Конечно, кто-то из знакомых вступится за нее, но все равно катавасия будет та еще. Так что же делать? Подруга Катерины уже вышла из боя – стоит у стены, зажав кровоточащее запястье. Ситуация нелепейшая – Анастасии предстоит из кожи вон вылезти, чтобы оцарапать противника, который твердо намерен ее убить...
Не парируя удар, она уклонилась, ушла. И снова. И еще раз. Звон и лязг мечей, острое мелькание клинков. Бой. Анастасия краем глаза заметила чье-то удивленное лицо – неужели начинают догадываться и понимать? Что же делать?
А вот что – нужно обернуть против Катерины ее же женственность, то есть силу. Катерина выше, массивнее, а она, Анастасия, наверняка проворнее. Уклоняться, Уходить. Изматывать. Затягивать. Вот так – пируэт на каблуке. И еще. Этот удар парируем, от двух уходим... Пусть дылда злится, недоумевает, уже злится, уже, сейчас откроется... Держи!
Колющий удар по всем правилам фехтовального искусства и непогрешимого кодекса. И темное пятно на голубом рукаве, кровь на запястье противника. И ненавидящие глаза.
Анастасия, тяжело отдуваясь, выпрямилась и отсалютовала мечом:
– Конец, милорды!
И тут же упруго выгнулась в сторону, взмахнув мечом, почти не рассуждая. И успела отбить лезвием, держа его плашмя, короткий кинжал – дружескую любезность от подруги Катерины, неслыханное нарушение кодекса поединков. Нарушительницу уже держали несколько рук, но дело не кончено, что-то нехорошее затевалось – Катерина перебросила меч в левую руку и готова драться, два-три рыцаря явно собираются принять ее сторону, а другие готовы им помешать. Там и сям, в разных углах сверкнули клинки, вот-вот наметятся враждующие пары, вот-вот завяжется нешуточная кутерьма...
– Спокойно, милорды! Первый, кто начнет... Обнаженные клинки растерянно опускались, а иные так и не покинули ножен. На середину зала вышла с обнаженным мечом Сандра из долины Мину – седые пряди в волосах, суровое женственное лицо пожилого рыцаря, – один из лучших мечей Счастливой Империи и неустанная блюстительница кодекса чести. Гомон стих мгновенно.
– Что-то сдается мне, не похоже все это на честный поединок. Никак не похоже. – Она глянула на подругу Катерины так, что попятилась не только та, но и оказавшиеся рядом. – У вас что, родовая вражда?
– Нет, – хмуро выдавила подруга Катерины.
– Тогда почему? Ты что, не знаешь, что за такие выходки придется предстать перед городским советом рыцарей?
– Знаю, – процедила та сквозь зубы.
– Тогда?
– Я отвечу, – шагнула вперед Катерина. – Потому что такие вместе с их оруженосцами, такие вот мужественные тростиночки, позорят рыцарское сословие!
– Основания? – ледяным тоном спросила Сандра, – Ну же, основания? Рыцарь – это человек из благородного рода, который удостоен золотых шпор и соблюдает кодекс. Редко, крайне редко, но случалось даже, что среди рыцарей оказывались, как это ни покажется нам удивительно, мужчины – потому что по капризу природы уродились женственными и обладали достаточной силой, дабы носить доспехи и владеть мечом. Летописи называют таких мужчин амазонками. Как видим, даже мужчины, существа исконно слабого пола, могли быть рыцарями. Почему же чье-то телосложение вызывает такую злобу?
– Потому что она еще и чернокнижник!
– Ложь и клевета, – сказала Анастасия. – Через мои руки прошло исключительно то, что несло на себе Печать Благонадежности жрецов Великого Бре. Старые рукописи, не имеющие ничего общего с чернокнижными, нужны мне, чтобы...
Презрительные усмешки Катерины и ее подруги переполнили чашу. Хандра последних дней, недовольство собой, сегодняшняя стычка – все сплелось в безоглядную ярость. Анастасия шагнула вперед. Вытянула руку. Ткнула острием кинжала в мякоть указательного пальца и провела пальцем по лезвию меча, оставив на зеркально блестевшей стали размытую алую полоску. Подняла меч перед собой, эфесом к потолку, острием к полу. Настала гробовая тишина – в уважение к Клятве Железа и Крови, – ив этой невероятной тишине Анастасия произнесла звонко, решительно, чеканя каждое слово:
– Я, Анастасия, княжна отрогов Улу-Хем, средняя дочь из рода Вторых Секретарей, клянусь железом и кровью, что совершу подвиг, какого прежде не свершал никто. Клянусь достигнуть Закатного Моря, где тонет к ночи Лик Великого Бре. Достигнуть или умереть! Легенды гласят, что вода Закатного Моря солона. Я попробую эту воду!
