Максим Курочкин
Аскольдов Дир
Максим Курочкин
Аскольдов Дир
Действующие лица:
АСКОЛЬД – киевский князь (каган)
ДИР – писец Аскольда
ОЛЬМА – воевода Аскольда
ЖЕНЩИНА – вдова Рюрика
На сцене стоит стол с большой раскрытой книгой и приспособлениями для письма. В глубине сцены – кресло, подобие трона.
АСКОЛЬД (толкая перед собой ДИРА – еще не старого иудея с висящей на боку саблей) . А ну шевелись, собачий сын.
ДИР. Мои папа…
АСКОЛЬД. Твои папа пацуков ловили с твоим мама.
ДИР. Ну, откуда, спрашивается, может Великий князь так хорошо знать про мои папа и мама?
АСКОЛЬД. Поговори мне. Ты мне сейчас поговоришь. Умный. Книжник великий. Иди сюда. Иди сюда, говорю! Что это? (Тыкает пальцем в раскрытую книгу) .
ДИР. Буквицы.
АСКОЛЬД. Ах, буквицы! Вот что, жидовин. Будешь тупить – на сало пущу. Что зубы скалишь?
ДИР. Я просто вижу, как сало пишет великую летопись подвигов князя Аскольда, и я млею от этих картин.
АСКОЛЬД. Что это? Здесь читай.
ДИР. Где «здесь»? (Достает и надевает очки) . Если бы князь убрали свою руку. Ай-яй-яй! Лучше бы князь не убирали свою руку. Верните руку на место.
АСКОЛЬД. Убью.
ДИР. Какие неровные буквицы. Как некрасиво пишет этот старый жидовин.
АСКОЛЬД. Тупишь, сволочь?
ДИР. Разве возразишь Великому князю?
АСКОЛЬД. Ты думаешь, я совсем не умею читать?
ДИР. Ох, бог! Разве старый хазарин может так думать про самого Аскольда?
АСКОЛЬД. Вот здесь написано «Аскольд». Правильно?
ДИР. Не прошло и года, как мы научились читать свое имя.
АСКОЛЬД. И здесь написано «Аскольд».
ДИР. Так же верно, как то, что мои папа не знал, что такое «пацюк».
АСКОЛЬД. И здесь написано «Аскольд».
ДИР. Ваша правда, не будь я Диром.
АСКОЛЬД. А здесь написано «Дир».
ДИР. Разве?
АСКОЛЬД. Здесь НАПИСАНО «Дир»!?
ДИР. Имя презренного иудея в княжеской летописи? Я не могу поверить. Не… я знал, что со мной бывают странные вещи. Но не в таком же разрезе. Откуда бы ему там взяться?
АСКОЛЬД. Раньше я таких как ты десятками в день сапогами забивал. Ты что себе позволяешь? Цаца великая. Я же тебя за елдак на сосне подвешу, если мне скажут, что ты туда свое поганое имя вписал.
ДИР. Ой, болят мои ноги. Ну, когда внесут ясность в еврейский вопрос? За эту шею меня вешали, за эти больные ноги меня тоже вешали (спасибо Ягве, что в этих славян нет справных веревок), за эти руки меня вчера обещал повесить светлый князь Аскольд, а сегодня он уже хочет вешать Дира за то немногое, что ему еще дорого. И что будет завтра, я вас спрашиваю? А я вам вот что скажу. Я не знаю, что будет завтра, но я точно знаю, что завтра не будет. И вообще никогда не будет, чтобы еврея вешали за живот. Потому что у еврея нет живота. Разве это живот? (Показывает) . Это живот, я вас спрашиваю? Это четырнадцать недоразумений, а не живот. Разве это можно повесить? А если мне скажут, что есть такие, у которых оно есть, так я скажу – пусть сюда поднимется хоть один, и я сам проткну ему живот кривой хазарской саблей.
АСКОЛЬД. На колени.
ДИР. Ох, зачем я не слушал своего мудрого папу?
АСКОЛЬД (садясь ДИРУ на плечи) . А кем был твой мудрый папа?
ДИР. Мой мудрый папа был раввином в черниговской синагоге. А потом он уехал в Хазарию. Он говаривал…
АСКОЛЬД. А твой папа не говаривал, что Моисей завещал евреям развивать свою физическую культуру?
ДИР (вставая с АСКОЛЬДОМ на плечах) . Быть может, я плохо знаю Тору.
АСКОЛЬД. Ты плохо образован. Придется мне заняться выполнением заветов вашего пророка. Приседай.
