В сыскном деле такое бывает чаще, чем можно подумать. Случайная встреча, случайный разговор, взгляд, даже то, что в тот день ты был не усталым, а свежим, и оттого обошел еще один подъезд, позвонил в дверь не пять раз, а десять, энергичнее работали мозги, вдруг оказались сорванными троллейбусные провода, и ключевой свидетель вернулся от остановки…
Вот только никому это не объяснишь – а уж начальству особенно. Логика у начальства простая: получилось один раз – и второй получится. А приказы, как известно, не обсуждают. И то, что англичане в свое время так и не отловили своего знаменитого Джека-Потрошителя, оправданием тебе служить не может. Как не волнует никого и то, что платят тебе далеко не так, как платят англичане своим сыскарям.
– Что-нибудь еще известно? – спросила она громко. – Опять нож или что?
– Да ничего неизвестно, – сказал Слава.
– Это почему? – ревниво встрепенулся сержант-водила. – У нее опять крест на лбу, как в тот раз. Гонорейщики по рации говорили.
– Кто-кто?
– Ну, группа немедленного реагирования. Сокращенно-то гэ-нэ-эр… А на эти буквы само напрашивается…
– Отставить, – сказала Даша. – Значит, крест?
– Ну.
– Интересно, почему в прошлый раз никто не додумался назвать эти порезы «крестом»? – громко сказала Даша.
– А я кино смотрел, – сказал сержант. – Про вампиров. Там один мэн все хотел поступить в вампиры, крест переворачивал. А перевернутый, он так и выглядит. Как у нее на лбу.
Глава третья
Перевернутый крест
Восемь утра – время бойкое, даже для ноября. Разве что еще темно. Снег, как случалось и в прошлые годы, пока что не выпал, и там, куда не достигал свет уличных фонарей и фар, стоял совершеннейший мрак, со свистом продуваемый холодным ветром. В этом мраке довольно густым потоком тянулись к остановке обитатели близлежащих домов, и чуть ли не каждый второй считал своим святым долгом задержаться у оцепления и вдосыта потаращиться на суету. Те, кому спешить было, должно быть, некуда, образовали сплоченную кучку голов в двадцать, притопывали, ежились под ветром, но вахту несли стойко. Все как обычно. И, как всегда бывает, на лету рождались самые разнообразные версии – уж это непременно…
Когда они вылезли из «Москвича», ветер радостно ударил в лицо. Даша затянула «молнию» до горла, поежилась – все же следовало надеть пуховик.
Огляделась, пытаясь с маху угадать окружающий пейзаж. Пейзаж был донельзя привычный для Шантарска и довольно унылый – огромный квадрат, образованный шеренгами девятиэтажных и двенадцатиэтажных домов (последних – поменьше). Внутри – темное здание, по виду напоминающее школу, изрядное количество гаражей, образовавших несложный лабиринт. И еще остается изрядно пустого пространства. Район не самый престижный, далеко не центр, но все же при обменах и продаже квартир котируется неплохо.
Оцепление, надо сказать, поставили на совесть – человек десять образовали полукруг, где воображаемым диаметром служила стена гаражей, ряд однотипных дверей с зиявшим почти посередине темным проходом. Слева, возле девятиэтажки, теснилось с десяток машин – у большинства горят фары, почти все в боевой милицейской раскраске, с мигалками и матюгальниками. В лучах фар то и дело мелькали деловито суетившиеся фигуры, главным образом обмундированные. Ослепляя дальним светом, во двор свернули еще машины. В той же стороне Даша расслышала энергичное хаканье и повизгивание собаки.
– За Толькой заезжать приказа не было? – спросила Даша, не оборачиваясь.
– Ага. Нам-то по дороге, если за тобой…
– Ну, пошли, – сказала она, как всегда в таких случаях ощущая нечто вроде легкого головокружения.
И первой направилась к ведущему в глубь гаражного лабиринта проходу, где скользили, скрещиваясь, лучи сильных фонарей и мелькнула генеральская папаха. Милиционер дернулся было в ее сторону, но Даша с разлету прошла мимо, небрежно задев плечом, он, должно быть, сообразил, что почем, и препятствовать не пытался.
Сзади, еще громче, повизгивала собака – уже довольно жалобно.
«Ничего у нее не вышло», – мельком отметила Даша. И, замедлив шаг, приблизилась к небольшой группе людей, стоявших молча у входа в лабиринт. А там и вовсе встала выжидательно. Любой, кто носит какие бы то ни было погоны, прекрасно знает, что не стоит без нужды лезть на глаза отцам-командирам – в особенности в такой ситуации.
