Отец конечно изрядная скотина был, царство ему небесное, но метод гениален. Искусство это террор. Разрушать значит строить. Чувствуешь, что получилось создать нечто – разрушай! Вот напишешь роман, его напечатают, привезешь книжки на пустырь, свалишь в кучу и подожжешь! А еще лучше их сначала обоссать! Вот тогда ты писатель! Вот тогда ты творец! Сам своими руками, ведь лучше ты, чем другие. Теперь понимаешь?
НИКОЛАЙ. Ты больной.
АРКАДИЙ. Ути-тюти! Экий врач сыскался! А где критерий здоровья? Там? (Тычет в окно.) Или там? (Показывает на стену.) Где я тебя спрашиваю!
НИКОЛАЙ. Не ори.
АРКАДИЙ. Нет, ты мне не ответил, где оно это здоровье? Я хочу его видеть!
НИКОЛАЙ (недовольно морщась). Прекрати.
АРКАДИЙ. Э нет дружище, не-е… я буду орать до тех пор буду орать, пока вы все не проснетесь… я вот сейчас… (Набирает полную грудь воздуха, начинает орать.) А-а-а-а-а-а-а!!!! А-а-а-а-а-а!!!!! А-а-а!!!
НИКОЛАЙ (вскакивает). Прекрати! Умоляю тебя, прекрати!
Аркадий бросается на стенку, начинает бить в нее кулаками.
АРКАДИЙ. Соседи!!! Соседи, блядь!!!! Не спите!!! Не спите, суки!!!! А-а-а-а-а-а-а!!!!
Николай бросается на Аркадия пытается оттащить того от стенки. Аркадий начинает биться в судорогах, Николаю удается повалить его на пол. Аркадий затихает и громко всхлипывает.
АРКАДИЙ. Су-ки… суки рваные… Никому нихуя не надо… Ненавижу всех…
НИКОЛАЙ. Тихо, тихо, тихо… Успокаивайся… ну будет тебе…тихо, тихо…
АРКАДИЙ. И-и-и-и… никому… и-и-и… (Внезапно выгибается спиной, глаза стекленеют.) Тятя, тятя, не надо их бить, не надо их бить, не на… (Со рта начинает идти пена.)
Николай с кулаками бросается на стенку.
НИКОЛАЙ. Кто-нибудь!!! Помогите!!! Кто-нибудь!!! Соседи, блядь!!!! Помогите!!!!
Второе действие.
Три года спустя. Николай сидит на набережной, над головой низкое, хмурое небо, иногда рассеяно каплет дождик. Прерывистый ветер со стороны адмиралтейства приносит звуки оркестра. Мимо проходит юродивая баба.
БАБА. Дай копеечку, а то материться начну.
Николай, порывшись в карманах, достает медь и протягивает бабе.
БАБА (поворачивается к Николаю задом, кланяется). Блаадарьте, матушки навозные.
Поворачивается к Николаю передом.
БАБА. Кругом одна цифирь будет, все на цифирь разложат… Чтобы сердце не болело. Дай копеечку…
НИКОЛАЙ. У меня больше нет.
Баба плюет на свои ладони, и тяжело переваливаясь, уходит. Николай поднимает воротник. Мимо пробегает ватага ребятишек.
ГОЛОС. Вы позволите, я рядом сяду?
Николай, вздрогнув, оборачивается – за скамейкой стоит хорошо одетый пожилой господин, с красивой резной тростью.
НИКОЛАЙ. Пожалуйста.
Господин садится, некоторое время молча смотрят на реку. Николай кашляет.
ШУСТОВ. Позвольте представиться – Максим Карлович Шустов, преподаватель математики.
НИКОЛАЙ. Николай Ледащев, журналист.
ШУСТОВ. Рад знакомству. Это мое любимое место, частенько сижу здесь, отсюда какой-то особенный вид. Не находите?
НИКОЛАЙ. Да, красиво…
ШУСТОВ. А позвольте поинтересоваться, где печатаетесь?
НИКОЛАЙ. В «Русском обозрении» большей частью.
ШУСТОВ. Говно, а не газета.
НИКОЛАЙ (недоуменно). Что?
ШУСТОВ (спокойно). Самый гнусный сапожник и тот лучше газету издаст…
НИКОЛАЙ. А вам не кажется, что мы едва с вами знакомы?