Равнодушных не было. Даже у врагов глаза стали круглыми от почтительного страха. Сама Анастасия ощущала пьянящую легкость души и тела – ну вот и решилась наконец, теперь сожжены все мосты, отрезаны все пути назад. Отказаться от клятвы – навсегда вычеркнуть себя из рыцарского сословия. Значит, пора. Таково предназначение – странствовать на закат, вслед за клонящимся к горизонту Ликом Великого Бре.
– Что ж, все мы слышали клятву, – задумчиво сказала Сандра. – Возвращайтесь к веселому пиру, рыцари. Желаю удачи, Анастасия, и да хранит тебя Великий Бре.
И все вернулось на круги своя. Потащили на место столб!, зажигали светильники – за окном сгущался серый сумрак. Шмыгали слуги, затирая винные пятна, убирая черепки и неся полные кувшины. Зазвенели кубки. И посреди веселого гомона Сандра тихонько шепнула на ухо Анастасии:
– Еще поговорим. Ночью лучше всего. Сегодня не смогу, завтра...
Анастасия недоумевающе вскинула глаза, но Сандра уже уходила, гордо подняв седеющую голову, и перед ней почтительно расступались юные рыцари. Анастасия тоже пошла к выходу – никого не хотелось видеть, даже друзей. Ее уже не было здесь, посреди коловращения бурной, но устоявшейся до пресноты жизни, где любой прибой, любые волны в конце концов разбивались о незыблемые берега, где у всякой бури были границы, те же обрывистые берега, гасившие бурю, как проливной дождь заливает костер. Пусть на душу ляжет несмываемый грех гордыни, но Анастасия больше не могла метаться среди этих берегов, от одного к другому, от правого к левому и обратно, среди этих стен метаться перепуганной птицей, сглупа влетевшей в тесную комнату. Нужно найти распахнутое окно и вылететь в него, иначе...
Она поднималась по лестнице, ножны меча глухо стукали о балясины перил, и лестница казалась ей бесконечной, как тоска. Кончилась наконец лестница. Тоска не кончалась.
Давешний юноша попался навстречу. Анастасия устало улыбнулась, обняла его, притянула и шепнула в зарумянившееся ушко:
– Пойдем, малыш?
...Она выскользнула из постели, натянула джинсы и тихонько прошла в темно-алом лунном свете к распахнутому окну, присела на широкий подоконник.
Сегодня было полнолуние. Луна висела над крышами, багровая, как всегда, огромная – добрая сажень в поперечнике – вся в темных пятнах, бледно-алых кольцах и полосах. Острая крыша соседнего дома черным наконечником копья четко рисовалась на фоне багрового диска. Говорили, что в незапамятные времена Луна была меньше и другого цвета. Говорили, что раньше ее не было вовсе. Говорили, что на ней живут такие же люди, только выше ростом и щуплее. Говорили, что туда улетела на огненном драконе знаменитая Елена, рыцарь Бурого Ястреба, и этим объясняется ее загадочное исчезновение. Говорили, что там живут не люди, а ведьмы, колдуны и чудовища. Говорили, что есть заклятья, позволявшие увидеть Луну вовсе уж огромной. Говорили...
Дедушкины сказки, легенды, потаенные проповеди еретиков – мало, мало! Временами Анастасия готова была продать душу Гологоловому Хру – в обмен на Знания. Потому что в ее мире не было Знания – одни побасенки. Раздобыть бы что-нибудь, что существовало до Мрака! Ведь должно же было что-то существовать до Мрака. Копатели...
Анастасия поежилась от нахлынувших мыслей, насквозь еретических. И стало страшно – вдруг Гологоловый Хру почует ее мысли и придет? Как он выглядит? И что он сделает с ее душой? А вдруг ее душа уже давно погублена связью с Копателями?
Над крышами показалась Плывущая Звезда, Первая из десятка. Проплыла справа налево над багровым диском Луны, на расстоянии не менее двух лунных диаметров от него – ну, конечно, Первая. Пути всех десяти Анастасия знала наизусть и никогда бы не спутала одну с другой. Голубая, яркая звезда, гораздо больше и красивее Неподвижных Звезд, в основном белых и маленьких. Почему десятки и сотни Неподвижных Звезд остаются на своих местах, перемещаясь незначительно и незаметно для глаза, а Десять Плывущих в сравнении с ними прямо-таки мчатся по ночному небосклону? И куда деваются уплывшие за горизонт облака? И если небо в самом деле хрустальное, как учат жрецы, откуда там берется дождь?