То еще созвездие, констатировала она, чуточку сутулясь под пронизывающим ветром. Генерал Трофимов, второй человек в областном УВД, генерал Дронов, «номер первый» УВД Шантарска, полковник Шмагин, тоже чин немалый, непосредственный Дашин начальник подполковник Воловиков, а там и прокурор города, и чин из областной прокуратуры, и чин из управления общественной безопасности, и еще чин, и еще… Короче, мечта террориста. Либо процитированный страницами закрытый телефонный справочник.
Ее подчиненные остановились на пару шагов подальше, побуждаемые той же старой солдатской мудростью. Незнакомые в штатском, числом целых три, целеустремленно прошагали мимо Даши и скрылись за поворотом – там, похоже, и пребывал труп, из-за поворота вырывались лучики фонарей, кто-то громко распоряжался. Потом из-за спины Даши вынырнул еще один незнакомый в форме, подошел к генералам и громко доложил, что собака след не берет. Один из генералов вполголоса прокомментировал донесение матом, второй промолчал. Зато полковник Шмагин довольно громко поинтересовался у Воловикова:
– Ну, где там ваш спец по маньякам?
«Господи, – тоскливо подумала Даша. – Уже «спец по маньякам». Хоть вешайся…»
И шагнула вперед, пред ясны очи милицейско-прокурорского истеблишмента.
Шмагин, явственно вздохнув с облегчением, тут же просунулся к Трофимову и зашептал на ухо. Трофимов, такое впечатление, столь же обрадованно развернулся к ней. Даша подошла еще ближе:
– Товарищ генерал-лейтенант, капитан Шевчук…
Как оно в жизни и бывает, обоих генералов она видывала раз в год – ну, и они ее, естественно, не чаще. Трофимов, правда, вручал ей часы за доктора-маньяка два месяца назад, но мог и забыть физиогномию, ибо орлы летают в поднебесье.
Даша расслышала торопливое бормотанье Шмагина, из коего явствовало, что капитан Шевчук – ценнейший кадр, суперстар и надежда розыска, достойно пронесшая к тому же знамя российской милиции по улицам Парижа. Трофимов хмуро покачал папахой и спросил:
– Сколько у вас дел в работе?
– Мизер, – сказала Даша. – Семь.
– Они только что взяли группу Дударева, – торопливо напомнил Шмагин.
– Сможете передать дела другим в кратчайшие сроки?
Господи ты боже мой, да нет для сыскаря занятия приятнее и легче, чем спихнуть другим излишки производства… Вслух этого Даша, конечно, не сказала, просто выразительно кивнула.
– Лады, – сказал генерал. – Виктор Палыч, вы там сами распишите, что и кому. Пусть у нее заберут все дела. – И вновь угрюмо уставился на Дашу. – А вы – беритесь за этого… – он все же проглотил матерное слово. – И чтобы дни и ночи, как в песне. Любое содействие и так далее… Воловиков где? Ага. Слышали? Это уже серия, газетки завтра же раскрутятся… Приступайте.
– Есть, – сказала Даша, потому что ничего другого в такой ситуации не скажешь, а молча уходить, выслушав распоряжения начальства, как-то не принято. Обернулась, махнула своим и направилась меж гаражей.
Воловиков догнал ее почти сразу же.
– А у Скрябина не будет горестных мыслей, что я ему некорректно подставила ножку? – ухмыльнувшись, спросила она.
– Скрябин, такое впечатление, рад-радешенек, – пожал плечами любимый шеф. – Потому что за три дня и на миллиметр не продвинулся.
– Точно серия? Я ж в первый раз особо не вникала…
– Один в один.
Даша молча вздохнула.
Сначала показалось, что в тесноватом проходе – едва-едва разъехаться двум «Жигулям» – очень много людей, но вскоре Даша, неосознанно их сосчитав зачем-то, обнаружила, что живых здесь всего шестеро. Один еще щелкал фотоаппаратом, второй стоял на коленях возле трупа и что-то делал, двое стояли просто так, а двое светили сильными фонарями. Скрябин был здесь единственным, кого Даша знала. В ярком свете на его лице читалась прямо-таки неприличная радость, но упрекать сослуживца у Даши не лежало сердце. Такая уж игра – как кому повезет… Она и сама в схожих ситуациях цвела и благоухала.
Человек с фотоаппаратом упаковал свой агрегат в чехол и обернулся:
– Все, я кончил. Во всех ракурсах.
