилась личная катастрофа Питера. Спустя месяцы от Сэма пришло письмо. Он только-только узнал о несчастном случае, произошедшем с Питером. Конечно, Питер не писал ему об этом. Письмо Сэма стало одним из тех стимулов, которые помогли Питеру собраться с духом, чтобы подняться с пола и снова зажить полноценной жизнью.
После двухгодичного отсутствия Сэм приехал домой. Однажды вечером он неожиданно нагрянул на квартиру Питера. Это был новый Сэм, человек, витавший в облаках. Он был женат. Грейс прямо с корабля отправилась навестить свою семью в Мидуэсте. Сэм собирался отправиться за ней следом через пару дней, после того как подыщет для них жилье в университетском городке.
Питер не помнил, чтобы мужчина когда-нибудь с таким воодушевлением говорил о женщине — так, как Сэм о Грейс. Она была совершенство, венец творения. Сэм говорил о ее физической красоте, ее сексуальном великолепии. В этих разговорах не было ничего дешевого. Это был любовный рассказ о чуде, в существование которого Сэм просто не мог поверить. Когда Грейс вернулась в северо-восточную часть страны, первое, что стояло на повестке, — это ее знакомство с Питером. Сэм пообещал, что Питер своими глазами увидит — Грейс невозможно описать. Нужно было знать ее, ощущать ее тепло, слышать ее смех, испытать на себе ее непосредственность и полное отсутствие ложной стыдливости.
Совпадение, или судьба, называйте как хотите, воспрепятствовали этой встрече. Питера командировали во Вьетнам от «Ньюс вью». Вся страна зачитывалась его репортажами из этой адской дыры.
Чуть менее месяца назад Питер вернулся домой. «Ньюс вью» наседал на него, требуя специальных репортажей. Книгоиздатель хотел ускорить работу по Вьетнаму. Питеру ничего этого не хотелось, но его каким-то образом убедили, что таков его долг перед общественностью — рассказать им, чему его научили месяцы, проведенные в Азии.
Так что был лишь телефонный звонок Сэму, который, похоже, заработал себе кучу неприятностей в университете из-за защиты инакомыслящего профессора. Сэм поинтересовался, не желает ли Питер выступить с речью на студенческом форуме в университетском городке.
— К тому же пора тебе познакомиться с Грейс! — добавил Сэм.
— По-прежнему на высшем уровне? — спросил Питер.
— Когда ты с ней познакомишься, то, возможно, сумеешь ответить на извечный вопрос «что такое „высший“, — подзадорил Сэм.
— Мне нужно съездить в Бостон. Возможно, на обратном пути.
Кажется, речь шла о том дне, на который Сэм планировал марш к Дому Круглого стола.
— Я думаю, мы вернемся к вечеру. Я надеюсь! — сказал Сэм. — Сделай остановку в пути.
— Обещаю, — ответил Питер.
И вот он познакомился с Грейс, но не с той Грейс, о которой слышал. Можно было лишь догадываться, какой она была прежде. Это было все равно что смотреть на покореженный «роллс-ройс» на кладбище старых автомобилей. Она была деформирована ударом, утратила свой блеск; мотивы, побуждающие ее жить, испарились в один миг. Инстинкт Питера подсказывал ему, что если ее оставить одну, дав окончательно распасться на кусочки, то даже «вся королевская рать» не сможет собрать ее воедино. Сэм, как он знал, страстно хотел, чтобы кто-то предпринял попытку ее спасти.
Он все говорил, и говорил, и кормил ее, и добивался, чтобы она немного выпила, и наблюдал, как тяжелеют ее веки, и, наконец, с облегчением увидел, как она заснула. Он осторожно завел ее ноги на диван и укрыл одеялом. Потом снял телефонную трубку с рычажка, чтобы прервать звонки, и устроился в кресле с высокой спинкой напротив нее. Она проспала всю ночь. Он так и не сумел вздремнуть. К тому времени, когда она открыла глаза — очень ранним утром, он точно знал, что ему делать с Сэмом Минафи.
— Вы остались! — сказала Грейс, когда окончательно проснулась.
— А как же?
Ее глаза обратились на закрытую дверь спальни.
— Ах, Питер! — вздохнула она.
— Мне придется уехать, — сказал он будничным тоном, — но, прежде чем я это сделаю, я хочу поговорить с вами о том, что я наметил. Хотите подкрепиться? Когда вы будете готовы, я принесу вам кофе.
Она снова посмотрела на закрытую дверь и слегка поежилась.