Пора было остановиться. Бесконечные «почему» были форменным падением в бездну, бесконечным падением и оттого еще более грозным. «Ну вот и стала бы ученым», – сердито говорил когда-то дедушка, рассерженный ее бесконечными «почему».
Ученые? Анастасию они от себя в свое время отвратили напрочь. Потому что не знали ровным счетом ничего – ни монахи-ученые, ни светские. Многочасовые споры до хрипоты о значении какого-нибудь третьестепенного понятия; кропотливые расчеты движения звезд, замкнутые на самих себя, гонка по кругу; бесконечные диспуты о том, какую из букв алфавита Великий Бре придумал раньше, какую потом. Б-р-р! Кровь замерзает! А кровь у Анастасии была горячая, что с грустью отмечали учителя, предрекая ей не самое лучшее будущее, сплетенное из одних безумств и безрассудств. И оказались правы, в общем. Золотые шпоры заслужила быстрее других, участвовала в турнирах и междоусобных войнах княжеств, зверей убивала – но все равно, Бре весть почему, осталась несерьезным рыцарем-шалопаем – как в глазах окружающих, так и в собственных. А теперь еще и клятва... Мать женственно промолчит, стиснув зубы, и все поймет. А вот отец – слез будет... И ведь самой страшно до ужаса, но что поделать? Решилась наконец...
Она смотрела на спящий город так, словно там в переплетениях темных улочек таилась сама Истина, правдивое, неподдельное Знание. Но ничего такого, понятно, не было за распахнутым окном – только багровая ночная полутьма, спящие под острыми крышами люди всех сословий да изредка – дремотно пришаркивающие шаги ночного дозора.
Верстовой столб 2.
Празднество по всем правилам
Статуя переживет народ.
Н. Гумилев
Красавчика-слугу Анастасия вежливо выпроводила поутру, сунув в руку два золотых. Верная Ольга хитро и неискусно отводила глаза – значит, спала не в одиночестве. Анастасия мимоходом щелкнула ее по носу, они быстренько позавтракали, накинули плащи: Анастасия – родовой синий с белым единорогом, Ольга, как и полагалось оруженосцу, Кандидату в рыцари – фиолетовый без герба; надели на шеи церемониальные золотые цепи с Пятью Звездами, выложенными сапфирами. Прицепили мечи в парадных ножнах со множеством золотых накладок. Анастасия, поставив ногу на табурет, поправляла золотую шпору. Покосилась на нетерпеливо притопывавшую Ольгу:
– Буйный кто-то тебе попался, ухо прямо распухло. Кусил?
Ольга почему-то жарко покраснела. Это верный оруженосец-то, погрязший в легкомысленных романчиках? Что-то тут сложноватое, отметила Анастасия и тут же забыла об этом – не хватало еще перед Обедней забивать голову сложностями Олькиных увлечений.
Они вышли на улицу. Народу там было – не сосчитать, и все, понятно, принаряженные в праздничное, поспешали в одном направлении – к храму. Засвистала флейта, ударили медные тарелки, и Анастасия оглянулась. Четко печатая шаг, по четыре в ряд посреди мостовой шагали Красные Дьяволята, личная гвардия Серого Кардинала – алые камзолы с черными языками пламени на груди и на рукавах, алые береты с оранжевыми перьями, желтые брюки. Девушки были как на подбор – рослые и женственные. Глаза у Анастасии нехорошо сузились – драться с офицерами Красных Дьяволят ей приходилось, и в Томе в прошлые визиты – тоже. Вообще-то обычаями это не приветствовалось, но среди молодых рыцарей считалось хорошим тоном задирать кардинальскую гвардию, отчего-то повелось так с незапамятных времен... (Ольга, понятно, могла пока что драться только с сержантами и рядовыми, о чем ужасно сожалела.) Гремела древняя боевая песня Красных Дьяволят:
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры, дети рабочих!
Близится эра Светлых Годов,
клич пионера – всегда будь готов!
– Ходить-то они умеют, – сказала Анастасия. – А вот... Она охнула, осеклась, вгляделась пристальнее. Нет, никаких сомнений. Рядом с очередной двадцаткой Дьяволят браво маршировала вчерашняя напарница Катерины – в форме на сей раз, с золотыми сержантскими факелами на рукаве. А запястье аккуратно перевязано. Анастасию она не заметила – чересчур уж старалась показать свое искусство маршировки.
