А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И этот ложный слух мог себе легко объяснить Малькольм: он среди своих противников слышал шотландский акцент, и хотя из национального самолюбия не упомянул герцогу Бедфордскому об этом обстоятельстве, но все-таки признал некоего М'Кая, враждовавшего со Стюартами, и ведшего самую беспорядочную жизнь. Он тут же подумал, что человек этот был подкуплен, и он-то, по возвращении своем, объявил об успехе предприятия.
– Через несколько недель, – продолжала игуменья, – два монаха, сопровождаемые стражей, приехали из Холдингхэма, и заявили о желании короля Джемса увезти леди Лилию в монастырь Уисби, настоятельница которого обещала принять и беречь молодую девушку до тех пор, пока его королевское величество не распорядится ее судьбой. Лилия была в отчаянии; думала, что весь свет ее бросил, и боялась покинуть Св. Эббу и лишиться того участия, что оказывали ей там; но игуменья сомневалась в своей силе охранить девушку от нападений Вальтера Стюарта, тем более, что она считала ее богатой наследницей; желая, кроме того, предохранить вверенный ей дом от преследований, которые бы навлекло ее заступничество, игуменья с радостью приняла повеление короля и сама торопила Ливию с отъездом. С тех пор в монастыре не видели обоих монахов, Симона Белля и Рингана Джонстона, но полагали, что они в Дурхэме. Впрочем, Малькольм, знавший в лицо брата Симона, был уверен, что его там нет.
Опасность была велика. Он не мог предполагать в Лилии величия души и твердости Эклермонды; свободная после смерти жениха, у нее уже не могло быть прежних отговорок; предоставленная самой себе, своему горю, она могла, наконец, сломиться под игом, державшим ее в заключении, а с Вальтером Стюартом было тягаться труднее, чем с самим Бомондом Бургундским!
Все эти мысли толпились в голове Малькольма. Повсюду он видел опасность, неизвестность, и в отчаянье прислонился к спинке стула; мысли его все более и более путались; он слышал, точно во сне, рыдания и стоны сестры… отчаянные, неистовые крики Патрика, старания игуменьи утешить и успокоить несчастного рыцаря! Голова его кружилась от ужаса, но вдруг среди стонов раздался сладкий голос, и следующие слова кротко и нежно донеслись до его слуха:
– Теперь я буду молиться за вас и вашу сестру!
Потом к этим словам присоединилось пение молитвы: «В скорби прибегаем к Тебе, Господи!» Затем крики постепенно смолкли, два голоса пели хвалебную песнь Христу и в это мгновенье Малькольм очнулся и узнал голос Патрика, говорившего:
– Я пойду искать ее по всем замкам Шотландии!
– Стой, Патрик, – сказал Малькольм вставая. – Этот святой долг лежит на мне!
– На тебе? Но ты бледен, как полотно, бедный друг мой, и падаешь в обморок, слушая об этом происшествии. Тебе ли искать ее? Да что ты? Одумайся!.. – и Патрик горько усмехнулся.
– Да, Патрик, у меня хватит на это силы, – сказал Малькольм. – Мой долг отыскать Лилию, а не твой. И Господь даст мне мужество исполнить его!
Патрик резко его перервал:
– Ни люди, ни черти не в состоянии меня убедить, что долг этот лежит не на мне!
– Ты еще пленник короля… – продолжал Малькольм с возрастающей энергией. – Ты связан словом вернуться к нему, и эти известия должны быть тотчас же переданы ему.
– Всякий конюх может это исполнить.
– Да… но, не так скоро и точно, как ты! Еще раз повторяю: долг воспрещает тебе пускаться в опасности, как бы ты того не желал.
– А честь не дозволяет мне пускать тебя, Малькольм, одного в волчью пасть.
– Ведь я не тот слабый, глупый мальчик, что был прежде, – отвечал Малькольм, – и в студенческом платье я в безопасности пройду туда, куда нет доступа тебе с копьем и латами! К тому же я так изменился, что меня никто и не узнает… Не так ли, матушка?
– Конечно, – отвечала игуменья.
– Ученик – добыча ничтожная!.. Никто на него не обратит внимания; а приют он найдет и в замках и в монастырях. Я хочу попытаться узнать в Холдингхэме, куда делись оба монаха, и напасть на их след.
Но Патрик задрожал от бешенства, слыша это намерение… ему следовало бы, по крайней мере, сопровождать брата и беречь его, – как он и поклялся в том старику отцу, – говорил он.
