Тони Уайт
САТАНА! САТАНА! САТАНА!
1
Кто-то нарисовал на стене перевернутый крест. И целую чертову дюжину радостных черепов, обтекающих красной краской и явно стебущих троицу юных девиц, преклонивших пред ними колени на скользкий холодный бетон, как будто пришла пора для какого-то несвятого причастия. И, хули тут говорить, так и было. Деб засунула руку за пазуху кожаной куртки, извлекла на свет божий какой-то бумажный пакетик и осторожно его развернула. Музыка, долетавшая до толчка, превратилась в глухое невнятное буханье баса, но подружки все же узнали завывающее вступление к свежайшему синглу «Псов Тора» и обменялись взглядами избранных, а Деб нежно щелкнула ногтем по краю пакета и высыпала чуть-чуть порошка на крышку толчка.
– Деб, она розовая.
– Да знаю я, хули. Джез говорит что она круче торкает.
Тиш тихо хихикнула:
– Ну ему ли не знать. Этот хуй затолкал себе в нос больше грамм, чем весь ебаный Лидс вместе взятый. Давай, бля, дели.
Деб вытащила из-за пазухи бритву, висевшую у нее шее, и раскропалила скорость, чтоб не осталось комков. Потом двумя ловкими взмахами произвела на свет божий три прекрасных дорожки.
– Ебаный в рот, у меня же с собой нет лове…
– И у меня нет. Ебать тебя…
– Ща, один сек, – Тиш порылась в карманах, – вот он где, бля.
Она извлекла из кармана слегка мятый флаер чьего-то будущего турне и стала сворачивать в трубку.
– Наконец-то эта хуйня хоть зачем-нибудь пригодилась.
– Даа, – согласилась Деб, – Имейте в виду, этот Ричи – кореш что надо, он мне сказал мы сегодня сможем пройти хоть за дырку от бублика…
– Вот пусть и ебет свою дырку от бублика! Грязный ублюдок…
Девицы по очереди наклонились над крышкой толчка и занюхали скорость. Через пару секунд они, спотыкаясь, вывалились из кабинки в залитый ярким светом сортир и столпились у зеркала, чтоб завершить боевую раскраску. Они были похожи на ходячие трупы – белые лица, черные губы и здоровенные черные круги под глазами. Тиш была самой высокой из троицы, самой здоровой и все дела, ее длинные волосы были зачесаны вверх в виде черной колонны, презирающей силу тяжести. К ней постоянно влекло всяких тощих хануриков, жаждущих задохнуться в ее мощных сисярах. Сэл и Дэб были обе такие же тощие, как те ханурики. Сэл выбрила себе две трети башки, и оставшийся черный ирокез был гофрирован на хуй. Волосы Дэб прямыми мертвыми патлами висли до самых плеч. Все в наколках и рваных ажурных чулках и викторианских корсетах из китового уса и фальшивых брильянтах из лавки старьевщика в Уитби все они трое смотрелись пиздец охуительно круто.
Когда он вывалились из сортира и ломанулись сквозь клубный тусняк, кто-то крикнул:
– Ха, это ж три ебаных ведьмы! Все ништяк, цыпочки?
– Йее, – Тиш хихикнула снова, – Но, бля, берегись, Билко, а то я тебя заколдую в пизду.
– Чо, превратишь меня в стремную жабу, да?
– Очень надо, ты, хуй уродливый, ты и так похож на стремную жабу.
– Какой-нибудь гадости, цыпочки?
– Нет уж, спасибо! – хором пропели все трое – и их хохот исчез вместе с ними в толпе.
Билко был широко известным банчилой, банчившим гадостью редкостно стремного качества, которую он вдобавок бодяжил чем только можно, чисто от жадности. Выглядел он потрясающе – сломанный нос и выпученные глаза, казавшиеся еще огромней за толстыми стеклами очков в толстой черной оправе, очков, навсегда прописавшихся у него на носу, и вечная банка СУПЕРКРЕПКОГО ЛАГЕРА(tm) в лапе, без которой его почти никогда не видели; Билко умел был прикольным парнем, когда не втыкал или не отъезжал от побочек всякой бодяги, которую вечно пихал себе в вену – но так как это случалось не очень-то часто, мало кто слышал о Клевом Билко. Дэб всегда считала его просто клоуном и изо все сил старалась не вспоминать, как однажды купила у него дэцл дряни, а потом всю неделю валялась, как труп в лихорадке. Впрочем, хоть раз поимев такой опыт и научившись не хавать его ушлый треп – типа, «дайте наличку и я чисто щас прошвырнусь и стопудово куплю вам нормального торча» (после чего он с гарантией испарялся хуй знает куда на все несколько сраных недель) – вы могли быть уверены: Билко вполне безобиден. Но он никак не был частью культурной программы ни в эту свободную ночь, ни в какую другую.