Анастасия подтолкнула Ольгу и показала ей глазами:
– Вот эта, я тебе говорила.
– А вторая, Катерина эта самая?
– Ее не видно. Может, уже прошла.
– С сержантами мне драться можно... – мечтательно сказала Ольга.
– Олька!
– А я – ничего. Они ж сплошь и рядом сами, чисто случайно нарываются...
– Тихо! – урезонила Анастасия. – Все-таки сегодня такой день.
К храму, Собору Пяти Звезд, они подошли молча. Собор был выше и огромнее всех прочих зданий города – даже взметнувшиеся справа над крышами зубчатые темно-красные башни княжеского горкома были, понятно, пониже. У входа Анастасия, как полагалось, трижды оттолкнула от себя выставленной ладонью что-то невидимое – влево, вправо и вперед (так это со стороны какому-нибудь дикому язычнику показалось бы, а в святой истинной вере означало, что верующий отвергает всех трех главных врагов человечества, побежденных и проклятых Великим Бре).
Несмотря на все свои потаенные сомнения, многие из коих то ли опасно граничили с ересью, то ли ересью чистейшей воды и были, Анастасия ощутила робость и душевную приподнятость – все же это был Собор. Огромный зал, где стены сверху донизу украшены яркой искусной мозаикой, изображавшей свершения и победы Великого Бре. Десятки лампад светились под мозаикой, а впереди, напротив входа, сверкал золотой диск со множеством лучей – Лик Великого Бре. И под ним уже стояли лицами к пастве двенадцать почтенных жрецов – Почетный Президиум – в ниспадающих белых одеждах. Седые волосы перехвачены золотыми обручами с маленькой копией Лика Великого Бре, на груди каждого – Пять Золотых Звезд. Так были одеты одиннадцать. А вот двенадцатый – вернее, третий, если считать слева, и десятый, если считать справа, – выглядел совсем иначе. На нем мешком висел серый балахон с опущенным на глаза капюшоном – только глаза посверкивали в прорезях да кончики пальцев высовывались из широких рукавов. Как повелось с незапамятных времен, так и должен был выглядеть Серый Кардинал – один из двенадцати жрецов, отвечавший за душевную чистоту и незамутненность помыслов паствы. Красные Дьяволята как раз и были его личной гвардией.
Анастасии, вместе с другими равньми ей по сословию стоявшей в первом ряду, показалось вдруг, что взгляд Серого Кардинала встретился с ее взглядом, и по ее телу прошла дрожь – но это не страх перед всесильным жрецом, здесь что-то совершенно иное...
Первый Жрец вышла на возвышение перед неподвижной шеренгой остальных одиннадцати и, пытливо всматриваясь в лица паствы, нараспев произнесла ритуальный вопрос:
– Есть ли среди вас те, кто считают, что Почетный Президиум недостоен? Молчание.
– Есть ли среди вас еретики, диссиденты и вкушавшие кукурузу? Изыдите, таковые!
Молчание. Все стоят неподвижно, и можно разобрать, как едва слышно потрескивает пламя в лампадах.
– Тогда разрешите же мне, о приверженцы святой истинной веры, передать вам теплый отеческий привет от Пяти Звезд, Ослепительного Лика, Великого Бре!
Пламя лампад колыхнулось – паства, как полагалось, молотила в ладоши, ожесточенно, самозабвенно, исступленно, вкладывая всю силу (единственной ложкой дегтя Обедни было то, что потом ладони долго побаливали и ныли, даже распухали ощутимо). Гром рукоплесканий шквалом метался по Собору, не находя выхода. И Первый Жрец, и остальные Старейшие тоже старались изо всех сил – кроме, вдруг сообразила Анастасия, Серого Кардинала. Не то чтобы Кардинал не проявляла истовости, нет, но она словно боялась причинить себе боль, словно она... Широкие серые рукава сползли к локтям, и на запястье белеет повязка...
У Анастасии перехватило дыхание. Она узнала руки Серого Кардинала – руки Катерины!
Вот так так! Анастасию угораздило схватиться с самим Серым Кардиналом Тома – вообще-то Кардиналом можно стать в любом возрасте, среди них как раз редки старцы, такая уж должность. Но откуда эта вчерашняя злоба? Что Анастасия ей сделала и чем обидела? Н-да, узелок. Аплодисменты смолкли, и глас Первого Жреца плыл над паствой, смешиваясь с волнами благовонного ладана:
– Вначале был Мрак, в коем смешались земля и небо, воды и скалы, ничего, кроме Мрака, и владел им недостойный владыка Никола-Ро.
