Как на общеевропейской, так и на германской сцене перед Меттернихом стояла задача совершить почти невозможное, а именно: завуалировать слабость позиции Австрии, представить ее сильной и поддерживать ее авторитет, который, собственно, не имел под собой никаких реальных оснований. Дела Австрии, касавшиеся ее немецкой позиции, были крайне плохи: Пруссия, увеличившаяся на половину Саксонии, Вестфалию и Рейнланд, простиравшаяся от Мемеля до Ахена (разделяемая лишь небольшими вклиниваниями ганноверских и гессен-кассельских земель, которые после 1866 года исчезли), и Бавария, увеличившаяся за счет Вюртемберга, Бадена и Гессен-Дармштадта и укрепившаяся и внутренне, и внешне со времен Рейнского союза, были больше и населеннее, чем немецкие области монархии. Эти простые факты означали, во-первых: восстановление “старой империи” было невозможным и с точки зрения Австрии нежелательным. Секуляризованная империя (а если что-либо и было возможно, то только это) при сохранении сильных немецких территориальных государств была бы всего лишь мнимым образованием, так сказать, “подтасовкой фактов”, а габсбургский император в ней – безвластным и, учитывая его собственные страны, связанным по рукам и ногам. Во-вторых: о возможности централизованного единого германского государства нечего и говорить, ибо оно противоречило бы традиции, соотношение всех сил противодействовало этому, никто этого не хотел. В-третьих: таким образом, была возможна только федерация германских государств, модель которой еще нужно было выторговать. Это соответствовало желаниям соседних держав, а также договоренностям, которые более или менее однозначно содержались в Бартенштейнском договоре 1807 года (между Россией и Пруссией), Калишском договоре 1813 года (между Россией и Пруссией), Теплицком союзном договоре 1813 года (между Россией, Пруссией и Австрией). Конкретно вопрос при этом звучал следующим образом: “федеративное государство” или “союз государств”, другими словами: что должно было произойти с суверенитетом германских государств-членов? Штейн, который мечтал о возникновении новой могучей Германской империи, выступал за значительное урезание суверенной власти; Гарденберг и Гумбольдт склонялись к умеренному решению – федерации государств, Меттерних же (а еще более решительно его сотрудник Генц, которого удовлетворил бы просто альянс, как между чужими государствами) занимал противоположную позицию, которая в любом случае предусматривала союз государств. Любое решение в пользу федерации предусматривало центральную власть, а это неминуемым образом пошло бы за счет мелких и средних германских государств. Поэтому именно они ожесточенно выступили против этих планов: они правильно рассудили, что в федеративном государстве им пришлось бы смириться со значительным сокращением своего суверенитета и расцветом прусской гегемонии. Точно так же рассуждал и Меттерних: федеративное государство с центральным правительством, пусть даже круг его полномочий будет ограничен, и главой государства (ставить или не ставить которого для Австрии также было бы проблематично) в конечном счете пошло бы на пользу только Пруссии и отняло у империи ее естественных южно– и среднегерманских союзников.
Меттерних в этом отношении не только мыслил яснее и быстрее, чем его коллеги, но, прежде всего, действовал быстрее и целеустремленнее. Еще во время войны против Наполеона, в октябре 1813 года, между Австрией и Баварией был заключен Ридский договор, в котором Австрия от имени всех союзников в качестве компенсации за выход из Рейнского союза и переход на сторону коалиции гарантировала Виттельсбаху сохранение территориальных владений, которые он получил от Наполеона, и неограниченный суверенитет, которым он пользовался после распада империи в 1806 году. Это был типовой договор, за которым в течение шести недель последовали аналогичные договоры с Вюртембергом, Гессен-Дармштадтом, Баденом и мелкими тюрингскими государствами. Ридский договор, заключенный за год до Венского конгресса и подписанный также Россией и Пруссией, стал для нового порядка в Германии принципиальной основой, с учетом чего последовавшее за этим огромное количество меморандумов, докладных записок, писем, проектов были просто боем с тенью. В сущности, после Рида речь шла лишь о том, будет ли существовать союз государств, и если да, то как он должен быть организован.
То, что получилось в конце концов – Германский союз, эта реалистическая и длительная попытка дать немцам государственный порядок, который был бы разумным, пошел бы на пользу им и другим европейским государствам, – был многократно раскритикован и до сегодняшнего дня еще недостаточно оценен; он заслуживает отдельной книги, которая еще не написана. Здесь же нам придется ограничиться рассмотрением тех моментов, которые касаются Меттерниха.