Но поразмыслив немного, он убедился, что путешествие вдвоем навлекло бы подозрение на Малькольма и испортило бы весь план. Он понял, что ем лучше наводить справки, пока король, снова вступивший на трон, не будет вынужден вмешаться во им силы своей и правосудия. Убеждения Малькольма относительно данного им слова тоже произвели свое действие; он понял свое бессилие в этом деле и, боясь неудачи, согласился отпустить Малькольма одного на поиски сестры; сам же он решил вернуться королю и проездом убедиться, что Лилии нет в Уисби. Братья с грустью расстались, и один только Малькольм осмелился проговорить несколько слов о надежде!

ГЛАВА VII
Студент-бродяга

Студенты-бродяги ныне существуют только в Ирландии или в Британии… Даже название это исчезло с тех пор, как школьные учителя получили оседлость и содержание от государства. В средние же века их можно было встретить во всех странах Европы. Молодые люди, в которых школы и монастыри развили жажду ученья, могли удовлетворить ее только в университетах. Тогда для них начиналась странная, кочевая жизнь, полная приключений и случайностей. Они то пели, пользуясь подаянием, то давали уроки, то зарабатывали деньги в состязаниях ума и знаний, то унижались до постыдных услуг… словом, вели жизнь с одной стороны вполне дикую, с другой – высоко умственную. Переходя таким образом из одного университета в другой, высасывая, так сказать, все соки из них, они нередко достигали высших ученых степеней.
Малькольм был студентом – вернее, оксфордским бакалавром, хотя Оксфорд и Кембридж были, может быть, единственными университетами, в которых еще не появлялись шотландцы, так как все места их были заняты ирландцами.
Нелегко было Малькольму начать одному такое предприятие; ему, которого до сих пор так холил и оберегали! Но тревога и боязнь за сестру преодолели всякое колебание. Когда он одел свое черное платье бакалавра и ремнем привязал за спину мешок с книгами и бельем, его бледное, умное лицо так походило на бедняка-бродягу, что в этом жалком студенте Патрик едва узнал Малькольма.
Когда на перекрестке Драммонд со своим отрядов свернул на дорогу к Варвику, а Малькольм направился к монастырю, последний чувствовал себя сильнее и решительнее первого. Малькольм, простившись с Патриком, не тотчас пошел в монастырь, а выждал, когда исчезли в отдалении путники и он остался один. Тогда он встал на колени, и, с жаром перебирая четки, стал молить Бога о заступничестве. Когда же солнце, спускаясь по небосклону, озарило его своими последними лучами и напомнило, что следует позаботиться о ночлеге, Малькольм смочил свое платье грязноватой водой из лужи, чтоб снять с него блеск, взял в руки книгу и направился к монастырю, напевая латинские стихи, что тогда было в большем употреблении.
Проходя по полю, он встретил за оградой монастыря крестьян, загонявших стадо.
Один из монахов, старый, с атлетическими формами, похожий на фермера нашего времени, ускорил шаги и, догнав его, приветствовал следующими словами:
– Бог в помощь, юноша! Вы идете просить в монастыре пищи и ночлега?
Малькольм знал доброго весельчака, брата Николаса, и, не откинув капюшона с головы, сказал:
– Salve, reverende frater. Venio de Lutetia Parisiorum.* note 1 1
Приветствую вас, преподобный брат. Я приехал из Парижа.


– Брось ты свою латынь, юноша, – сказал брат. – Говори прямо и без боязни, если у тебя шотландский язык во рту и ты его не оставил в далеких чужеземных краях.
– Я бы очень был вам благодарен, святой отец, – сказал Малькольм, – за ночлег и ужин.
– Вот так то лучше, – отвечал монах, – болтун, но добрый малый, исполнявший в монастыре обязанности эконома. – Как ваше имя, друг мой?
Малькольм сказал только имя, данное ему при крещении, и добавил, что он живал в Гленуски еще при жизни доброго сэра Дэвида Драммонда, и что этот добрый, почтенный старец ему всегда выказывал большое участие.
– Да, – отвечал монах, – то был редкий человек. – Он в нашей обители и умер; и, право, это большая потеря.
– Я об этом слышал… – отвечал Малькольм, и, подавляя вздох, поспешно спросил: – Но скажите, отец мой, – что сталось с молодым лордом и его сестрой?
– Это был слабый, болезненный ребенок, и какой-то рыцарь, случайно погостив в замке, увез его к королю. Да впрочем, если вы пришли из Парижа, то вероятно видели там короля?