1 2 3 4
Не парируя удар, она уклонилась, ушла. И снова. И еще раз. Звон и лязг мечей, острое мелькание клинков. Бой. Анастасия краем глаза заметила чье-то удивленное лицо – неужели начинают догадываться и понимать? Что же делать?
А вот что – нужно обернуть против Катерины ее же женственность, то есть силу. Катерина выше, массивнее, а она, Анастасия, наверняка проворнее. Уклоняться, Уходить. Изматывать. Затягивать. Вот так – пируэт на каблуке. И еще. Этот удар парируем, от двух уходим... Пусть дылда злится, недоумевает, уже злится, уже, сейчас откроется... Держи!
Колющий удар по всем правилам фехтовального искусства и непогрешимого кодекса. И темное пятно на голубом рукаве, кровь на запястье противника. И ненавидящие глаза.
Анастасия, тяжело отдуваясь, выпрямилась и отсалютовала мечом:
– Конец, милорды!
И тут же упруго выгнулась в сторону, взмахнув мечом, почти не рассуждая. И успела отбить лезвием, держа его плашмя, короткий кинжал – дружескую любезность от подруги Катерины, неслыханное нарушение кодекса поединков. Нарушительницу уже держали несколько рук, но дело не кончено, что-то нехорошее затевалось – Катерина перебросила меч в левую руку и готова драться, два-три рыцаря явно собираются принять ее сторону, а другие готовы им помешать. Там и сям, в разных углах сверкнули клинки, вот-вот наметятся враждующие пары, вот-вот завяжется нешуточная кутерьма...
– Спокойно, милорды! Первый, кто начнет... Обнаженные клинки растерянно опускались, а иные так и не покинули ножен. На середину зала вышла с обнаженным мечом Сандра из долины Мину – седые пряди в волосах, суровое женственное лицо пожилого рыцаря, – один из лучших мечей Счастливой Империи и неустанная блюстительница кодекса чести. Гомон стих мгновенно.
– Что-то сдается мне, не похоже все это на честный поединок. Никак не похоже. – Она глянула на подругу Катерины так, что попятилась не только та, но и оказавшиеся рядом. – У вас что, родовая вражда?
– Нет, – хмуро выдавила подруга Катерины.
– Тогда почему? Ты что, не знаешь, что за такие выходки придется предстать перед городским советом рыцарей?
– Знаю, – процедила та сквозь зубы.
– Тогда?
– Я отвечу, – шагнула вперед Катерина. – Потому что такие вместе с их оруженосцами, такие вот мужественные тростиночки, позорят рыцарское сословие!
– Основания? – ледяным тоном спросила Сандра, – Ну же, основания? Рыцарь – это человек из благородного рода, который удостоен золотых шпор и соблюдает кодекс. Редко, крайне редко, но случалось даже, что среди рыцарей оказывались, как это ни покажется нам удивительно, мужчины – потому что по капризу природы уродились женственными и обладали достаточной силой, дабы носить доспехи и владеть мечом. Летописи называют таких мужчин амазонками. Как видим, даже мужчины, существа исконно слабого пола, могли быть рыцарями. Почему же чье-то телосложение вызывает такую злобу?
– Потому что она еще и чернокнижник!
– Ложь и клевета, – сказала Анастасия. – Через мои руки прошло исключительно то, что несло на себе Печать Благонадежности жрецов Великого Бре. Старые рукописи, не имеющие ничего общего с чернокнижными, нужны мне, чтобы...
Презрительные усмешки Катерины и ее подруги переполнили чашу. Хандра последних дней, недовольство собой, сегодняшняя стычка – все сплелось в безоглядную ярость. Анастасия шагнула вперед. Вытянула руку. Ткнула острием кинжала в мякоть указательного пальца и провела пальцем по лезвию меча, оставив на зеркально блестевшей стали размытую алую полоску. Подняла меч перед собой, эфесом к потолку, острием к полу. Настала гробовая тишина – в уважение к Клятве Железа и Крови, – ив этой невероятной тишине Анастасия произнесла звонко, решительно, чеканя каждое слово:
– Я, Анастасия, княжна отрогов Улу-Хем, средняя дочь из рода Вторых Секретарей, клянусь железом и кровью, что совершу подвиг, какого прежде не свершал никто. Клянусь достигнуть Закатного Моря, где тонет к ночи Лик Великого Бре. Достигнуть или умереть! Легенды гласят, что вода Закатного Моря солона. Я попробую эту воду!
