Дошла очередь и до Джери. Хотя мой дог окончательно еще не сформировался и шел в третьем классе, то есть в классе щенков (собака считается взрослой после двух лет), тем не менее выглядел он красавцем. Уход, внимание, ежедневные продолжительные прогулки сделали свое дело. От рахита не осталось и следа, костяк окреп, под кожей вздулись упругие бугры мускулов, шерсть блестела серебром. Крепкие челюсти были вооружены грозными клыками.
Я слышал восхищенные возгласы зрителей и все-таки с замиранием сердца водил Джерку по рингу: то шагом, то бегом, то боком к судье, то лицом к нему…
Ох, и трудное это дело – водить собаку на ринге! Сотни глаз устремлены на вас, а судья прямо вонзает, в ваше животное свои испытующе-оценивающие взгляды, без тени сочувствия или поддержки на лице. Уж от него не жди «скидки»! А ваш пес, как нарочно, то потянет в сторону, то вдруг заюлит; надо, чтобы все у него было в полной парадной форме, а он ни с того ни с сего поджал под себя хвост и сам весь сжался, или слишком напружился – стал горбатым, или обмяк – провисла спина… Здесь умение «показать собаку» имеет немаловажное значение.
Почему-то не верилось, что Джери может выдержать этот экзамен. Вспомнилось его недавнее испытание на охране склада, но сейчас уже и это показалось нетрудным. Ведь всегда то, что пройдено, кажется легче. Мелькнули лица Сергея Александровича, Шестакова и других знакомых собаководов. По их выражению можно было понять, что они тоже с большим интересом относятся к результатам экспертизы Джери.
– Посадите собаку и покажите зубы, – приказал судья.
Вот когда я вновь блеснул выучкой Джери. Я посадил его у ноги, и он сам протянул ко мне морду. Я взял ее обеими руками и, оттянув губы так, что обнажились розовые десны, показал белые, точно литые, зубы.
– Хорошо. Пробежитесь, пожалуйста.
Было исполнено и это приказание. Джери послушно бежал рядом со мной, вопросительно заглядывал мне в глаза, как будто спрашивая: «А что нужно делать еще?»
Пока все шло без сучка без задоринки.
– Неплох, неплох… – бормотал судья, заглядывая куда-то под брюхо дога.
Потом подумал, захлопнул крышечку блокнота, где все время ставил какие-то пометки, и решительно произнес:
– Очень хорошо.
Я вспыхнул. Сергей Александрович не выдержал и тут же поздравил меня:
– Поедете в Москву. На Всесоюзную.
«Очень хорошо» – равнялось большой серебряной медали В то время, к которому относится наш рассказ, на выставках служебных собак не было медалей, а выдавался лишь диплом. Сейчас, помимо дипломов, выдаваемых всем собакам, прошедшим экспертизу, присуждаются также (при наличии полной родословной) медали: золотая (оценка «отлично»), серебряная («очень хорошо»)
– была призовая оценка, которая давала право на участие собаки во Всесоюзной выставке.
– Смотрите, привезите его в Москву в хорошем виде, – наказывал мне судья. – Чтобы был такой же лощеный! – И, видя мою радость, улыбнулся сам.
РАССКАЗ О ТОПУШЕ – ПОБЕДИТЕЛЕ ВОЛКОВ
Чем ближе к Москве, тем больше наполнялся наш вагон собаками и их проводниками. Многие города, края и республики посылали своих представителей на Всесоюзную выставку. В двух смежных купе ехали мы, делегаты далекого Урала.
Две лайки, Грозный и Тайга, разморившись от жары, лежали под сиденьями, как две мохнатые меховые рукавицы. Овчарки Рекс-чепрачный и Джери-черная недовольно жались по углам. Мой Джери, растянувшись на полу, в полудремоте прислушивался к перестуку колес. За всю дорогу он ни разу не подал голоса, часами сидел или лежал неподвижно, не спуская глаз – когда не спал – со своего хозяина, как бы спрашивая: «Когда окончится эта тряска? Пора бы уж выходить!» Он оживлялся только на остановках, когда я выводил его из вагона; весело резвился около меня, но стоило скомандовать: «Домой!» – и Джери послушно бежал к вагону.
