Англичане не стремились вступать в какие бы то ни было конфликты с графом Жаном IV Арманьяком, политика которого по отношению к ним с некоторых пор стала невероятно мягкой. Поэтому англичане вели себя сдержанно.Через Кагор, Муассак, Лектур, Кондом, Оз, Эрсюр-Адур и Ортез Катрин, Эрменгарда и их люди наконец добрались до гор, вставших перед ними на пути в Испанию. Терпение Катрин было на пределе. С тех пор как они отделились от паломников Жербера Боа, Эрменгарда не проявляла более никакой поспешности, чтобы добраться к месту их паломничества. Та же самая Эрменгарда, которая еще накануне взвинчивала Катрин и пыталась убедить ее в преимуществах быстрой езды, теперь словно бы находила тайное удовольствие в том, чтобы все время хитро замедлять движение.Поначалу Катрин ничего не подозревала. В Фижаке пришлось провести целый день, чтобы достать лошадь для Жосса. В Кагоре они тоже провели целых две ночи: было воскресенье, и Эрменгарда уверяла, что надо чтить святой день, а не проводить его в тяготах пути. И это можно было еще принять. Из дружеских чувств Катрин не стала возражать, но, когда в Кондоме Эрменгарда пожелала задержаться ради местного праздника, Катрин не смогла более сдерживать себя и запротестовала:— Неужели вы забываете, Эрменгарда, что я совершаю это путешествие не ради удовольствия и что праздники не имеют для меня никакого значения? Вы же знаете, я спешу добраться до Галисии. Что же вы рассказываете мне про какие-то местные праздники?Не отступая, Эрменгарда, некогда богатая на выдумку, заявила, что слишком большое душевное напряжение всегда оказывает вредное воздействие на состояние человеческого тела и что очень полезно, даже если люди очень спешат, иногда немного передохнуть. Но тут уж Катрин не захотела ничего слышать:— В таком случае нужно было до конца идти вместе с Жербером Боа.— Вы забываете, что от вашей воли сие не зависело, моя дорогая.Тогда Катрин с любопытством посмотрела на свою приятельницу:— Не понимаю вас, Эрменгарда. Всегда мне казалось, что вы хотите мне помочь. И вдруг теперь выходит, вы изменили свое намерение?— Я проповедую умеренность именно с целью вам помочь. Кто знает, а вдруг вы спешите навстречу жестоким разочарованиям? Тогда встреча с ними никогда не окажется запоздалой.На сей раз Катрин не нашла что ответить. Слова подруги уж очень точно перекликались с ее собственными тревогами, и сразу она почувствовала в сердце жестокий их отзвук. Это путешествие было безумием, о чем она прекрасно знала, и не в первый раз говорила себе, насколько малы были шансы найти Арно. Часто ночью, в кромешной тьме, в самые мрачные и тяжелые часы, когда тревоги разрастаются во сто крат и не дают заснуть, когда усиленно бьется сердце и невозможно бывает его унять, она лежала без сна, вытянувшись на спине с широко открытыми глазами, пытаясь заставить молчать свой рассудок, который советовал ей бросить эту затею, вернуться в Монсальви к сыну и мужественно начать жизнь сызнова, полностью посвятив себя Мишелю. Иногда она уже была готова сдаться, но наступал рассвет, прогонял осаждавших се призраков, и Катрин еще больше утверждалась в своем рвении и решительнее прежнего бросалась последу устремленной вперед мечты: найти Арно, хотя бы на миг увидеть его, еще раз с ним поговорить. Потом…При этом Катрин убеждалась в мысли, то есть явно замечала, что вместо крайне необходимого ей подбадривания она более не слышала от Эрменгарды ничего, кроме скептических замечаний и советов быть осторожной. Эрменгарда — Катрин это хорошо знала — никогда не любила Арно. Она ценила его происхождение, мужество и талант воина, но во все времена была уверена, что рядом с ним Катрин могла найти только горечь и утратить все свои иллюзии.Между тем в то утро под стук лошадиных копыт в сердце Катрин пела только недежда. Не обращая внимания на рокот вспенившегося потока, белые воды которого катили под ними, она в восхищенном оцепенении смотрела на огромные горы, чьи остроконечные, словно зубья пилы, вершины прятались под сиявшими на солнце снежными шапками. Родившись среди плоских равнин, Катрин видела мягкие линии всхолмленной Оверни. Поэтому возникшие перед нею гигантские Пиренейские горы казались ей труднопроходимым препятствием, от которого у нее занимался дух. И Катрин, не сдерживая себя, подумала вслух:— Никогда нам не пройти этих гор.