Столичной штучкой. Ее и ждали – как столичную штучку, с некоторым ревностным вызовом в любопытных взглядах. Мы, мол, тоже не лыком шиты и красотой не обделены.
Маша, увидев Ингу, энергично замахала рукой, а остальные девушки за столом расцвели радушными улыбками. «Вэ-элкам!»
– Добрый вечер! – Инга подошла к столику с лучезарной улыбкой.
Три подруги тут же окинули ее с ног до головы быстрыми оценивающими взглядами, какими женщины встречают другую женщину. Взгляды привлекательных самок, определяющих привлекательность другой самки.
– Добрый вечер!
– Привет!
– Добрый!
Девушки заметно расслабились. Новая самка хоть и была привлекательна, но одета была в слишком уж скромную «шкурку» – неброский, на их взгляд, сарафанчик. Легкое разочарование во взглядах сменилось торжеством: не соперница. По крайней мере, не на этот вечер.
– Девочки, знакомьтесь! Это – Инга, моя подруга детства, которая сейчас живет в Москве, – почти торжественно представила Маша вновь обретенную приятельницу. – А это, Инга, мои подружки. Таисия, или можно Тая, и Анна.
– Лучше – просто Аня, – одна из девушек скромно улыбнулась.
– Очень приятно, – вежливо сказала Инга и присела на свободный стул рядом с Машей.
Ее приняли. Настороженность, в первые минуты встречи мелькавшая во взглядах новых знакомых, исчезла уже после первых бокалов терпкого вина. Южные знакомства завязываются быстро и непринужденно, даже если предполагают не скоропалительный, пламенеющий страстью роман, а сезонную женскую дружбу.
Они были очень разными – эти три подруги, начиная с внешности и заканчивая характерами.
Легкая на подъем Мария готова была к приключениям и флирту в любую минуту, и эта готовность отражалась и в ее легкомысленном наряде, и в озорном блеске глаз, и в чуть более громком, чем требуют приличия, смехе. Но, однако же, ее сильное желание нравиться не выглядело смешным. Мария рискованно балансировала на границе, отделяющей умеренность от излишества, но не оступалась в сторону вульгарности.
Таисия предпочитала более скромную, но подобранную со вкусом одежду и неброский макияж. Среди своих подруг она занимала «золотую середину»: спокойная, рассудительная, не обделенная здоровой иронией. В ней было в меру «правильности», проявлявшейся скорее в виде безобидных подшучиваний над ветреностью Марии и ханжеством Анны, чем в поучениях.
И, наконец, Анна. Испуганный серый мышонок или кроткая овечка… Не сказать, что она была некрасива, скорее слишком неприметна. Видимо, ее застенчивость, разросшаяся до глобального комплекса, превратилась в параноидальное желание сделаться невидимой для окружающих: об этом честно говорило и длинное старомодное платье синего цвета, и завязанные в скучный хвост тусклые волосы, и отсутствие малейших признаков макияжа на простоватом личике.
Но, несмотря на такую разность, подруги удивительным образом дополняли друг друга, словно каждая из них была лишь третью одной цельной картины. Даже беседуя, они договаривали друг за друга, привнося в общий разговор индивидуальный колорит.
– Ох, девчонки, ка-акой вон мужчина-а! Мама родная, держите меня! – эмоциональная и любвеобильная Мария по-простецки ткнула пальцем в сторону понравившегося мужичка за столиком в противоположном углу ресторана.
– Вот именно, что «мама родная», – спокойная и немного флегматичная Таисия скептически усмехнулась, тем самым красноречиво вынося вердикт и внешности мужчины, и вкусу подруги.
– Девочки, ну не так же громко! На нас уже смотрят. Ой, он оглянулся! – испуганно шикнула на подруг скромная и пугливая Анечка (почему-то Инге хотелось звать ее именно «Анечкой»: должно быть, за овечью кроткость в светло-карих глазах и смущенный румянец).
– Оглянулся? – Машка тут же, к вящему неудовольствию Анечки, бросила меткий взгляд на облюбованный столик и призывно улыбнулась вмиг подобравшемуся плейбою местного разлива.
– Машка, сама потом от него отделываться будешь. Мы умываем руки, – предупредила Таисия, а Анечка покраснела в возмущении.
– Зануды! – весело припечатала Машка.
Инга лишь улыбнулась.