Равнодушных не было. Даже у врагов глаза стали круглыми от почтительного страха. Сама Анастасия ощущала пьянящую легкость души и тела – ну вот и решилась наконец, теперь сожжены все мосты, отрезаны все пути назад. Отказаться от клятвы – навсегда вычеркнуть себя из рыцарского сословия. Значит, пора. Таково предназначение – странствовать на закат, вслед за клонящимся к горизонту Ликом Великого Бре.
– Что ж, все мы слышали клятву, – задумчиво сказала Сандра. – Возвращайтесь к веселому пиру, рыцари. Желаю удачи, Анастасия, и да хранит тебя Великий Бре.
И все вернулось на круги своя. Потащили на место столб!, зажигали светильники – за окном сгущался серый сумрак. Шмыгали слуги, затирая винные пятна, убирая черепки и неся полные кувшины. Зазвенели кубки. И посреди веселого гомона Сандра тихонько шепнула на ухо Анастасии:
– Еще поговорим. Ночью лучше всего. Сегодня не смогу, завтра...
Анастасия недоумевающе вскинула глаза, но Сандра уже уходила, гордо подняв седеющую голову, и перед ней почтительно расступались юные рыцари. Анастасия тоже пошла к выходу – никого не хотелось видеть, даже друзей. Ее уже не было здесь, посреди коловращения бурной, но устоявшейся до пресноты жизни, где любой прибой, любые волны в конце концов разбивались о незыблемые берега, где у всякой бури были границы, те же обрывистые берега, гасившие бурю, как проливной дождь заливает костер. Пусть на душу ляжет несмываемый грех гордыни, но Анастасия больше не могла метаться среди этих берегов, от одного к другому, от правого к левому и обратно, среди этих стен метаться перепуганной птицей, сглупа влетевшей в тесную комнату. Нужно найти распахнутое окно и вылететь в него, иначе...
Она поднималась по лестнице, ножны меча глухо стукали о балясины перил, и лестница казалась ей бесконечной, как тоска. Кончилась наконец лестница. Тоска не кончалась.
Давешний юноша попался навстречу. Анастасия устало улыбнулась, обняла его, притянула и шепнула в зарумянившееся ушко:
– Пойдем, малыш?
...Она выскользнула из постели, натянула джинсы и тихонько прошла в темно-алом лунном свете к распахнутому окну, присела на широкий подоконник.
Сегодня было полнолуние. Луна висела над крышами, багровая, как всегда, огромная – добрая сажень в поперечнике – вся в темных пятнах, бледно-алых кольцах и полосах. Острая крыша соседнего дома черным наконечником копья четко рисовалась на фоне багрового диска. Говорили, что в незапамятные времена Луна была меньше и другого цвета. Говорили, что раньше ее не было вовсе. Говорили, что на ней живут такие же люди, только выше ростом и щуплее. Говорили, что туда улетела на огненном драконе знаменитая Елена, рыцарь Бурого Ястреба, и этим объясняется ее загадочное исчезновение. Говорили, что там живут не люди, а ведьмы, колдуны и чудовища. Говорили, что есть заклятья, позволявшие увидеть Луну вовсе уж огромной. Говорили...
Дедушкины сказки, легенды, потаенные проповеди еретиков – мало, мало! Временами Анастасия готова была продать душу Гологоловому Хру – в обмен на Знания. Потому что в ее мире не было Знания – одни побасенки. Раздобыть бы что-нибудь, что существовало до Мрака! Ведь должно же было что-то существовать до Мрака. Копатели...
Анастасия поежилась от нахлынувших мыслей, насквозь еретических. И стало страшно – вдруг Гологоловый Хру почует ее мысли и придет? Как он выглядит? И что он сделает с ее душой? А вдруг ее душа уже давно погублена связью с Копателями?
Над крышами показалась Плывущая Звезда, Первая из десятка. Проплыла справа налево над багровым диском Луны, на расстоянии не менее двух лунных диаметров от него – ну, конечно, Первая. Пути всех десяти Анастасия знала наизусть и никогда бы не спутала одну с другой. Голубая, яркая звезда, гораздо больше и красивее Неподвижных Звезд, в основном белых и маленьких. Почему десятки и сотни Неподвижных Звезд остаются на своих местах, перемещаясь незначительно и незаметно для глаза, а Десять Плывущих в сравнении с ними прямо-таки мчатся по ночному небосклону? И куда деваются уплывшие за горизонт облака? И если небо в самом деле хрустальное, как учат жрецы, откуда там берется дождь?