Клуб «Адский огонь» был набит под завязку: вечерок светил оказаться вполне заебатым. В качестве разнообразия местность была полна похотливо пасущих молодчиков в готическом стиле – вместо привычного сборища университетских юнцов, косящих под педиков-декадентов только из-за того, что были полнейшим отстоем в постели – и Дэб утешала себя надеждой, что в этот-то раз найдется хотя бы один настоящий мужик, который с радостью клюнет на предложение выебать в одного всю их верную троицу. Она уже присмотрела себе особенный экземпляр. Новый кадр, она его раньше не видела. Он стоял у дверей, когда они вошли внутрь. Он казался изнеженным, почти что женоподобным, полные крови глаза слегка и небрежно обведены черной кохлой. И, в отличие от всех прочих клубистов, у него были белые волосы, они были сложены в аккуратную и никогда не устаревавшую прическу. Он пялился в пол, избегая смотреть в глаза завсегдатаям, которым он раздавал свои флаеры. Несмотря на его откровенную некрутизну, в нем было что-то чудное, что-то, из-за чего он казался гнилым и порочным, что-то, от чего ее кровь напрочь заледенела, а пизда зачесалась от похоти. Одна только мысль о его вставшем хуе – и Дэб охватили судороги огня.
«Вы знаете, где я тусуюсь, цыпочки!» – крикнул Билко вдогонку троице. Но никто не услышал, и до Билко дошло, что на этот раз стопудово послали вовсе не его гадость, а конкретно его самого. Он бухнул своего СУПЕРКРЕПКОГО ЛАГЕРА(tm), похлопал себя по карману, услышал шуршанье надежных запасов, с облегчением выдохнул и заработал локтями, вбуравливаясь в толпу.
Сортир вонял до самых небес. Повсюду валялись забытые клубные флаеры, впитывая пиво с мочой, а вода, что упорно текла неизвестно откуда, образовала на потолке чудные бетонные сталактиты. Билко вытащил из кармана скорость и произвел небольшую разминку в умственной арифметике. Планы были такими: продать два пакета и инвестировать выручку в вечернее пиво, а третий пакет приберечь для себя и для троицы Деб и безжалостно вынюхать вместе с ними, так сказать, козырь, который он вытащит из кармана и сунет ей прямо в лицо, когда крыша ее поедет от отходняка. Но данный расклад был весьма нереален – мало того, что Дэб едва обратила внимание на него, похоже, что Джез до хуя недосыпал в пакеты. Сраный ублюдок. Ебать их всех начерно, думал Билко, я снюхаю все и спизжю пиво у Рона когда слезу с ебаного потолка.
* * *
Когда через несколько часов свет, наконец, врубили, из Тиш, Сэл и Дэб мозги вылетали вместе со скоростью, и они хохотали, как школьницы-сатанистки. Да, бля, это была Ночь Зла. Танцпол оккупировала парочка готических японцев, они танцевали брейкданс, как зловещие роботы, а все остальные стояли вокруг с опущенным видом и пинтами гиннесса, лагера или черного кофе. Ну, скажем так, почти все; казалось, Билко был всюду, куда б она ни посмотрела – он хаотично метался, как угорелый выебанный хорек, и нес околесицу каждому, кто был в состоянии слушать; глаза он таращил еще пуще обычного и постоянно оглядывался, чтобы встретить взгляд Дэб. Было вполне очевидно, что он хотел впечатлить ее, но сама мысль о том, чтобы трахнуться с Билко… ну, скажем, это была просто жуткая мысль.
Дэб провела почти всю ночь, пытаясь сбежать от него, пытаясь найти того странного парня, который стоял у дверей, но, казалось, он перешел в тонкий план. Она спросила у пары экс-ебарей, кто он такой, но они только странно на нее посмотрели и пожали плечами. Во имя Ебли, только из-за того, что она с ними больше не хотела ебаться, им не стоило так вот пухнуть от ревности. В конце концов от отчаянья верная троица скорешилась с компанией крутых чуваков в стильных тату и с конскими хвостиками; они утверждали, что таскали аппаратуру во время последнего тура «Сестер Милосердия», и у каждого был большой ботл «Джека Дэниелса» где-то во внутреннем кармане древней кожаной куртки. Казалось, из-за чего-то они прикололись к девчонкам, Дэб отразила кривые улыбочки, коими парни обменивались между собой, услаждая их слух развеселыми байками о закулисной жизни Элдрича и Компании. Они таскали аппаратуру даже для «Баухауса», и это в натуре было слегка жутковато, потому что как только Пит начал об этом рассказывать, ди-джей тут же поставил «Бела Лугоши Мертв». Охуеть пиздатое совпадение.