Город словно вдыхал в нее новую жизнь. Или, точнее сказать, давно забытую старую. Ту, в которой были абрикосы с медовыми капельками сока на месте разлома; нелегально ободранная соседская черешня; связки высушенных морских бычков; загадочная сезонная популяция курортников, стекающаяся сюда из другой – северной – жизни; мелкие несерьезные ссоры с братом и следующие за ними серьезные примирения; бабушкина улыбка, когда улыбались не только ее губы, но и глаза, и каждая морщинка на высушенном солнцем и жизнью лице. Та жизнь, как ей казалось, давно закончилась и навечно осталась в далекой стране детства, куда нельзя купить обратный билет, а путешествовать можно лишь транзитным туристом: с помощью чуть стертых воспоминаний и искажающих действительность снов. И вот сейчас ей словно чудесным образом достался последний билет на самолет, пролетающий над страной детства.
– Инга, а ты замужем? – Вопрос, довольно бестактный, был задан Таисией с неподдельным интересом.
В атмосфере сезонной курортной дружбы, темного, как южная ночь, вина, соленого, пахнущего флиртом ветра и раскаленного любовной страстью песка любые отношения стремительно становятся на короткую ногу и вопросы не кажутся бестактными.
Из трех подруг замужем была только Таисия.
– Нет, – скромно ответила Инга.
О-о, узнай эти ее новые приятельницы о ее последнем романе, они совершенно с другим интересом посмотрели бы на «столичную штучку». Они бы красноречиво промолчали в ответ, маскируя недоумение запоздалыми натянутыми улыбками, и сгорали бы от нетерпения обсудить «эти аморальные столичные нравы», как только ее не будет поблизости.
– Да что там, замужем, делать? – «Сходившая замуж» Мария теперь задорно-легкомысленно высказывала «фи» кольцам на безымянных пальцах и штампам в паспортах, отдавая предпочтение ни к чему не обязывающим ресторанным флиртам и, изредка, коротким курортным вспышкам страсти.
– Вопрос не в том, что делать замужем, вопрос в том, чтобы быть замужем. – Таисия, определенно, с фанатичным рвением поклонялась культу брачного штампа в паспорте.
– Вопрос даже не в том, чтобы быть замужем, вопрос в том, чтобы желать создать семью, – тихим голоском провозгласила свою истину Анечка.
Инга невольно улыбнулась: вот уж для кого семья была бы и Библией, и священным храмом. Но скромная Анечка с ее домостроевской покорностью в глазах слишком уж отчаянно смущалась своего простоватого личика и мышиного цвета волос, чтобы представлять интерес для местных скучноватых мужичков, не говоря уж о заезжих плейбоях.
Инга не стала вступать в полемику. Ее внимание привлекли музыканты, которые закончили устанавливать свое оборудование на ресторанной концертной площадке и теперь пробовали звук.
«Живая» музыка в ресторанах и кафе – обязательный атрибут приморских городков. Обычный репертуар – выходящие из моды попсовые хиты, чередующиеся с прокуренным шансоном и бессмертным лидером курортного хит-парада – «Владимирским централом».
Музыканты закончили последние приготовления, и на площадку вышла певичка. Инга бросила на сцену равнодушный взгляд и повернулась к новым приятельницам: Машка как раз начала под одобрительное хихиканье девчонок рассказывать какую-то смешную байку. Но и Машкин рассказ, и смех подруг тут же потонули в первых аккордах до боли знакомой музыки. Инга вздрогнула от неожиданности и, совершенно не беспокоясь о том, что покажется невежливой, отвернулась к сцене, намертво приковав взгляд к певичке.
…Вот уж не думала, что столичные новомодные веяния так быстро докатятся до провинциальных черноморских городков… И что в репертуаре местных музыкантов рядом с попсой и шансоном может соседствовать другая музыка. Каждая нота, каждое слово впивались в душу беспощадными гвоздями, оставляя кровоточащие раны. Популярность Лёки и впрямь движется семимильными шагами, раз ее песни, лишь недавно прозвучавшие в столичных эфирах, уже перепевают провинциальные певички – отчаянно фальшивя, неправильно расставляя акценты, с надрывом выводя верхние ноты, отчего исчезает простая Лёкина искренность. И все же, все же… Эта песня – отрезвляющее, как февральский ветер, напоминание о том, что еще совсем недавно было реальностью.