– Посветите, – сказала Даша, потому что оба отвели было лучи.
В голове у нее моментально стали накапливаться привычные штампы: «Протокол первичного осмотра места происшествия… труп лежит на спине…»
– Слава, – сказала она, не отводя взгляда.
Слава вытащил рулетку – «…от гаражной двери справа столько-то сантиметров, от левой – столько-то…» Уж его-то учить не требовалось.
«…труп потерпевшей лежит на спине, раскинув руки… следов изнасилования на первый взгляд нет… следов ограбления…»
– Кто тут из ГНР? – спросила она.
Незнакомый капитан подошел:
– Капитан Черданцев. Октябрьское районное. Прибыли на место в семь шестнадцать по звонку гражданки Казминой. Адрес записан, гражданка пока не допрашивалась. Обследование прилегающего района ничего не дало. Подозрительных не было. Сумочка потерпевшей находится у нас в машине. Когда обнаружили труп, пульс не прощупывался.
Суховато и казенно до предела, но толково – ни убавить, ни прибавить, ни единого дополнительного вопроса, в общем, и не требуется…
– Кровь едва успела свернуться, – добавил капитан. – Так что она пролежала не более получаса.
Я имею в виду, получаса с момента смерти до нашего приезда.
– Уверены? – для порядка спросила Даша.
– Есть опыт, – кратко ответил капитан.
– Чечня?
– Еще южнее.
– Понятно… Сумочку принесите и можете ехать. Я – капитан Шевчук, городское угро.
– Я знаю, – сказал капитан, кивнул и удалился.
Даша присела на корточки. Вот именно, труп лежит на спине, раскинув руки, точнее, полураскинув, не перпендикулярно руки легли к вертикальной оси, ради въедливой точности, а под углом, градусов сорок пять, еще точнее не стоит, в самом-то деле… Серая собачья шубка аккуратно застегнута, меж второй и третьей пуговицей… ну да, конечно, ударил дважды, и ножик у него определенно не перочинный, тот еще тесачок, а вот крови совсем не видно – внутреннее кровоизлияние… Она не упала – потом , ручаться можно, этот выблядок аккуратно опустил жертву на землю, иначе шубка задралась бы сильнее. А сапожки шикарные, не Турция и не Китай…
Аккуратно опустил на землю, уже мертвую. И черканул лезвием дважды – вертикальная черта от шапки к бровям (шапка, правда, с головы упала), вторая короче, поперек, совсем близко к бровям, в самом деле, перевернутый крест…
Кровь застыла на правой стороне лица, левая осталась нетронутой, и потому сразу можно сказать, что девчонка совсем молодая. Накрашена обильно, но не вульгарно, весьма умело. Светловолосая, прическа чуточку удивляет – старательно заплетенная длинная коса, сейчас так почти и не носят, а вот в Дашином пионерском детстве носили… Лицо, что характерно, совершенно спокойное, глаза открыты. Знала его? Или не ждала удара?
– Как шея? – спросила Даша, не оборачиваясь и не вставая с корточек.
Кто-то моментально отозвался:
– Сломана. Перелом позвонков, смерть мгновенная.
– В точности, как на Садовой, – добавил Скрябин. – Удар по шее, потом два раза ножом. И – разрез на лбу.
– Перевернутый крест, – сказала Даша. – Похоже?
– Ну, вообще-то… Можно и так сказать.
– Карманы смотрели?
– Ага. Пусто. Все в сумочке.
– А конкретно?
– Всякие бабские мелочи. Самое любопытное – газовый ствол с разрешением. Фотография соответствует. Шохина Маргарита Степановна. Похоже, ксива настоящая.
– Шохина? – переспросила Даша. – Ох, надеюсь, не родня тому Шохину, московскому? А то шуму будет…
– Вряд ли, – сказал бесшумно подошедший Воловиков. – Тот не сибиряк… и слава богу, кстати.
– Какой ствол? – спросила Даша.
– Револьвер. «Агент». Ну, дамочки, если заводят газовик, в основном пользуют револьверы. Вечно для них неразрешимая проблема – затвор передернуть, как надлежит…
– Ну, ничего пушечка, – сказала Даша. – И мощно, и компактно. Да, слушай, а почему газовик у тебя проходит, как «самое любопытное»? Он что – переделка? Дробь? Резина?
– Да нет, – сказал Скрябин. – Нормальный, с перемычками… Видишь ли, у первой, у Артемьевой, в сумочке был «удар».