Неподалеку от Москвы в поезд сели кавказские овчарки. Загорелые, седоусые чабаны, бренча цепями, осторожно проводили их по узкому проходу. С их появлением словно сама суровая и прекрасная природа гор вошла в вагон. Вспомнилась поездка Шестакова, его «вояж» с сорока закупленными собаками. Но была разница между теми овчарками и этими. Наши кавказские овчарки использовались как караульные собаки, эти – как пастушьи. Их широкие челюсти были упрятаны в глухие намордники из толстой кожи, на шеях из-под длинной густой шерсти выглядывали железные ошейники с острыми вершковыми шипами – против волков. Все поведение собак свидетельствовало о дикости и непривычке находиться среди людей. Тем не менее эти страшные звери были так же послушны в руках своих вожатых, как и наши городские «культурные» собаки.
Мы познакомились с чабанами, разговорились. И здесь, в поезде, я услышал взволновавшую меня историю одной собачьей жизни. Седовласый чабан с осанкой истинного горца, поглаживая своего могучего пса, рассказал нам о Топуше – победителе волков Топуш в предвоенные годы считался лучшей собакой Грузии
. Передаю ее так, как она запомнилась мне, как рисуется воображению.
Старый чабан Ибрагим не зря уважал и ценил серо-пепельную собаку Тебу. Всю свою долгую жизнь Ибрагим провел в горах, на пастбищах, охраняя отары овец, и ему лучше, чем кому-либо, было известно, что значит для пастуха хорошая собака овчарка.
А Теба была хорошей пастушьей собакой. Она была в расцвете сил, когда стая обезумевших от голода волков напала на жилище ее хозяина. Они окружили загон, в котором жались испуганные овцы, и старались проникнуть через ветхую, сложенную из камней загородку.
В углу загона, беспомощно тычась слепыми мордочками в брюхо матери, пищали шесть новорожденных щенков. Волки рвались в слабо защищенное помещение овчарни; их горячее дыхание уже долетало сквозь щели загородки… И Теба одна вышла защищать загон. Ее нападение было дерзким и неожиданным, но силы – слишком неравны, и, пока Ибрагим заряжал свое старинное кремневое ружье, волки успели оттащить Тебу и разорвать ее. Когда старый чабан разогнал их оглушительными выстрелами своего самопала, от Тебы уже ничего не осталось. Волки сожрали ее.
А тем временем испуганные овцы истоптали в загоне малышей Тебы. Каким-то чудом уцелел лишь один, самый маленький и слабый.
Ибрагим выходил щенка. Он выкормил его овечьим молоком и бараньим жиром. Через год слабый щенок превратился в огромную, могучую собаку.
От матери Топуш – так назвали щенка – унаследовал смелость и ненависть к серым разбойникам, в постоянной жестокой борьбе с которыми проходит вся жизнь пастушьих собак. В своре, охранявшей отару Ибрагима, он скоро сделался вожаком.
С волком Топуш любил встречаться один на один. И не сносить зверю головы, если случай свел его с Топушем. Полтора-два километра смертного пробега, во время которого неизменно проявлялось превосходство овчарки в скорости бега и выносливости, и волк падал задушенный крепкими челюстями собаки. К трем годам за Топушем числилось двадцать задушенных хищников.
Природа дала Топушу громадный рост и редкую силу, а его кости своей крепостью могли поспорить с железом.
Как-то раз, еще будучи полуторагодовалым щенком, он валялся среди дороги. Старик чеченец ехал с возом. Топуш поленился поднять голову, слыша знакомое поскрипывание арбы, а возница не рассмотрел, что на дороге лежит собака. И тяжелое колесо повозки проехало по брюху овчарки.
Только когда подскочил воз, старик увидел, что задавил собаку. Испуганно размахивая руками и бранясь, он соскочил на землю и бросился к овчарке. Но Топуш как ни в чем не бывало поднялся, отряхнулся от пыли, чихнул и лениво побрел в сторону. На первый взгляд это кажется неправдоподобным. Но вот вам совсем свежий факт. Недавно в клубе рассматривался вопрос по привлечению к суду шофера, который легковой автомашиной переехал лайку. Лайка осталась жива (правда, болела недели две), а лайка, как известно, по мощности и размерам не может идти ни в какое сравнение с кавказской овчаркой.
Самое тяжелое время для пастухов начиналось весной, когда овцы приносят потомство. Почувствовав приближение родов, овца старается отбиться от отары, прячется за камни, чтобы там дать жизнь паре крохотных ягнят. Топуш хорошо знал эту повадку овец и всегда внимательно следил за ними.