Ей, этой певичке, просто катастрофически не идет эта песня. Не для ее голоса, не для расшитого люрексом топа, еле прикрывающего полную провинциальную грудь, не для выбеленных перекисью кудрей, не для жеманно-пухлых губ, с неискренней тщательностью выговаривающих каждую букву… Инга, на мгновение прикрыв глаза, вспомнила Лёку: ее подростковую угловатость, вздернутый подбородок и магию сильного гибкого голоса. Лёкины песни в ее исполнении не были песнями, они были сокровенными мыслями, тайной болью, протестом, спекающимся с отчаянием. Ее песни были и остаются ее душой, которой она интимно делится со слушателем. Маленькая взрослая девочка, так долго не верившая в свой талант и собравшая сейчас самые сливки признания и славы. Девочка, которая на алтарь своего таланта положила самое ценное, что у нее тогда было, – любовь. «Инга, ты меня простишь?..»
– …Инга? Инга, ты чего?
Она, сморгнув, пришла в себя после недолгого наваждения и выдавила улыбку. Новые приятельницы взирали на нее с беспокойством.
– Инга, что-то случилось? Ты как будто… выключилась, – Машка не стала церемониться в вежливых расшаркиваниях и сразу в лоб выдала свое волнение.
– Нет, ничего не случилось. Просто музыка… Она мне очень нравится. Любопытно, эта песня только недавно появилась в эфире, а ее уже исполняют здесь.
– А то! – гордо и с неким вызовом повела плечами Машка. – Что ж, думаешь, у нас тут совсем глухомань? И, кроме «Ой, цветет калина…», мы ничего не поем и не слушаем? Обижаешь, подруга!
Инга в ответ на Машкино заявление лишь молча улыбнулась. Да и что она могла сейчас сказать им, временным, как и ее пребывание в городе, приятельницам, о своем настроении, навеянном этой так неожиданно услышанной песней? Или ничего, или очень много. Слишком много.
…Мария неожиданно вызвалась проводить Ингу. Распрощавшись с Анной и Таисией на освещенной площадке перед рестораном, она по-свойски ухватила московскую приятельницу под локоть:
– На какой улице ты остановилась? И у кого?
– На Приморской. Сняла у одной бабульки флигелек, – охотно пояснила Инга. И чуть не высказала вслух внезапно пришедшее желание прогуляться по улицам, по которым бегала в детстве.
Не высказала, потому что Мария опередила ее:
– Можем пойти туда, где ты когда-то жила. Это ведь от меня недалеко. Правда, сейчас очень темно, ты мало что увидишь, но прогуляться можно, если не торопишься.
– Мне некуда здесь торопиться, – сказала Инга, почти принимая Машкино предложение. – А ты разве не торопишься? У тебя ведь сын…
– Спит уже, – беззаботно махнула рукой Мария. – Я его с матерью оставила. Имею право на личную жизнь? Ну так как, пройдемся по местам нашего детства?
– М-м-м, в другой раз, – с сожалением отказалась Инга. – Не сегодня. Вернее, не ночью. Хочу видеть, а не только понимать, что нахожусь в уголке своего детства.
– Ладно, – легко согласилась Мария и, чуть помедлив, задала вопрос, который, видимо, мучил ее весь вечер: – Скажи, любезная, а почему ты не приезжала сюда столько лет?
– Сама не знаю, – растерялась Инга. – Я приезжала – давно. Очень ненадолго. Навещала бабушку, пока та была жива. А потом как-то… Наверное, боялась, что родной город может позвать меня обратно.
– О-о, какая тонкая философия… Оправдания – и только, – заметила Маша.
– Возможно. Стыдно мне! Вадька и то чаще меня бывал здесь.
– И не объявлялся, – проговорила с некоторой обидой Мария. Видимо, ей очень хотелось повидаться со своей первой любовью. – Ты ему хоть привет от меня передай, ладно? Не забудь!
– Не забуду, – пообещала Инга.
– Как тебе мои подруги? – сменила тему Маша. – Понравились?
– Понравились. Давно дружите?
– Ну-у, по-разному… С Тайкой – еще с училища. Мы с ней вместе в торговом учились, в одной группе. Потом замуж вышли, друг за другом, только я вот развелась – еще четыре года назад, а она – трясется над своим браком.
– Я заметила, – улыбнулась Инга и предложила подруге сигарету.
Машка закурила и продолжила:
– Я работаю в продуктовом, как ты уже знаешь. Тайка устроилась в универмаг на полставки, работает по сменам. Ее муж – стоматолог в коммерческой клинике, неплохо обеспечивает семью. Так что Тайка вполне может позволить себе мало работать и больше времени уделять семье. – Тихо вздохнув, Машка добавила: – Эх, был бы у меня муж такой обеспеченный… Не знала бы я проблем!
