По крайней мере мы должны делать это по очереди. Вначале вы задаете вопрос мне, потом я – вам. И так далее.
– Это несколько рискованно. Надо как-то обеспечить мне преимущество, потому что вы испытываете недомогание и вас нельзя соблазнить.
– Перестаньте дразнить меня, как неуклюжий донжуан. Все знают, что вы гораздо тоньше, когда на самом деле ухаживаете за женщиной.
Это заставило Данте потерять бдительность.
– И что же, об этом знают все?
– Наконец, – сказала Флер, довольная тем, что нарушила баланс в этой игре, какой бы он ни был.
– Вы хотите сказать, что некоторые из моих любовниц оказались болтливы?
– О вас говорили в гостиных в течение ряда лет. Я слышала о вас все, еще когда была молодой девушкой. Удивительно, что вы до сих пор продолжаете пользоваться успехом, а это при вашей стратегии обольщения хорошо подтверждается персональными свидетельствами.
– Это меня смущает. Лично я никогда и ни с кем не обсуждал то, что происходило между мной и женщиной.
– Очевидно, вы джентльмен. Женщины не столь сдержанны.
– Очень нехорошо с вашей стороны слушать подобные вещи.
Данте улыбнулся озорной улыбкой, и она поняла, что его замешательство было напускным. Он сознательно втянул ее в разговор на эту скользкую тему. И, судя по всему, не собирался уходить от нее.
– Я не думаю, что мог бы соблазнить вас сейчас, как бы мило вы ни выглядели в моей ночной рубашке, Флер. Я бы хотел, чтобы вы были наивной и неопытной. Вы же словно зачитываете список моих достижений и успехов.
Она с трудом сглотнула. Разговор неожиданно приобретал слишком уж личностный характер.
Он наклонил голову. Опустил веки. Он ласкал ее настойчивым взглядом. Какая-то странная лихорадка охватила их.
– Теперь понимаю. Если бы я стал ласкать вашу обнаженную ногу, вы напомнили бы мне, что я тоскую по чувствительному местечку под коленкой, которое я некогда обнаружил у какой-нибудь герцогини.
Он определенно нарушил допустимую грань этими словами. Будь она способна заговорить, то отчитала бы его.
– Или если бы я стал целовать вам спину, вы потребовали бы, чтобы я не забыл поласкать впадинку у самого основания позвоночника, как о том рассказала жена известного члена парламента.
Это было возмутительно, но его шокирующие описания любовной игры завораживали. Флер не могла отвести от него глаз. Пульс ее бился настолько громко, что она опасалась, как бы он его не услышал.
Данте подался в кресле вперед, и его лицо оказалось совсем близко от нее.
– Вероятно, если мои ласки не оправдают ваших ожиданий, вы станете требовать, чтобы я показал, каким образом некоторые части женского тела могут быть даже еще чувствительнее после любовной игры, чем до нее, что, попризнанию одной несдержанной баронессы, я ей продемонстрировал.
– Вы настоящий греховодник.
– А вы покраснели и, можно сказать, готовы ощутить это, хотя я даже не дотронулся до вас.
Он взял ее руку своей теплой рукой. Флер с удивлением смотрела на него, когда он поднес ее к своему рту и поцеловал ей пальцы. Все ее тело содрогнулось, и ей стало страшно, что она вдруг лишится рассудка.
Она вырвала руку:
– Как вы смеете!
Он откинулся на спинку кресла, в глазах его сверкнули огоньки.
– Смею напомнить вам, что я не глупец. Вы в безопасности, но лишь потому, что я сам этого захотел. Не подстрекайте меня, ибо если мне будет брошен вызов, то оружие выбираю я.
Ее сердцу, ее крови, ее дыханию требовалось успокоиться. Она изо всех сил старалась не показать ему, какое волнение испытала от его прикосновения.
Возбуждающая и все нарастающая эйфория перерастала в леденящий душу ужас.
Флер посмотрела на руку, которую он поцеловал, и снова ощутила тепло его дыхания. Ей стало не по себе от столь противоречивых чувств.
Подобного с ней раньше не случалось. Она никогда не знала страха, даже тогда, когда была совсем юной девушкой, и уж тем более после того, как махнула на себя рукой.
– Я очень вас напугал, да? – Данте потянулся рукой к ее лицу, но затем одернул себя. – Мне не следовало этого делать. Ваша добродетель в безопасности со мной. Но я должен знать подоплеку событий.