ШУСТОВ. Юноша, я представился вам, а вы назвали свое имя. Или это псевдоним, как это принято в вашей газетенке?
Николай резко встает.
ШУСТОВ. Что, думаете, я сумасшедший? Да? Хочется уйти? Неохота связываться? О какое благородство! Как легко быть великодушным, оставить сумасшедшему скамейку! Сядьте! Да сядьте вы, кому говорю… вспылили словно мальчишка.
Изумленный Николай садится на свое место. Шустов достает из-за пазухи футляр с сигарой.
ШУСТОВ (протягивает футляр Николаю).Будете?
НИКОЛАЙ. Нет, спасибо.
ШУСТОВ. Как хотите… (Прячет футляр обратно.) Скажите прямо, вы что-нибудь пишете для себя?
НИКОЛАЙ. Да.
ШУСТОВ. Роман, разумеется?
НИКОЛАЙ. Разумеется.
ШУСТОВ. Меня интересуют откровенные сцены.
НИКОЛАЙ. Хм… это не ко мне…
ШУСТОВ. Вас это не занимает?
НИКОЛАЙ. Да почему же… Просто, я не заостряю на этом внимание… Я пишу психологический роман.
ШУСТОВ. Значит, вас физиология не интересует?
НИКОЛАЙ. Ну, можно и так сказать.
ШУСТОВ. А так сказать с личным у вас как?
НИКОЛАЙ. А это не ваше дело.
ШУСТОВ. Конечно не мое… Но, что вы на это скажете? (Достает из-за пазухи порнографическую открытку, показывает Николаю.) А! Баден-Баден! (Целует открытку.)
НИКОЛАЙ (брезгливо). По-моему гадость изрядная.
ШУСТОВ. Смотрите внимательно романист, это жрица грядущего. Настанет время, и люди освободятся от условностей, они будут счастливы, потому что все сведется к двум вещам – трате денег и адюльтеру. А потом наступит золотой век – вообще один только адюльтер будет.
НИКОЛАЙ. Меня тошнит от ваших фантазий.
ШУСТОВ. Я вам еще своего сокровенного не рассказывал.
НИКОЛАЙ. Да уж увольте.
ШУСТОВ. А как же смелость писателя? Слабо извращенца выслушать?
НИКОЛАЙ. Слабо. Да и не писательское это дело. В суде или в больнице пусть слушают.
ШУСТОВ (прячет карточку). Э-хе-хе… Какой-то вы здоровый, аж противно… Я себя в молодости вспоминаю, мы тогда все бледные, изможденные были. Среди нас мода ходила: на голое тело пальто одевать и чтобы кальсоны из брюк торчали. На Таврической собирались, в клубе любителей порнографии. По четным дням мы, по нечетным нумизматы. У меня коллекция была, не поверите – две тысячи открыток! У самого Крутицкого и то, от силы полторы тысячи набралось бы, а уж у него-то возможностей поболее моего было. Шутка ли – товарищ министра!
НИКОЛАЙ. И что он, правда, увлекался порнографией?
ШУСТОВ. А нешто он не человек? Или устроен по другому? Так же все чешется. Да и потом время-то, какое было – ждали, что вот-вот война начнется. В такие моменты с человека вся шелуха в один миг слетает. Вы не обижайтесь, но по всему видать, что в жизни вы еще неопытны и многое вам видится неясным, не до конца сфокусированным. Я уже говорил, что преподаю, поэтому хорошо знаю, как выглядит молодость. Ее главная примета это уверенность, в том, что жизнь проста и понятна. Поэтому на их лицах такая усталость, такая скука. Глядя на них, я понимаю: насколько полноценно прожил свою молодость.
НИКОЛАЙ. Интересно, какое прозвище вам студенты дали?
ШУСТОВ. Прозвище? «Карандаш». У меня привычка есть: я карандашом люблю в ушах ковыряться. Вот эти стервецы и приклеили. А вас как в детстве дразнили?
НИКОЛАЙ. У меня не было прозвища.
ШУСТОВ. Удивительно. Вы хотите сказать, что у вас было счастливое детство, вас все любили и берегли? Но ваши сверстники, как они вас дразнили? Ну, ведь быть не может, чтоб никак!
НИКОЛАЙ. Ничем не могу помочь.
