По углам комнаты и вдоль окон вились растения, а свечи на камине по вечерам озаряли спальню мягким светом. Как хорошо дома!
Кизия засмеялась от удовольствия, поставила на стереопроигрыватель Малера и отправилась в ванную. А вечером… к Марку. Сначала — литературный агент, затем — ланч с Эдвардом. А потом наконец Марк. Самое приятное остается на потом… если ничего не изменится.
— Кизия, — обратилась она к своему обнаженному отражению в ванной, наслаждаясь разливающейся по всему дому музыкой. — Ты весьма подлая особа. — Она погрозила пальцем отражению и, откинув голову, рассмеялась. Длинные черные волосы струились по спине до талии. Застыв на мгновение, она наклонилась и заглянула в глаза отражению. — Да, я знаю. Предательница. Но что поделаешь? Надо же девушке чем-то жить. — Она опустилась в ванну, размышляя о своей жизни. Контрасты, противоположности, секреты… но не ложь. Она молчала. Но лгать — не лгала. Или почти не лгала. Трудно жить, когда лжешь. Проще иметь тайны.
Нежась в теплой воде, Кизия вспоминала Марка. Великолепный Маркус. Буйная шевелюра, потрясающая улыбка, запах чердака, на котором он жил, игра в шахматы, смех, музыка, его тело, его страсть… Марк Були… Закрыв глаза, Кизия представила, как проводит пальцем вдоль его спины и касается губ. В глубине живота словно шевельнулось что-то, и она медленно повернулась в ванне — по воде пробежала мягкая волна.
Через двадцать минут Кизия вышла из ванной, уложила волосы в гладкий узел и надела простое белое платье от Диора, а белье — то, что купила во Флоренции: кружевное, цвета шампанского.
— Думаешь, я чокнутая? — спросила она у зеркала, аккуратно надевая шляпу и чуть сдвигая ее на один глаз. Нет, как чокнутая она явно не выглядела. А выглядела как «та самая» Кизия Сен-Мартин, собиравшаяся на ланч в «Ля Гренвиль» в Нью-Йорке или к «Фуке» в Париже.
— Такси! — Вытянув руку, Кизия улыбнулась привратнику, пробегая мимо него к остановившейся в нескольких футах от подъезда машине. Итак, начался ее нью-йоркский сезон. Что он принесет? Книгу? Мужчину? Марка Були? Дюжину пикантных статей для популярных журналов? Множество сладостных мгновений? Уединение, тайна и великолепие… Все это ее ждет. Новый сезон лежал перед ней как на ладони.
Эдвард нетерпеливо расхаживал по офису, время от времени выглядывая в окно. Уже в одиннадцатый раз на протяжении последнего часа он взглянул на часы. Всего через несколько минут она войдет, посмотрит на него, засмеется, протянет руку и прикоснется к его лицу… «Ах, Эдвард, какое счастье видеть тебя!» Кизия Сен-Мартин обнимет его, улыбнется и сядет рядом, а Мартин Хэллам в это время будет фиксировать происходящее: кто с кем сидит… ну и так далее. А К.-С. Миллер будет размышлять о той книге, что собирается писать.
Глава 2
Кизия едва протолкнулась сквозь толпу, сновавшую между гардеробной и баром в «Ля Гренвиль». Народу к ланчу собралось полным-полно, бар был битком набит, и все столики заняты, официанты носились с невероятной быстротой — декорации ничуть не изменились. Красные кожаные сиденья, розовые скатерти, яркая живопись маслом на стенах и цветы на каждом столе. В зале полно алых анемонов и улыбающихся лиц; почти у всех серебряные ведерки — охлаждается сухое вино. То здесь, то там хлопают пробки шампанского.
Женщины красивы или по крайней мере им удается казаться таковыми. Ювелирных изделий в избытке. Журчит французская речь. Мужчины, в темных костюмах и белых рубашках, с сединой на висках, угощают друг друга роскошными сигарами «Романофф», без маркировки, — это Швейцария изготовляет из кубинского табака…
В «Ля Гренвиль» обретались только самые богатые и самые шикарные представители общества. Мало иметь деньги, чтобы заплатить по счету. Вы должны принадлежать к этому кругу, вы должны щедро источать его благоухание.
