Причину такой раздражительности Сталина понять не трудно, так как он буквально накануне сказал Черчиллю, что Красная Армия никогда не оставит Москву, Ленинград и Киев.
После того как моторизованные части Рундштедта покончили с Уманьским котлом, они продолжили наступление в направлении южнее Киева. Оттуда Первая танковая группа резко повернула на север и вскоре соединилась с дивизиями Гудериана, чей неожиданный удар из района Центрального фронта застал врасплох советское командование. Угроза окружения стала совершенно очевидной, но Сталин по-прежнему отказывался отвести войска. А когда он наконец передумал, было уже поздно. 21 сентября уничтожение окруженных в районе Киева советских войск закончилось. По сведениям немецких источников, в плен попало 665 000 солдат и офицеров Красной Армии. Гитлер назвал сражение за Киев «величайшей битвой в мировой истории». С другой стороны, начальник немецкого Генерального штаба Франц Гальдер назвал эту операцию самой большой стратегической ошибкой всей восточной кампании. Как и Гудериан, Гальдер был убежден, что всю энергию следовало направить на взятие Москвы.
Безостановочно двигавшиеся вперед солдаты вермахта, захватывая один город за другим, испытывали не менее противоречивые чувства и смотрели на своих врагов-коммунистов, сражавшихся до конца, со странной смесью недоверия, презрения и даже страха. Обуглившиеся трупы, на многих из которых одежду сорвало взрывной волной, меньше всего были похожи на человеческие останки. «Посмотрите поближе на всех этих мертвецов, на всех этих мертвых татар и русских, – писал один немецкий журналист, находившийся в рядах действующей армии на Украине. – Это новые трупы, что называется „свежеиспеченные“. Они получены с великой фабрики под названием „Пятилетка“. Они абсолютно одинаковы. Продукция массового производства. Они характеризуют собой новую расу. Грубую низкую расу».
Признавая, что в данном отрывке содержится некая попытка дать «художественное описание», заметим, что было большой ошибкой думать, будто тела, лежавшие перед этим журналистом, были простыми роботами, порожденными советской системой. Перед ним лежали останки мужчин и женщин, которые при жизни любили и страдали, как все люди на Земле, и которые в большинстве своем были горячими патриотами своей Родины.
4. «Гитлер не торопится к Москве»
«Пространства России угнетают нас», – писал фельдмаршал фон Рундштедт своей жене после того, как его армии успешно завершили ликвидацию Уманьского котла. К этому времени настроение немецких командиров стало постепенно меняться от праздничного к состоянию некоторого беспокойства или даже смутной тревоги. И действительно – они захватили уже огромные территории, однако край оставался таким же недосягаемым, как линия горизонта. Красная Армия потеряла более двух миллионов человек, но появлялись новые советские армии. «Накануне войны, – писал Гальдер в своем дневнике 11 августа, – мы насчитывали около 200 вражеских дивизий. А сейчас перед нами стоят уже 360». Дверью, что и говорить, «хлопнули» как следует, но... строение не рухнуло.
К середине июля вермахт начал терять свой первоначальный наступательный импульс. Причина заключалась в том, что теперь немцы были уже просто не в состоянии развивать наступление с одинаковой силой в трех разных направлениях. Потери в живой силе оказались выше, чем ожидалось. Только к концу августа немецкие войска потеряли свыше 400 000 человек. Чаще, чем предполагалось, портилась техника. Двигатели выходили из строя из-за песка и пыли, облака которых поднимались над двигавшимися колоннами, а подвоз запасных частей был поставлен из рук вон плохо. Плохие дороги тоже забирали свою дань. Более широкая, чем в Европе, железнодорожная колея замедляла продвижение составов, которым требовалась замена колесных пар при пересечении границы, а отмеченные на картах шоссейные дороги на деле оказывались обычными проселками, моментально превращавшимися в непролазные болота после коротких, но частых летних дождей. Немецким войскам часто приходилось мостить дороги поваленными стволами берез, но чем дальше они углублялись на территорию России, тем медленнее становились темпы их продвижения и тем труднее было подвозить боеприпасы и продовольствие. А ударной силе нашествия – танковым колоннам – часто приходилось останавливаться из-за нехватки горючего.