Был обычный весенний день. Одна из овец тревожно заблеяла, отделилась от остальных и скрылась за пригорком. Топуш немедленно метнулся за нею. Овца припала к земле меж камней. Овчарка, как изваяние, застыла на камне в нескольких метрах от нее. Прошло немного времени – и робкий звук раздался в воздухе: новое существо заявляло о своем появлении нежным блеянием. Вскоре появилось и второе. Овца ласково вылизывала новорожденных. Пошатываясь, они поднялись на тоненькие, как прутики, ножки и принялись неумело тыкаться мордочками в брюхо матери.
А овчарка все сидела на камне. Время от времени озираясь по сторонам, она чутко настораживалась и ловила носом запахи, которые приносил ветер долины. Не донесется ли с этим ветром запах волка? Овчарка могла узнать о приближении врага задолго до его появления.
Подождав, пока ягнята обсохнут, овца тронулась обратно к отаре. Но детишки были еще так слабы, что еле передвигали ножками, часто спотыкались, падали на колени. Приходилось останавливаться и пережидать, пока они вновь соберутся с силенками.
Овчарка следовала позади. Изредка она поддевала заднего ягненка носом под брюхо и перебрасывала его на несколько шагов вперед. Вот наконец и отара. Чабан спешит встретить новорожденных и их мать.
Под вечер Топуш заметил исчезновение черного ягненка. Ягненок был лучший в отаре, а потому и самый бойкий, вечно он отбивался от матери. Так случилось и на этот раз. Овца-мать с тревожным блеянием бегала по отаре, жалобными воплями призывая озорника.
Поискав среди овец, Топуш помчался к речке, где паслась днем отара. Там, под обрывом, в глубокой скалистой лощине, по дну которой текла речка, стоял ягненок. Со всех сторон его окружала вода, он стоял на небольшом каменистом островке. Где-то в верховьях пролили дожди; еще днем речка была тиха и спокойна, а сейчас, как это часто бывает в горах, вздулась, разлилась и отрезала ягненку путь к берегу. Пенясь и шумно плеща на скалы, вода бешено мчалась. Беспомощно перебирая тоненькими ножками, черненький курчавый глупыш испуганно смотрел на внезапно возникшую перед ним преграду и жалобно блеял.
Топуш спустился по обрыву в лощину и понюхал: воду, потом, побегав вдоль берега и не найдя сухого пути, поднялся на несколько десятков метров вверх по течению; где был более удобный спуск к реке, и смело бросился в поток. Волны сразу подхватили его, накрыли с головой. Он вынырнул и, энергично перебирая лапами, поплыл наискось течению. Топуша быстро сносило к острову.
Наконец его выбросило прямо к ногам ягненка.
Малыш дрожал с перепугу. Ножки его тряслись и подгибались, курчавая шерстка взмокла, ушки беспомощно повисли. Однако он не проявил и признака страха, увидев овчарку так близко от себя; он привык к ней в отаре, со дня его рождения собака повсюду сопровождала его.
Не давая себе передышки, Топуш бережно взял ягненка за нежную шкурку на спине, легонько стиснул челюсти. Тот не противился, доверчиво отдавшись во власть собаки, и висел, не шевелясь, протянув вниз прутики-ножки.
Стараясь держать драгоценную ношу над водой, Топуш поплыл обратно. Плыть с ягненком было труднее, чем одному; голову тянуло вниз, волны захлестывали раскрытую пасть.
Резкий удар о подводный камень едва не заставил овчарку выпустить малыша из зубов. Пенистый водоворот закружил их между камнями. Отчаянным усилием Топушу удалось вырваться из него и снова направиться наперерез течению.
Тяжело дыша, Топуш выбрался на берег. Вода ручьями стекала с его боков, глинистая пена залепила глаза, морду. Опустив ягненка наземь, он только хотел отряхнуться, как вдруг застыл на месте, тревожно втягивая ноздрями воздух. Затем, схватив ягненка, бросился с ним вверх по откосу. Вот и вершина… Топуш оглянулся, и сдавленное рычание заклокотало у него в глотке.
Из-за утеса показались три волка. Пригнувшись земле, они бесшумно мчались по берегу реки, спеша догнать уходящую добычу.
Топуш бросился прочь от реки. Если бы он был один, он не побоялся бы принять бой, но с ним было существо, которое он обязан защищать.