— Кизия? — Она почувствовала прикосновение руки к своему локтю и, обернувшись, увидела загорелое лицо Амори Стронгуэлла.
— Нет, дорогой. Это мой призрак. — Он заслужил шутку.
— Ты выглядишь восхитительно.
— А ты так бледен, бедняга Амори! — Усмехаясь, она разглядывала бронзовый загар, приобретенный им в Греции. Он осторожно сжал ее плечо и поцеловал в щеку.
— Где Уит?
— Возможно, в Сэттон Плейс, дружище. Полагаю, работает как сумасшедший. Ты будешь завтра на вечере у Маршей? — Вопрос был риторическим, и он с отсутствующим видом кивнул головой. — Я сейчас встречаюсь с Эдвардом.
— Счастливчик.
Она улыбнулась, ему в последний раз и скользнула сквозь толпу к метрдотелю, который должен был провести ее к Эдварду. Хотя она могла бы найти его и без посторонней помощи. Эдвард сидел за своим любимым столом, на котором охлаждалась бутылка шампанского. «Луи Родерер», как обычно.
Она ловила на себе взгляды, отвечала на сдержанные приветствия знакомых, мимо которых проходила, а официанты улыбались ей. За многие годы это стало привычным. Известность. В шестнадцать лет она мучилась из-за нее, в восемнадцать воспринимала как необходимое зло, в двадцать два пробовала противиться ей, а сейчас, в двадцать девять, наслаждалась. Все это было забавно, и про себя Кизия от души смеялась над происходящим. Мужчины пробормочут что-нибудь про Уита, женщины скажут: «Великолепное платье», — а еще подумают: будь у них столько же денег, они завели бы себе точно такую же шляпку. Официанты, подталкивая друг друга локтем, будут шептать по-французски: «Сен-Мартин». Когда Кизия уйдет, фотограф из «Дамских мод», возможно, сфотографирует ее на выходе. Забавно! Она прекрасно играла в эту игру.
— Эдвард, ты выглядишь просто отлично! — Быстро оглядев, она крепко обняла его и опустилась рядом на банкетку.
— Ты, детка, тоже выглядишь неплохо. Она нежно поцеловала его в щеку и с ласковой улыбкой погладила по щеке.
— Как прошла встреча с Симпсоном?
— Приятно и продуктивно. Мы обсудили кое-что по поводу книги. Он дал мне ценные советы, но давай не будем… здесь. — Хотя оба понимали, что здесь слишком шумно, чтобы кто-нибудь мог что-то понять из обрывков разговора, но так уж было заведено — не говорить о работе на людях, «Скромность — лучшая доблесть», как нередко говаривал Эдвард.
— Хорошо. Шампанского?
— Разве я когда-нибудь отказывалась? — Он сделал знак официанту, и ритуал под названием «Луи Родерер» начался. — Господи, как я его обожаю! — Она еще раз улыбнулась Эдварду и медленно огляделась вокруг.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Кизия. Ты невозможна. — Она явно изучала материал для очередной колонки. Он поднял бокал и улыбнулся. — За вас, мадемуазель! С приездом!
Они чокнулись и медленно отпили шампанского. Оно было именно такое, как они любили, — холодное как лед и должной выдержки.
— Между прочим, как Уит? Встречаешься с ним сегодня за ужином?
— Отлично. Нет, сегодня мы не увидимся. Я собираюсь отдохнуть после путешествия.
— Не то чтобы я верил в это, но будем считать, что так и есть.
— Какой ты умный, Эдвард. Наверное, поэтому я и люблю тебя.
Мгновение помолчав, он взял ее за руку.
— Кизия, прошу тебя, будь осторожна.
— Да, Эдвард. Я понимаю. Я осторожна.
