Вячеслав Евгеньевич Дурненков
Шкатулка

Вячеслав Дурненков
Шкатулка

Действующие лица:
Мальчик
Мать Мальчика
Граф
Графиня
Николя
Няня
Сергей
Владимир
Митя
Ермолыч
Мика



Гостиная. На диване сидит закутанный в плед бледный темноволосый Мальчик и читает книгу. В прихожей хлопает дверь. Заходит Мать Мальчика. Она в теплой шубе, осыпанная снегом.

Мать ( с улыбкой ). Здравствуй.
Мальчик. Здравствуй.
Мать. У меня для тебя сюрприз.
Мальчик. Какой?
Мать ( протягивает сверток ). Это прислал папа. Он звонил сегодня, сказал, что приедет через неделю. Просил передать, чтобы ты быстрей выздоравливал.
Мальчик ( берет сверток ). А что здесь?
Мать ( с улыбкой ). Разверни и увидишь.

Мальчик разворачивает сверток. Мать, внезапно подобравшись, осторожно снимает со спинки кресла зеленый мужской галстук и резко прячет его за спиной. В руках у Мальчика небольшая шкатулка темного дерева.

Мальчик. А как она открывается?
Мать ( озабоченно ). Там замочек слева. Я сейчас ( пятясь спиной, Мать выходит из комнаты ).
Мальчик ( возится с замком ). У, трудный какой… О, получилось. ( Заглядывает внутрь шкатулки. ) Вот это да… Мам, иди смотри быстрей!

Абсолютно темная комната. Посередине неподвижно стоит Граф. Полуседая голова опущена на грудь, руки по швам, левый чулок слегка съехал. Внезапно откуда-то сверху раздается скрип, грохот, затем врывается поток света. Слышно учащенное дыхание.

Голос мальчика. Мам, смотри, он как живой!

Граф вздрагивает, поднимает голову и, измученно щурясь, смотрит вверх. Затем с неожиданной прытью срывается и выбегает из комнаты в абсолютно темный коридор.

Голубой зал, обставленный в стиле эпохи Просвещения. Повсюду бюсты мыслителей. Стопками навалены книги, разложены чертежи. Небольшой столик заставлен флаконами с лекарствами. Возле камина неподвижно стоит Николя, в руках у него листок бумаги. Дверь распахивается и в зал врывается Граф. Николя вздрагивает и оживает.

Николя ( бросается к нему ). Братец! Милый братец! Как хорошо, что ты появился! Господи, какое счастье! Же не бомж, ле труа! Милый братец, как я счастлив! Садись, ты должен это послушать!

Граф абсолютно спокойно, как будто и не бежал, устраивается в кресле. Николя восторженно протягивает ему листок бумаги.

Николя. Знаешь ли ты братец, что это такое? Нет, не знаешь. Он написал мне. Вольтер написал мне. Мне. Вольтер. Господи, есть ли кто-нибудь счастливее меня? Люди! Звезды! Облака! Он написал мне!!!

Николя как школьник прыгает на одной ноге, подняв руку с письмом.
Граф с тихой полуулыбкой наблюдает за ним.

Николя ( целует листок ). Какой слог! Какая учтивость! Верно он первый из мыслителей, как он продернул этого писаку Шенье! Как гениально отбрил Помпераза! ( Николя встает в позу. ) «Де Помпераз де мудасьен!» О! Хотел бы я иметь хоть малую толику его благородного сарказма, его ледяной иронии. Но ладно, ты ведь знаешь, я могу долго говорить о Вольтере. ( Расправляет листок. ) Ну, сначала обычные любезности. «Мон пуассон клошар»… А, прости, ты ведь не знаешь французского, право, братец, твоя упрямая англомания закрывает от тебя все новое и прекрасное. Затем Вольтер интересуется, служил ли я в армии? Если да, то, в каких частях? Он просит подробно описать нынешнее вооружение, устав, поведение на маневрах, в общем, все, что связано с армией. Представляешь, братец, величие этого человека? Он интересуется всем, вот идеальный образец пытливого разума! Конечно, я ему напишу все, что знаю. Сегодня же вышлю свои новые чертежи фортеций, сначала ему, а потом уже в министерство. Далее, Вольтер…

Николя присаживается на корточки перед Графом, берет его руки в свои.

Николя ( несколько в замешательстве ). Далее Вольтер просит оказать ему одну услугу. Несколько странного рода. Он хочет, чтобы я отправился в селение Бородино и там, на поле, совершил странный обряд. Я всегда считал этого мыслителя беспощадным борцом с суевериями разного толка, но эта просьба… В общем, я должен нарядиться наподобие юродивой бабы, закутаться во всевозможную ветошь, перепачкаться мукой. Затем двигаться кругами по полю, непрерывно напевая «Марсельезу» до тех пор, пока не увижу в небе светящийся трон… Я не могу понять всего смысла сего маскарада, но это лишь укрепляет мою веру в бездонный разум этого человека. В конце письма он благословляет меня, целует. Подпись – «Франсуа де Бош». Как ты думаешь, у меня получится?