– Та-ак, – сказала Даша, выпрямляясь. – У обеих, значит, газовики? И не мелкого калибра? Ну, может, это и впрямь интересно. А может, и совпадение – в наши-то веселые времена. Хотя способ убийства, ясный день, совпадением никак не может оказаться. Ладно, что тут дискутировать на ветру, бессмысленно это. Я у тебя возьму материалы, ты нам детально расскажешь… – Она обернулась. – Сергей, а сними-ка шарф и расстегни ей шубу, посмотрим, что и как, эксперты вон ждут…
Косильщик, ничуть не промедлив, присел на корточки – как там к нему ни относись, он все же был профессионалом и к трупам привыкнуть успел.
Даша приняла у него шарф – даже не повязанный вокруг серого лохматого воротника, а небрежно, кое-как намотанный. Ни капли от тщательно рассчитанного изящества – ни одно существо прекрасного пола, обладающее хоть крохой женственности, так шарф не набросит. И шарфик, сразу видно, убогий до предела – узкий, красный, из дешевого трикотажа, аляповато украшенный силуэтом черного чертенка, нанесенным, такое впечатление, по трафарету. На ребенке его еще можно представить, но на прилично одетой девушке, умело к тому же пользовавшейся косметикой…
– Ты выяснял? – Даша сделала шарфом движение в сторону Скрябина. – Насчет первого?
– Ага. Пакистанская дешевка. Киргизские челноки волокут со своей перевалки, у них там знатная барахолка, а потом расходится у нас. На детей в основном. Цена – двадцатка.
«Ну вот, – мысленно похвалила себя Даша, – вот и первое логическое умозаключение, оказавшееся верным. Уже что-то».
– Мать твою… – сказал вдруг Косильщик, присвистнул и принялся расстегивать пуговицы быстрее. – Нет, точно, что за цирк?
Даша глянула. И спросила сквозь зубы:
– А ты что, в пионерах не состоял?
– Слушайте, ну ведь точно… – Косильщик пошире разбросал полы шубы, выпрямился и отступил. Все придвинулись, растерянно переглядываясь.
Во-первых, убитой было не меньше шестнадцати, а в этом цветущем возрасте ряды пионеров давно уже покидали. Во-вторых, пионерская организация со всей формой и атрибутикой давно канула в небытие. И тем не менее на мертвой девушке красовался самый настоящий пионерский наряд – черная юбка (правда, не особенно и консервативная, вполне модная, до середины бедер), белая рубашка с пуговицами на планке (нагрудный карман украшен смутно памятной Даше золотисто-алой нашивкой – пятиконечная звезда и пламя костра), на шее повязан шелковый пионерский галстук, а на груди приколот пионерский значок.
Фотограф защелкал аппаратом. Остальные стояли и молчали, чуть беспомощно таращились. Каждый надеялся, что другой вот-вот скажет что-нибудь умное, но умных фраз так и не последовало – глупых, впрочем, тоже.
– У нее в сумочке – красная пилотка и бант, – послышался у них за спинами удивленный голос капитана Черданцева. – Белый такой, нейлоновый пропеллер, как раньше и требовали. Получается полный комплект. У меня младшая уже не застала, а старшую вот так и наряжал на всякие праздники…
– А горна, случайно, нет? – в полной растерянности спросила Даша.
– Горна нет, – серьезно ответил капитан. – И барабана тоже. Газовик есть. И презервативов пригоршня.
– Так… – Даша отчаянно искала ниточку. – Слушайте, есть же все-таки пионерские организации, самодеятельные. Может, здесь подпольный пионерский слет проводили? Эти… красно-коричневые?
– Только политики не надо, – сказал Воловиков. – Только ее нам не хватало. Теперь особенно. Ты его сегодня за неправильную расклейку листовок профилактируешь, а завтра он в губернаторы сядет, к участковым в Игарку тебя наладит…
– Ладно, господа сыскари, не будем трогать политику, – сказала Даша. – Но что-то же сие должно означать? Скрябин, будь другом, убери счастливую улыбку с хари…
– Даша, ну что ты…
– Ладно, извини, – тихо сказала Даша. – Как говорят японцы, чего-то херовато… Адрес еще не установили по разрешению?
– Ждут. Разрешительный отдел еще не открылся.
– О служба, – сказала Даша. – Вот куда бы осесть… Капитан, ведите, показывайте вашу гражданку, исполнившую долг. Орлы, вы тут еще осмотритесь, проформы ради…
И пошла следом за Черданцевым к двенадцатиэтажке. Увы, не было времени проклинать судьбу цветисто и пышно, в восточном стиле. Нужно было работать, то есть настраивать себя на погоню, ловить ноздрями воздух, стричь ушами, и вообще…
Воловиков шел сзади, отставая на шаг.