Он в самом деле заслуживал объяснений. Она втянула его в историю, и уже другие люди видели ее здесь. У нее не было времени для того, чтобы сочинить правдоподобный рассказ. Ей придется сообщить ему правду. Или хотя бы ее часть. Просто придется опустить ссылки на свой большой проект.
– В пошлом году я в октябре отплыла из Англии во Францию, чтобы навестить подругу. Я оставалась там во время Нового года и вернулась два месяца назад, в феврале.
– В феврале? Никто не сказал ни слова о вашем возвращении или о том, что видел вас в городе.
– Это потому, что мой отчим Грегори Фартингстоун встретил меня в порту в Дувре. И с этого момента он заточил меня в тюрьму.
Глава 3
– Я написала, что собираюсь отправиться домой на «Морском драконе» в феврале. Грегори ожидал меня в Дувре. Я удивилась, но была рада его видеть. Всегда требуется помощь после долгого путешествия, – пояснила Флер.
– И тогда он заключил вас в тюрьму? – Данте поста рался спросить это таким тоном, чтобы скрыть свое недо верие. Обвинение было странным и чудовищным. Уж не по влияло ли ранение на ее умственные способности?
Грегори Фартингстоун был известен как человек здравого ума, который вел благопристойный образ жизни и был попечителем Банка Англии. Легче было бы поверить в то, что Флер заключила Фартингстоуна в тюрьму, чем наоборот.
Перед этим Флер возилась с простыней, подтягивая ее к подбородку, словно почувствовав себя обнаженной после игривых поддразниваний. Сейчас она забыла об этом, в ее глазах сверкали гневные искорки.
– Он заявил, что искал меня и хотел, чтобы я получила помощь и поддержку, в которой нуждалась. Он сказал, что как старинный друг семьи моей матери и как ее второй муж он исполняет свой долг. Однако его намерения были не столь благородными.
– И каковы же были его намерения?
– Он пытается доказать, что я неразумна и неправоспособна.
– Почему он так считает?
– Потому что я разбазариваю свое состояние. Так он квалифицирует мое участие в благотворительных акциях.
Дары Флер школам, больницам и на осуществление реформ были хорошо известны в обществе.
– Ваша щедрость поставила под вопрос ваше будущее?
– Я раздавала отнюдь не все, что имею, однако достаточно много для того, чтобы Грегори решил, что это безответственно. Однако мне остается довольно для того, чтобы жить очень комфортно. Я совершеннолетний человек и независимая женщина. Он не является моим опекуном и не имеет права вмешиваться в мою жизнь. Он говорит, что он самый близкий друг семьи и должен быть уверен, что я получаю необходимую опеку и внимание.
– Куда он привез вас после того, как встретил в Дувре?
– В одно из своих имений в Эссексе.
– Вы пришли сюда пешком из Эссекса?
– Мы путешествовали. Грегори не говорил, куда он меня везет, но я думаю, что это одно из тех заведений недалеко от моря, в которые некоторые семьи помещают своих проблемных родственников. Я поняла, что мы находимся в Суссексе, и убежала, надеясь разыскать Леклера.
Да, Верджил был бы грозным противником, если его натравить на Грегори Фартингстоуна.
– Я не помешанная, – пробормотала она, глядя на свои руки и напряженно переплетенные пальцы. – Нельзя говорить о невменяемости, если человек тратит деньги на то, чтобы помочь людям. Если бы я потратила все деньги на бальные платья и бриллианты, никто бы не стал подвергать мои умственные способности сомнению.
Ей следовало делать и то, и другое. Если бы она покупала платья и бриллианты, она оказалась бы вне подозрений. А ее пренебрежение обществом и отказ от замужества стали причиной возникших подозрений.
Флер продолжала смотреть невидящим взглядом на свои переплетенные пальцы. У Данте сложилось впечатление, что ей есть что рассказать еще, но она решает, стоит ли это делать.
Флер дала объяснения, которые обязана была ему предоставить. Он не оказывал на нее давления и не требовал дополнительной информации, но надеялся, что она продолжит рассказ.
– Есть кое-что еще, – сказала она наконец. – Позапрошлой ночью мы остановились в гостинице. Как это сложилось со времени Дувра, он запер меня в спальне после ужина. Он не обратил внимания на то, что часть стены была разобрана для устройства гардероба. Когда я открыла дверь гардероба, услышала приглушенный разговор в комнате Грегори. Было уже поздно, но там находился другой мужчина. И разговаривали они, я полагаю, обо мне.