Пехотные дивизии, составлявшие основную часть армии, проходили в день по 60 километров (впрочем, чаще не больше 30), и обувь солдат быстро выходила из строя под воздействием летней жары. К тому же каждый пехотинец нес на себе не менее 30 килограммов амуниции, куда входили стальная каска, винтовка и шанцевый инструмент. Кроме того, в солдатском ранце лежали оловянный котелок, алюминиевая ложка-вилка, походная плитка, шомпол для чистки оружия, сменное белье, колья для палатки, плащ-палатка, набор ниток с иголками, бритвенный прибор, мыло и даже пачка презервативов. Последнее довольно странно, если учесть, что близкие отношения с местным населением были официально запрещены.
Пехотинцы так выматывались во время долгих переходов с полной выкладкой, что многие из них засыпали прямо на марше. Даже танкисты испытывали все большую усталость. После ремонта своих боевых машин – а смена гусеничных траков была тяжелейшей работой – и после чистки орудий они спешили ополоснуться водой из брезентовых ведер, тщетно пытаясь отмыть руки от жирной грязи и машинного масла, С красными от усталости глазами они затем брились, глядя в зеркальца, закрепленные на броне. Пехотинцы часто называли танкистов «черными» из-за цвета их комбинезонов, а военные корреспонденты немецких газет – «рыцарями современной войны». Однако запыленные стальные «кони» этих «рыцарей» выходили из строя с монотонной регулярностью.
Крушение надежд на скорую победу приводило к разочарованию, а оно вызывало ссоры между командующими. Большинство генералов, и среди них уже упоминавшийся Гейнц Гудериан, пришли в отчаяние от стратегических ошибок Гитлера, который, как мы говорили, снял часть танковых дивизий с направления главного удара. По их мнению, Москва представляла собой не только столицу Советского Союза, она являлась главным транспортным и промышленным центром, где производилось большое количество вооружений. Наступление на Москву приведет, считали они, к окончательному разгрому нескольких советских армий. Однако фюрер быстро привел в чувство своих не в меру независимых генералов. Он заявил, что они ничего не понимают в экономике. Ленинград и Прибалтику следует захватить, чтобы обезопасить торговые пути в Скандинавию, и в первую очередь – Швецию. Продукция сельского хозяйства Украины – зерно, мясо – жизненно необходима для Германии. Правда, очень похоже, что истинной причиной решения Гитлера изменить направление удара стала его подсознательная боязнь идти на Москву той же дорогой, которой за сто с лишним лет до него уже прошел Наполеон.
Группе армий «Центр», захватившей Смоленск и окружившей еще несколько советских армий к востоку от города, было приказано остановиться. Большую часть танков из группы Гота Гитлер направил на север для помощи войскам, наступавшим на Ленинград, а на юг для нанесения завершающего удара по русским войскам, окруженным под Киевом, была повернута танковая армия «Гудериан» (это новое обозначение может служить типичным образчиком того, как Гитлер делал подачки своему своенравному, но очень нужному генералу).
В начале сентября Гитлер опять изменил решение и дал согласие начать наступление на Москву. Операции было дано кодовое название «Тайфун». Однако время было упущено, поскольку танковые дивизии Гота завязли на подступах к Ленинграду.
Так что силы для проведения операции «Тайфун» удалось собрать только к концу сентября. Москва лежала всего в трехстах километрах от того места, где остановилась группа армий «Центр», но оставалось слишком мало времени до начала осенней распутицы, а за ней шла русская зима. Следует заметить, что генерал Фридрих Паулюс, отвечавший в ведомстве Гальдера за разработку плана «Барбаросса», заранее поднял вопрос о подготовке к войне в зимних условиях, но Гитлер запретил вообще упоминать об этом.