1 2 3 4 5 6
Вот только никому это не объяснишь – а уж начальству особенно. Логика у начальства простая: получилось один раз – и второй получится. А приказы, как известно, не обсуждают. И то, что англичане в свое время так и не отловили своего знаменитого Джека-Потрошителя, оправданием тебе служить не может. Как не волнует никого и то, что платят тебе далеко не так, как платят англичане своим сыскарям.
– Что-нибудь еще известно? – спросила она громко. – Опять нож или что?
– Да ничего неизвестно, – сказал Слава.
– Это почему? – ревниво встрепенулся сержант-водила. – У нее опять крест на лбу, как в тот раз. Гонорейщики по рации говорили.
– Кто-кто?
– Ну, группа немедленного реагирования. Сокращенно-то гэ-нэ-эр… А на эти буквы само напрашивается…
– Отставить, – сказала Даша. – Значит, крест?
– Ну.
– Интересно, почему в прошлый раз никто не додумался назвать эти порезы «крестом»? – громко сказала Даша.
– А я кино смотрел, – сказал сержант. – Про вампиров. Там один мэн все хотел поступить в вампиры, крест переворачивал. А перевернутый, он так и выглядит. Как у нее на лбу.
Глава третья
Перевернутый крест
Восемь утра – время бойкое, даже для ноября. Разве что еще темно. Снег, как случалось и в прошлые годы, пока что не выпал, и там, куда не достигал свет уличных фонарей и фар, стоял совершеннейший мрак, со свистом продуваемый холодным ветром. В этом мраке довольно густым потоком тянулись к остановке обитатели близлежащих домов, и чуть ли не каждый второй считал своим святым долгом задержаться у оцепления и вдосыта потаращиться на суету. Те, кому спешить было, должно быть, некуда, образовали сплоченную кучку голов в двадцать, притопывали, ежились под ветром, но вахту несли стойко. Все как обычно. И, как всегда бывает, на лету рождались самые разнообразные версии – уж это непременно…
Когда они вылезли из «Москвича», ветер радостно ударил в лицо. Даша затянула «молнию» до горла, поежилась – все же следовало надеть пуховик.
Огляделась, пытаясь с маху угадать окружающий пейзаж. Пейзаж был донельзя привычный для Шантарска и довольно унылый – огромный квадрат, образованный шеренгами девятиэтажных и двенадцатиэтажных домов (последних – поменьше). Внутри – темное здание, по виду напоминающее школу, изрядное количество гаражей, образовавших несложный лабиринт. И еще остается изрядно пустого пространства. Район не самый престижный, далеко не центр, но все же при обменах и продаже квартир котируется неплохо.
Оцепление, надо сказать, поставили на совесть – человек десять образовали полукруг, где воображаемым диаметром служила стена гаражей, ряд однотипных дверей с зиявшим почти посередине темным проходом. Слева, возле девятиэтажки, теснилось с десяток машин – у большинства горят фары, почти все в боевой милицейской раскраске, с мигалками и матюгальниками. В лучах фар то и дело мелькали деловито суетившиеся фигуры, главным образом обмундированные. Ослепляя дальним светом, во двор свернули еще машины. В той же стороне Даша расслышала энергичное хаканье и повизгивание собаки.
– За Толькой заезжать приказа не было? – спросила Даша, не оборачиваясь.
– Ага. Нам-то по дороге, если за тобой…
– Ну, пошли, – сказала она, как всегда в таких случаях ощущая нечто вроде легкого головокружения.
И первой направилась к ведущему в глубь гаражного лабиринта проходу, где скользили, скрещиваясь, лучи сильных фонарей и мелькнула генеральская папаха. Милиционер дернулся было в ее сторону, но Даша с разлету прошла мимо, небрежно задев плечом, он, должно быть, сообразил, что почем, и препятствовать не пытался.
Сзади, еще громче, повизгивала собака – уже довольно жалобно.
«Ничего у нее не вышло», – мельком отметила Даша. И, замедлив шаг, приблизилась к небольшой группе людей, стоявших молча у входа в лабиринт. А там и вовсе встала выжидательно. Любой, кто носит какие бы то ни было погоны, прекрасно знает, что не стоит без нужды лезть на глаза отцам-командирам – в особенности в такой ситуации.