После долгих месяцев обсуждения германскими правительствами наконец 8 июня 1815 года был принят “основной закон” нового порядка, Германский Союзный акт, который стал творением Меттерниха с наиболее далеко идущими последствиям, ибо, независимо от участия в общем деле множества маленьких и больших, значительных и неважных людей, он был “отцом” этой первой общегерманской конституции, и в ее рамках в течение полустолетия протекало политическое, экономическое и социальное развитие Германии. Слово “рамки” подразумевает:
Германский Союзный акт намечал лишь определенные границы германской государственной жизни, в пределах которых отдельные изменения были не только возможны, но частично вводились, не будучи заранее обусловлены содержательно либо по существу; в отличие от более поздних конституций 1867, 1871, 1919 и 1949 годов, он не старался по возможности всеобъемлюще и полно отрегулировать в политико-правовом отношении совместное проживание немцев, наоборот: он старательно оставлял пространство для заполнения рамок в будущем, был гибким каталогом минимальных норм. Сорок одно германское государство (37 княжеств и четыре республики, то есть вольных города) объединились в “постоянный”, то есть нерушимый союз, который образовал рамки не только для них, но и для всей Центральной Европы. Ибо наряду со множеством германских государств, территория которых одновременно была союзной, например, Бавария или Ольденбург, были и такие, у которых только часть их территории входила в союз, а именно самые могущественные:
Пруссия и Австрия. Так, провинции Восточная Пруссия, Западная Пруссия, Позен или габсбургские земли Италии (Ломбарде-Венеция), Хорватия, Галиция и, разумеется, Венгрия не относились к территории союза. С другой стороны, германскими союзными князьями являлись и иностранные властители: король Дании в качестве герцога Голштинии, король Великобритании в качестве короля Ганновера или король Объединенных Нидерландов как великий герцог Люксембургский. Такое глубокое укоренение Германского союза в общеевропейскую систему государств нашло свое отражение в столь значительном с государственно– и конституционно-правовой точки зрения факте, что Союзный акт был целиком включен в Заключительный акт Венского конгресса, подписанный 9 июня 1815 года, и составил его статьи с 53 по 63. Тем самым новый союз государств Германии стал составной частью общеевропейского равновесия и был гарантирован державами, подписавшими Заключительный акт Венского конгресса. Делавшиеся иногда впоследствии попытки иностранных держав, прежде всего Франции, обосновать право вмешательства пресекались этими гарантиями, не в последнюю очередь благодаря взаимно нейтрализующей ревности участников и дипломатической ловкости Меттерниха. Для поддержания мира в Европе и для передышки, столь необходимой именно для немцев после десятилетий потрясений, Германский союз как орган равновесия имел благотворное значение.
Пытаясь установить и сохранить мир в Европе с помощью системы равновесия пентархии и используя для этого германские страны, Меттерних стремился к тому, чтобы с помощью системы равновесия в союзе сгладить внутригерманские противоречия и воплотить в жизнь концепцию Европы. Одновременно он служил Австрии, которая для своего существования равно нуждалась как в европейском, так и в германском единстве. Германский союз был чем-то вроде “матрешки”: миниатюрная Европа в Большой Европе – то же столкновение интересов, напряженность, соперничество, те же склоки, беспорядки, те же средства лечения, то есть конференции, постановления, вмешательства. И тот же итог: Меттерниху не удалось поддерживать консенсус пентархии и позицию Австрии как ее третейского судьи; тем не менее, несмотря на постоянное соперничество держав, их европейский “концерт”, пусть все более атонально-диссонансно, продолжался до 1914 года; точно так же государственному канцлеру (с 1821 года) не удалось парализовать динамичное, подрывающее союз развитие Пруссии и германских национально-либеральных движений в союзных государствах, тем не менее надуманная конституционная паутина союза оказалась удивительно стабильной.
Да, следует отметить: здесь Меттерних добился более длительных успехов, чем на международной арене. В большой политике Австрия, одна из пяти великих держав, постоянно подвергалась опасности очутиться в изоляции или попасть в зависимость от более сильных. В союзе же она противостояла одной Пруссии, и здесь полностью проявились как старая имперская традиция, так и духовное, политическое превосходство Меттерниха: ему удалось убедить Пруссию в том, что общность интересов обоих государств перевешивает их различия, и на долгие годы превратить ее в своего рода “младшего партнера” габсбургской империи; таким образом он приобрел решающее влияние на мелкие и средние государства, прежде всего, Южной и Центральной Германии. Учреждения союза стали на долгое время орудием господства Австрии в германском пространстве, ее правовое и фактическое положение как главенствующей державы союза укрепляло ее международный авторитет.