– А Анна? – поспешно ввернула Инга, не дожидаясь, когда Мария примется рассуждать на тему чужой материальной обеспеченности.
– Анька? Она у нас работает в школе, преподает литературу.
– Я почему-то так и подумала…
– А ничего другого подумать и нельзя! – весело поддакнула Мария. – Анька – типичная училка литературы, «тургеневская девушка» с томиком Ахматовой под мышкой. Она – дальняя родственница еще одной нашей подруги, Кристины: то ли сестра троюродная, то ли еще кто… Закончила педагогический, переехала в наш городок года два назад. С помощью Кристины и ее мужа обжилась здесь, устроилась работать в школу. Дружит со мной и Тайкой. А с кем ей еще тут дружить?
Мария сделала паузу, словно обдумывая что-то, и начала:
– Я с тобой, Инга, кое о чем поговорить хотела… Как я уже сказала, была у нас еще одна подруга – Кристина. Тайкина одноклассница. Тоже с нами поступила в торговое, да потом вышла замуж и учебу бросила. Муж ее, Алексей Чернов, – очень состоятельный человек, «рыбный барон», как у нас его называют. В общем, Кристинка наша очень удачно вышла замуж, отхватила такого мужа, все равно что короля. Ну да и красивая она очень… была.
Мария споткнулась на последней фразе и после недолгой паузы скороговоркой проговорила:
– Кристина умерла от какой-то непонятной болезни год назад. Сгорела так быстро, что врачи ничего не смогли сделать. Рак – не рак, непонятно что… Так и не выяснили. Но я тебе это вот к чему рассказываю. Ты говорила, что стала психологом?
– Ну, вообще-то… – начала было Инга, но Мария, не дав ей договорить, возбужденно затараторила:
– Понимаешь, какое дело… У Кристины девочка осталась. Восемь лет, забавная девчушка, умненькая. Только после смерти матери она онемела. Не говорит ни слова. Алексей Лизу (так зовут девочку) по каким только врачам ни таскал! Сейчас они из Питера вернулись: ездили к какому-то там светиле. Я сегодня днем с Алексеем встретилась, так он пожаловался, что от всех этих поездок по врачам толку никакого… Доктора сходятся на том, что девочка онемела в результате психологической травмы, и лишь высказывают надежды, что когда-нибудь Лиза заговорит. От этих обещаний, как сама понимаешь, пользы мало. Алексей расстроен очень. Да и мы, Кристинины подруги, не можем оставаться безучастными к этому горю. Инга, ты не могла бы с этой девочкой увидеться?
Мария спросила прямо в лоб. Инга, никак не ожидавшая подобного предложения, застыла от удивления:
– Зачем?
– Как «зачем»? Ты же ведь психолог? Может, тебе как специалисту удастся…
– Маш, это исключено! – запротестовала Инга. – Во-первых, я не детский психолог. Во-вторых…
Что «во-вторых», Инга не успела придумать, и Мария тут же воспользовалась неуверенностью подружки, истолковав ее по-своему:
– Что «во-вторых»?.. Ты, главное, только согласись, а дальше все вопросы будут улажены! Отец девочки – далеко не последний человек в нашем городе. Да что там в городе! Во всем крае! Не сомневайся, он щедро заплатит тебе за услуги.
– Машка! Дело не в деньгах! – Инга замялась, не зная, как объяснить Марии причину своего отказа. – Деньги у меня свои есть. В общем, я пока тебе ничего не могу обещать, ты меня своей просьбой застала врасплох.
– Ладно, подумай, – отступила Мария. – Но я бы поговорила с Алексеем, и он бы не отказался от твоих услуг.
– Подожди, Машка, подожди! Не говори с ним на эту тему, пока я не дала согласия. Мне нужно подумать, хорошо?
– Ладно-ладно, – поспешно проговорила Маша. – Только ты постарайся. Одна встреча, не убудет же с тебя!
– Посмотрим, – вздохнула Инга и, увидев «свой» дом, с некоторым облегчением проговорила: – Мы уже пришли.
Прежде чем уйти, Маша взяла с Инги обещание подумать и в ближайшее время дать ответ. Только после этого она успокоилась и радостно, будто приятельница уже ответила согласием, провозгласила:
1 2 3 4 5