– Внимание, внимание. Всех членов совета дружины прошу собраться в пионерской комнате, – голосом Вилена гнусаво проскрипел репродуктор. – Также напоминаю – сразу после ужина состоится политинформация о текущем моменте в международных отношениях. Просьба не опаздывать.
– Рад, что ты так быстро вернулся, любый, – улыбнулась Евдокся. – Пойдешь с нами на речку?
Раничев помотал головой:
– Попозже. Сейчас ребята придут, репетировать. А вы с девчонками идите.

Посмотрев вслед боярышне – надо же, как быстро приспособилась, – Иван повернулся и быстро пошел к маленькому одноэтажному зданию – клубу, на крыльце которого уже сидели мальчишки. Темненький – Севка, кругленький, словно мячик, Тимур, длинный, как оглобля, Лешка и Игорь – сильно загорелый, со светлою, падающей на глаза челкой.
– Здрасьте, Иван Петрович. А мы вас давно уже ждем.
Иван отпер замок, запустил ребят:
– Ну, разбирайте инструменты.
– Иван Петрович, а правда – джаз играть будем?
Раничев засмеялся:
– А как же?! Затем и пришли. Готовы?
Иван осмотрел ребят: не рок-группа, конечно, но все же, все же… Севка – баянист, Тимур – на мандолине, Игорь – контрабас, и Лешка – ударник.
Под барабаны, за неимением таковых, были приспособлены старые ведра и лейка с отпаявшимся носиком.
– Ну, начали!
Иван показал несколько приемов контрабасисту с ударником, потом не выдержал: посадив Игоря к Лешке за ведра, сам взялся за контрабас – грянули. Ничего себе, довольно стройно, и, главное, – от. души – особенно те, кто колотил по ведрам. Выходило что-то похожее на «Истанбул уоз Константинополис», причем, довольно-таки близко. Раничев до того заигрался, что не слышал уже, как притихли мальчишки, восхищенно вслушиваясь в его пассажи, лишь Игорь с Лешкой пытались подколачивать на своих ведрах. А уж Иван расстарался – всех рок-н-рольных героев вспомнил – Пресли, Билла Хейли, Литл Ричарда, Перкинса с Джином Винсентом. Прошелся – от «Блю Суэйд Шуз» и «Рок Эраунд Зэ Клок» до «Би-боп-а-лула»… Отвел душу, аж пальцы устали! Закончив басовым соло из «Драгон Аттак» «Куин», обессиленно откинулся на стуле.
– Здорово, – в наступившей тишине восхищенно произнес кто-то из ребят. – А нас так научите, Иван Петрович?
– Научу, – усмехнулся Раничев, представив, как будут выглядеть молодые советские музыканты, играющие рок-н-ролл за несколько лет до его появления.
Потом снова порепетировали – на темы хорошо знакомых ребятам песен Дунаевского, на том и закончили – близилось время ужина.
Ребята расходились вполне довольные, а Раничев – не очень: после ужина и политинформации его еще ждали драмкружок и группа любителей художественного чтения. Что ж, взялся за гуж… Интересно, надолго ли все это? Придя к реке, Иван уселся на берегу, глядя, как весело кричат купающиеся девчонки. Евдокся, увидав его, помахала рукою, закричала что-то радостно, видно, звала в воду. Иван помахал в ответ, но купаться не пошел – думал. Что же делать-то, господи? Вчера ночью, не будя Евдокию, еще раз попытался несколько раз прочесть заклинание. Тщетно! Не действовало ничего, а перстень, вместо того чтоб вспыхнуть изумрудом, оставался скучным и тусклым. Аккумулятор сел, не иначе. Или забарахлил стартер… Какой, на фиг, стартер? Во, заигрался! Раничев потряс головой. Хорошо б, если бы и в самом деле сделать документы – легализоваться. Сколько они еще здесь протянут – ну, до конца августа, всяко – а потом? А может, и не думать ничего про «потом», попытаться побыстрее проникнуть в музей, отыскать перстень… похитить. Ведь, наверное, в перстне все дело. Да-да, похитить его, и как можно скорее! Только – как это сделать? Да никак: вместе с Евдоксей затаиться в нише, музей сейчас находился в старом здании, еще деревянном, сгоревшем в середине шестидесятых. Выбраться туда в ближайшие же выходные! Убедиться, что перстень там, а затем… Ладно, прорвемся!