Это был приятный ланч, как и все их ланчи. Она расспрашивала его о самых важных клиентах, не путаясь в именах, и интересовалась, что думает он о своей кушетке — ее давно пора перетянуть. Они приветствовали знакомых, а двое партнеров Эдварда даже подошли ненадолго к их столику. Кизия немного рассказала о своем путешествии, одновременно следя за тем, кто входит и выходит из ресторана и в какой компании.
В три часа они расстались. Как бы нечаянно оказавшийся у двери фотограф из «Дамских мод» сделал снимок, и Эдвард посадил ее в такси, прежде чем отправиться к себе в офис. Ему всегда было спокойнее, когда, она находилась в городе. Он сможет быть рядом, если вдруг понадобится, — так он чувствовал себя ближе к ее жизни. Эдварду ничего не было известно наверняка, но тем не менее он был убежден, что в жизни Кизии есть нечто помимо танцев и вечеров у Маршей. Что-то гораздо более важное, чем Уит. Но она ничего не рассказывала, а он не расспрашивал. Ему ничего и не хотелось знать, при условии, что у нее все в порядке и она, как он выражался, «осторожна». Но в этой женщине было слишком много от отца, чтобы она могла довольствоваться мужчиной вроде Уита. Эдвард знал это очень хорошо. Потребовалось два года, чтобы без огласки выполнить завещание Кинана и сделать все необходимое для двух женщин, о существовании которых никто не подозревал.
Такси подвезло Кизию к дому и остановилось, шумно притормозив и разбросав уличный мусор. Поднявшись к себе, Кизия сняла платье и аккуратно повесила в шкаф. Через полчаса она была уже в джинсах, волосы свободно спускались по плечам, а телефон поставлен на автоответчик. Она собиралась «отдохнуть» и не желала, чтобы ее тревожили завтра до полудня. Через несколько секунд она уже выбежала из дома.
Пройдя пешком, нырнула в метро на Семьдесят седьмой улице Лексингтон-авеню. Без грима, без сумки, только кошелек с мелочью в кармане и улыбка в глазах.
Метро — квинтэссенция Нью-Йорка, во много раз усиливающая все звуки и запахи, населенная самыми разнообразными и немыслимыми персонажами. Смешные старые дамы с лицами, превращенными макияжем в маски; веселые парни в узких брючках; роскошные девушки, которым перед тем, как стать моделями, приходилось бегать с папками для бумаг; мужчины, пахнущие потом и сигарами, от которых все старались держаться подальше, и случайно забредшие пассажиры с Уолл-стрит, в полосатых костюмах и роговых очках, коротко подстриженные. То была симфония образов и тех самых запахов и звуков, которой дирижировали поезда, дополняя ее своим шумом. Кизия задержала дыхание и зажмурила глаза под порывом жаркого воздуха и пыли, поднятой приходящим поездом, быстро вскочила внутрь, и двери за ней закрылись.
Она нашла место рядом с пожилой женщиной, державшей в руках хозяйственную сумку. На следующей остановке в вагон вошла молодая пара — незаметно для контролера эти двое по очереди затягивались «травкой». С улыбкой Кизия спросила себя, не словит ли ее соседка кайф от одного запаха. Поезд, визжа, затормозил, и Кизия вышла. Легко взбежала по ступенькам и оглянулась вокруг.
Она снова дома. В другом месте, но тоже дома. Большие магазины и давно не знавшие ремонта многоквартирные дома, пожарные лестницы и кондитерские, а за несколько кварталов отсюда — картинные галереи, кофейни и чердаки, где обитают художники, писатели, скульпторы и поэты, бородатые, с яркими платками на шее. Здесь по-прежнему поклонялись Камю и Сартру, а де Коонинг и Поллок были живыми богами. Она быстро зашагала, сердце забилось учащенно. Не следует придавать этому такого значения… не в ее возрасте… не те у них отношения… не надо так радоваться своему возвращению… все могло измениться. Но возвращение было таким приятным, и она не хотела, чтобы что-нибудь менялось.
— Привет, девочка. Где ты пропадала? — Высокий, гибкий чернокожий парень, затянутый в белые джинсы, приветствовал ее с радостным удивлением.