В своей ставке в «Вольфшанце» Гитлер наверняка с замиранием сердца взирал на карту с изображенными на ней пространствами, захваченными его войсками. У кабинетного мечтателя, достигшего абсолютной власти в государстве, имеющем самую обученную армию в мире, подобное зрелище наверняка рождало иллюзию собственной непобедимости. Этот кабинетный стратег никогда не владел качествами, необходимыми для настоящего полководца, поскольку всегда игнорировал практические проблемы. Во время быстротечных кампаний в Польше, Норвегии, Франции и на Балканах проблемы снабжения иногда хоть и возникали, но никогда не представляли собой нечто трудноразрешимое. Но в России материально-техническое обеспечение приобрело такое же решающее значение, какое имели огневая поддержка, мобильность войск, их моральное состояние или, скажем, уровень подготовки. Самым потрясающим доказательством невежества Гитлера в вопросах стратегии было его решение начать самую амбициозную военную кампанию из всех известных в мировой истории и в то же время отказаться переводить экономику Германии на военные рельсы. Что и говорить, для психиатров было бы наверняка интересно понять причины подобного полного пренебрежения к судьбе.
Фельдмаршал фон Бок командовал группировкой, насчитывавшей полтора миллиона человек, но его танковые дивизии были обескровлены, испытывали недостаток запчастей. Фельдмаршал созвал совещание накануне наступления, которое должно было закончиться окружением советской столицы 7 ноября 1941 года (в годовщину Великой Октябрьской социалистической революции). Амбициозному Боку очень хотелось войти в историю как «покоритель Москвы».
Однако Ставка Верховного Главнокомандующего ожидала нового германского наступления с того самого момента, когда в середине августа группа армий «Центр» остановилась в районе Ельни и Вязьмы. Сталин назначил генерала Еременко командующим вновь организованного Брянского фронта, а еще два – Западный и Резервный – должны были защищать подступы к Москве. И тем не менее, несмотря на все приготовления, войска Еременко оказались захвачены врасплох. Ранним утром 30 сентября под покровом тумана танковые колонны Гудериана нанесли мощный удар по их южному флангу. Вскоре поднялось солнце, обещая теплый ясный день, идеально подходящий для наступления. Воздушных налетов немцы могли не бояться – на тот момент в европейской части России осталось менее пяти процентов советской авиации.
В первые октябрьские дни наступление немцев развивалось успешно. При поддержке 2-го воздушного флота фельдмаршала Кессельринга танковые соединения вермахта быстро продвигались вперед. Еременко запросил у Ставки разрешения на отход, но не получил его. А уже 3 октября передовые танки Гудериана достигли Орла, города, находившегося в 200 километрах в глубине линии обороны Брянского фронта. Эффект был ошеломляющим. Когда первые танки оказались на главной улице, по ней еще ходили трамваи, а пассажиры приветственно махали танкистам, принимая их за своих. У командования Красной Армии не оказалось даже времени, чтобы взорвать очень важные заводы, производившие оборонную продукцию. А уже 6 октября сам Еременко вместе со всем штабом едва успел избежать пленения, когда после полудня на его КП прорвались немецкие танки. Связь была полностью парализована. В хаосе последующих дней маршал Буденный потерял штаб-квартиру Резервного фронта, которым должен был командовать, и Еременко, тяжело раненного в ногу, пришлось эвакуировать в тыл по воздуху.
Советские лидеры в Кремле поначалу отказывались поверить в масштаб угрозы, нависшей над столицей. 5 октября советский летчик доложил о том, что наблюдает колонну немецких танков длиной не менее 15 километров, стремительно продвигающихся к Юхнову. Оттуда до Москвы оставалось немногим более 150 километров. Даже после того как специально посланный туда самолет-разведчик подтвердил это сообщение, в Ставке отказались ему поверить. Был направлен третий самолет, летчик которого вновь подтвердил данную информацию. Это не остановило Берию, который приказал арестовать командира авиасоединения и осудить его как «паникера», но все-таки хоть как-то заставило наконец Кремль зашевелиться.