«К нам обращается Дьявол!» – захихикала Тиш. Они все уже обоссались от смеха.
Чтобы залезть к Дэб в трусы, нужно было обычно больше, чем дать ей пару глотков «Джека Дэниелса», но когда они трое рванули в сортир и впылесосили все, что осталось от Джезовой скорости, Тиш просто сказала: «Ебаный в рот, у Энди крутые наколки, может, у него и соски проколоты» – и все стало ясно. Когда музыку сделали тише и чуваки пригласили девчонок на пати («Я думаю, кое-кто из „Сестер“ тоже может прийти…»), Дэб поняла, что, конечно, никого кроме них там не будет, что их будет только шестеро в какой-нибудь засранной меблирашке, и что эти ребята всего лишь любили ебать поэтично настроенных готических цыпочек, но ей было наплевать:
– А чо, это круто. Мы с удовольствием.
И, возможно – всего лишь возможно – кое-кто из «Сестер» действительно может прийти.
Направляясь на выход, Пит указал на спящий мешок с дерьмом, бесформенной грудой свалившийся на пол одной из кабинок.
– Смотрите, какой позор!
– Ха, это ж ебаный Билко, – сказала Тиш.
Сэл хихикнула:
– Наверно, нюхал свою бодягу!
После чего они дружно расхохотались и ломанулись сквозь двери на улицу. По пути Дэб заметила стопку флаеров, лежащую на полу как раз там, где стоял тот таинственный сексапильный блондин. Она взяла один с самого верха стопки и запихала в сумочку Сэл.
* * *
Снаружи было тепло, и Тиш объявила во всеуслышанье, что сам черт ей не брат.
– Где должна быть эта ебаная вечеринка, а, Энди?
– В Вудхаусе.
– Давайте-ка сделаем маленький ебаный крюк.
– Круто.
Через несколько минут они лезли один за другим через дырку в старинной железной ограде, окружавшей разрушенную церковь рядом с Вудхаусской Пустошью. Парочка запоздалых автобусов проехала мимо, а так их никто не заметил. Улицы были мертвы; лишь издали доносился хохот, а время от времени – чей-то пьяный крик. Полная луна помогала им пробираться сквозь ежевику и плющ, опутавшие оскверненные статуи. Безголовые ангелы встали на страже, когда они сели на вымокшую траву у огромной гробницы. Один ее край обвалился, и все по очереди заглянули в дыру, светя зажигалкой, но увидели только кирпичную кладку. Трупа там не было. Дэйв достал ботл и пустил по кругу, виски ожгло их глотки, губы их онемели, но справиться с бешеной скоростью, омывавшей их вены, виски было не в силах.
– Ну чо тогда, я приколочу, – сказал Энди.
– Клево, – сказала Сэл, – а чо у тебя за гэш?
– Черный.
– Круто!
Энди достал из кармана бумажки для самокруток и начал склеивать их в полоску с уверенностью ветерана. Потом он стрельнул у Пита мальборо и начал скручивать косячину. Через пару минут он чиркнул сучком люцифера, который щелчком отправил во тьму, когда тот сделал свою работу. Сдунув пламя, на мгновение вспыхнувшее на конце косяка, он втянул мощный дым в глубину своих легких.
Потом они все разбились на пары. Прямо на кладбище. Два-три нетопыря бестолково порхали над их головами, ловя последних москитов, и когда луна скрылась за старым тисом, тьма придала их возне немного интимности. Дэб вдруг вскочила на ноги.
– Ну, похиляли, бля.
Она ухватила ближайший ботл и изрядно бухнула, потом ткнула им в Пита, который начал вставать. Он добил ботл, резко вдохнул сквозь зубы, вытер рот тыльной стороной ладони и громко выразил свое удовлетворенье. Потом он увидел черный чулок – это Дэб задрала свою юбку, чтоб прыгнуть через могилу – и бросился вслед за ней.
– Погоди.
Они отыскали плоский надгробный камень, на коем не было плюща с ежевикой. Они целовались долго и страстно. Хитро выебанные руны, некогда сообщавшие имя того, кто гнил под ними, стерлись до неразборчивости, но пока они целовались, Деб почувствовала, как руки Пита залезли под черный рваный шелк ее лифа и как он ногтями нанес ей на кожу не менее хитро выебанные письмена, а уж их-то смысл был вполне однозначен.