– Действительно, я его видел, но среди англичан, – отвечал Малькольм.
– Очень грустно, – вздохнул монах. – Во всяком случае, если он вернется к нам, то снова почувствует себя шотландцем… Вся обитель наша состоит из честных, здоровых шотландцев.
– А юная леди? – робко спросил Малькольм. – Она была такая ласковая и красивая.
– Ого! А вам-то какое дело до ее красоты? – смеясь, спросил бенедиктинец.
– Она всегда была добра ко мне, – мог с чистой совестью сказать Малькольм. – Я знаю, что она некоторое время была в монастыре св. Эббы. Там ли она теперь?
– Этого я не знаю, – отвечал монах. – Игуменья св. Эббы и наш настоятель не так дружны, как во времена приора Акфильда, и мы мало имеем сношений между собой. До нас дошел слух, что лорд Малькольм убит, и после этого леди была вытребована, как королевская питомица. Не могу вам точно сказать, где именно находится она. Узнайте завтра в монастыре св. Эббы, там ли она?
Ясно было, что добрый монах ничего не знал. Малькольм поблагодарил его и, присоединившись к пастухам, пошел в хорошо знакомый ему монастырь.
Там он просил показать ему могилу сэра Дэвида. Ему указали на широкую каменную плиту без всяких украшений, лежащую у паперти. Долго стоял он, коленопреклоненный, над прахом своего старого друга – покровителя его младенчества, и мысленно сравнивал счастливые годы своего детства с ожидавшей его печальной будущностью.
Как все изменилось в Холдингхэме со времени его последнего посещения! Правда, как и прежде, в трапезной послушник читал братьям молитвы… но ни один из монахов не соблюдал благоговейного молчания, как то было во времена настоятеля Акфильда; хотя был пост, но рыба была самая изысканная, и, как видно, братья любили покушать. И лица были уже не те… приор Дрэкс более походил на разбойника, нежели на монаха. Может быть он уже тогда замышлял обман, впоследствии удавшийся ему вполне: перехватить первую часть выкупа короля Джемса и присвоить ее себе. Среди монастырских слуг те, кто не изменил старым преданиям, казались какими-то растерянными и удрученными горем. Кроме того, среди них было много грубых воинов.
Малькольм по возможности избегал их, и, видя необходимость объяснить свой приход, начал подробный рассказ о своем положении, стараясь несколько примирить его с истиной. Он сказал, что получил наследство… что умер родственник, которому была поручена его сестра; и что он хочет разыскать ее и ввести во владение, по правам наследства.
Общий смех и грубые шутки раздались при его словах; притязания студента на сестру и земли всем показались смешны; если земля его была в баронстве Гленуски, то Альбанский дом давно ею распорядился.
– Но если бы мне удалось повидать леди Лилию, – сказал Малькольм, – она могла бы, вероятно, заступиться за меня.
Старый, седой монах, к которому он обратился, отвечал, что ее просьба была бы бесполезна; и при этом добавил, что он Лилию может отыскать в монастыре св. Эббы. Один из ратников расхохотался, услышав эти слова.
– Так это все, что вы знаете, старик Дэвид? Неужели вы думаете, что герцог Альбанский в состоянии заставить томиться в монастыре хорошенькую девушку, да еще с приданым?
– Не вышла ли она замуж за герцога? – спросил Малькольм, скрывая сильнейшее волнение.
– Уж не знаю, как он тут поступил! Но немало стоило ему труда овладеть ею!
– Как так?
– Во-первых, она ускользнула от него, благодаря своему брату, какому-то хромоногому и полупомешанному шотландцу, отнявшему ее у герцога вместе с каким-то рыцарем, поместившему ее в монастырь св. Эббы и убежавшему, как говорят, в Англию. С тех пор в наших краях и не видели лорда Гленуски.
– Но этого быть не может… – перебил другой ратник. – Мне клялся Сэнди М'Кай, что видел его в лагере англичан… стыд и позор!.. и что он был вскоре убит за то, что вмешался в любовные шашни короля Гарри… и поделом ему!
– Потеря не велика! – вмешался монах. – Конечно, старая колдунья, игуменья св. Эббы, не желала выпустить из рук богатую наследницу! Тогда наш герцог написал письмо к нашему настоятелю, и приказал ему послать двух монахов, будто бы от короля, чтоб перевезти девочку в Уисби.