– А разве это не было очевидно?
– Поначалу я думала, что они говорят о какой-то вещи, а не о человеке. Понимаете, мужчина предлагал купить эту вещь. Лишь несколько позже я поняла, что речь может идти обо мне.
Сейчас она выглядела несколько странной и напоминала тех, кто вечно считает, что все устраивают против них заговоры.
– Флер, но Фартингстоун не может продать вас. Если он поступит так, какой прок от этого покупателю? Ведь вы же сами сказали, что вы независимая женщина зрелого возраста.
–Да, законным образом он не может меня продать. Однако же он и лишать меня свободы не может, тем не менее сделал это. «Все будет позади, когда она поймет, что произошло, и будет гораздо счастливее, – сказал мужчина. – Если же она начнет сопротивляться, мы упрячем ее в сумасшедший дом». Я не знаю, Данте, как считаете вы, но, похоже, речь шла о моем насильственном замужестве. Разумеется, ради моего же блага. Чтобы кто-то имел право опекать меня.
–Ловко придумано, чтобы все ваше состояние не ушло.
– Я никогда не любила Грегори. И не понимала, почему мать вышла за него замуж после смерти отца. Он полагает, что я должна считаться с его мнением, но он не отец мне, мы не кровные родственники. Я не удивлюсь, если после этого замужества он и тот мужчина намерены поделить между собой то, что я имею.
– Предположим, что они говорили о вас. Вы этого не знаете. – Для женщины в здравом уме она рассказала весьма странную историю.
Флер нахмурилась, размышляя над сказанным.
– Наверное. Но это заставило меня решиться на бегство. Грегори следил за тем, чтобы у меня не было денег. В его усадьбе и в дороге за мной бдительно наблюдали. Сбежать было очень непросто. Но мысль о том, что меня могут принудить к замужеству, придала мне храбрости. Я могла вынести заточение, но не замужество.
– Естественно. Тут он зашел слишком далеко.
– На другой вечер я вылезла из своего окна, спустилась на землю и убежала. Я украла ту одежду и оставила свою в счет оплаты. Возле таверны обменяла кольцо на пистолет. И после этого побежала. Должно быть, мы были милях в десяти от этого места. Когда вы выстрелили в меня и я упала, подумала, что это от изнеможения.
После окончания рассказа Флер в комнате установилась какая-то умиротворенная тишина, словно эта откровенность разогнала ее страхи.
Данте поднялся и подошел к окну. По какой-то причине она выбрала путь, отличающийся от других. У мужчин подобные причуды приемлемы. Но решительный Грегори Фартингстоун может представить дело так, что это убедит судью в необходимости лишить женщину независимости.
– Я попрошу вас об услуге, Данте. – Она выглядела такой беспомощной и хрупкой, на этой кровати! Маленькой и одинокой. – Когда Леклер вернется, пожалуйста, расскажите ему. Возможно, он найдет меня, чтобы увидеть, все ли закончилось благополучно.
– Разумеется, Флер, но до этого не дойдет. Правильно вы поняли тот разговор или нет, но он не имеет права держать вас в заключении. Уж коль скоро вы рискнули убежать, нам следует позаботиться о том, чтобы вы не оказались там снова.
– Поскольку меня здесь видели, Грегори узнает, где я нахожусь. Я уже сейчас ожидаю стука колес кареты.
– Если вы услышите приближение кареты, не думайте, что это Грегори. Я послал своего управляющего за своей сестрой Шарлоттой и Дэниелом Сент-Джоном. Они находятся в Брайтоне и должны прибыть сюда после полудня.
В ее глазах засветилось некое подобие надежды. Она расслабилась на подушках.
– Вы еще вчера решили это сделать? Вы так добры, Данте.
– Вздор. Я поступаю так всякий раз, когда попадаю из пистолета женщине в ягодицу. Вы отдыхайте сейчас. Я спущусь вниз и позабочусь о еде для вас. И не надо беспокоиться.
Однако, несмотря на ободряющие слова, он не был столь уж уверен в благополучном исходе. Шарлотте и Сент-Джону лучше бы не задерживаться в Брайтоне. Если Фартингстоун узнает, где находится Флер, начнется настоящая гонка.
Она спала после завтрака, а Данте расхаживал на первом этаже. Проходили часы. Солнце поднималось все выше.