Николя доверчиво смотрит на Графа. Тот с тихой улыбкой кивает.

Николя. Знаешь, я ведь все время думаю, что меня здесь держит? Здесь все такое обыденное, серое, а там… Там – жизнь, наполненная смыслом, окруженная красотой, гармонией. Если бы не моя болезнь, то я давно бы уехал отсюда… Как было бы славно просыпаться на Пляс де ла рю, скушав круассан, одеться, выйти на улицу, раскланяться с бакалейщиком. Идти по улице, видевшей Рабле, найти на мостовой два су… И вдруг… И вдруг с набережной подует щами… Суточными… И слезы с кулак… А за окном зима, ямщик, мальчик, пальчик… Прости, мне пора принимать лекарства…

Граф встает, гладит Николя по голове. Николя отходит к камину и неподвижно замирает. Граф резко подпрыгивает на месте и выбегает из зала в коридор.

Желтый зал. По углам зала стоят прялки, кадушки. По стенам гроздьями висят связки деревянных ложек. В темном углу, под иконой, сидит ветхая Няня в синем вылинявшем сарафане. Хлопает дверь, в зал врывается Граф. Няня тоненько вскрикивает и бросается к нему.

Няня. Миленькай! Кровиночка моя!

Граф останавливается. Няня с плачем бросается к нему в объятия.

Няня ( исступленно целует Графа ). Голубчик мой! А я уже и не чаяла встренуть тебя, соколик мой ясный… Сколько я тебя не видела? Ослабли глазоньки мои без тебя… Дай я тебя пошшупаю ( тонкими коричневыми пальцами ощупывает лицо Графа ). Без малого тридцать годков без тебя?

Граф берет Няню на руки, кружит ее по залу.

Няня. А какой ты хорошенький был… Бывало бежишь ко мне, прутиком машешь, словно гренадерчик какой, а у самого ножки кривенькие, коленочки назад смотрють, такой хорошенький. И вся дворня тебя любила, кучер Степан-заика, царствие ему небесное, помню, как увидит тебя, так и уссытся, так мы все тебя любили… Где ж ты так долго был, голубчик мой ( плачет ). А когда поехал ты в Питербурх проклятый на учебу, как мы убивались по тебе, соколик ты наш… Матвей, конюх, аж с колокольни упал пьяный, так мы все тебя любили. А я, как вечор настанет, выйду на дорогу и в сторону Питербурха гляжу, гляжу. Гляжу и плачу, плачу… Так и ослабли глазоньки мои. А ты жил, жил, жил без сказки моей, без ласки моей… А я тебе сейчас сказочку расскажу. Хочешь?

Граф кивает. Няня, поерзав, устраивается поудобнее.

Няня ( речитативом, отбивая ритм по груди Графа сухонькой ручкой ). А вот и поди ш ты, как было – не было, так и сказ про то я веду. В море-окияне остров есть Архипелаг. Встарь там Архип-князь правил. Никто на том острове не был, потому как стерегли яво морски богатыри – мокры муди. У князя Архипа в саду дуб был, на семи ветвях дуба того Раздирай сидел. Сам аки арап черен, со рта слюна бяжить, промеж глаз титя волосатая, а на лбу азбука жидовска… Любил его Архип, ох любил… Кормил с рученек, по три раза на день блох вычесывал. И Раздирай Архипа-князя любил, даром, что бесов выблядок, как завидит его, так и ластится… Никого окромя князя не признавал, никого в сад тот не пущал. Раз вышел Архип в сад, глядь на дуб – никого, вокруг дуба обошел – никого, все деревья осмотрел – никого… Закручинился князь, занедужил, и не пьет и не ест, все под дубом сядит. Год сидел, два сидел, исхудал, как лисапед, волосьями оброс, от морозу, от солнышка черен стал. А на третий год он на дуб полез, только… ( зевает ) Только ночью вниз спускался, в окна заглядывал… ( зевает ) Так и умер… Сказка – ложь, а правда, соколик, она еще хуже…

Няня, улыбаясь, засыпает. Граф осторожно на цыпочках относит ее и кладет на деревянную покрытую овчиной лавку. Так же аккуратно отходит и выбегает из зала.

Красный зал. Стены завешены охотничьими трофеями, портретами балерин. Посередине заставленный бутылками стол, за которым неподвижно сидят: Сергей в штатском, Владимир в мундире офицера, Митя в маскарадном костюме Пьеро. Двери распахиваются, Граф стремительно врывается, выставив вперед ногу, пытается тормозить, но, не рассчитав, налетает на стол.
Посуда гремит, все вскакивают.