Приняв решение, Иван сбросил одежду и с разбегу бросился в речку.

Посиделки затянулись до полуночи. Геннадий Викторович и его супруга Анна оказались вполне приятными в общении людьми, а после третьей стопки Раничев вдруг почувствовал, что знал их сто лет, никак не меньше. Песен правда, не пели – таились, все ж таки, детское учреждение, еще донесет кто… хотя, начальник, похоже, доносов ничуть не боялся. Интересно, почему? Впрочем, нет, все ж таки побаивался – когда расходились, спросил про Вилена – не спрашивал ли тот, куда пошли? Иван ответил, что не спрашивал, и вообще он Вилена с вечера не видал.
– Ты его опасайся, – закуривая, предупредил Геннадий, теперь они с Раничевым были на «ты». – Та еще гнида. Он тут и мутит воду – в освобожденные секретари метит. Раскопает какую крамолу – донесет, глядишь, и урвет что. Глафира, медсестра, тоже донести может, ну, та глупа, как корова, а вот Вилен – умный, сволочь.
Эти-то слова и вспомнил Раничев, когда с Евдоксей проходил мимо клуба. На крыльце, спрятавшись в лунной тени, сидел Вилен и словно бы кого-то ждал. Иван бы и не заметил его, кабы не бросил пристальный взгляд на дверь – опасался, не забыл ли запереть замок. Нет, вроде на месте. А Вилен что там делает? Спрячет сейчас что-нибудь, потом обвинит в хищении – тут и милиция, и вопросы – «а предъявите-ка ваши документики, уважаемый Иван Петрович! Что? Как нет? А где же они? Ах, украли. А тогда вы, любезнейший Геннадий Викторович, кого и каким образом приняли на работу? Не знаете? Стыдно, а еще уважаемый человек, фронтовик А пока пожалуйте-ка оба под арест: вы, Геннадий Викторович, за должностной подлог, а вы, Иван Петрович – до выяснения личности. Уж личность вашу мы выясним, не сомневайтесь, а заодно и молодой супружницей вашей займемся, подозрительная она какая-то, вам не кажется? Что-что? Из дальней деревни, говорите? Вот и проверим – из какой деревни?»
Рассудив таким образом, Иван сбавил шаг:
– Ты иди, Евдокся. Я тут покурю еще.
– И нравится тебе дым глотать? Прости, Господи, ровно Антихрист. Ладно, кури скорее…
Девушка скрылась за воротами, Раничев же, пробравшись окольными путями, подошел к клубу. Заглянул на крыльцо – Вилена не было. Оба! А дверь-то приоткрыта. И замка нет! Нет, есть – висит на одной дужке. Позвать бы Гену – все-таки лишний свидетель – да некогда. Ладно, разберемся сами…
Бесшумно, словно рысь, – сказывался опыт – Иван проник в темное помещение клуба. Впрочем, не такое уж и темное – сквозь отдернутую штору ярко светил месяц. И где же гад? А вот он, у сцены. И не один – с ним какой-то пацан… Игорь, контрабасист. Стоят, разговаривают… Раничев навострил уши.
– Так вот, никакие твои родители не инженеры – ссыльные, я навел справки, – глухо произнес воспитатель. – Зачем ты врал?
– Так… – еле слышно отозвался Игорь. – Стыдно было перед ребятами.
– Ах. стыдно? А обманывать пионерскую дружину – не стыдно? Ты ведь пионер?