Вероятнее всего, ее опасения не основывались ни на чем реальном. Возможно, она вела себя несколько странно, но эту необычность в поведении случайный знакомый мог не заметить. Не исключено, что Фартингстоун просто хотел, чтобы она отдохнула после путешествия. Без сомнения, она неправильно истолковала то, что случайно услышала в гардеробной.
Тем не менее родство Фартингстоуна в силу брака с ее матерью давало ему видимость права. Хуже всего то, что он мог заключить ее в сумасшедший дом, и никто об этом не будет знать, поскольку все считали, что она путешествует по континенту.
Конечно, это просто смешно. Никакой опасности для нее не было.
Он принес из кладовки оба пистолета и зарядил их.
Незадолго до полудня он услышал движение наверху. Он поднялся по лестнице и увидел, что Флер сидит на краю кровати и здоровой рукой пытается развернуть платье, которым он ее снабдил.
– Я не хочу, чтобы они обнаружили меня в таком виде, – объяснила она. – Я оденусь.
– Если хотите. – Он подал ей нижнее белье, которое сумел найти Пирсон. Приподняв ее, он поставил ее на ноги.
Она поняла его намерения.
– Я справлюсь сама.
– Вам не осилить. Я помогу.
– Вы не должны.
– Частые удовольствия притупили мою чувствительность. Мне нужно специально поджигать свечу, иначе не будет пламени. Я совершенно холоден и бесчувствен. Подобно врачу или артисту.
– Вчера врач сказал, что он вовсе не бесчувствен, но я могу представить, каким можете быть вы. Первая обнаженная женщина может вызвать возбуждение, а при виде тысячной будешь испытывать скуку. Похоже на то, когда ты объешься марципанами.
– Именно так. Правда, вы не тысячная. Совсем недавно я преодолел восьмисотый рубеж.
Она подняла на него глаза, в которых отразилось нечто вроде шока.
– Я шучу, Флер. А теперь поднимите левую руку.
Он сделал невозмутимое, как у камердинера, выражение лица и отвел глаза, однако свеча загорелась сама, когда ночная рубашка упала с плеч Флер на пол. Вряд ли можно было назвать его реакцию бесстрастной, когда он всего лишь мельком увидел белоснежную кожу, высокие груди, округлые бедра и темный треугольник между ног. Флер отвернулась и вспыхнула, когда он набросил нижнюю рубашку на ее обнаженное трепещущее тело.
Надевание остальных предметов одежды проходило в неловком молчании. Оба сделали вид, что не замечают друг друга.
Данте наскоро привел в порядок постель, поднял Флер и положил ее на кровать.
– Видите – никаких вольностей. Вам повезло, что вас подстрелил такой пресыщенный, утомленный повеса, как я.
Она засмеялась. Это был очень приятный звук, похожий на звучание арфы.
– Повезло мне, но не вам. Теперь я одета, ухожена и накормлена. Я думаю, вам следует отправиться на конюшню, взять лошадь и ехать на побережье, как вы и планировали.
Он сел в кресло.
– Я не могу этого сделать, Флер.
– Я в безопасности. Кто-то скоро сюда приедет.
– Это может быть не тот человек, которого мы ждем. А что, если тот, кто нужен, не приедет? Сегодняшняя ночь может быть такой же, как и предыдущая, и мародеры могут снова жечь коттеджи или же входить в них, чтобы спрятаться. Я не оставлю вас одну.
– Вы можете вызвать кого-нибудь из дома, чтобы он побыл со мной.
– Слуги не смогут противостоять Фартингстоуну, если он отправится вас искать. Мы дождемся Шарл и Сент-Джона. Я сказал, что вы будете в безопасности, и сдержу обещание.
– Я очень сожалею, что так случилось, – промолвила она.–А судебные приставы в самом деле вас разыскивают?
– Часть кредиторов продали мои записи некоему мистеру Томпсону, который требует выплаты. Неудачная ночь за картами лишила меня возможности вести переговоры.
– А вы не могли бы попросить Леклера помочь вам?
– Мог, и он выручил бы меня. Вероятно, Томпсон именно на это и надеется. Но я не стану к нему обращаться. Вердж и без того был слишком щедр.
Данте не мог объяснить, почему он столь откровенен. Наверное, переодевание сблизило их. А может, к этому располагала необходимость позаботиться о ней.
Он испытывал какую-то удивительную доверительность к ней. Вероятно, люди, потерпевшие кораблекрушение, тоже быстро становятся друзьями, после того как вместе покачались на плоту.