ДИР (приседая возле стола с раскрытой книгой) . Ох, лучше бы старый еврей почитал великому князю летопись его народа.
АСКОЛЬД. Хох! Мудрая мысль. Будем играть в игру. Будешь приседать и читать.
ДИР. Йосып-босый. Хто бы меня подвесил за глупый язык.
АСКОЛЬД. Если угадаешь место, которое я хочу услышать, то я тебя отпускаю. Не угадаешь – продолжаем.
ДИР. Где он набрался этих еврейских штучек? (Берет книгу и пытается читать) . «И было три брата, единому имя Кий, а другому Щек, а третьему Хорив и сестра их Лыбидь. И седяше Кий на горе, где ныне узвоз Коричев, а Щек…»
АСКОЛЬД. Не угадал. Пять приседаний.
ДИР (приседая) . Ставлю зуб, что евреи никогда не догадаются, откуда взялось выражение «болят мои ноги».
АСКОЛЬД. Давай, читай, филолог.
ДИР. Ох, что читать? Что читать? Я попал в засаду. «И пошел Аскольд по Днепру. И увидел на горе город. И спросил: „Чей это город?“. И ответили ему…»
АСКОЛЬД. Пять приседаний.
ДИР (захлопывая в сердцах книгу) . Я не нанимался иметь такие подарки.
АСКОЛЬД. Читай.
ДИР. Блин! «И повелел Аскольд воям своим колеса изделать и поставить корабли на колеса, и напнул ветер паруса, и пошли корабли по полю на город. И увидели это Греки, рекли, пославши к Аскольду: „Не погубляй город, имей же дань, какую захочешь…“
АСКОЛЬД. Уважил. Отпускай. (Слезает с ДИРА) .
ДИР. Чем я всегда был знаменит, так это неумением льстить начальству.
АСКОЛЬД. Почитай там, где про щит.
ДИР. Сейчас. Сейчас место найду. Вот. «И убояшася греки и сказали: „Не Аскольд это, а святой Дмитрий, и послан против нас от Бога“. И повелел Аскольд дань давать на две тысячи кораблей и по двенадцать гривен на человека, а в корабле по сорок мужей. И соглашались греки и зачали мира просить, чтоб не воевал земли Греческой.
Входит одноглазый воевода ОЛЬМА. Приветствует АСКОЛЬДА. АСКОЛЬД жестами просит того не шуметь и присесть где-нибудь.
И рече Аскольд: «Исшейте русам паруса паволочие, а словенам шелковые». И было так. И повесил Аскольд щит свой на вратах, показующе победу, и пошел прочь от Цареграда".
ОЛЬМА (вскакивая в сильном волнении) . Клянусь Дажбогом, истину глаголят буквицы!
АСКОЛЬД (ОЛЬМЕ) . Видишь, чего я придумал. Теперь слава наша вечно пребудет. Благодаря этой жидовской морде, деяния наши сохранятся в памяти сыновей и внуков наших, аки дела Александра Великого, Цезаря да императоров греческих!
ОЛЬМА. А о том, как мы обров воевали, там есть?
ДИР. Есть. Вот тут. (Показывает) .
ОЛЬМА. А о том, как хазар вешали, есть?
ДИР. Хазар?
ОЛЬМА. Хазар.
ДИР. Есть… мать вашу.
ОЛЬМА. А о том, как в Индию ходили?
АСКОЛЬД. Нет, мы еще об Индии не успели записать. Он медленно пишет.
ОЛЬМА. Давай я к нему человека приставлю. Пусть ему пятки прижигает, чтобы быстрее писал.
АСКОЛЬД. Тебе бы только людей мучить. Он у меня теперь единственный грамотный человек во всей Руси. И тот еврей. Я над ним дрожу, пыль сдуваю, а ты – «пятки прижигать».
ОЛЬМА. Не к добру это, чтобы еврей с саблей ходил. Где это видано. В самом княжеском покое.
АСКОЛЬД. А! Он этой саблей даже пользоваться не умеет. Нравится, пусть носит. Мне не жалко. Если бы он меня убить хотел, он бы без сабли это уже двадцать раз сделал. У нас с ним взаимопонимание. Верно, Дир?
ДИР. Дир пошел в сортир. (Выходит) .
АСКОЛЬД. Когда нам дань приносили, он увидел эту саблю и аж задрожал. «Хочу, говорит, ее, и больше мне ничего в этой жизни не нужно». Я отдал – хрен с ней. Какие новости?