Однако ему не удалось уйти от погони. Из-за пригорка навстречу ему выскочила еще пятерка волков. Путь к отаре был отрезан. Теперь гибель грозила не только ягненку – в опасности были оба. Восемь волков… Не слишком ли много для одной собаки?
Топуш на мгновение присел. Можно, конечно, бросить ягненка и, пока голодные хищники рвут его, положиться на быстроту своих ног. Но какая овчарка сделает это!
Круто повернувшись, Топуш кинулся обратно, не выпуская ягненка из зубов. Теперь он бежал по кромке высокого обрывистого берега. Внизу по дну лощины бежала тройка волков, высматривавшая место, по которому им удастся взобраться наверх; сзади нагоняла вторая стая. На краю отвесного обрыва Топуш остановился. Вот где он примет бой. Инстинкт миллионов поколений, выдержавших непримиримую борьбу с хищниками и закалившихся в ней; руководил им. Волки не смогут здесь окружить его, и он сразится с ними лицом к лицу.
Поставив ягненка на ножки, загородив его собой, он обернулся к приближающейся стае и приготовился к битве. Тело его напряглось, чуть осев назад, шерсть вздыбилась, глаза засверкали диким блеском. Оскалив смертоносные клыки, он издал громкий отрывистый не то лай, не то вой. Это был его боевой клич, предупреждение врагам, что схватка будет не на жизнь, а насмерть. Грозный голос его разнесся по ущелью и замер в отдалении.
Стая была уже близко. Два волка выдались вперед, приближаясь упругими легкими прыжками. Топуш попятился, мускулы его сократились, и вдруг, как ядро, выброшенное из пушки, он метнулся навстречу хищникам. В страшном ударе сшиблись волк и собака. Хряснули кости. Волк мешком взлетел на воздух и, перелетев через край обрыва, рухнул в пропасть.
Не давая опомниться, Топуш атаковал второго врага, и второй хищник с перебитой грудной клеткой покатился вниз. Но оставалось еще шестеро.
Три волка присели на мгновение, потом прыгнули разом все трое. Четыре тела сплелись в один рычащий клубок. Через секунду клубок распался. Два волка и овчарка отскочили в разные стороны, третий волк бился на земле. У Топуша была прокушена лапа.
Волки отступили, не осмеливаясь больше нападать. Один лизал разодранный бок, другой мотал головой. Об острые шипы ошейника овчарки он порвал себе пасть.
Топуш бросил быстрый взгляд вокруг себя, и торжествующий вой вырвался у него из горла. Острые маленькие глаза собаки различили на светло-зеленом фоне долины, глубоко внизу, быстро приближавшиеся желтые, бурые и серые комки. Они прыгали, словно мячики, и стремительно росли. Овчарки! Свора услышала зов вожака и спешила на выручку.
Волки тоже увидели их и бросились врассыпную, желая избежать встречи, которая не сулила им ничего хорошего, но свора преградила им путь к отступлению. Впереди мчался, будто летел на крыльях, легконогий Дормаш, достойный товарищ Топуша по играм и битвам. Он первый сшибся с волком, и хищник с воем покатился по земле. Немного поотстав, бежал широкогрудый молчаливый Рушай. Нагнав волка, он впился ему в шею, и тот, задушенный, упал наземь. Уцелевшие хищники пустились наутек, собаки погнались за ними, и через минуту все скрылись за гребнем ближней горы.
Топуш отряхнулся, взял ягненка в зубы и, припадая на раненую лапу и оставляя за собой кровавый след, не спеша потрусил к отаре.
УПРЯМЫЙ ДОГ
Мы остановились неподалеку от Москвы. Перед открытием выставки нам, участникам всесоюзного смотра, предстояло пройти учебный лагерный сбор.
Место нашего сбора было в летнем осоавиахимовском городке, состоявшем из легких деревянных строений и палаток. Чабаны расположились отдельно, разбив бивак под деревьями. Здесь, на большой поляне, обнесенной веревочной изгородью, сидели на приколах их спутники – пастушьи собаки, и здесь же, на траве, резвились, привлекая общее внимание, два крупных (им было по два месяца) щенка кавказской овчарки, толстых и мохнатых, как медвежата.
Кто-то из приезжих вздумал побаловаться с малышами и забрался за веревку. Потом его пришлось самым настоящим образом спасать от разъяренных щенят. Эти двухмесячные «детки» взяли его в такой оборот, что только вмешательство чабанов спасло беднягу. Столь необычайная для их возраста сила и злобность живо напомнили нам о Топуше – победителе волков. По словам чабанов, Топуш продолжал исправно нести службу в одном из животноводческих совхозов Грузии.