1 2 3 4 5
– Это несколько рискованно. Надо как-то обеспечить мне преимущество, потому что вы испытываете недомогание и вас нельзя соблазнить.
– Перестаньте дразнить меня, как неуклюжий донжуан. Все знают, что вы гораздо тоньше, когда на самом деле ухаживаете за женщиной.
Это заставило Данте потерять бдительность.
– И что же, об этом знают все?
– Наконец, – сказала Флер, довольная тем, что нарушила баланс в этой игре, какой бы он ни был.
– Вы хотите сказать, что некоторые из моих любовниц оказались болтливы?
– О вас говорили в гостиных в течение ряда лет. Я слышала о вас все, еще когда была молодой девушкой. Удивительно, что вы до сих пор продолжаете пользоваться успехом, а это при вашей стратегии обольщения хорошо подтверждается персональными свидетельствами.
– Это меня смущает. Лично я никогда и ни с кем не обсуждал то, что происходило между мной и женщиной.
– Очевидно, вы джентльмен. Женщины не столь сдержанны.
– Очень нехорошо с вашей стороны слушать подобные вещи.
Данте улыбнулся озорной улыбкой, и она поняла, что его замешательство было напускным. Он сознательно втянул ее в разговор на эту скользкую тему. И, судя по всему, не собирался уходить от нее.
– Я не думаю, что мог бы соблазнить вас сейчас, как бы мило вы ни выглядели в моей ночной рубашке, Флер. Я бы хотел, чтобы вы были наивной и неопытной. Вы же словно зачитываете список моих достижений и успехов.
Она с трудом сглотнула. Разговор неожиданно приобретал слишком уж личностный характер.
Он наклонил голову. Опустил веки. Он ласкал ее настойчивым взглядом. Какая-то странная лихорадка охватила их.
– Теперь понимаю. Если бы я стал ласкать вашу обнаженную ногу, вы напомнили бы мне, что я тоскую по чувствительному местечку под коленкой, которое я некогда обнаружил у какой-нибудь герцогини.
Он определенно нарушил допустимую грань этими словами. Будь она способна заговорить, то отчитала бы его.
– Или если бы я стал целовать вам спину, вы потребовали бы, чтобы я не забыл поласкать впадинку у самого основания позвоночника, как о том рассказала жена известного члена парламента.
Это было возмутительно, но его шокирующие описания любовной игры завораживали. Флер не могла отвести от него глаз. Пульс ее бился настолько громко, что она опасалась, как бы он его не услышал.
Данте подался в кресле вперед, и его лицо оказалось совсем близко от нее.
– Вероятно, если мои ласки не оправдают ваших ожиданий, вы станете требовать, чтобы я показал, каким образом некоторые части женского тела могут быть даже еще чувствительнее после любовной игры, чем до нее, что, попризнанию одной несдержанной баронессы, я ей продемонстрировал.
– Вы настоящий греховодник.
– А вы покраснели и, можно сказать, готовы ощутить это, хотя я даже не дотронулся до вас.
Он взял ее руку своей теплой рукой. Флер с удивлением смотрела на него, когда он поднес ее к своему рту и поцеловал ей пальцы. Все ее тело содрогнулось, и ей стало страшно, что она вдруг лишится рассудка.
Она вырвала руку:
– Как вы смеете!
Он откинулся на спинку кресла, в глазах его сверкнули огоньки.
– Смею напомнить вам, что я не глупец. Вы в безопасности, но лишь потому, что я сам этого захотел. Не подстрекайте меня, ибо если мне будет брошен вызов, то оружие выбираю я.
Ее сердцу, ее крови, ее дыханию требовалось успокоиться. Она изо всех сил старалась не показать ему, какое волнение испытала от его прикосновения.
Возбуждающая и все нарастающая эйфория перерастала в леденящий душу ужас.
Флер посмотрела на руку, которую он поцеловал, и снова ощутила тепло его дыхания. Ей стало не по себе от столь противоречивых чувств.
Подобного с ней раньше не случалось. Она никогда не знала страха, даже тогда, когда была совсем юной девушкой, и уж тем более после того, как махнула на себя рукой.
– Я очень вас напугал, да? – Данте потянулся рукой к ее лицу, но затем одернул себя. – Мне не следовало этого делать. Ваша добродетель в безопасности со мной. Но я должен знать подоплеку событий.