— Вам это нужно, — тихо сказал он. — Вам сегодня придется иметь дело со многими людьми. Помните, вы — Грейс Минафи, женщина Сэма. Вам следует общаться с ними в его манере.
Она откинула хлопковое одеяло и встала.
— Спасибо, что напомнили, — сказала она. — В холодильнике есть фруктовый сок.
Она взяла одеяло, прошла прямо к двери спальни и без колебаний вошла внутрь.
— Молодчина, — сказал Питер вполголоса.
Как бы там ни было, она нашла в себе мужество сделать первый шаг в то, что должно было стать для нее новым миром.
Глава 3
Было трудно описать атмосферу в Уинфилде, штат Коннектикут, на следующий день после убийства Сэма Минафи. Сидя в своем белом «ягуаре» с опущенным верхом, у офиса «Уинфилд джорнал», еженедельной газеты, Питер спрашивал себя — а что, если это просто его воображение, его собственная эмоциональная сопричастность создавали ощущение напряженности, которой на самом деле и в помине не было.
День был погожий, небо — высокое, чистое и голубое. Горожане, казалось, занимаются своими делами в полном соответствии с нормальным порядком вещей. Никто не выказывал чрезмерного интереса к белому «ягуару», за исключением двух маленьких мальчишек, которые явно были любителями спортивных машин. Внешне городок был спокойным и расслабленным. Кровь Сэма Минафи была тщательно смыта со ступеней парадного входа в Дом Круглого стола. Участники вчерашнего марша ушли. Не было никаких признаков того, что пережитый момент ужаса наложил хоть какой-то отпечаток на город. Но Питера преследовало ощущение, что из-за закрытых дверей и зашторенных окон за ним наблюдают.
За ним совершенно открыто наблюдали также из-за зеркального стекла окна газетной редакции. Низенький толстый человечек с серо-стальными волосами и мальчишеским, почти как у эльфа, лицом не делал из своего занятия никакого секрета. Он стоял у окна, выскребая чашеобразную часть обугленной трубки ржавым перочинным ножом, не сводя с Питера любопытных карих глаз.
Питер вылез из машины и зашел в офис.
Маленький толстый человечек выбивал трубку в пепельницу на своем письменном столе и натужно дул в забившийся черенок.
— Чем могу быть полезен? — спросил он.
— Возможно, это поможет, — сказал Питер.
Из кармана своего летнего твидового пиджака он достал маленький кожаный футляр с инструментами для трубки из нержавеющей стали.
— Вот спасибо, — обрадовался толстяк. Он отвинтил черенок трубки от чашеобразной части и поводил длинным остроконечным приспособлением в том месте, где было забито. Он снова дунул и просиял от счастья. Сложив инструмент для трубки, он засунул его в футляр и отдал Питеру. — Я — Дэн Сотерн, владелец и редактор, рекламный менеджер, рассыльный на полставки и привратник этого великолепного заведения.
— Я — Питер Стайлс, — сказал Питер.
Карие глаза просияли.
— Ага! — сказал толстяк. — «Ньюс вью»?
Питер кивнул.
— Я — ваш почитатель, — сказал Дэн Сотерн.
— Мне лестно это слышать.
— Жаль, что мы не можем позволить себе перепечатывать ваши публикации. Не то чтобы у вас тут был легион горячих сторонников. Мы несколько консервативны для той линии, которую вы проводите, но едва ли не каждый читает то, что вы пишете, и с удовольствием негодует на ваш счет.
— Как говорится, единственное, что имеет значение, — это чтобы мое имя писали правильно, — сказал Питер.
— Присаживайтесь, — пригласил Дэн Сотерн, показывая на стул возле своего письменного стола. — Надеюсь, у вас найдется время поболтать со мной. Я не так уж часто общаюсь с людьми с другой стороны.
— С другой стороны чего?
Дэн Сотерн засмеялся и принялся набивать свою трубку из рваного пластикового пакетика.
— Это домашний стадион команды генерала Хэмптона Уидмарка, — сказал он. — Мы здесь, знаете ли, смотрим на государственного секретаря как на коммунистического агента.
— Но не вы?
— Я только печатаю новости, — потупился Дэн.
— Наподобие вчерашних новостей?
Маленький толстый человечек вновь опустил веки.
— Это еженедельная газета, мистер Стайлс. Моя газета выйдет в четверг, через два дня. К этому времени то, что случилось здесь, перестанет быть новостью для кого-либо. Они смотрели это по телевидению. Они видели фотографии в нью-йоркских газетах, а также в газетах Хартфорда и Нью-Хейвена. К тому времени, когда я этим займусь, это будет представлять примерно такую же важность, как отклики общественности на предстоящий слет пожарных.