Случай со щенятами наделал немало шума И вызвал веселые пересуды в лагере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Я слышал восхищенные возгласы зрителей и все-таки с замиранием сердца водил Джерку по рингу: то шагом, то бегом, то боком к судье, то лицом к нему…
Ох, и трудное это дело – водить собаку на ринге! Сотни глаз устремлены на вас, а судья прямо вонзает, в ваше животное свои испытующе-оценивающие взгляды, без тени сочувствия или поддержки на лице. Уж от него не жди «скидки»! А ваш пес, как нарочно, то потянет в сторону, то вдруг заюлит; надо, чтобы все у него было в полной парадной форме, а он ни с того ни с сего поджал под себя хвост и сам весь сжался, или слишком напружился – стал горбатым, или обмяк – провисла спина… Здесь умение «показать собаку» имеет немаловажное значение.
Почему-то не верилось, что Джери может выдержать этот экзамен. Вспомнилось его недавнее испытание на охране склада, но сейчас уже и это показалось нетрудным. Ведь всегда то, что пройдено, кажется легче. Мелькнули лица Сергея Александровича, Шестакова и других знакомых собаководов. По их выражению можно было понять, что они тоже с большим интересом относятся к результатам экспертизы Джери.
– Посадите собаку и покажите зубы, – приказал судья.
Вот когда я вновь блеснул выучкой Джери. Я посадил его у ноги, и он сам протянул ко мне морду. Я взял ее обеими руками и, оттянув губы так, что обнажились розовые десны, показал белые, точно литые, зубы.
– Хорошо. Пробежитесь, пожалуйста.
Было исполнено и это приказание. Джери послушно бежал рядом со мной, вопросительно заглядывал мне в глаза, как будто спрашивая: «А что нужно делать еще?»
Пока все шло без сучка без задоринки.
– Неплох, неплох… – бормотал судья, заглядывая куда-то под брюхо дога.
Потом подумал, захлопнул крышечку блокнота, где все время ставил какие-то пометки, и решительно произнес:
– Очень хорошо.
Я вспыхнул. Сергей Александрович не выдержал и тут же поздравил меня:
– Поедете в Москву. На Всесоюзную.
«Очень хорошо» – равнялось большой серебряной медали В то время, к которому относится наш рассказ, на выставках служебных собак не было медалей, а выдавался лишь диплом. Сейчас, помимо дипломов, выдаваемых всем собакам, прошедшим экспертизу, присуждаются также (при наличии полной родословной) медали: золотая (оценка «отлично»), серебряная («очень хорошо»)
– была призовая оценка, которая давала право на участие собаки во Всесоюзной выставке.
– Смотрите, привезите его в Москву в хорошем виде, – наказывал мне судья. – Чтобы был такой же лощеный! – И, видя мою радость, улыбнулся сам.
РАССКАЗ О ТОПУШЕ – ПОБЕДИТЕЛЕ ВОЛКОВ
Чем ближе к Москве, тем больше наполнялся наш вагон собаками и их проводниками. Многие города, края и республики посылали своих представителей на Всесоюзную выставку. В двух смежных купе ехали мы, делегаты далекого Урала.
Две лайки, Грозный и Тайга, разморившись от жары, лежали под сиденьями, как две мохнатые меховые рукавицы. Овчарки Рекс-чепрачный и Джери-черная недовольно жались по углам. Мой Джери, растянувшись на полу, в полудремоте прислушивался к перестуку колес. За всю дорогу он ни разу не подал голоса, часами сидел или лежал неподвижно, не спуская глаз – когда не спал – со своего хозяина, как бы спрашивая: «Когда окончится эта тряска? Пора бы уж выходить!» Он оживлялся только на остановках, когда я выводил его из вагона; весело резвился около меня, но стоило скомандовать: «Домой!» – и Джери послушно бежал к вагону.
Неподалеку от Москвы в поезд сели кавказские овчарки. Загорелые, седоусые чабаны, бренча цепями, осторожно проводили их по узкому проходу. С их появлением словно сама суровая и прекрасная природа гор вошла в вагон. Вспомнилась поездка Шестакова, его «вояж» с сорока закупленными собаками. Но была разница между теми овчарками и этими. Наши кавказские овчарки использовались как караульные собаки, эти – как пастушьи. Их широкие челюсти были упрятаны в глухие намордники из толстой кожи, на шеях из-под длинной густой шерсти выглядывали железные ошейники с острыми вершковыми шипами – против волков. Все поведение собак свидетельствовало о дикости и непривычке находиться среди людей. Тем не менее эти страшные звери были так же послушны в руках своих вожатых, как и наши городские «культурные» собаки.