Сергей. Господа! Мы в полном сборе! Виват!
Владимир ( изображает горниста ). Ту-ру-ру ту-ру-ру!
Митя ( сдерживая икоту ). Граф, вы опоздали…

Граф улыбается, берет бутылку, откупоривает, запрокинув голову, пьет до дна.

Сергей ( хлопает в ладоши ). Браво! Браво, Граф! Учись, Митька, учись, сволочь!
Митя. Я тоже… так могу, дайте мне право это…
Владимир. Ту-ру-ру! Ту-ру-ру!
Сергей ( закрывает уши ). Володя, прекрати, ты не в полку, экое ведь скотство!
Митя. Я… дружен с Бахусом, пиит младой лобзу… Я требую весталку!
Сергей. Да ты, брат, пьян, на што тебе весталка?
Митя ( изумленно-задумчиво ). Я ей все изолью… ( плюхается в кресло, поднимает пустой бокал ) Господа, за калмыков! Стоя!
Владимир. Ту-ру-ру! Ту-ру-ру!
Сергей ( обнимает Графа за плечи ). Как славно, что ты нас не забыл. Давай надеремся, как раньше… Помнишь?
Владимир. Ту-ру…
Сергей. Ротмистр Конашевич! Я вам приказываю перестать трубить! Все, блядь, спят!
Владимир. А я?
Сергей. И ты спишь!

Владимир валится в кресло и засыпает.

Сергей. Как славно было раньше… Наши кровати стояли рядом. Я был новеньким, все вокруг было таким чужим, пугающим. После ужина я забрался в пустой класс и плакал, а ты подошел ко мне и протянул яблоко… И как ты из-за меня подрался с Галинским. А наша первая бутылка вина? А как ты влюбился в Мари? А я носил ей твои записки… Разве бывают друзья лучше тех, с кем пережил рассвет жизни… Нет, и еще раз нет. Я хочу выпить за это…

Сергей наливает в два бокала.

Митя ( внезапно вскакивает ). Господа! Я требую немедленного удовлетворения!

Сергей слегка толкает Митю в грудь, тот падает в кресло и засыпает.

Сергей ( подносит Графу бокал ). Я пью за нас. ( Выпивает, разбивает бокал о пол, Граф вторит ему. ) Дай-ка я тебя поцелую…

Обнимает Графа, целует. Поцелуй затягивается. Граф с легким удивлением отстраняется.
Сергей пристально смотрит на него.

Сергей ( тяжело вздохнув ). Да. Все эти годы. Невыносимое чувство. Ты рядом и ты не мой. Господи, как я ненавидел Мари, как я мечтал, чтобы она простудилась или подавилась яблоком. Как я ликовал, когда ее отца отправили послом в Италию. Я утешал тебя, лил вместе с тобой слезы, а в моей душе били фонтаны… Потом мы расстались, ты уехал, женился, изредка писал, я же ушел с головой в службу, сделал кой-какую карьеру, обзавелся ( усмехается ) семьей. Но не было дня, когда бы я ни думал о тебе. И эти ночи. Они состарили меня. Я ведь, смешно сказать, я… еще надеюсь. Скажи мне «нет»…

Граф задумчиво отходит от стола, смотрит на Сергея и качает головой. Поворачивается спиной и направляется в сторону двери. Сергей садится в кресло.

Сергей. Постой. Я всегда буду помнить, что наши кровати стояли рядом. И ты протянул мне яблоко…

Граф оборачивается, кивает и, резко распахнув двери, выбегает в коридор.

Светлый уютный зал. Гобелены, небольшие мраморные статуэтки. Легкий ветер колышет голубые занавески. Снаружи доносятся женский смех, удары теннисных ракеток. Посередине зала накрытый к завтраку стол. Двери распахиваются, Граф подходит к столу, садится, повязывает салфетку. Из противоположной двери появляется Графиня. Она гораздо моложе Графа. Подходит к супругу, целует в подставленную щеку. Садится, грациозно повязывает салфетку.