То еще созвездие, констатировала она, чуточку сутулясь под пронизывающим ветром. Генерал Трофимов, второй человек в областном УВД, генерал Дронов, «номер первый» УВД Шантарска, полковник Шмагин, тоже чин немалый, непосредственный Дашин начальник подполковник Воловиков, а там и прокурор города, и чин из областной прокуратуры, и чин из управления общественной безопасности, и еще чин, и еще… Короче, мечта террориста. Либо процитированный страницами закрытый телефонный справочник.
Ее подчиненные остановились на пару шагов подальше, побуждаемые той же старой солдатской мудростью. Незнакомые в штатском, числом целых три, целеустремленно прошагали мимо Даши и скрылись за поворотом – там, похоже, и пребывал труп, из-за поворота вырывались лучики фонарей, кто-то громко распоряжался. Потом из-за спины Даши вынырнул еще один незнакомый в форме, подошел к генералам и громко доложил, что собака след не берет. Один из генералов вполголоса прокомментировал донесение матом, второй промолчал. Зато полковник Шмагин довольно громко поинтересовался у Воловикова:
– Ну, где там ваш спец по маньякам?
«Господи, – тоскливо подумала Даша. – Уже «спец по маньякам». Хоть вешайся…»
И шагнула вперед, пред ясны очи милицейско-прокурорского истеблишмента.
Шмагин, явственно вздохнув с облегчением, тут же просунулся к Трофимову и зашептал на ухо. Трофимов, такое впечатление, столь же обрадованно развернулся к ней. Даша подошла еще ближе:
– Товарищ генерал-лейтенант, капитан Шевчук…
Как оно в жизни и бывает, обоих генералов она видывала раз в год – ну, и они ее, естественно, не чаще. Трофимов, правда, вручал ей часы за доктора-маньяка два месяца назад, но мог и забыть физиогномию, ибо орлы летают в поднебесье.
Даша расслышала торопливое бормотанье Шмагина, из коего явствовало, что капитан Шевчук – ценнейший кадр, суперстар и надежда розыска, достойно пронесшая к тому же знамя российской милиции по улицам Парижа. Трофимов хмуро покачал папахой и спросил:
– Сколько у вас дел в работе?
– Мизер, – сказала Даша. – Семь.
– Они только что взяли группу Дударева, – торопливо напомнил Шмагин.
– Сможете передать дела другим в кратчайшие сроки?
Господи ты боже мой, да нет для сыскаря занятия приятнее и легче, чем спихнуть другим излишки производства… Вслух этого Даша, конечно, не сказала, просто выразительно кивнула.
– Лады, – сказал генерал. – Виктор Палыч, вы там сами распишите, что и кому. Пусть у нее заберут все дела. – И вновь угрюмо уставился на Дашу. – А вы – беритесь за этого… – он все же проглотил матерное слово. – И чтобы дни и ночи, как в песне. Любое содействие и так далее… Воловиков где? Ага. Слышали? Это уже серия, газетки завтра же раскрутятся… Приступайте.
– Есть, – сказала Даша, потому что ничего другого в такой ситуации не скажешь, а молча уходить, выслушав распоряжения начальства, как-то не принято. Обернулась, махнула своим и направилась меж гаражей.
Воловиков догнал ее почти сразу же.
– А у Скрябина не будет горестных мыслей, что я ему некорректно подставила ножку? – ухмыльнувшись, спросила она.
– Скрябин, такое впечатление, рад-радешенек, – пожал плечами любимый шеф. – Потому что за три дня и на миллиметр не продвинулся.
– Точно серия? Я ж в первый раз особо не вникала…
– Один в один.
Даша молча вздохнула.
Сначала показалось, что в тесноватом проходе – едва-едва разъехаться двум «Жигулям» – очень много людей, но вскоре Даша, неосознанно их сосчитав зачем-то, обнаружила, что живых здесь всего шестеро. Один еще щелкал фотоаппаратом, второй стоял на коленях возле трупа и что-то делал, двое стояли просто так, а двое светили сильными фонарями. Скрябин был здесь единственным, кого Даша знала. В ярком свете на его лице читалась прямо-таки неприличная радость, но упрекать сослуживца у Даши не лежало сердце. Такая уж игра – как кому повезет… Она и сама в схожих ситуациях цвела и благоухала.
Человек с фотоаппаратом упаковал свой агрегат в чехол и обернулся:
– Все, я кончил. Во всех ракурсах.
– Посветите, – сказала Даша, потому что оба отвели было лучи.
В голове у нее моментально стали накапливаться привычные штампы: «Протокол первичного осмотра места происшествия… труп лежит на спине…»
– Слава, – сказала она, не отводя взгляда.