Он в самом деле заслуживал объяснений. Она втянула его в историю, и уже другие люди видели ее здесь. У нее не было времени для того, чтобы сочинить правдоподобный рассказ. Ей придется сообщить ему правду. Или хотя бы ее часть. Просто придется опустить ссылки на свой большой проект.
– В пошлом году я в октябре отплыла из Англии во Францию, чтобы навестить подругу. Я оставалась там во время Нового года и вернулась два месяца назад, в феврале.
– В феврале? Никто не сказал ни слова о вашем возвращении или о том, что видел вас в городе.
– Это потому, что мой отчим Грегори Фартингстоун встретил меня в порту в Дувре. И с этого момента он заточил меня в тюрьму.
Глава 3
– Я написала, что собираюсь отправиться домой на «Морском драконе» в феврале. Грегори ожидал меня в Дувре. Я удивилась, но была рада его видеть. Всегда требуется помощь после долгого путешествия, – пояснила Флер.
– И тогда он заключил вас в тюрьму? – Данте поста рался спросить это таким тоном, чтобы скрыть свое недо верие. Обвинение было странным и чудовищным. Уж не по влияло ли ранение на ее умственные способности?
Грегори Фартингстоун был известен как человек здравого ума, который вел благопристойный образ жизни и был попечителем Банка Англии. Легче было бы поверить в то, что Флер заключила Фартингстоуна в тюрьму, чем наоборот.
Перед этим Флер возилась с простыней, подтягивая ее к подбородку, словно почувствовав себя обнаженной после игривых поддразниваний. Сейчас она забыла об этом, в ее глазах сверкали гневные искорки.
– Он заявил, что искал меня и хотел, чтобы я получила помощь и поддержку, в которой нуждалась. Он сказал, что как старинный друг семьи моей матери и как ее второй муж он исполняет свой долг. Однако его намерения были не столь благородными.
– И каковы же были его намерения?
– Он пытается доказать, что я неразумна и неправоспособна.
– Почему он так считает?
– Потому что я разбазариваю свое состояние. Так он квалифицирует мое участие в благотворительных акциях.
Дары Флер школам, больницам и на осуществление реформ были хорошо известны в обществе.
– Ваша щедрость поставила под вопрос ваше будущее?
– Я раздавала отнюдь не все, что имею, однако достаточно много для того, чтобы Грегори решил, что это безответственно. Однако мне остается довольно для того, чтобы жить очень комфортно. Я совершеннолетний человек и независимая женщина. Он не является моим опекуном и не имеет права вмешиваться в мою жизнь. Он говорит, что он самый близкий друг семьи и должен быть уверен, что я получаю необходимую опеку и внимание.
– Куда он привез вас после того, как встретил в Дувре?
– В одно из своих имений в Эссексе.
– Вы пришли сюда пешком из Эссекса?
– Мы путешествовали. Грегори не говорил, куда он меня везет, но я думаю, что это одно из тех заведений недалеко от моря, в которые некоторые семьи помещают своих проблемных родственников. Я поняла, что мы находимся в Суссексе, и убежала, надеясь разыскать Леклера.
Да, Верджил был бы грозным противником, если его натравить на Грегори Фартингстоуна.
– Я не помешанная, – пробормотала она, глядя на свои руки и напряженно переплетенные пальцы. – Нельзя говорить о невменяемости, если человек тратит деньги на то, чтобы помочь людям. Если бы я потратила все деньги на бальные платья и бриллианты, никто бы не стал подвергать мои умственные способности сомнению.
Ей следовало делать и то, и другое. Если бы она покупала платья и бриллианты, она оказалась бы вне подозрений. А ее пренебрежение обществом и отказ от замужества стали причиной возникших подозрений.
Флер продолжала смотреть невидящим взглядом на свои переплетенные пальцы. У Данте сложилось впечатление, что ей есть что рассказать еще, но она решает, стоит ли это делать.
Флер дала объяснения, которые обязана была ему предоставить. Он не оказывал на нее давления и не требовал дополнительной информации, но надеялся, что она продолжит рассказ.
– Есть кое-что еще, – сказала она наконец. – Позапрошлой ночью мы остановились в гостинице. Как это сложилось со времени Дувра, он запер меня в спальне после ужина. Он не обратил внимания на то, что часть стены была разобрана для устройства гардероба. Когда я открыла дверь гардероба, услышала приглушенный разговор в комнате Грегори. Было уже поздно, но там находился другой мужчина. И разговаривали они, я полагаю, обо мне.