Мы познакомились с чабанами, разговорились. И здесь, в поезде, я услышал взволновавшую меня историю одной собачьей жизни. Седовласый чабан с осанкой истинного горца, поглаживая своего могучего пса, рассказал нам о Топуше – победителе волков Топуш в предвоенные годы считался лучшей собакой Грузии
. Передаю ее так, как она запомнилась мне, как рисуется воображению.
Старый чабан Ибрагим не зря уважал и ценил серо-пепельную собаку Тебу. Всю свою долгую жизнь Ибрагим провел в горах, на пастбищах, охраняя отары овец, и ему лучше, чем кому-либо, было известно, что значит для пастуха хорошая собака овчарка.
А Теба была хорошей пастушьей собакой. Она была в расцвете сил, когда стая обезумевших от голода волков напала на жилище ее хозяина. Они окружили загон, в котором жались испуганные овцы, и старались проникнуть через ветхую, сложенную из камней загородку.
В углу загона, беспомощно тычась слепыми мордочками в брюхо матери, пищали шесть новорожденных щенков. Волки рвались в слабо защищенное помещение овчарни; их горячее дыхание уже долетало сквозь щели загородки… И Теба одна вышла защищать загон. Ее нападение было дерзким и неожиданным, но силы – слишком неравны, и, пока Ибрагим заряжал свое старинное кремневое ружье, волки успели оттащить Тебу и разорвать ее. Когда старый чабан разогнал их оглушительными выстрелами своего самопала, от Тебы уже ничего не осталось. Волки сожрали ее.
А тем временем испуганные овцы истоптали в загоне малышей Тебы. Каким-то чудом уцелел лишь один, самый маленький и слабый.
Ибрагим выходил щенка. Он выкормил его овечьим молоком и бараньим жиром. Через год слабый щенок превратился в огромную, могучую собаку.
От матери Топуш – так назвали щенка – унаследовал смелость и ненависть к серым разбойникам, в постоянной жестокой борьбе с которыми проходит вся жизнь пастушьих собак. В своре, охранявшей отару Ибрагима, он скоро сделался вожаком.
С волком Топуш любил встречаться один на один. И не сносить зверю головы, если случай свел его с Топушем. Полтора-два километра смертного пробега, во время которого неизменно проявлялось превосходство овчарки в скорости бега и выносливости, и волк падал задушенный крепкими челюстями собаки. К трем годам за Топушем числилось двадцать задушенных хищников.
Природа дала Топушу громадный рост и редкую силу, а его кости своей крепостью могли поспорить с железом.
Как-то раз, еще будучи полуторагодовалым щенком, он валялся среди дороги. Старик чеченец ехал с возом. Топуш поленился поднять голову, слыша знакомое поскрипывание арбы, а возница не рассмотрел, что на дороге лежит собака. И тяжелое колесо повозки проехало по брюху овчарки.
Только когда подскочил воз, старик увидел, что задавил собаку. Испуганно размахивая руками и бранясь, он соскочил на землю и бросился к овчарке. Но Топуш как ни в чем не бывало поднялся, отряхнулся от пыли, чихнул и лениво побрел в сторону. На первый взгляд это кажется неправдоподобным. Но вот вам совсем свежий факт. Недавно в клубе рассматривался вопрос по привлечению к суду шофера, который легковой автомашиной переехал лайку. Лайка осталась жива (правда, болела недели две), а лайка, как известно, по мощности и размерам не может идти ни в какое сравнение с кавказской овчаркой.
Самое тяжелое время для пастухов начиналось весной, когда овцы приносят потомство. Почувствовав приближение родов, овца старается отбиться от отары, прячется за камни, чтобы там дать жизнь паре крохотных ягнят. Топуш хорошо знал эту повадку овец и всегда внимательно следил за ними.