– А! – сказал Малькольм. – Но Уисби ведь уже за границей?
– Конечно. Но все Гленуски по сердцу англичанам… и это-то вероятно и решило судьбу глупенькой девчонки.
– Ну, что же? – спросил смеясь другой ратник.
– Вы можете легко себе представить, какая монахиня ждала ее в первой гостинице, и как громко призывала леди Бога и людей на помощь? Но святые братья Симон и Ринган уверили, что защитят ее от всякого зла, и таким образом продолжали путь до самого Дуна.
– Что же сталось с бедняжкой? – спросил Малькольм, стараясь казаться спокойным.
– Спросите у герцога Альбанского. Я ничего более не знаю… Я недавно вернулся сюда.
– Я слышал, как она, бедная, умоляла герцога, напоминая ему о какой-то клятве на мощах св. Андрея… Хотя он и обратил ее слова в шутку, но в глазах его было выражение ужаса.
Страх и подозрения Малькольма достаточно подтвердились этим рассказом, и он ясно понял, что ему оставалось делать. Странно, он не упал духом: если один раз Лилии удалось избежать своего гонителя, то может быть она и вторично этого достигла, вызвав воспоминания его о клятве на святых мощах. Креме того, убеждение в молитвах Эклермонды его поддерживало и наполняло сердце необъяснимой надеждой. Он пошел к северу, как только перед ним раскрылись ворота Холдингхэма. Труден ему был этот переход, хотя он легко добивался всюду пищи и ночлега, но на третий и четвертый день почувствовал себя истощенным; ноги его были изранены. Он отдыхал и снова пускался в путь. К концу первой недели он шел уже быстрее и не так тяжело, как в начале.
Дойдя до Эдинбурга, он отдыхал всю Страстную неделю и первый день Пасхи; узнав, что герцог Альбанский находится со своим семейством в Дуне, он направился в ту сторону. Медленно продвигался он вдоль берегов реки, пока его взору не представился строгий, величественный замок, – местопребывание герцогов Альбанских.
Как представитель королевской власти, герцог Альбанский сохранил весь блеск, который еще могло себе позволить шотландское правительство в то смутное время. Внутри и около замка проживало множество ратников, рыцарей, кормившихся за счет герцога. Это было сборище самых непорядочных людей, всегда готовых на насилие и грабеж. К этой свите еще присоединились вассалы младших сыновей Мэрдока, Роберта и Алекса; все дворы были переполнены этим диким, грубым народом. Часть его занималась чисткой лошадей, другая проводила время в праздности. Когда они увидели Малькольма, пугливо и прихрамывая подходившего к этой шайке, на голову юноши обрушились всевозможные шутки.
Он подумал, что Лилия заключена в одной клетке с этими проходимцами, и сердце его сжалось. За себя он не боялся, и остановился только тогда, когда его окружила банда праздных негодяев. Это было похоже на травлю, и никогда Малькольм не чувствовал себя в такой опасности, как теперь; он уже начал молиться и отдавать себя под защиту Того, Кто осушил до дна чашу горьких насмешек… как вдруг толпа разомкнулась, и в нее ворвался молодой человек.
– Как вам не стыдно, негодяи! Будьте вы прокляты! Бедный студент!
И взяв Малькольма за руку, он увлек его за собой в то время как издали раздавались смех и ворчанье: «Свой своему поневоле брат!».
– Да, брат и друг. Я такой же бакалавр, как и ты, – сказал поспешно благородный юноша.
И в нем, не без ужаса, узнал Малькольм своего двоюродного брата, Джемса Кеннеди, племянника короля и теперешнего парижского студента-первокурсника. Опасность была очевидной, ибо Кеннеди скорее других мог узнать его!
Джемс, однако, не задал ему никаких вопросов и добродушно сказал по латыни:
– Прости нас, Бога ради! Регент был бы крайне недоволен, если бы узнал, как тебя приняли эти разбойники! Иди отдохнуть и умыться… скоро время ужинать.
Он увел Малькольма на задний двор, дал ему стакан пива и предложил подойти к чистому источнику, чтобы охладиться и смыть следы пыли, покрывавшей его лицо и израненные ноги. Кеннеди выждал, пока Малькольм все это проделает. В это время раздался звон колокола, призывающий к ужину. Он потащил Малькольма в общую столовую, и тот едва удержался, чтобы не назвать себя по имени.
В большой столовой стол был накрыт со всей роскошью и церемониями, соблюдаемыми дворянством и принцами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29