– А разве это не было очевидно?
– Поначалу я думала, что они говорят о какой-то вещи, а не о человеке. Понимаете, мужчина предлагал купить эту вещь. Лишь несколько позже я поняла, что речь может идти обо мне.
Сейчас она выглядела несколько странной и напоминала тех, кто вечно считает, что все устраивают против них заговоры.
– Флер, но Фартингстоун не может продать вас. Если он поступит так, какой прок от этого покупателю? Ведь вы же сами сказали, что вы независимая женщина зрелого возраста.
–Да, законным образом он не может меня продать. Однако же он и лишать меня свободы не может, тем не менее сделал это. «Все будет позади, когда она поймет, что произошло, и будет гораздо счастливее, – сказал мужчина. – Если же она начнет сопротивляться, мы упрячем ее в сумасшедший дом». Я не знаю, Данте, как считаете вы, но, похоже, речь шла о моем насильственном замужестве. Разумеется, ради моего же блага. Чтобы кто-то имел право опекать меня.
–Ловко придумано, чтобы все ваше состояние не ушло.
– Я никогда не любила Грегори. И не понимала, почему мать вышла за него замуж после смерти отца. Он полагает, что я должна считаться с его мнением, но он не отец мне, мы не кровные родственники. Я не удивлюсь, если после этого замужества он и тот мужчина намерены поделить между собой то, что я имею.
– Предположим, что они говорили о вас. Вы этого не знаете. – Для женщины в здравом уме она рассказала весьма странную историю.
Флер нахмурилась, размышляя над сказанным.
– Наверное. Но это заставило меня решиться на бегство. Грегори следил за тем, чтобы у меня не было денег. В его усадьбе и в дороге за мной бдительно наблюдали. Сбежать было очень непросто. Но мысль о том, что меня могут принудить к замужеству, придала мне храбрости. Я могла вынести заточение, но не замужество.
– Естественно. Тут он зашел слишком далеко.
– На другой вечер я вылезла из своего окна, спустилась на землю и убежала. Я украла ту одежду и оставила свою в счет оплаты. Возле таверны обменяла кольцо на пистолет. И после этого побежала. Должно быть, мы были милях в десяти от этого места. Когда вы выстрелили в меня и я упала, подумала, что это от изнеможения.
После окончания рассказа Флер в комнате установилась какая-то умиротворенная тишина, словно эта откровенность разогнала ее страхи.
Данте поднялся и подошел к окну. По какой-то причине она выбрала путь, отличающийся от других. У мужчин подобные причуды приемлемы. Но решительный Грегори Фартингстоун может представить дело так, что это убедит судью в необходимости лишить женщину независимости.
– Я попрошу вас об услуге, Данте. – Она выглядела такой беспомощной и хрупкой, на этой кровати! Маленькой и одинокой. – Когда Леклер вернется, пожалуйста, расскажите ему. Возможно, он найдет меня, чтобы увидеть, все ли закончилось благополучно.
– Разумеется, Флер, но до этого не дойдет. Правильно вы поняли тот разговор или нет, но он не имеет права держать вас в заключении. Уж коль скоро вы рискнули убежать, нам следует позаботиться о том, чтобы вы не оказались там снова.
– Поскольку меня здесь видели, Грегори узнает, где я нахожусь. Я уже сейчас ожидаю стука колес кареты.
– Если вы услышите приближение кареты, не думайте, что это Грегори. Я послал своего управляющего за своей сестрой Шарлоттой и Дэниелом Сент-Джоном. Они находятся в Брайтоне и должны прибыть сюда после полудня.
В ее глазах засветилось некое подобие надежды. Она расслабилась на подушках.
– Вы еще вчера решили это сделать? Вы так добры, Данте.
– Вздор. Я поступаю так всякий раз, когда попадаю из пистолета женщине в ягодицу. Вы отдыхайте сейчас. Я спущусь вниз и позабочусь о еде для вас. И не надо беспокоиться.
Однако, несмотря на ободряющие слова, он не был столь уж уверен в благополучном исходе. Шарлотте и Сент-Джону лучше бы не задерживаться в Брайтоне. Если Фартингстоун узнает, где находится Флер, начнется настоящая гонка.
Она спала после завтрака, а Данте расхаживал на первом этаже. Проходили часы. Солнце поднималось все выше.