— Увидите, пройдем госпожа Катрин, — отозвался Жосс Роллар.Верный привычке, которая появилась у него после выезда из Фижака, Жосс постоянно ехал прямо вслед за лошадью Катрин.— По мере того как путник продвигается вперед, дорога раскручивается перед ним, — добавил он.— Но, — с грустью продолжила Катрин, — тот, у кого нет ноги или кто потерялся в этом ужасном краю, не может даже надеяться на спасение…Вдруг она подумала о Готье: эти высокие горы поглотили его, этого гиганта с несокрушимым духом. До того как они добрались до Пиренеев, Катрин еще питала надежду найти его. Но, увидев эти горные бастионы, она приуныла.Не имея никакого представления о ходе ее мыслей, Жосс бросил на Катрин взгляд, выражавший любопытство и беспокойство. Смутно догадываясь, что Катрин требовалась поддержка, он радостно воскликнул:— Почему же? Разве вы не знаете, что здешний край — это страна чудес?— Что вы хотите сказать?Коротко взглянув на Эрменгарду, которая в это время, оставаясь чуть позади вместе со своими людьми, расплачивалась за проезд по мосту, Жосс показал на бурлившие водовороты реки:— Посмотрите на эту речку, госпожа Катрин. Ведь если кто решится войти в нее, у того не окажется ровным счетом ни единого шанса выбраться живым. Однако прошло уже около трех столетий, как король Наварры приказал бросить в этот поток связанную по рукам и ногам свою младшую сестру Санчу Беарнскую, обвиненную в том, что она пыталась убить своего ребенка. Она могла быть признана невиновной, только если выйдет живой из потока…— Суд Божий, да? — воскликнула Катрин, с ужасом глядя на вспенившуюся воду.Да, суд Божий! Хрупкая и слабенькая молодая графиня была еще и крепко связана. Ее бросили с этого самого моста, и никто из присутствующих не дал бы и су за ее жизнь. Между тем вода вынесла ее живой и здоровой на берег. Конечно, люди кричали, что произошло чудо, но я-то думаю, что это чудо может повториться в любое время. Достаточно, чтобы Бог захотел этого, госпожа Катрин. А тогда что будут значить горы, мощь стихий и даже безвозвратно ушедшее время? Надо верить…Катрин не ответила, но полный благодарности взгляд, которым она посмотрела на своего оруженосца, доказал, что он попал прямо в точку. Ему повезло, и теперь он оплатил ей хотя бы часть своего долга. И Катрин безмятежно взглянула на солнце, освещавшее белые ледники.Какое-то время она ехала безмолвно, ни о чем не думая и устремив глаза на разраставшиеся наверху, под самым небом, огромные пожарища. Жосе опять занял свое место позади нее, но вдруг, услышав его покашливание, она вздрогнула и обернула к своему оруженосцу несколько растерянный взгляд.— Что такое?— Нужно, видно, подождать графиню де Шатовилен. Она все еще на мосту.Катрин сдержала лошадь и обернулась. Так и было. Эрменгарда, остановившись посреди моста, казалось, завела оживленный разговор с сержантом, который командовал ее охраной. Катрин вздернула плечами:— Но что же она там делает? Если она будет продолжать в том же духе, мы до ночи не успеем приехать в Остабат.— Если бы это зависело только от госпожи Эрменгарды, мы не доехали бы туда и к завтрашнему вечеру, — спокойно заметил Жосс.Катрин вскинула бровями и метнула на него удивленный взгляд:— Не понимаю!— Я хочу сказать, что благородная дама делает все от нее зависящее, чтобы замедлить наше путешествие. Это же очень просто: она кого-то ждет!— Ждет? И кого же?— Не знаю. Может быть, того сержанта, который уехал так внезапно и неожиданно из Обрака. Разве вы не заметили, госпожа Катрин, что ваша подруга очень часто смотрит назад?Молодая женщина удивленно кивнула головой. Ведь, говоря по правде, она не раз уже замечала уловки Эрменгарды. Та не торопилась добраться до Галисии и, находясь в пути, время от времени бросала назад тревожный взгляд. Гневный жар зарумянил щеки Катрин. Она не станет больше терпеть ее маневров, даже если причины у Эрменгарды окажутся вполне объяснимыми. А графиня все болтала на мосту. И Катрин вздыбила лошадь.