Пора было остановиться. Бесконечные «почему» были форменным падением в бездну, бесконечным падением и оттого еще более грозным. «Ну вот и стала бы ученым», – сердито говорил когда-то дедушка, рассерженный ее бесконечными «почему».
Ученые? Анастасию они от себя в свое время отвратили напрочь. Потому что не знали ровным счетом ничего – ни монахи-ученые, ни светские. Многочасовые споры до хрипоты о значении какого-нибудь третьестепенного понятия; кропотливые расчеты движения звезд, замкнутые на самих себя, гонка по кругу; бесконечные диспуты о том, какую из букв алфавита Великий Бре придумал раньше, какую потом. Б-р-р! Кровь замерзает! А кровь у Анастасии была горячая, что с грустью отмечали учителя, предрекая ей не самое лучшее будущее, сплетенное из одних безумств и безрассудств. И оказались правы, в общем. Золотые шпоры заслужила быстрее других, участвовала в турнирах и междоусобных войнах княжеств, зверей убивала – но все равно, Бре весть почему, осталась несерьезным рыцарем-шалопаем – как в глазах окружающих, так и в собственных. А теперь еще и клятва... Мать женственно промолчит, стиснув зубы, и все поймет. А вот отец – слез будет... И ведь самой страшно до ужаса, но что поделать? Решилась наконец...
Она смотрела на спящий город так, словно там в переплетениях темных улочек таилась сама Истина, правдивое, неподдельное Знание. Но ничего такого, понятно, не было за распахнутым окном – только багровая ночная полутьма, спящие под острыми крышами люди всех сословий да изредка – дремотно пришаркивающие шаги ночного дозора.
Верстовой столб 2.
Празднество по всем правилам
Статуя переживет народ.
Н. Гумилев
Красавчика-слугу Анастасия вежливо выпроводила поутру, сунув в руку два золотых. Верная Ольга хитро и неискусно отводила глаза – значит, спала не в одиночестве. Анастасия мимоходом щелкнула ее по носу, они быстренько позавтракали, накинули плащи: Анастасия – родовой синий с белым единорогом, Ольга, как и полагалось оруженосцу, Кандидату в рыцари – фиолетовый без герба; надели на шеи церемониальные золотые цепи с Пятью Звездами, выложенными сапфирами. Прицепили мечи в парадных ножнах со множеством золотых накладок. Анастасия, поставив ногу на табурет, поправляла золотую шпору. Покосилась на нетерпеливо притопывавшую Ольгу:
– Буйный кто-то тебе попался, ухо прямо распухло. Кусил?
Ольга почему-то жарко покраснела. Это верный оруженосец-то, погрязший в легкомысленных романчиках? Что-то тут сложноватое, отметила Анастасия и тут же забыла об этом – не хватало еще перед Обедней забивать голову сложностями Олькиных увлечений.
Они вышли на улицу. Народу там было – не сосчитать, и все, понятно, принаряженные в праздничное, поспешали в одном направлении – к храму. Засвистала флейта, ударили медные тарелки, и Анастасия оглянулась. Четко печатая шаг, по четыре в ряд посреди мостовой шагали Красные Дьяволята, личная гвардия Серого Кардинала – алые камзолы с черными языками пламени на груди и на рукавах, алые береты с оранжевыми перьями, желтые брюки. Девушки были как на подбор – рослые и женственные. Глаза у Анастасии нехорошо сузились – драться с офицерами Красных Дьяволят ей приходилось, и в Томе в прошлые визиты – тоже. Вообще-то обычаями это не приветствовалось, но среди молодых рыцарей считалось хорошим тоном задирать кардинальскую гвардию, отчего-то повелось так с незапамятных времен... (Ольга, понятно, могла пока что драться только с сержантами и рядовыми, о чем ужасно сожалела.) Гремела древняя боевая песня Красных Дьяволят:
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры, дети рабочих!
Близится эра Светлых Годов,
клич пионера – всегда будь готов!
– Ходить-то они умеют, – сказала Анастасия. – А вот... Она охнула, осеклась, вгляделась пристальнее. Нет, никаких сомнений. Рядом с очередной двадцаткой Дьяволят браво маршировала вчерашняя напарница Катерины – в форме на сей раз, с золотыми сержантскими факелами на рукаве. А запястье аккуратно перевязано. Анастасию она не заметила – чересчур уж старалась показать свое искусство маршировки.
Анастасия подтолкнула Ольгу и показала ей глазами:
– Вот эта, я тебе говорила.