ШУСТОВ. А я знаю. Знаю. (Левой рукой слегка полу обнимает Николая.) Коля, Коля, Николай, сиди, дома не гуляй. Чисти картошку. Ешь понемножку. К тебе девочки придут. Поцелуют и уйдут. (Шустов заливается мелким смехом.) А? Угадал? Признайтесь, что угадал!
НИКОЛАЙ. Обзывай меня сто лет, все равно ты старый дед.
Шустов резко бледнеет и убирает руку.
НИКОЛАЙ. Что? Вы обиделись?
ШУСТОВ. Нисколько. Николай, могу я вас попросить об одном одолжении?
НИКОЛАЙ. Слушаю вас.
ГОСПОДИН (достает из-за пазухи карандаш). Засуньте мне карандаш в ухо.
НИКОЛАЙ. Виноват?
ГОСПОДИН. Карандаш в ухо засуньте… Будьте любезны…
НИКОЛАЙ. Только в ухо?
ГОСПОДИН. О другом и не мечтаю.
НИКОЛАЙ. Да с удовольствием.
Николай встает, аккуратно вставляет в ухо господина карандаш, несколько раз проворачивает.
ГОСПОДИН. Довольно. Вытаскивайте.
НИКОЛАЙ (осторожно извлекает карандаш). Полегче?
ГОСПОДИН. Да благодарю вас… Вам сколько лет?
НИКОЛАИ. Не волнуйтесь совершеннолетний.
ГОСПОДИН. Мой сын примерно ваш ровесник… он отказался от меня. Я живу один. Если бы вы знали как мне тоскливо по вечерам. Как мне иногда хочется, чтобы кто-нибудь был рядом, накрыл бы меня пледом и вставил бы карандаш. Поэтому я и хожу сюда… Может, переберетесь ко мне?
НИКОЛАЙ. Спасибо, нет. Хотя знаете, что… Я могу приходить сюда…э-э допустим раз в неделю.
ГОСПОДИН (суетливо). Да-да, конечно… Вы не обманете меня? И это приходите трезвый. А то знаете, был у меня один поручик, как-то пришел пьяный, в ухо попасть не мог – все лицо истыкал мерзавец. И это я вам платить могу, вы не против?
НИКОЛАЙ. А пустое.
Подходит юродивая баба.
БАБА. Дай копеечку, а то материться буду.
НИКОЛАЙ (Господину). У вас не будет?
ГОСПОДИН (судорожно роется за пазухой, достает оттуда футляр, открытку, наконец извлекает портмоне) . На вот…
Баба берет монетку, поворачивается к ним задом, кланяется. Раздается звуковой сигнал загрузки системы «Windows».
БАБА. Блаадарьте батюшки навозные.

Некоторое время спустя. Подвальная квартира Николая. На столе стоит открытый чемодан. в котором максимально аккуратно, насколько это возможно для мужчины сложены рубашки и белье. На стуле сидит Аркадий и, корректируя в зеркальце свои действия, расковыривает вскочивший на подбородке прыщ. Дверь открывается, входят со свертками в руках Николай и Шустов.
АРКАДИЙ. Куда вы столько набрали?
ШУСТОВ. Бог с вами, Павел Андреевич, Коле ведь столько ехать… А в пути сами знаете все время покушать тянет.
НИКОЛАЙ. Аркадий помоги, все это распихать…
Аркадий встает, помогает.
НИКОЛАЙ. Ну, вроде все…
АРКАДИЙ. Может на посошок? У меня с собой коньячок замечательный имеется.
НИКОЛАЙ. Давай.
Аркадий достает из буфета рюмки и разливает коньяк из плоской фляжки.
АРКАДИЙ. За удачную дорогу.
Все чокаются и выпивают. Николай ставит рюмку на стол и садится на диван.
ШУСТОВ. Не жаль с друзьями прощаться?
НИКОЛАЙ. Жаль. Но ехать надо.
ШУСТОВ. Вы нам Коля писать не забывайте.
НИКОЛАЙ. Не волнуйтесь Максим Карлович, обещаю.
АРКАДИЙ. Нет дружище, не понимаю тебя… Из такой глуши выбраться и для чего? Чтобы все бросить и назад? У тебя же скоро выходит роман…
НИКОЛАЙ. Ты прекрасно знаешь что книжка вздорная. Не вышел из меня писатель.
ШУСТОВ. Позвольте не согласиться.