Дэб протянула руку и стала мять его хуй, который начал топорщить промежность его черных ливайсов. Пит резко вдохнул сквозь зубы и громко выразил свое удовлетворенье. Потом он скользнул рукой за вырез ее платья и начал мять ее сиськи. Когда он слегка ущипнул ее за сосок, у нее в пизде тут же включилась динамо-машина, и Дэб принялась извиваться от жуткого жара своих дьявольских вожделений. Дэб задрала юбку, отодрала руку Пита от своих сисек и положила ее на гладкую кожу собственной ляжки. Питу не требовалось большего поощренья, и пальцы его стали рыться в ее трусах и тянуть их вбок в жгучей жажде найти сучью жаркую адскую дырку. Он быстро пробрался сквозь лобковые заросли, в дебрях которых укрывалась пизда, раздвинул дрожащие губы и стал щипать и терзать ее клитор с демонским блеском в глазу. Дэб реагировала, как одержимая, она вонзила зубы ему прямо в шею и сосала, пока не почувствовала набухший синяк, тем временем ее руки боролись с ремнем и зиппером, чтобы освободить его полную крови любовную кость из хватки благопристойности.
– Пососи мой хуй! – вдруг взмолился он.
– Сам соси свой хуй! – ответила Дэб, положив ему руку на грудь и грубо толкнув на холодный камень. Она собрала свои юбки одной рукой, а другой ухватила его за древко хуя и направила его в волосатые врата гадеса.
– Я проедусь верхом на тебе до ада, ты, похотливый ублюдок! – вскричала она, садясь, как на кол, на его огромный венозный хуй, и, будто в ответ, он вбуравился им безошибочно в разгоряченное, пульсирующее сердце ее естества. Пит ощутил, как стены чистилища сомкнулись над ним, пока Дэб скакала на нем, завывая, как сучка-баньши на электрическом стуле. Когда они оба одновременно кончили, формы и звуки ночного кладбища канули в небытие, и на их месте вознесся косящий под Босха ландшафт декадентских и извращенных желаний; империя нечестивого удовольствия. Дэб и Пит создали собственный Сад Земных Наслаждений и, когда он изверг буквально галлоны горячей молофьи в ее судорожную пизду, они осознали, что это хорошо.
2
– Ибо семя твое будет будто млеко ослицы, и семя твое будет во многих водах, и очистит оно всех тех, кто испьет от них, и царь его будет возвышен, и царство его возликует. Но внемли тому, что скажу я, и остерегись. Не дай твоему врагу испить от твоей доброты: он будет повержен пред ликом твоим, он пойдет на тебя единожды и устрашится тебя семижды…
Белый Валлиец прервал свою громогласную проповедь и оперся рукой об алтарь для надежности. Он сделал глубокий вдох и почувствовал, как святой дух наполняет его тело светом, причащая его Божественной Силе. Выдыхая, он даже увидел частички святого духа, вылетающие у него его рта вместе с воздухом. Он поборол искушение закрыть рот и дышать через нос, чтоб уменьшить потери, потом внутренне рассмеялся над своею тщетой и возвел очи горе, бормоча неслышимую молитву благодарности Богу за то, что тот даровал ему привилегию быть таким совершенным сосудом. Глаза его тут же наполнились слезами радости.
– Благодарю Тебя, Господи, за то, что наполнил нас Духом Твоим! – прорычал он.
– Аминь! – автоматически проблеяли в ответ прихожане Церкви Вечного Дня.
Альбинос– проповедник осмотрел свою церковь и понял, что все это хорошо. Глядя на паству, преклонившую перед ним колени, Иеремия Джонс вновь глубоко вдохнул и вполне преднамеренно выдохнул в их направлении. В конце концов, духа святого было хоть завались. Да, сказал он про себя, воистину Господь наполнил чашу мою! И не затем ли в те далекие морозные утра на берегах Галилеи люди задирали свои одежды, когда обращались к Богу в попытках впитать хоть немного Его туманного утреннего дыхания? Да, воистину, было так. И поверг ли он их в прах? Нет, не поверг. Духа святого было хоть завались. И разве они не сбирали парные плоды Его тела и не чтили их, не строили церкви там, где Он мучился и кряхтел на карачках среди пустыни? Несомненно, сбирали и чтили. Джонс благодушно обвел глазами белобрысые головы, склоненные вокруг него в молитве.
– Тот, кто истово верует, да приимет слово Господне!
– Аминь! – отозвались хором послушники Белого Валлийца.
– Тот, кто истово верует, да позволит именем Господа смиренному слуге Господню очистить его!
– Аминь! – отозвались еще раз послушники Белого Валлийца.
– И кто среди вас больше всех заслужил высочайшую честь быть очищенным, чтоб стать достойным принять слово Господа в сердце свое, как Господь завещал нам в Писаньи?
1 2 3