Сталин созвал чрезвычайное заседание ГКО, а также предложил Жукову, который в это время жестокими мерами укреплял оборону Ленинграда, немедленно вылететь в Москву. После того как Жуков на месте изучил обстановку, Сталин приказал ему организовать из остатков частей, вырвавшихся из окружения, новый фронт. Все мало-мальски боеспособные соединения следовало направлять на некое подобие линии фронта с приказом держаться до последнего, пока не подойдут резервы Ставки. Когда над Москвой нависла смертельная опасность, более 100 000 человек записались в дивизии народного ополчения, а четверть миллиона граждан, в основном женщины и подростки, отправились рыть противотанковые рвы.
6 октября выпал первый снег. Он быстро растаял, но дороги на целые сутки превратились в реки жидкой грязи. К этому дню танковые группы фон Бока, развивая наступление, окружили две русские армии в районе Брянска и вокруг Вязьмы на центральном Московском направлении.
По утверждениям немецких источников, в плен попало 665 000 красноармейцев и было уничтожено или захвачено 1 242 танка – больше, чем имелось во всех трех танковых группах фон Бока.
«Какое должно быть глубокое удовлетворение испытываете Вы, наблюдая, сколь успешно реализуются Ваши планы!» – писал фельдмаршал фон Рейхенау генералу Паулюсу, своему бывшему начальнику штаба и будущему преемнику на посту командующего 6-й армией. Но советские солдаты даже в окружении, не получая никаких подкреплений, все же продолжали сражаться практически до конца месяца. «Приходится захватывать один узел обороны за другим – нам не удается их выкурить оттуда даже с помощью огнеметов. Мы вынуждены вначале разбивать более крупные соединения русских на более мелкие, затем еще на более мелкие, но даже в одиночку они продолжают драться».
Нескольким танковым дивизиям вермахта пришлось столкнуться с новым необычным русским «оружием». Танкисты заметили, как к их машинам бегут собаки со странными седлами на спинах, а из пакетов, уложенных туда, торчат коротенькие палочки. Сначала танкисты посчитали, что это собаки-санитары, но очень скоро выяснилось, что на спинах у собак закреплены противотанковые мины. Животные, которых дрессировали по методам русского физиолога Павлова, были приучены бежать к крупным машинам, под которыми получали корм. А провода вызывали детонацию взрывчатки. Конечно, большинство собак расстреливали еще до того, как они успевали добраться до «корма», но применение такой тактики чрезвычайно нервировало немцев.
Однако самой большой помехой в этом сражении стремительно становилась погода. Распутица началась уже в первой половине октября, и вскоре германские грузовики не могли продвигаться по дорогам, а единственным средством передвижения стали крестьянские телеги с запряженными в них лошадьми. Их реквизировали для нужд армии в деревнях, и они перевозили грузы часто на расстояния в несколько сот километров. В некоторых местностях, там, где не было больших лесных массивов, временные дороги настилались из трупов погибших красноармейцев, которых использовали вместо бревен. Пехота вермахта теряла обувь в грязи, доходившей солдатам до колен. Мотоциклисты могли продвигаться вперед, только если тащили свои машины, что называется, «на себе». А командующие немецкими соединениями, автомобили которых выносили из грязи «на руках» подчиненные, сокрушались и недоумевали, как можно воевать в подобных условиях. Но все они еще больше страшились грядущих морозов. Все понимали, что на счету у них каждый день.
Тем не менее наступающая немецкая армия сражалась так хорошо, как только могла. 14 октября на центральном направлении 10-я танковая дивизия и дивизия СС «Дас Рейх» вышли на Бородинское поле, место исторической битвы Наполеона и Кутузова. Отсюда до западной окраины Москвы оставалось чуть больше ста километров. В тот же день 1-я танковая дивизия захватила город Калинин в 160 километрах к северо-западу от столицы, мосты через Волгу и нацелилась на железнодорожную дорогу Москва – Ленинград. А тем временем на южном фланге германского наступления танки Гудериана подошли к Туле.
Успешное наступление немцев на Москву с трех направлений повергло советское руководство в состояние паники.
1 2 3 4 5 6 7 8