НИКОЛАЙ. А, бросьте… Я устал заниматься всякой чепухой, устал быть ненужным и бесполезным. Город не принимает меня, выталкивает. Мне надо вернуться домой, придти в себя и спокойно подумать.
Стук в дверь. Николай встает, открывает дверь, на пороге стоит Соня.
СОНЯ. Здравствуйте.
НИКОЛАЙ (несколько удивленно). Здравствуйте…
АРКАДИИ. А Соня! Что-то случилось?
СОНЯ. Павел Андреевич… (виновато смотрит на Николая и Шустова.) простите Костю… Он правда в Гатчину не хотел, его бляди уговорили. Пожалуйста, простите его.
АРКАДИИ (со вздохом). Ну что мне с вами делать? Значит так… передай Косте, что для него будет новая обязанность. Раз в неделю будет приходить на квартиру вот к этому господину (показывает на Шустова) и пусть купит коробку карандашей. Максим Карлович, скажите ей адрес.
ШУСТОВ (радостно роется за пазухой, достает визитку, протягивает Соне). Пожалте сударыня адресок!
СОНЯ. А теперь можно поговорить с вами Николай?
НИКОЛАЙ. Да… конечно.
Аркадий встает и берет под локоть Шустова, оба выходят из квартиры. Слышно как Шустов рассыпается в благодарностях перед Аркадием. Дверь закрывается. Тишина.
СОНЯ. И так вы уезжаете.
НИКОЛАЙ. Да.
СОНЯ. Вы должны помнить, что у нас с вами ничего не было.
НИКОЛАЙ. Ну, так а… а так ведь и правда ничего у нас с вами не было.
СОНЯ с размаху дает ему сильную пощечину. От неожиданности Николай падает на диван
НИКОЛАЙ (держась за щеку). За что?!
СОНЯ. За то, что ничего не было! (Отходит к столу, рыдает.)
НИКОЛАЙ. Как…как мне понимать вас?
СОНЯ (сквозь слезы). Вы чудовище… вы подонок… уезжайте куда подальше, что бы духу вашего не было… а не то, а не то я застрелюсь…
НИКОЛАЙ (встает, выставив вперед руки). Хорошо-хорошо, я уеду сегодня же… Вы идите, я буду собираться.
Соня выбегает из квартиры, сильно хлопнув дверью. Николай подходит к зеркалу и усмехнувшись показывает язык своему отражению.
Третье действие.
Вечер. Проселочная дорога. Николай полулежит на телеге, лошадьми правит невысокий бородатый мужик в грязном войлочном колпаке. Николай задумчиво смотрит на тянущиеся вдоль дороги сумеречные заросли.
НИКОЛАЙ. Ну что ж мы так медленно едем, братец? Поди только к утру доберемся?
МУЖИК. Да нет барин, раньше будем. Эт тебе кажется, что не быстро, а всамделе быстро.
НИКОЛАЙ. Эх, жалко, что мост ремонтируют, сейчас бы уже Титовку проехали…
МУЖИК. Да не, возля Корытино были бы… Трактир там знатный…
НИКОЛАЙ. Ты, поди голоден? (Роется в саквояже, достает пирожок.) На-ка вот возьми.
МУЖИК (поворачивается, берет пирожок, откусывает). Спасибо барин. Смачно. (Жует.)
НИКОЛАЙ. А Селень как? Не обмелела? Я ее семь лет не видел.
МУЖИК. Селень-то? Кожный год все меньше. Но засухи-то не было. Бог миловал. А холера вот была.
НИКОЛАЙ. Знаю, мне матушка писала.
МУЖИК. Чижало было, народу страсть сколько перемерло. Вся Прохоровка на погост переехала, от Голытвино три двора осталось. Кабы не хлор, так и я бы помер…
НИКОЛАЙ. Хлор?
МУЖИК. Ну, кады все началось-то, из городу команда приехала, ходили и везде хлором посыпали. Я не будь дурак, ведерко умыкнул. Поперву пытался ложкой кушать, но кишка на волю полезла, так я стал водою разводить. Так до морозов дотянул, холера она супротив холода не пойдет. Помню, иду по деревне, снег белый, избы черные, ни одной души на встречу… .Как и не было. Я по избам прошелся, что у людей было пособирал, оно вить им уже не к чему. Перебрался на станцию, что было, продал, подводу купил. Вот промышляю потихоньку. А ты барин не знаешь, кто хлор измыслил?