– Да…
– И тот случай, когда ты пытался убежать из лагеря…
– Я просто отстал.
– Все так говорят… Не знаю, не знаю. А в клубе – чему вас учил новый худрук? Что вы играли – говорят, джаз?
– Джаз, – согласно кивнул мальчик.
– Что ж ты не доложил. Я ведь об этом не от тебя узнал.
– Я думал…
– Индюк тоже думал. Джаз – не наша, не советская музыка. Космополитизм! Что это слово значит – знаешь?
– Знаю, – Игорь сглотнул слюну.
– Так вот и посчитай… – Вилен начал загибать пальцы. – Обман дружины – раз, побег – два, джаз – три, недоносительство – четыре, плюс ко всему… Говорят, это именно ты подрисовал усы на портрете товарища Маленкова, а за такие дела знаешь, что бывает? Детский дом… да что там… Колония! За колючкой плохо, Игорь.
– Я же… я же все, что вы… выполнял… – Игорь наконец расплакался. – И за худруками слежу, и вообще…
– Про худрука я еще информирую органы.
Вот те раз! Раничев ухмыльнулся: а прав был Геннадий! Старший воспитатель – та еще гнида. Впрочем, он еще не знал – какая.
– В общем, Игорь, ты понимаешь, что твоя дальнейшая судьба полностью зависит от меня? – продолжал разговор Вилен. – Впрочем, я могу и простить тебя…
– Пожалуйста!
– Да не стой ты, садись на сцену, поближе, вот… Ты красивый мальчик…
Раничев вдруг с удивлением увидел, как Вилен, обняв мальчишку, поцеловал его в губы. Пацан отпрянул…
– Хочешь в колонию?
– Нет, но…
– А раз нет, так раздевайся… – гнусавый голос Вилена нетерпеливо дрожал. – Да быстрее, что ты копаешься… Дай-ка…
Послышался треск разрываемой одежды…
И тут Раничев не выдержал, чихнул. Давно замечал за собой такое – чихать в самый неподходящий момент. Впрочем, он без того собирался вмешаться – надо было спасать мальчишку, да и о себе следовало подумать.
– Ба! Какая встреча, – подойдя к сцене, громко воскликнул он. – А я иду – вижу, замка нет. Дай, думаю, загляну, может, озорует кто? Шел бы ты спать, Игорь… мы тут с Виленом Александровичем поговорим.
– Я правда пойду…
– Давай, давай, – Иван подтолкнул мальчика. – Рубашку заштопай… Ну, Вилен Александрович, чем вы тут занимались? Очень на то похоже – занимались совращением малолетнего! Статья – не помню какая, но в уголовном кодексе – точно имеется.
– Что за грязные намеки? – по-петушиному вскричал Вилен. – Я, как дежурный воспитатель, просто проверял территорию. А вот вы что здесь делали?
– Слушай ты, гнида! – Раничев схватил воспитателя за грудки. Треснув, от воротника отлетела пуговица. – Я уже не говорю о твоих замашках… но предупреждаю пока по-хорошему – завязывай!
– Да я… – Вилен внезапно обмяк, словно тряпка.
– И вот еще… Ты, кажется, упоминал о каких-то органах? У меня тоже найдется, что им сообщить. Понял?
Вилен кивнул. Вот и поговорили. Раничев улыбнулся – теперь этот хлюст поостережется «информировать органы» – у самого хвост в дерьме. Двух свидетелей вполне хватит.
– Ну, ты все принял к сведению? – запирая клуб, вместо прощания произнес Иван.
Старший воспитатель снова молча кивнул и быстро – бочком – скрылся в боковой аллее. Он не был глуп и быстро сообразил насчет двух свидетелей. Новый худрук и мальчик. А ведь они вполне могли – не сейчас, так потом – если и не довести до тюрьмы, то вполне испортить карьеру, а карьера для Вилена была всем.