Графиня. Как вам спалось?
Граф ( рассеянно поигрывавший ножом, вздрагивает ). Что?
Графиня. Я спрашиваю, как вам спалось?
Граф. Спасибо, хорошо…
Графиня. У вас утомленный вид…
Граф. Спасибо… э, то есть не волнуйтесь… Я, сударыня, в известном возрасте, возрасте, когда… Неужели я совсем плохо выгляжу?
Графиня. Вовсе нет, сударь, я хотела только сказать, что вы…
Граф. А, пустое… Мне не спалось, сегодня день рождения Николя. Ему бы исполнилось тридцать…
Графиня. Простите меня, я забыла…
Граф. Ничего. Вы ведь даже не были знакомы с ним.
Графиня. Благодаря вашим рассказам он для меня как живой. Думаю, он был честный и благородный человек.
Граф. Николя был легкий, увлекающийся… Как мотылек.
Графиня. Благодаря вашей памяти, он с нами…
Граф. Сударыня, моя память уже превратилась в кладбище, я пережил всех… Родителей, няню, товарищей… Настанет день ( Граф черенком ножа стучит себя по лбу ), здесь не останется свободного места… И тогда в памяти сына появится первая могила.
Графиня. Сударь… Что за меланхолия посетила вас?
Граф. Я вас очень прошу – не обращайте внимания на старого брюзгу…
Графиня ( потупившись ). Хорошо…
Граф. Давайте завтракать. ( Хлопает в ладоши. )

Появляются два лакея с подносами, супницами, бутылками. Накладывают, разливают, уходят.

Граф ( поднимает бокал с вином, смотрит на свет ). Хочу вас откровенно спросить…
Графиня. Да, сударь…
Граф. Вы опять взялись за старое?
Графиня ( покраснев ). Что вы имеете в виду?
Граф. Мне донесли – вы опять ели сено… Не отпирайтесь. Это так?
Графиня. Да…
Граф ( ставит бокал на стол, откидывается на стуле ). Вы знаете, что делать…

Графиня встает, подходит к стулу Графа, расшнуровывает корсет, достает грудь, берет со стола бокал Графа и сцеживает в него молоко. С полупоклоном передает бокал, отходит на свое место, зашнуровывает корсет.

Граф ( с ударением на последнем слове ). Благодарю вас… ( отпивает из бокала )

Раздается чудесная музыка. Медные молоточки ударили по фарфоровым тарелочкам. Стеклянный граненый валик привел в движение длинный ряд медных рычажков, которые раскрутили спиралевидную пружинку, пружинка выгнулась, ударила в корпус цилиндра, откуда на дно хрустального стакана посыпались мраморные шарики.

За дверями послышался звонкий детский смех, топот ног, шамкающий голос – «Барчук, барчук», и в комнату вбежал Мика, в матросском костюмчике, в руке лист бумаги. За ним походкой начинающего конькобежца – старик Ермолыч. Мика бросается к Графу, целует его руку и прячется за его креслом.

Ермолыч ( разводя руками ). Барин, не обессудьте, не усмотрел… Я ему грю, стой, вдруг там мамка доится, да куда там…
Граф ( улыбнувшись ). Ступай, после его заберешь…

Ермолыч кланяется и уходит. Мика из-за кресла показывает ему кукиш.

Граф. А ну-ка, поди сюда, разбойник Дыркин!

Из-за кресла слышится сдавленный смех.

Граф. Ты почто Ермолыча не слушаешь?
Мика ( из-за кресла ). А он дурак.
Графиня. Мика… как можно так говорить?
Граф. Придется тебя наказать. Не видать тебе, братец, ярмарки, как своих ушей.
Мика ( из-за кресла ). Не надо. Я тебе подарок принес.
Граф. Ну-ка, покажи…

Из-за кресла высовывается рука с листком бумаги. Граф берет листок, рассматривает.

Граф. Так это наша усадьба… А это царь, гусары… В кого они стреляют? А… в Ермолыча, в кого же еще… Это речка, это лес…
Мика ( высовываясь из-за кресла ). Васильевка.
Граф. Так, а это кто в лесу? Ага, это мама, а этот господин в зеленом плаще, со шпагой… ну ты мне льстишь.
Мика. Это м а м и н ш т у к а т у р…

Граф замирает, Графиня роняет вилку. Чудесная музыка, игравшая дотоле ровно, перерастает в какофонию, молоточки разбивают тарелочки, валик, зажатый рычажками, дергается, его грани с хрустом крошатся, пружинка с чрезмерной силой ударяет в цилиндр, который падает с постамента и разбивает стакан на длинные, узкие осколки. Шарики дробно, с грохотом сыплются с большой высоты.

Граф хватается за горло, его бьют конвульсии, Мика испуганно убегает, Графиня вскакивает и с ужасом смотрит на супруга.

Граф подпрыгивает на месте и спиной выбегает из зала.
Граф несется вперед спиной по темному коридору.
Граф пробегает зал с неподвижными Сергеем, Владимиром и Митей.
Граф пробегает зал с застывшей няней.
Граф пробегает зал с окаменевшим Николя.
Граф вбегает в небольшую темную комнату и застывает, уронив голову на грудь.
Левый чулок слегка съехал.

Мать заходит в гостиную, она успела переодеться, на ней зеленый халат.

Мать. Что там такое, ну-ка покажи…

Мальчик с грохотом захлопывает шкатулку перед самым ее носом.

Занавес.



1