АСКОЛЬД закуривает сигару – предлагает ОЛЬМЕ. Тот тоже закуривает.
ОЛЬМА. Связались мы с этой Америкой чертовой.
АСКОЛЬД. Индией, ты хотел сказать.
ОЛЬМА. Ну, да, Индией. Дружинники попривыкали курить теперь не оторвешь. Чуть только табака не дашь – сразу бунтуют.
АСКОЛЬД. Так навези побольше, тебя что, учить надо.
ОЛЬМА. Я четвертый караван отправляю. Ни один корабль не вернулся. Синоптики говорят, что климат меняется, ветры и течение сносят теперь корабли на север.
АСКОЛЬД. Тогда нужно остатки табака на мои хранилища отправить. Опечатаешь и будешь выдавать только сам, по спискам, как поощрение.
ОЛЬМА. А с людьми что делать?
АСКОЛЬД. Какими людьми?
ОЛЬМА. Ну, с нашей колонией в Канаде, тьфу, Индии.
АСКОЛЬД. Нужно каким-то образом передать им – пусть не рыпаются, запасают табак и поют песни. Климат изменится – пришлем замену. В крайнем случае, пусть ассимилируют с местными. В чем проблема? Хрен с ней, с Индией. Есть еще новости?
ОЛЬМА. Древляне опять права качают.
АСКОЛЬД. Фигня.
ОЛЬМА. Змей бунтует. Восьмерых мужиков загрыз и двух телок утащил.
АСКОЛЬД. А что этот, как его, Кожемьяко? Расслабился? Мышей не ловит? Передай ему, что если он через неделю голову змея в банкетном зале не повесит, так я его твоим костоломам отдам – они из него сперва такого же красавца сделают, а потом голову оторвут, соломой набьют и присобачат – будет у меня сам на стене висеть. Что еще?
ОЛЬМА. В Днепре опять урода выловили.
АСКОЛЬД. Каждый день одно и тоже. Как мне это все надоело. Кто бы только знал.
ОЛЬМА. Давно мы, князь, кровавым вином степь не поили.
АСКОЛЬД. Скука. Хоть бы какая сволочь на Киев напала.
ОЛЬМА. О, хорошо, что ты напомнил. Там, этот, Олег новгородский, со своей дворовой командой пожаловал.
АСКОЛЬД. Чего хотят?
ОЛЬМА. Переоделись купцами – хотят хитростью тебя на ладью заманить и пристукнуть.
АСКОЛЬД. Хитрые как мои подтяжки.
ОЛЬМА. Чухонцы – дикие люди.
АСКОЛЬД. И не говори. Меня всегда удивляло – на что такие рассчитывают. Нет, я в чем-то их понимаю – Киевом как правило правят идиоты. Но бывают же исключения.
ОЛЬМА. У этого с собой то ли брат, то ли племянник, то ли черт знает что. Зовут Игорем. Мальцу лет пять, не больше. Говорят – он его хочет князем объявить и сам управлять.
АСКОЛЬД. Пусть губу закатит. Сам справишься?
ОЛЬМА. Обижаешь, начальник. Пикнуть не успеют.
АСКОЛЬД. Как там наши сыграли?
ОЛЬМА. Продули опять.
АСКОЛЬД. Что за страна?! А еще: «Центр Европы, центр Европы!» Тьфу! Никакой национальной гордости. Даже на биллиарде толком играть не умеют.
ОЛЬМА. Балет заведи. Я видел у франков. Бабы ногами машут. Здорово и все видно.
АСКОЛЬД. Не зли меня. Уходи со своими проектами. Чувствую, опять для встряски придется греков шугануть. А меня уже достало. (Проводит ребром ладони по горлу) . Что я, варвар, что ли? Я, что, ничего другого делать не могу, как только щиты на ворота прибивать? Поди прочь. Позови Дира. Он там, за дверью, подслушивает.
Входит нарочито веселый ДИР. Воевода, уходя, замахивается на него рукой.
ДИР. Какая на улице погода! Праздник божий. Какие люди?! Золотые люди. Возле сортира разговариваю с одним, так он, оказывается, машинку придумал – паром движется. Ее можно на ладью поставить – будет весла ворочать. И что самое приятное – очень уважительно о Вас отзывается. «Аскольд, говорит, настоящий мужик. Он этих греков вздует.»
АСКОЛЬД. Мужик – в жопу вжик. Вздует. Что тебе еще сказали возле сортира?
ДИР. Мне сказали, что сегодня у Великого князя как бы приемный день.