– А вторая, Катерина эта самая?
– Ее не видно. Может, уже прошла.
– С сержантами мне драться можно... – мечтательно сказала Ольга.
– Олька!
– А я – ничего. Они ж сплошь и рядом сами, чисто случайно нарываются...
– Тихо! – урезонила Анастасия. – Все-таки сегодня такой день.
К храму, Собору Пяти Звезд, они подошли молча. Собор был выше и огромнее всех прочих зданий города – даже взметнувшиеся справа над крышами зубчатые темно-красные башни княжеского горкома были, понятно, пониже. У входа Анастасия, как полагалось, трижды оттолкнула от себя выставленной ладонью что-то невидимое – влево, вправо и вперед (так это со стороны какому-нибудь дикому язычнику показалось бы, а в святой истинной вере означало, что верующий отвергает всех трех главных врагов человечества, побежденных и проклятых Великим Бре).
Несмотря на все свои потаенные сомнения, многие из коих то ли опасно граничили с ересью, то ли ересью чистейшей воды и были, Анастасия ощутила робость и душевную приподнятость – все же это был Собор. Огромный зал, где стены сверху донизу украшены яркой искусной мозаикой, изображавшей свершения и победы Великого Бре. Десятки лампад светились под мозаикой, а впереди, напротив входа, сверкал золотой диск со множеством лучей – Лик Великого Бре. И под ним уже стояли лицами к пастве двенадцать почтенных жрецов – Почетный Президиум – в ниспадающих белых одеждах. Седые волосы перехвачены золотыми обручами с маленькой копией Лика Великого Бре, на груди каждого – Пять Золотых Звезд. Так были одеты одиннадцать. А вот двенадцатый – вернее, третий, если считать слева, и десятый, если считать справа, – выглядел совсем иначе. На нем мешком висел серый балахон с опущенным на глаза капюшоном – только глаза посверкивали в прорезях да кончики пальцев высовывались из широких рукавов. Как повелось с незапамятных времен, так и должен был выглядеть Серый Кардинал – один из двенадцати жрецов, отвечавший за душевную чистоту и незамутненность помыслов паствы. Красные Дьяволята как раз и были его личной гвардией.
Анастасии, вместе с другими равньми ей по сословию стоявшей в первом ряду, показалось вдруг, что взгляд Серого Кардинала встретился с ее взглядом, и по ее телу прошла дрожь – но это не страх перед всесильным жрецом, здесь что-то совершенно иное...
Первый Жрец вышла на возвышение перед неподвижной шеренгой остальных одиннадцати и, пытливо всматриваясь в лица паствы, нараспев произнесла ритуальный вопрос:
– Есть ли среди вас те, кто считают, что Почетный Президиум недостоен? Молчание.
– Есть ли среди вас еретики, диссиденты и вкушавшие кукурузу? Изыдите, таковые!
Молчание. Все стоят неподвижно, и можно разобрать, как едва слышно потрескивает пламя в лампадах.
– Тогда разрешите же мне, о приверженцы святой истинной веры, передать вам теплый отеческий привет от Пяти Звезд, Ослепительного Лика, Великого Бре!
Пламя лампад колыхнулось – паства, как полагалось, молотила в ладоши, ожесточенно, самозабвенно, исступленно, вкладывая всю силу (единственной ложкой дегтя Обедни было то, что потом ладони долго побаливали и ныли, даже распухали ощутимо). Гром рукоплесканий шквалом метался по Собору, не находя выхода. И Первый Жрец, и остальные Старейшие тоже старались изо всех сил – кроме, вдруг сообразила Анастасия, Серого Кардинала. Не то чтобы Кардинал не проявляла истовости, нет, но она словно боялась причинить себе боль, словно она... Широкие серые рукава сползли к локтям, и на запястье белеет повязка...
У Анастасии перехватило дыхание. Она узнала руки Серого Кардинала – руки Катерины!
Вот так так! Анастасию угораздило схватиться с самим Серым Кардиналом Тома – вообще-то Кардиналом можно стать в любом возрасте, среди них как раз редки старцы, такая уж должность. Но откуда эта вчерашняя злоба? Что Анастасия ей сделала и чем обидела? Н-да, узелок. Аплодисменты смолкли, и глас Первого Жреца плыл над паствой, смешиваясь с волнами благовонного ладана:
– Вначале был Мрак, в коем смешались земля и небо, воды и скалы, ничего, кроме Мрака, и владел им недостойный владыка Никола-Ро.
1 2 3 4