Вероятнее всего, ее опасения не основывались ни на чем реальном. Возможно, она вела себя несколько странно, но эту необычность в поведении случайный знакомый мог не заметить. Не исключено, что Фартингстоун просто хотел, чтобы она отдохнула после путешествия. Без сомнения, она неправильно истолковала то, что случайно услышала в гардеробной.
Тем не менее родство Фартингстоуна в силу брака с ее матерью давало ему видимость права. Хуже всего то, что он мог заключить ее в сумасшедший дом, и никто об этом не будет знать, поскольку все считали, что она путешествует по континенту.
Конечно, это просто смешно. Никакой опасности для нее не было.
Он принес из кладовки оба пистолета и зарядил их.
Незадолго до полудня он услышал движение наверху. Он поднялся по лестнице и увидел, что Флер сидит на краю кровати и здоровой рукой пытается развернуть платье, которым он ее снабдил.
– Я не хочу, чтобы они обнаружили меня в таком виде, – объяснила она. – Я оденусь.
– Если хотите. – Он подал ей нижнее белье, которое сумел найти Пирсон. Приподняв ее, он поставил ее на ноги.
Она поняла его намерения.
– Я справлюсь сама.
– Вам не осилить. Я помогу.
– Вы не должны.
– Частые удовольствия притупили мою чувствительность. Мне нужно специально поджигать свечу, иначе не будет пламени. Я совершенно холоден и бесчувствен. Подобно врачу или артисту.
– Вчера врач сказал, что он вовсе не бесчувствен, но я могу представить, каким можете быть вы. Первая обнаженная женщина может вызвать возбуждение, а при виде тысячной будешь испытывать скуку. Похоже на то, когда ты объешься марципанами.
– Именно так. Правда, вы не тысячная. Совсем недавно я преодолел восьмисотый рубеж.
Она подняла на него глаза, в которых отразилось нечто вроде шока.
– Я шучу, Флер. А теперь поднимите левую руку.
Он сделал невозмутимое, как у камердинера, выражение лица и отвел глаза, однако свеча загорелась сама, когда ночная рубашка упала с плеч Флер на пол. Вряд ли можно было назвать его реакцию бесстрастной, когда он всего лишь мельком увидел белоснежную кожу, высокие груди, округлые бедра и темный треугольник между ног. Флер отвернулась и вспыхнула, когда он набросил нижнюю рубашку на ее обнаженное трепещущее тело.
Надевание остальных предметов одежды проходило в неловком молчании. Оба сделали вид, что не замечают друг друга.
Данте наскоро привел в порядок постель, поднял Флер и положил ее на кровать.
– Видите – никаких вольностей. Вам повезло, что вас подстрелил такой пресыщенный, утомленный повеса, как я.
Она засмеялась. Это был очень приятный звук, похожий на звучание арфы.
– Повезло мне, но не вам. Теперь я одета, ухожена и накормлена. Я думаю, вам следует отправиться на конюшню, взять лошадь и ехать на побережье, как вы и планировали.
Он сел в кресло.
– Я не могу этого сделать, Флер.
– Я в безопасности. Кто-то скоро сюда приедет.
– Это может быть не тот человек, которого мы ждем. А что, если тот, кто нужен, не приедет? Сегодняшняя ночь может быть такой же, как и предыдущая, и мародеры могут снова жечь коттеджи или же входить в них, чтобы спрятаться. Я не оставлю вас одну.
– Вы можете вызвать кого-нибудь из дома, чтобы он побыл со мной.
– Слуги не смогут противостоять Фартингстоуну, если он отправится вас искать. Мы дождемся Шарл и Сент-Джона. Я сказал, что вы будете в безопасности, и сдержу обещание.
– Я очень сожалею, что так случилось, – промолвила она.–А судебные приставы в самом деле вас разыскивают?
– Часть кредиторов продали мои записи некоему мистеру Томпсону, который требует выплаты. Неудачная ночь за картами лишила меня возможности вести переговоры.
– А вы не могли бы попросить Леклера помочь вам?
– Мог, и он выручил бы меня. Вероятно, Томпсон именно на это и надеется. Но я не стану к нему обращаться. Вердж и без того был слишком щедр.
Данте не мог объяснить, почему он столь откровенен. Наверное, переодевание сблизило их. А может, к этому располагала необходимость позаботиться о ней.
Он испытывал какую-то удивительную доверительность к ней. Вероятно, люди, потерпевшие кораблекрушение, тоже быстро становятся друзьями, после того как вместе покачались на плоту.
1 2 3 4 5