НИКОЛАЙ. Ммм… кажется Ван-Гельмонт, голландский химик.
МУЖИК. А… Хоть буду знать кому свечку ставить. Они немчуры вобще люди ушлые. У Матвея бричка хоть и старая, а я смотрю там все по уму: и рессора и спицы, диван кожаный и места полно – бабу етить можно. Кабы мне такую, да лошаденку посноровистей. Эх да че там!
Внезапно резко кричит какая-то лесная птица.
МУЖИК (снимает колпак и крестится). Спаси, сохрани.
НИКОЛАЙ. Что это братец?
МУЖИК. Это сударь птица нехорошая, к покойникам кричит. Места здеся неспокойные, секта здеся.
НИКОЛАЙ. Какая секта?
МУЖИК. Свистуны. Они раньше на Волге жили, да их оттуда выгнали, они к нам перебрались…
НИКОЛАЙ. Свистуны? А что это за секта? Никогда раньше не слышал.
МУЖИК. Обряд у них такой – заместо молитвы свист. Когда стемнеет, выходят на пригорок мужики, бабы, дети и свистать начинают. Сам я их не видел, но свист ихнинский очень даже часто слыхал, от него у православного человека изжога начинается. Живут они в землянках, что в лесу поймают, то и кушают, сказывают, что и на людей нападают, когда кушать нечего…
НИКОЛАЙ. Интересно. Вот бы посмотреть на них.
МУЖИК. А на что оно? Повяжут, замучают, да еще свистать заставят, пропадают здеся люди… Нехорошие места.
Некоторое время едут тихо.
НИКОЛАЙ. Я так понял, семьи у тебя нет?
МУЖИК. Не сударь, бобылем живу.
НИКОЛАЙ. Чего так?
МУЖИК. А на кой она мне? Семью кормить надо, деньгу зарабатывать. А подвозом много заработаешь? Вот тебя подвезу, считай, только овес окупился. А ты на станции сам видел, сколько таких как я, подвод двадцать не меньше. Я ведь и дешевле чем у других пытался запрашивать, дак добрые люди оглоблей приложили, чтобы от обчества не отрывался. Да и потом телега вишь, какая? Пока тебя свезу, Матвей на бричке три ходки сделает. А деготь? Кожный месяц дорожает. А сбруя? Эх, да че говорить. А главна причина-то барин, что пьющий я, а как напьюсь так дурак, дураком делаюсь. Зашибить, зарезать могу. А потом что прикажешь, на каторге душой терзаться? Э-не…Бобылем и помру. Так для всех спокойней будет.
НИКОЛАЙ. Ну, тебе наверное видней. Ну, вот скажи мне, зачем напиваться-то? Неужели нельзя по другому время провести?
МУЖИК (скребет в бороде). А как по другому то барин?
НИКОЛАЙ. Много способов есть. Ты грамоте обучен?
МУЖИК (с достоинством). Знаю трохи.
НИКОЛАЙ. Так вот взял бы какую-нибудь книжку и почитал бы, душе приятно и организм отдыхает. Потом углем на печке рисовать можно. Людей, дома, деревья. А весной в лесу петь хорошо, букеты из сухих веточек составлять. Год так поживешь и все, другим человеком станешь.
МУЖИК. Дак оно может быть так и лучше. Но что люди про меня скажут, когда из лесу с букетом выйду? Скажут: «Вон дурачок пошел, что в хате всю печку углем изгадил». Мне потом ни одна баба не то, что поеть, за юбку подержаться не дасть. (Задумчиво наклоняет голову вбок.) Хотя дурачков-то у нас любят, харчи совать будут, подкоплю к весне на новую сбрую… (Решительно трясет головой.) Не барин, поздно мне уже из стакана вылазить. Ну, его…
НИКОЛАЙ. Но это ведь темная жизнь! Без радости, без счастья живешь!
МУЖИК. Счастье? А в чем оно?
НИКОЛАЙ. Трудиться, трудиться, а вечером читать. Бог мой, какую чушь я несу. Счастье… оно… Ну-ка останови лошадь.
МУЖИК. Тпру!
Николай достает из саквояжа железную коробку. Открывает ее. Достает шприц и пузырек с морфием.
1 2 3