Германский союз был союзом государств, и поэтому нельзя критиковать те моменты, которые были обусловлены его государственно-правовой природой: то есть отсутствие главы, ответственного общего правительства, верховного союзного суда, общенационального представительства. У союза были только те органы и учреждения, которые были необходимы для его функционирования и которые он мог иметь с учетом суверенитета отдельных государств: союзное собрание, которое состояло из связанных инструкциями посланников государств-членов союза и выступало то как “суженный совет”, то как “пленум” под председательством Австрии; позже – отдельные центральные ведомства, которые занимались расследованием “революционных беспорядков”. Функционировал третейский суд, исполнялись приговоры и союзное военное соглашение. Однако ключевой проблемой всей этой конструкции оставался суверенитет. Он должен был непременно сохраняться за членами союза. Впрочем, в определенной степени он уже был фикцией, ибо вступление в союз, вытекающее отсюда ограничение свободы союзов (“никаких объединений.., которые могли бы быть направлены против безопасности союза или отдельных союзных государств”, ст. 11 Союзного акта), обязательство выносить конфликты на рассмотрение союзного собрания и в случае необходимости подчиняться судебному решению; далее, определенное число налогов, судебная система (статья 12), “осуществление” основных земских законов (статья 13), посредничество в спорах (статья 14) и все, что касалось комплекса основных прав отдельного гражданина государства, – все это означало ограничение суверенитета. Венский Заключительный акт продемонстрировал это еще более отчетливо. Он был выработан на Венских конференциях полномочными представителями германских правительств с ноября 1819 по май 1820 года и явился дальнейшим развитием Союзного акта от рамочного закона до сравнительно подробной конституции, которая в своих 65 статьях, с одной стороны, вновь подтверждала суверенитет членов союза, но, с другой стороны, ограничивала его положениями о вмешательстве и санкциях со стороны союза. Испытывая более или менее обоснованный страх перед революционными, то есть национальными, демократическими, республиканскими движениями, правительства стран – членов союза передали ему как целому определенные права вмешательства в их внутренние дела. Можно сформулировать это иначе: Австрии, то есть Меттерниху, с помощью Пруссии, в которой закончился период реформ, удалось нагнать на отдельных князей и правительства такой страх перед “переворотом”, что они передали союзу исполнительную власть для защиты от собственных подданных, таким образом согласившись на сокращение суверенитета, чтобы спасти “монархической принцип”. Что же это означало на практике? То, что Австрия и Пруссия как самые сильные союзные государства – сильные именно потому, что, будучи европейскими державами, они лишь частично были прикреплены к союзу – образовали “фактическую директорию”, поскольку их суверенитет не был сокращен, ибо невозможно было представить себе вмешательство третьих стран в их внутренние дела. Фактически Германский союз мог существовать до тех пор, пока в нем существовал австро-прусский консенсус, воля к нему. С точки зрения реальной власти между 1815 и 1866 годами мы имеем дело с правлением двух держав, конституированным как союз государств.
Когда Меттерних пытался продвинуть на Венском конгрессе свою концепцию нового устройства, он не мог и мечтать о том, что спустя десятилетия он сможет рассчитывать на прямо-таки послушную Пруссию, по крайней мере в вопросах, которые касались внутреннего, монархического и легитимистского порядка. Поэтому Союзный акт в своих решениях о распределении голосов в союзном собрании, о распределении ответственности, о прохождении дел предусматривал надуманную систему баланса: теоретически градация государств по величине была невозможна, и тем не менее с различным “специфическим весом” членов союза на практике считались. Благодаря такой тактике Меттерниха Союзный акт был приспособлен к потребностям Австрии; в случае, если бы Пруссия приобрела в союзе слишком большое влияние или вступила в серьезные противоречия с Австрией, то последняя смогла бы опереться на большинство средних государств; они же, как и мелкие государства, видели бы в габсбургской империи своего естественного защитника. Это была предупредительная мера, которая намного позже, в 1866 году, приобрела практическое значение, хотя и не спасла положения. До поры до времени политическая реальность выглядела таким образом: вокруг прусско-австрийского ядра группировались все члены союза (пусть даже иногда и несколько выходя за рамки послушания, как Баден или Саксония-Веймар) – из страха перед революцией. Борьба против “революции” – это понятие толковалось в широком смысле и включало все устремления в германских странах, нацеленные на изменение установленного в 1815 году порядка, – тесно сплотила правительства независимо от других столкновении интересов (например, в области торговой и таможенной политики).
Этот страх перед революциями Меттерних сумел сделать важнейшим рычагом верховенства Австрии в союзе. В течение тридцати лет сильным связующим моментом для союза была защита от “переворота”, и Австрия при поддержке Пруссии составляла ее основу. Нужно рассматривать борьбу Меттерниха в правильной перспективе. Ему – а не только студенческим корпорациям, либеральным депутатам и “Геттингенской семерке” – была свойственна верность убеждениям, которая заслуживает уважения; и ему было присуще нечто вроде героизма, печального героизма проигравшего. Согласно планам Меттерниха, согласно воле Австрии, Пруссии и иностранных держав, при согласии всех участвующих правительств, Германский союз был учрежден как порядок, основанный на плюрализме суверенитетов, на легитимизме и монархическом принципе. Исходным пунктом законности и строгого соблюдения этих трех фундаментальных принципов было не какое-то “прошлое”, какие-то исторические реминисценции и реставрация, а совершенно однозначная дата календаря: 8 июня 1815 года. На Венском конгрессе – мы уже говорили об этом – были существенно нарушены все священные принципы так называемого “века реставрации”. Однако теперь, со дня вступления в силу Союзного акта, колесо исторического развития Германии должно было остановиться, – представление, удивительно далекое от действительности и истории.
Развитие не остановилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11