— Вперед, Жосс! Пусть нас догоняет, она сумеет это сделать. Я решила, что мы будем в Остабате сегодня вечером. И тем хуже, если мы с госпожой де Шатовилен разъедемся. Я отказываюсь и дальше терять время!Большой рот Жосса растянулся до ушей, и он пустил коня следом за молодой женщиной.Полукрепость-полубольница, древняя придорожная станция для смены лошадей под названием Остабат, ранее процветавшая, теперь утратила былое довольство. Трудные времена, а более того, тянувшаяся уже столько лет бесконечная война опустошали королевство Франции, и паломничество почти прекратилось. Добрые люди колебались, отважиться им или нет на путешествие по большим дорогам, ставшим слишком опасными из-за того, что английские и французские группы наемников, присоединяясь к разбойничьим бандам, нападали на путников. Нужно было приложить много труда или же быть совсем нищим, чтобы устремиться в подобное путешествие, из которого часто люди не возвращались. Поэтому не стало больших толп паломников, которых старый приют, расположенный на пересечении трех дорог, из Бургундии, Оверни и Иль-де-Франса, ранее часто гостеприимно принимал, но небольшие группы время от времени приходили сюда. Однако на этом их испытания не заканчивались. В горах бесчинствовали знаменитые баскские бандиты. Кроме того, в проводники часто нанимались негодяи, которые при первом же удобном случае обчищали путешественников. Немало было и господ-разбойников, владевших укрепленными башнями, там и сям стоявшими по склонам больших гор. Эти башни превратились в настоящие притоны, логова для всех этих мастеров мешочных дел и веревки.— Если нам повезет, — говорила Эрменгарда Катрин, — в приюте мы окажемся одни и устроимся там так, как нам понравится.Но когда Катрин, за которой преданно следовал Жосс, переступила ворота приюта, она с удивлением увидела довольно большое стадо мулов. Ими деятельно занимались хорошо одетые лакеи. Это были вьючные мулы. Вокруг костра, пламя которого освещало сумрачный двор, отдыхал десяток солдат. Они занимались тем, что жарили на вертеле большую тушу. Короче говоря, здесь расположились люди, обычно сопровождавшие важного господина. Дверь приюта была широко распахнута, и можно было видеть, как здешние монахи неустанно ходили туда и обратно, обслуживая высокого гостя. Мелькали блики разожженного в камине большого огня.— Кажется, нам не придется жаловаться на одиночество, — пробормотала Катрин, у которой сразу испортилось настроение. — Хоть келью-то нам здесь дадут?Жосс не успел ответить, а к Катрин уже направился монах:— Да пребудет с вами мир Господень, сестра моя! Чем мы можем вам помочь?— Дать нам комнату, где мы могли бы выспаться, — ответила Катрин. — Но с нами много людей. Остальные на подходе, и я боюсь…Старый монах добро улыбнулся, и все лицо его сморщилось.— Господина, который прибыл к нам только недавно? Не бойтесь. Дом у нас большой и открыт перед вами. Сойдите с лошади. Наш брат из мирских займется ею.Но Катрин уже не слушала его. На пороге конюшни она заметила офицера, который, несомненно, был начальником солдат охраны. Он все еще не снял оружия, а поверх его кирасы был надет плащ с гербовыми изображениями. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, Катрин прекрасно узнала эти гербовые знаки, вышитые на плотном шелку офицерского плаща: они принадлежали герцогу Бургундскому.Она почувствовала, как побледнела, в голове у нее каруселью закружились мысли. Как же так? Невозможно, чтобы герцог Филипп оказался здесь. Такая охрана могла быть эскортом для какого-нибудь господина, но все же была слишком мала для Великого Герцога Запада!.. Однако вот же они, здесь, цветы лилий и герцогские полосы, изображения Золотого Руна… того самого Золотого Руна, знака ордена, некогда основанного в память о ней.Ее расстроенное лицо и сдержанность, оцепенение поразили монаха, который мягко подергал за уздечку ее лошади.— Дочь моя! Вам плохо?Не двигаясь, устремив глаза на Офицера, Катрин спросила:— Этот господин, что приехал к вам… Кто он?— Личный посланец монсеньора герцога Филиппа Бургундского.— Посланец? К кому? В какую страну?— Вы думаете, я все это знаю? Уж конечно, видимо, к кастильскому монарху или к королю Арагона, а может быть, речь идет и о короле Наваррском. Но вы так нервничаете, дочь моя. Пойдемте. Отдых вам будет на пользу.