— Но это хорошая тема для редакционной статьи, — предположил Питер.
— О, я написал редакционную статью, как вы и предлагаете, — сказал Дэн. — И порвал ее. Отвел душу, но без свидетелей. Для печати это не годится.
— Вы говорили, что вы — владелец газеты, — напомнил Питер. — Разве вы не можете напечатать то, что вам хочется?
— У меня закладная в уинфилдской трастовой компании, — объяснил Дэн. — Председатель совета директоров — генерал Хэмптон Уидмарк. Я выплачиваю долги, публикуя местную рекламу. Президент торговой палаты — генерал Хэмптон Уидмарк. Я также зарабатываю кое-какие деньги на случайных заказах, например печатаю ежедневные меню для уинфилдского мужского клуба. Председатель комитета клуба — генерал Хэмптон Уидмарк.
— Генералу не понравилась бы ваша редакционная статья?
— Она бы его испепелила, — сказал Дэн. Он поднял свои веки. — Коллеге-газетчику особенно нечем восхищаться в этом заведении, мистер Стайлс. Но, сдается мне, даже «Ньюс вью» осторожничает на каждом шагу.
— Мы выходим из положения, предоставляя равное место для выражения различных точек зрения, — сказал Питер. — Объективность — вот наш девиз.
— И вы приехали в Уинфилд, чтобы проявить объективность по поводу вчерашнего? — спросил Дэн.
— Что-то в этом роде.
— Что касается фактов, то тут по поводу вчерашнего и выяснять-то нечего, Питер, — сказал маленький толстый человечек. Он поднес допотопную кухонную спичку к чашеобразной части своей трубки, и она благополучно раскурилась. — Об этом говорилось по телевидению и радио, подробности напечатаны в сегодняшних газетах. Вы можете рассуждать на тему маршей протеста так или иначе, и вы можете рассуждать на тему безнаказанного насилия, но факты просты, и все они лежат на поверхности.
— Так ли это?
— Безусловно. Этот парень, Смит, который стрелял, — из местных. Я знал его с того дня, как он родился. Мне доводилось видеть его в одной из этих проволочных тележек для покупок в супермаркете, сосущим леденец на палочке, пока его мать флиртовала с мясником. Я видел, как он растет. Отец — пьяница. Мать спала с каждым, кто попросит. Начать с того, что ребенок был нежеланным и, возможно, его отец не был его настоящим отцом. Он никогда не блистал умом. С горем пополам окончил начальную школу, потому что наша система образования лишена всякого смысла. Мы переводим детей из одного класса начальной школы в другой, независимо от их успеваемости. Средняя школа оказалась этому парню не по плечу, и его отчислили. Вечно влипал в истории. Список правонарушений в подростковом возрасте длинный, как ваша рука, — мелкие кражи, вандализм, подглядывание за купальщицами. Никчемная маленькая вошь. Если вы из тех, кому жаль вшей, то вы его пожалеете. Не его вина, вы скажете. Но если вы достаточно долго называете кого-то вошью, ему приходиться сделать нечто, чтобы продемонстрировать свое я, чтобы и на него обратили внимание. В этом причина правонарушений в подростковом возрасте, и этим объясняется вчерашнее.
— Не совсем так, — возразил Питер. — Кто научил его ненавидеть таких людей, как Сэм Минафи?
Ясные карие глазки замигали.
— У нас тут есть специальные летние курсы ненависти, — сказал Дэн. — Но это тема, выходящая за рамки Уинфилда, Питер. Как много вам известно об Армии за исконную Америку?
— Недостаточно, — признался Питер.
— Летний лагерь находится здесь, в Уинфилде, — сухо сказал Дэн. — Дом Круглого стола является красивым фасадом для его патриотической агитации.
— Давайте не будет отклоняться от темы, Дэниел, — предложил Питер. — Давайте еще немного потолкуем об юном Олдене Смите.
— Да тут и толковать-то особо не о чем, — сказал Дэн, кладя свою трубку. — Похороны — в пятницу. Насколько я понимаю, лейтмотивом надгробной речи станет мягкая укоризна по поводу стрельбы по людям средь бела дня и горячее выражение признательности Всевышнему за то, что он сохраняет и поддерживает истинный патриотизм в сердце даже такого невзрачного представителя молодой Америки, как Олден Смит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20