Был обычный весенний день. Одна из овец тревожно заблеяла, отделилась от остальных и скрылась за пригорком. Топуш немедленно метнулся за нею. Овца припала к земле меж камней. Овчарка, как изваяние, застыла на камне в нескольких метрах от нее. Прошло немного времени – и робкий звук раздался в воздухе: новое существо заявляло о своем появлении нежным блеянием. Вскоре появилось и второе. Овца ласково вылизывала новорожденных. Пошатываясь, они поднялись на тоненькие, как прутики, ножки и принялись неумело тыкаться мордочками в брюхо матери.
А овчарка все сидела на камне. Время от времени озираясь по сторонам, она чутко настораживалась и ловила носом запахи, которые приносил ветер долины. Не донесется ли с этим ветром запах волка? Овчарка могла узнать о приближении врага задолго до его появления.
Подождав, пока ягнята обсохнут, овца тронулась обратно к отаре. Но детишки были еще так слабы, что еле передвигали ножками, часто спотыкались, падали на колени. Приходилось останавливаться и пережидать, пока они вновь соберутся с силенками.
Овчарка следовала позади. Изредка она поддевала заднего ягненка носом под брюхо и перебрасывала его на несколько шагов вперед. Вот наконец и отара. Чабан спешит встретить новорожденных и их мать.
Под вечер Топуш заметил исчезновение черного ягненка. Ягненок был лучший в отаре, а потому и самый бойкий, вечно он отбивался от матери. Так случилось и на этот раз. Овца-мать с тревожным блеянием бегала по отаре, жалобными воплями призывая озорника.
Поискав среди овец, Топуш помчался к речке, где паслась днем отара. Там, под обрывом, в глубокой скалистой лощине, по дну которой текла речка, стоял ягненок. Со всех сторон его окружала вода, он стоял на небольшом каменистом островке. Где-то в верховьях пролили дожди; еще днем речка была тиха и спокойна, а сейчас, как это часто бывает в горах, вздулась, разлилась и отрезала ягненку путь к берегу. Пенясь и шумно плеща на скалы, вода бешено мчалась. Беспомощно перебирая тоненькими ножками, черненький курчавый глупыш испуганно смотрел на внезапно возникшую перед ним преграду и жалобно блеял.
Топуш спустился по обрыву в лощину и понюхал: воду, потом, побегав вдоль берега и не найдя сухого пути, поднялся на несколько десятков метров вверх по течению; где был более удобный спуск к реке, и смело бросился в поток. Волны сразу подхватили его, накрыли с головой. Он вынырнул и, энергично перебирая лапами, поплыл наискось течению. Топуша быстро сносило к острову.
Наконец его выбросило прямо к ногам ягненка.
Малыш дрожал с перепугу. Ножки его тряслись и подгибались, курчавая шерстка взмокла, ушки беспомощно повисли. Однако он не проявил и признака страха, увидев овчарку так близко от себя; он привык к ней в отаре, со дня его рождения собака повсюду сопровождала его.
Не давая себе передышки, Топуш бережно взял ягненка за нежную шкурку на спине, легонько стиснул челюсти. Тот не противился, доверчиво отдавшись во власть собаки, и висел, не шевелясь, протянув вниз прутики-ножки.
Стараясь держать драгоценную ношу над водой, Топуш поплыл обратно. Плыть с ягненком было труднее, чем одному; голову тянуло вниз, волны захлестывали раскрытую пасть.
Резкий удар о подводный камень едва не заставил овчарку выпустить малыша из зубов. Пенистый водоворот закружил их между камнями. Отчаянным усилием Топушу удалось вырваться из него и снова направиться наперерез течению.
Тяжело дыша, Топуш выбрался на берег. Вода ручьями стекала с его боков, глинистая пена залепила глаза, морду. Опустив ягненка наземь, он только хотел отряхнуться, как вдруг застыл на месте, тревожно втягивая ноздрями воздух. Затем, схватив ягненка, бросился с ним вверх по откосу. Вот и вершина… Топуш оглянулся, и сдавленное рычание заклокотало у него в глотке.
Из-за утеса показались три волка. Пригнувшись земле, они бесшумно мчались по берегу реки, спеша догнать уходящую добычу.
Топуш бросился прочь от реки. Если бы он был один, он не побоялся бы принять бой, но с ним было существо, которое он обязан защищать.
Однако ему не удалось уйти от погони. Из-за пригорка навстречу ему выскочила еще пятерка волков. Путь к отаре был отрезан. Теперь гибель грозила не только ягненку – в опасности были оба. Восемь волков… Не слишком ли много для одной собаки?