Немного успокоенная, Катрин решилась сойти с лошади в тот самый момент, когда Эрменгарда и все остальные из их компании с шумом проникли во двор приюта. Графиня казалась очень недовольной. Очень красная, с поджатыми губами, меча глазами молнии, он?, гневно обратилась к Катрин:— Ах так! Вот так-то, моя красотка, вот во что вы играете!.. Часами мы гнались за вами галопом и не могли вас нагнать!— Я не могу терять время, Эрменгарда! — сухо возразила молодая женщина. — На дороге слишком много людей, с которыми вы находите удовольствие болтать. Я испугалась, что к вечеру не попаду в этот святой дом, и ускакала вперед.— Мне, однако, кажется… — начала было графиня. Но слова ее замерли на губах, а в ее серых глазах зажглась радость. Она тоже узнала гербы на одежде офицера. Широкая улыбка растянула губы, подчеркнутые некой тенью усов.— Кажется, у нас здесь будет с кем проводить время? — сказала она с удовольствием, которое не укрылось от Катрин. — Это, друзья, без сомнения!Катрин холодно улыбнулась.— Друзья? Я вам скорее посоветовала бы, моя дорогая графиня, избегать господина, который отмечен такими гербами. Вы разве забыли, что вы — изгнанница и в очень дурных отношениях с герцогом Филиппом?— Ба! — произнесла Эрменгарда с беззаботностью. — Мы же очень далеко уехали от Брюгге и Дижона. Более того, у меня сохранилось несколько верных друзей при дворе герцога Филиппа! Наконец, вы же знаете, я никогда не была боязливой. Я люблю смотреть на вещи прямо.И, подняв низ своего платья из пурпурного бархата и показав длинные и узкие ноги в крепких сапогах, графиня де Шатовилен направилась к двери, у которой все еще стоял офицер и смотрел, как к нему подходила эта внушительная особа.— Скажи мне, дружок… кто твой господин? — спросила она у офицера.— Посол монсеньера герцога Филиппа Бургундского, графа Фландрского…— Сделай нам милость, не перечисляй всех титулов герцога, я их знаю лучше тебя. Мы так протопчемся на этом самом месте до восхода солнца! Скажи мне лучше, кто же этот посланник?— Да кто вы сами, что учиняете мне такой допрос, мадам?Но щеки Эрменгарды не успели окраситься в пурпур, впрочем, уже начавшие приобретать темно-коричневый оттенок. В это время узкая, но твердая рука отодвинула офицера, и еще совсем молодой мужчина, одетый с необычайной простотой, не исключавшей некоего изящества, в замшевый кафтан цвета опавших листьев, показался на пороге. На его непокрытой голове коротко стриженные светлые волосы сильно перемешались с сединой. Блики от огня высветили узкое лицо с тонкими губами. Длинный и прямой нос нависал над ними. Ледяной взгляд голубых, слегка выпуклых глаз спокойно устремился на пышущее гневом лицо Эрменгарды. Вдруг улыбка расслабила правильные черты его скучавшего лица, а тусклые глаза заблестели.— Дорогая моя графиня! Я боялся вас пропустить и уже…Сдержанный и властный жест пожилой женщины прервал его слова, но было слишком поздно: Катрин не только услышала неосторожную фразу, но увидела и жест. Она вышла из тени и подошла к своей приятельнице:— А меня, Ян, — сказала она холодно, — вы тоже боялись пропустить?Художник Ян Ван Эйк, тайный посланник герцога Филиппа Бургундского по разным личным и неличным делам, не стал утруждать себя притворством. Радость, которая отразилась на его лице, была искренней. Он порывисто бросился вперед, протянув руки к тоненькой фигурке Катрин.— Катрин!.. Это вы? Это именно вы? Это не сон?.. Он был так счастлив, что молодая женщина почувствовала, как в ней тает подозрение. Они были хорошими друзьями во времена, когда она царила при бургундском дворе и в сердце герцога. Много раз она позировала этому великому художнику, гений которого ее восхищал, она ценила также верность его дружбы. Ян даже был слегка влюблен в нее и никогда этого не скрывал. И Катрин, конечно испытывала радость, которую испытывают люди, встречая неожиданно исчезнувшего старого друга. Она хранила о нем только хорошие воспоминания — те долгие часы позирования перед его мольбертом были когда-то часами мира и покоя ее жизни, часами теплых дружеских отношений.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Катрин - 5. Время любить'


1 2 3 4 5 6 7