Слава вытащил рулетку – «…от гаражной двери справа столько-то сантиметров, от левой – столько-то…» Уж его-то учить не требовалось.
«…труп потерпевшей лежит на спине, раскинув руки… следов изнасилования на первый взгляд нет… следов ограбления…»
– Кто тут из ГНР? – спросила она.
Незнакомый капитан подошел:
– Капитан Черданцев. Октябрьское районное. Прибыли на место в семь шестнадцать по звонку гражданки Казминой. Адрес записан, гражданка пока не допрашивалась. Обследование прилегающего района ничего не дало. Подозрительных не было. Сумочка потерпевшей находится у нас в машине. Когда обнаружили труп, пульс не прощупывался.
Суховато и казенно до предела, но толково – ни убавить, ни прибавить, ни единого дополнительного вопроса, в общем, и не требуется…
– Кровь едва успела свернуться, – добавил капитан. – Так что она пролежала не более получаса.
Я имею в виду, получаса с момента смерти до нашего приезда.
– Уверены? – для порядка спросила Даша.
– Есть опыт, – кратко ответил капитан.
– Чечня?
– Еще южнее.
– Понятно… Сумочку принесите и можете ехать. Я – капитан Шевчук, городское угро.
– Я знаю, – сказал капитан, кивнул и удалился.
Даша присела на корточки. Вот именно, труп лежит на спине, раскинув руки, точнее, полураскинув, не перпендикулярно руки легли к вертикальной оси, ради въедливой точности, а под углом, градусов сорок пять, еще точнее не стоит, в самом-то деле… Серая собачья шубка аккуратно застегнута, меж второй и третьей пуговицей… ну да, конечно, ударил дважды, и ножик у него определенно не перочинный, тот еще тесачок, а вот крови совсем не видно – внутреннее кровоизлияние… Она не упала – потом , ручаться можно, этот выблядок аккуратно опустил жертву на землю, иначе шубка задралась бы сильнее. А сапожки шикарные, не Турция и не Китай…
Аккуратно опустил на землю, уже мертвую. И черканул лезвием дважды – вертикальная черта от шапки к бровям (шапка, правда, с головы упала), вторая короче, поперек, совсем близко к бровям, в самом деле, перевернутый крест…
Кровь застыла на правой стороне лица, левая осталась нетронутой, и потому сразу можно сказать, что девчонка совсем молодая. Накрашена обильно, но не вульгарно, весьма умело. Светловолосая, прическа чуточку удивляет – старательно заплетенная длинная коса, сейчас так почти и не носят, а вот в Дашином пионерском детстве носили… Лицо, что характерно, совершенно спокойное, глаза открыты. Знала его? Или не ждала удара?
– Как шея? – спросила Даша, не оборачиваясь и не вставая с корточек.
Кто-то моментально отозвался:
– Сломана. Перелом позвонков, смерть мгновенная.
– В точности, как на Садовой, – добавил Скрябин. – Удар по шее, потом два раза ножом. И – разрез на лбу.
– Перевернутый крест, – сказала Даша. – Похоже?
– Ну, вообще-то… Можно и так сказать.
– Карманы смотрели?
– Ага. Пусто. Все в сумочке.
– А конкретно?
– Всякие бабские мелочи. Самое любопытное – газовый ствол с разрешением. Фотография соответствует. Шохина Маргарита Степановна. Похоже, ксива настоящая.
– Шохина? – переспросила Даша. – Ох, надеюсь, не родня тому Шохину, московскому? А то шуму будет…
– Вряд ли, – сказал бесшумно подошедший Воловиков. – Тот не сибиряк… и слава богу, кстати.
– Какой ствол? – спросила Даша.
– Револьвер. «Агент». Ну, дамочки, если заводят газовик, в основном пользуют револьверы. Вечно для них неразрешимая проблема – затвор передернуть, как надлежит…
– Ну, ничего пушечка, – сказала Даша. – И мощно, и компактно. Да, слушай, а почему газовик у тебя проходит, как «самое любопытное»? Он что – переделка? Дробь? Резина?
– Да нет, – сказал Скрябин. – Нормальный, с перемычками… Видишь ли, у первой, у Артемьевой, в сумочке был «удар».