АСКОЛЬД. Ой, я и забыл. С вами тут как звать забудешь. Что там сегодня?
ДИР. Сперва торжественный прием сборной команды по биллиарду.
АСКОЛЬД. Отлично. (Потирает руки) . Всех повесить. До единого.
ДИР. И тренера?
АСКОЛЬД. И тренера.
ДИР (записывая в блокнот) . Повесить… А за что их вешать?
АСКОЛЬД. Не понял? Ты это у меня спрашиваешь?
ДИР. Так я не в том смысле. За шею или за ноги?
АСКОЛЬД. Прошлый раз за что было?
ДИР. За шею.
АСКОЛЬД. Давай за ноги.
ДИР (записывая) . За ноги.
АСКОЛЬД. Еще что?
ДИР. Ну, вот этот изобретатель с паровой машиной.
АСКОЛЬД. Слушай, давай его на следующий раз. У меня башка чего-то побаливает. Все?
ДИР. Там какая-то противная старуха. Говорит, по личному вопросу.
АСКОЛЬД. На фиг, на фиг. Гони таких в шею, что, тебя учить нужно?
ДИР. Гнал. Не уходит. Кричит, что спала с великим князем Аскольдом.
АСКОЛЬД. А за «старуху противную» убью. Веди.
ДИР вводит еще не старую женщину.
ЖЕНЩИНА. Скажи своему церберу, чтобы убрался.
АСКОЛЬД. Эй, Дир. Слушай, Дир – сходил бы ты в сортир. Там, говорят, как раз глаз да глаз нужен.
ДИР. О, да! В сортире всегда есть чем заняться. Тьфу. «Море удовольствия». (Уходит) .
АСКОЛЬД. Ну?
ЖЕНЩИНА. Ты узнал меня?
АСКОЛЬД. У меня хорошая память. Ты мало изменилась.
ЖЕНЩИНА. Сморщилась только, как болгарский перчик.
АСКОЛЬД. Давай ближе к делу. Деньги нужны? Могу дать. Немного. Но прожить хватит.
ЖЕНЩИНА. Мне не нужны твои деньги.
АСКОЛЬД (испуганно) . Ты это брось. Ты ждала, пока Рюрик умрет?
ЖЕНЩИНА. Ты завышенного мнения о себе, как о любовнике.
АСКОЛЬД. Ох, а я уже испугался. Чего тогда пришла?
ЖЕНЩИНА. У меня после того, как ты уехал, были неприятности с Рюриком. Он бил меня и сына.
АСКОЛЬД. Сын? Постой. Я, кажется, понял. У тебя же был сын. Олег? Точно, Олег. Тогда все ясно. Этот шелупайка обнаглел до того, что захотел меня убить. Сидит под городом на ладьях – переоделся купцом – хочет меня к себе заманить. Ты пришла просить за него? Ничего не получится. Утром его прикончат. Я сотру его с политической карты мира.
ЖЕНЩИНА. Ты не сможешь этого сделать.
АСКОЛЬД. Мне уже ничего и делать не нужно. Все без меня сделают.
ЖЕНЩИНА. Он же ребенок!
АСКОЛЬД. Сколько ему?
ЖЕНЩИНА. Скоро будет двадцать.
АСКОЛЬД. Хорош ребенок.
ЖЕНЩИНА. Дурачок совсем еще.
АСКОЛЬД. Если дядю убить норовит, значит уже не совсем дурачок. Кина не будет. Завтра будет висеть со сборной по биллиарду. (Подходит к окну) . Кстати, посмотри… уже вешают. Вот смешно. Он таки выдумщик, этот Дир. За это и ценю.
ЖЕНЩИНА. Ты не дядя ему.
АСКОЛЬД. О, начинается. Уже и не дядя. С тобой всегда так. Чуть что не так скажешь – сразу в амбицию. Дядя я ему, дядя. Что и обидно.
ЖЕНЩИНА. Он твой сын.
За стеной слышен шум падения ДИРА.
АСКОЛЬД. Сын? Врешь!
ЖЕНЩИНА. Когда его увидишь – убедишься.
АСКОЛЬД. Я не хочу его видеть.
ЖЕНЩИНА. Вспомни, вспомни, почему ты ушел в Киев. Вспомни, как ты клялся, что вернешься, обещал, что заберешь меня. Ты – бессердечная скотина. Меня били каждый день. Каждое утро я просыпалась в слезах, но я верила, что ты вернешься и спасешь меня.
АСКОЛЬД. Я думал, что это его сын.