– Ладно, – уходя, злобно шептал он. – Еще посмотрим…
Раничев не слышал его слов, снова открыл клуб, поднял контрабас:
– Истанбул уоз Константинополис…
Иван играл…

Глава 3
Угрюмовский район.
… А ЗАВТРА РОДИНУ ПРОДАСТ!

– Вот! Вот! Это конгениально! Прежде всего актив: имеется эмигрант, вернувшийся в родной город. Пассив: он боится, что его заберут в ГПУ.
Илья Ильф, Евг. Петров
Двенадцать стульев


…джаз. До рок-н-ролла дело не дошло, немного поиграв, Раничев запер клуб на замок и отправился спать, терзаемый одной мыслью, – а правильно ли он поступил, вмешавшись, так сказать, в интимную жизнь старшего воспитателя. Да, наверное, правильно – парнишка-то, по поручению Вилена, следил за каждым шагом Ивана. Правда вот, судя по разговору, доносил плохо – неаккуратно и нерегулярно. Ну, тем не менее – авось теперь Вилен поостережется катать доносы в «соответствующие органы». И все же сбрасывать его со счета нельзя – слишком уж верткая сволочь. Пригляд нужен, как же без этого? Кто бы только приглядывал? Впрочем, наверное, и не стоит все так усложнять? В конце концов, Иван вовсе не собирался здесь надолго задерживаться, больно надо. Похитить из музея перстень – всего-то и нужно… Что будет, если и потом заклинание не сработает, Раничев старался не думать – зачем расстраивать себя раньше времени, проблемы нужно решать по мере их поступления. Так, были, конечно, прикидки – реализовать на черном рынке саблю и ожерелье, выручил бы немало, да через блатных выправить все необходимые документы. Хлопотное, конечно, дело – да и потом что? Жить, дрожа от страха, каждую минуту ожидая ареста? Нет, надобно отсюда поскорей выбираться, нечего тут выжидать, музей – вот первое дело!
С этим предложением он и подкатил поутру к Геннадию. Начальник лагеря стоял в своем кабинете перед окном и грустно смотрел вдаль. Войдя, Раничев кашлянул.
– А, это ты, – оглянулся начальник. – Присаживайся. Пиво будешь?
– А есть? – оживился Иван, голова-то у него все-таки побаливала.
– Пока нет, но скоро будет, – загадочно ответил Геннадий и, немного помолчав, сообщил, что только что звонил Тихону Иванычу, старому своему знакомцу, председателю местного колхоза, ну, тому, чья «Победа». Вот Тихон Иваныч и обещал привезти пиво.
Раничев кивнул и, присев на диван, начал неспешную беседу.
– Экскурсия? – выслушав, оживился начальник. – Это хорошо, у нас еще такого не было. Только вот что: музей в Угрюмове, конечно, шикарный… был. Слышал, в последнее время там все какие-то бесконечные реорганизации происходят, впрочем какие-то выставки там имеются… Слушай, Иван! – Геннадий вдруг вскинул глаза: – Вчера совсем забыл спросить… Правда, что тебя Ник-Никыч в директора музея прочит?
Раничев замялся, лихорадочно соображая, что же ответить. Знать бы, кто такой Ник-Никыч? Наверное, облеченное немалой властью лицо, раз может кого-то куда-то «прочить». И, судя по словам Артемьева, лицо это – хороший знакомый Ивана… Но, откуда у него тут вообще могут быть хоть какие-то знакомые, ведь… Черт побери! А чьей дружбой сам хвастался? С кем, как не с товарищем Рябчиковым, первым секретарем городского комитета партии! Вот он, загадочный покровитель.
– Да, товарищ Рябчиков беседовал со мной на эту тему, – надув щеки, важно ответил Раничев.