– Та-ак, – сказала Даша, выпрямляясь. – У обеих, значит, газовики? И не мелкого калибра? Ну, может, это и впрямь интересно. А может, и совпадение – в наши-то веселые времена. Хотя способ убийства, ясный день, совпадением никак не может оказаться. Ладно, что тут дискутировать на ветру, бессмысленно это. Я у тебя возьму материалы, ты нам детально расскажешь… – Она обернулась. – Сергей, а сними-ка шарф и расстегни ей шубу, посмотрим, что и как, эксперты вон ждут…
Косильщик, ничуть не промедлив, присел на корточки – как там к нему ни относись, он все же был профессионалом и к трупам привыкнуть успел.
Даша приняла у него шарф – даже не повязанный вокруг серого лохматого воротника, а небрежно, кое-как намотанный. Ни капли от тщательно рассчитанного изящества – ни одно существо прекрасного пола, обладающее хоть крохой женственности, так шарф не набросит. И шарфик, сразу видно, убогий до предела – узкий, красный, из дешевого трикотажа, аляповато украшенный силуэтом черного чертенка, нанесенным, такое впечатление, по трафарету. На ребенке его еще можно представить, но на прилично одетой девушке, умело к тому же пользовавшейся косметикой…
– Ты выяснял? – Даша сделала шарфом движение в сторону Скрябина. – Насчет первого?
– Ага. Пакистанская дешевка. Киргизские челноки волокут со своей перевалки, у них там знатная барахолка, а потом расходится у нас. На детей в основном. Цена – двадцатка.
«Ну вот, – мысленно похвалила себя Даша, – вот и первое логическое умозаключение, оказавшееся верным. Уже что-то».
– Мать твою… – сказал вдруг Косильщик, присвистнул и принялся расстегивать пуговицы быстрее. – Нет, точно, что за цирк?
Даша глянула. И спросила сквозь зубы:
– А ты что, в пионерах не состоял?
– Слушайте, ну ведь точно… – Косильщик пошире разбросал полы шубы, выпрямился и отступил. Все придвинулись, растерянно переглядываясь.
Во-первых, убитой было не меньше шестнадцати, а в этом цветущем возрасте ряды пионеров давно уже покидали. Во-вторых, пионерская организация со всей формой и атрибутикой давно канула в небытие. И тем не менее на мертвой девушке красовался самый настоящий пионерский наряд – черная юбка (правда, не особенно и консервативная, вполне модная, до середины бедер), белая рубашка с пуговицами на планке (нагрудный карман украшен смутно памятной Даше золотисто-алой нашивкой – пятиконечная звезда и пламя костра), на шее повязан шелковый пионерский галстук, а на груди приколот пионерский значок.
Фотограф защелкал аппаратом. Остальные стояли и молчали, чуть беспомощно таращились. Каждый надеялся, что другой вот-вот скажет что-нибудь умное, но умных фраз так и не последовало – глупых, впрочем, тоже.
– У нее в сумочке – красная пилотка и бант, – послышался у них за спинами удивленный голос капитана Черданцева. – Белый такой, нейлоновый пропеллер, как раньше и требовали. Получается полный комплект. У меня младшая уже не застала, а старшую вот так и наряжал на всякие праздники…
– А горна, случайно, нет? – в полной растерянности спросила Даша.
– Горна нет, – серьезно ответил капитан. – И барабана тоже. Газовик есть. И презервативов пригоршня.
– Так… – Даша отчаянно искала ниточку. – Слушайте, есть же все-таки пионерские организации, самодеятельные. Может, здесь подпольный пионерский слет проводили? Эти… красно-коричневые?
– Только политики не надо, – сказал Воловиков. – Только ее нам не хватало. Теперь особенно. Ты его сегодня за неправильную расклейку листовок профилактируешь, а завтра он в губернаторы сядет, к участковым в Игарку тебя наладит…
– Ладно, господа сыскари, не будем трогать политику, – сказала Даша. – Но что-то же сие должно означать? Скрябин, будь другом, убери счастливую улыбку с хари…
– Даша, ну что ты…
– Ладно, извини, – тихо сказала Даша. – Как говорят японцы, чего-то херовато… Адрес еще не установили по разрешению?
– Ждут. Разрешительный отдел еще не открылся.
– О служба, – сказала Даша. – Вот куда бы осесть… Капитан, ведите, показывайте вашу гражданку, исполнившую долг. Орлы, вы тут еще осмотритесь, проформы ради…
И пошла следом за Черданцевым к двенадцатиэтажке. Увы, не было времени проклинать судьбу цветисто и пышно, в восточном стиле. Нужно было работать, то есть настраивать себя на погоню, ловить ноздрями воздух, стричь ушами, и вообще…
Воловиков шел сзади, отставая на шаг.
1 2 3 4 5 6