Топуш на мгновение присел. Можно, конечно, бросить ягненка и, пока голодные хищники рвут его, положиться на быстроту своих ног. Но какая овчарка сделает это!
Круто повернувшись, Топуш кинулся обратно, не выпуская ягненка из зубов. Теперь он бежал по кромке высокого обрывистого берега. Внизу по дну лощины бежала тройка волков, высматривавшая место, по которому им удастся взобраться наверх; сзади нагоняла вторая стая. На краю отвесного обрыва Топуш остановился. Вот где он примет бой. Инстинкт миллионов поколений, выдержавших непримиримую борьбу с хищниками и закалившихся в ней; руководил им. Волки не смогут здесь окружить его, и он сразится с ними лицом к лицу.
Поставив ягненка на ножки, загородив его собой, он обернулся к приближающейся стае и приготовился к битве. Тело его напряглось, чуть осев назад, шерсть вздыбилась, глаза засверкали диким блеском. Оскалив смертоносные клыки, он издал громкий отрывистый не то лай, не то вой. Это был его боевой клич, предупреждение врагам, что схватка будет не на жизнь, а насмерть. Грозный голос его разнесся по ущелью и замер в отдалении.
Стая была уже близко. Два волка выдались вперед, приближаясь упругими легкими прыжками. Топуш попятился, мускулы его сократились, и вдруг, как ядро, выброшенное из пушки, он метнулся навстречу хищникам. В страшном ударе сшиблись волк и собака. Хряснули кости. Волк мешком взлетел на воздух и, перелетев через край обрыва, рухнул в пропасть.
Не давая опомниться, Топуш атаковал второго врага, и второй хищник с перебитой грудной клеткой покатился вниз. Но оставалось еще шестеро.
Три волка присели на мгновение, потом прыгнули разом все трое. Четыре тела сплелись в один рычащий клубок. Через секунду клубок распался. Два волка и овчарка отскочили в разные стороны, третий волк бился на земле. У Топуша была прокушена лапа.
Волки отступили, не осмеливаясь больше нападать. Один лизал разодранный бок, другой мотал головой. Об острые шипы ошейника овчарки он порвал себе пасть.
Топуш бросил быстрый взгляд вокруг себя, и торжествующий вой вырвался у него из горла. Острые маленькие глаза собаки различили на светло-зеленом фоне долины, глубоко внизу, быстро приближавшиеся желтые, бурые и серые комки. Они прыгали, словно мячики, и стремительно росли. Овчарки! Свора услышала зов вожака и спешила на выручку.
Волки тоже увидели их и бросились врассыпную, желая избежать встречи, которая не сулила им ничего хорошего, но свора преградила им путь к отступлению. Впереди мчался, будто летел на крыльях, легконогий Дормаш, достойный товарищ Топуша по играм и битвам. Он первый сшибся с волком, и хищник с воем покатился по земле. Немного поотстав, бежал широкогрудый молчаливый Рушай. Нагнав волка, он впился ему в шею, и тот, задушенный, упал наземь. Уцелевшие хищники пустились наутек, собаки погнались за ними, и через минуту все скрылись за гребнем ближней горы.
Топуш отряхнулся, взял ягненка в зубы и, припадая на раненую лапу и оставляя за собой кровавый след, не спеша потрусил к отаре.
УПРЯМЫЙ ДОГ
Мы остановились неподалеку от Москвы. Перед открытием выставки нам, участникам всесоюзного смотра, предстояло пройти учебный лагерный сбор.
Место нашего сбора было в летнем осоавиахимовском городке, состоявшем из легких деревянных строений и палаток. Чабаны расположились отдельно, разбив бивак под деревьями. Здесь, на большой поляне, обнесенной веревочной изгородью, сидели на приколах их спутники – пастушьи собаки, и здесь же, на траве, резвились, привлекая общее внимание, два крупных (им было по два месяца) щенка кавказской овчарки, толстых и мохнатых, как медвежата.
Кто-то из приезжих вздумал побаловаться с малышами и забрался за веревку. Потом его пришлось самым настоящим образом спасать от разъяренных щенят. Эти двухмесячные «детки» взяли его в такой оборот, что только вмешательство чабанов спасло беднягу. Столь необычайная для их возраста сила и злобность живо напомнили нам о Топуше – победителе волков. По словам чабанов, Топуш продолжал исправно нести службу в одном из животноводческих совхозов Грузии.
Случай со щенятами наделал немало шума И вызвал веселые пересуды в лагере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25