Его собеседник широко улыбнулся:
– Рад, что ты, Иван, из наших, из «рябчиковских»! Я сразу эту тему просек, едва ты приехал, потому, честно сказать, и наплевал на потерянные документы. Раз сам товарищ Рябчиков твой знакомый, какой может быть формализм? Капустин, Тихон Иваныч, председатель, тоже каш человек, а вот Вилен, чую, Казанцевым подставлен. Интригует, сволочь!
Иван задумался: поделиться ли с начальником лагеря ночными впечатлениями или рано? Наверное, рано – кто его знает, как поведет себя припертый к стенке Вилен? Пусть уж лучше опасается и держит себя ровно.
– А вообще, с экскурсией ты неплохо придумал, – Геннадий потер руки. – Только сперва съезди сам, осмотрись там, договорись. Да вот сегодня и рвани – на капустинской «Победе», заодно в городе еще пива прикупишь, лады?
– Ладно, – обрадовался Иван, удачно как все сегодня складывалось. – А председатель даст «Победу»-то?
– Да он сам в Угрюмов собрался, с ним и прокатишься… – начальник помолчал, потом вдруг хитро улыбнулся. – Все спросить хочу… Скажи-ка, Иван, что у тебя на шее болтается – мощи, что ли?
– Пуля, – с лета нашелся Раничев. – Недалеко от сердца прошла, вот храню – на память, да и вроде как оберег.
– Уважаю, – кивнул головой Геннадий. – Мы, саперы, тоже народ суеверный.

Колхозная «Победа», ровно гудя двигателем, преодолела последний подъем – и перед Иваном раскинулась панорама Угрюмова. Раничев с интересом рассматривал город – хоть и видел его, нынешний, уже второй раз. Уж, конечно, не тот, что на рубеже веков – труба пониже, дым пожиже. Каменные дома – только в центре, в основном бараки и частный сектор. Зато сады кругом – мама дорогая! Почти у каждого дома. Яблони, сливы, вишни. И солнце такое яркое, ласковое, и машин на улицах ничтожно мало, и девушки в цветных крепдешиновых платьях, в туфлях-лодочках – цок-цок – по тротуару, кудри завитые, ножки стройные, ай, какая киса! Так и хочется спросить: «Девушка, девушка, а вас как зовут?»
– Ты на девок-то не заглядывайся, Ваня, – усмехнувшись в густые усы, председатель кивнул из машины. – Времени у тебя мало, я думаю, к обеду управлюсь, сюда ж и подъедем. Ну а ежели ты побыстрее свои дела сладишь – так подходи к горкому на площадь, машина приметная, чай, найдешь.
– Сделаю, – улыбнулся Иван и спросил: – Тихон Иваныч, а где тут пива купить можно?
– Пива? Да в буфете возьму.
Раничев вытащил из кармана деньги:
– Вот, Гена дал.
Председатель махнул рукой:
– После, как куплю, расплатишься. – Обернулся к шоферу: – Трогай, Трофим.
Плавно отъехав от тротуара, колхозная «Победа» скрылась за вишневым садом.
Помахав вслед председателю, Иван поправил испрошенный у начальника лагеря галстук и, откашлявшись, поднялся по ступенькам крыльца в небольшое двухэтажное здание с вывеской «Музей старого быта». В фойе, сразу напротив входа, располагалось большое старинное зеркало в позолоченной раме, налево был гардероб, а направо витая деревянная лестница с резными перилами. Раничев не удержался, подошел к зеркалу, послушно отразившему портрет полуответственного товарища с интеллигентской бородкой, в широких, тщательно отглаженных брюках, габардиновом пиджаке и коричневом галстуке «шире хари». Вид был вполне-вполне: дырки на пиджаке аккуратно, почти незаметно – издалека, так и вообще, да и вблизи не очень – заштопаны, «скороходовские» ботинки начищены ваксой, для полного впечатления не хватало только портфеля из мягкой коричневой кожи.
1 2 3 4 5 6