ЖЕНЩИНА. Ты заставил себя в это поверить. Это твой сын. Ты не можешь его убить.
АСКОЛЬД. Прикончу, чтоб ты и не сомневалась.
ЖЕНЩИНА. Нет!
АСКОЛЬД. Да. Да! Да! Этот звереныш приперся, когда страна только начинает выкарабкиваться. Ты хочешь опять все сначала? Опять война? Ведь будет же страшная война. Нет, ни за что! Я сделал так, чтобы люди не голодали. Я сделаю этот город столицей мира.
ЖЕНЩИНА. Ты должен покориться.
АСКОЛЬД. Кому? Этому сброду, этим мальчишкам? Они умеют воевать только с голотой. Пусть теперь со мной попробуют.
ЖЕНЩИНА. Ты должен погибнуть.
АСКОЛЬД. Мы дошли до Индии, понимаешь? У нас лучшие астрономы. Мы забрали к себе последних друидов – у нас самая передовая наука. Мне за два года предсказывают землетрясения, понимаешь? А ты хочешь, чтобы я все бросил и покорился этому…
ЖЕНЩИНА. Сыну. Это твой сын.
АСКОЛЬД. Мои люди не голодают. Они не стоят в очередях. Они научатся читать и писать. У нас будут книги. У нас уже есть книги. Смотри.
ЖЕНЩИНА. Не нужно книг, кроме Библии.
АСКОЛЬД. Ты что, эта?
ЖЕНЩИНА. Как и ты.
АСКОЛЬД. Как и я? Я христианин? Я христианин? Я христианский князь?! И ты? И он?
ЖЕНЩИНА. И он. Я крестила его. Но он блудная овца.
АСКОЛЬД. Блудная овца?
ЖЕНЩИНА (фанатично) . Я знаю, ты хотел крестить свой народ. Но сыноубийца не может быть крестителем. Покорись. Во имя Сына Небесного, пощади сына земного.
АСКОЛЬД. Кто тебя подослал?
ЖЕНЩИНА. Отец Небесный помог мне бежать из темницы. Сорвал оковы и дал силы дойти до Киева.
АСКОЛЬД. Какой стиль! Какой высокий слог. Проще. Скажи проще.
ЖЕНЩИНА. Он приказал мне – пойди к Аскольду и скажи ему – пусть умрет. Слышишь?
АСКОЛЬД. Слышу. Пусть умрет. Так просто.
ЖЕНЩИНА. Я приду за тобой утром. Слышишь… брат мой?
АСКОЛЬД. Слышу… сестра.
ЖЕНЩИНА. Готовься, прощай. Помни, что твое христианское имя – Николай.
ЖЕНЩИНА выходит. За сценой раздается ее страшный крик. Вбегает ДИР с окровавленной саблей. АСКОЛЬД вскакивает.
АСКОЛЬД. Что случилось?
ДИР. Карга старая! Наглое отродье.
АСКОЛЬД. Что ты сделал?
ДИР. Пустил потроха этой шпионке.
АСКОЛЬД. Да как ты смел? На колени. Прощайся со мной.
ДИР. Пошел ты…
АСКОЛЬД (хватаясь за меч и издавая боевой клич полян) . Хох улу!
ДИР. Ну смотри. Ты сам этого хотел. Как говорят местные в таких случаях – «Хох улу»!
Начинается бой. ДИР мастерски владеет саблей и не раз ставит в тяжелое положение АСКОЛЬДА, который рубится тяжелым мечом.
ДИР. Получай! За пацука! За приседания! За жидовскую морду!
Сделав неожиданный выпад, ДИР приставляет лезвие сабли к шее АСКОЛЬДА. Тяжело и зло дышит.
АСКОЛЬД. Убей, убей.
ДИР (отпуская АСКОЛЬДА) . Еще чего? Какое «убей»? Сегодня суббота – евреи сегодня отдыхают.
АСКОЛЬД. Кто учил тебя?
ДИР. Папа. Это их сабля. Он ею, так, между прочим, выколол глаз твоему Ольме. И в честном бою, заметь. А ты потом моего папу утопил, как щенка. На шею повесил камень – и утопил.
АСКОЛЬД. Врагов убивают.
ДИР. Да, врагов убивают. Хорошо, что ты хоть это вспомнил. Вот поэтому-то я и пришил твою суку.
АСКОЛЬД. Это уже не имеет значения.
ДИР. Пусть кто-нибудь мне ответит, зачем я ее пускал? Лучше бы этого… придурка с паровой машиной.
АСКОЛЬД.
1 2