— Джордж! — Обняв, он подхватил ее на руки и закружил в воздухе. Джордж танцевал в Метрополитен-опера. — Как я рада тебе!
Он поставил ее, задохнувшуюся и улыбающуюся, на тротуар рядом с собой и обнял за плечи.
— Леди, вы надолго пропали.
— Да, ты прав. Временами даже боялась, не исчезнет ли здесь все без меня.
— Никогда! Сохо священен. — Оба засмеялись. — Куда ты направляешься?
— Заскочим в «Партридж» выпить кофе? — Она вдруг испугалась встречи с Марком. Испугалась, что все могло измениться. Джордж, наверное, знал бы, но она не хотела расспрашивать.
— Лучше вина, и тогда на целый час я твой. У нас репетиция в шесть.
Они выпили графинчик вина в «Партридже». Пил больше Джордж, а Кизия вертела в руках пустой стакан.
— Знаешь что, детка?
— Что. Джордж?
— Смех на тебя берет.
— Потрясающе. И почему?
— Потому что я знаю, из-за чего ты нервничаешь и так трусишь, что даже боишься меня спросить. Будешь спрашивать, или мне самому сказать? — Он явно смеялся над ней.
— А вдруг это что-то такое, что я не хочу слышать?
— Чушь, Кизия. Почему бы тебе просто не пойти к нему в студию и не убедиться самой? Так будет лучше. — Он поднялся и, сунув руку в карман, вытащил три доллара. — Все мои сокровища. Ты просто идешь домой.
Домой? К Марку? Да, пожалуй… она так чувствовала и сама.
Он проводил ее, и Кизия оказалась перед знакомым подъездом через дорогу от кафе. Она даже не посмотрела на окно, оглядывая вместо этого лица незнакомцев и чувствуя нервную дрожь. Сердце ее колотилось, как молот, пока она бежала по лестнице на пятый этаж. Запыхавшись и чувствуя, как кружится голова, она остановилась на площадке и протянула руку, чтобы постучать. Дверь распахнулась мгновенно, и Кизия оказалась в объятиях ужасно длинного, неимоверно худого мужчины со спутанными волосами. Он поцеловал ее, поднял на руки и внес внутрь, улыбаясь и крина:
— Эй, ребята! Это же Кизия! Как поживаешь, малышка?
— Как я рада! — Он усадил ее, и она оглянулась вокруг. Те же лица, тот же чердак, тот же Марк… Ничего не изменилось. Ее возвращение оказалось триумфальным. — Господи Иисусе, впечатление такое, будто меня не было целый год! — Она снова засмеялась, кто-то протянул бокал красного вина.
— И не говори… А теперь, леди и джентльмены… — Молодой человек низко поклонился и широким жестом указал своим приятелям на дверь. — Моя дама вернулась. Иными словами, ребята, убирайтесь!
Они добродушно посмеялись и удалились, на ходу бормоча «пока». Не успела дверь закрыться, как Марк притянул ее к себе.
— Ох, малышка, я так рад, что ты наконец вернулась.
— Я тоже. — Она просунула руку под рваную, испачканную красками рубашку и улыбнулась, глядя в его глаза.
— Дай на тебя посмотреть. — Он медленно стащил с нее через голову рубашку, и Кизия осталась стоять, выпрямившись во весь рост: волосы падают на одно плечо, теплый свет в ярко-голубых глазах — ожившая копия наброска, висевшего на стене за ее спиной. Марк сделал его прошлой зимой, вскоре после того, как они познакомились. Кизия медленно потянулась к нему — и, когда он, улыбаясь, обнял ее, в дверь постучали.
— Убирайтесь!
— Нет, я не уйду. — Это был Джордж.
— Чертов ублюдок, какого дьявола тебе надо? — Кизия, с обнаженной грудью, метнулась в спальню, и Марк рывком открыл дверь.
Огромный улыбающийся Джордж показался в двери, держа в руке маленькую бутылку шампанского.
— Это для твоей брачной ночи, Маркус.
— Джордж, ты чудо! — Махнув на прощание рукой, тот танцующей походкой побежал вниз по лестнице, а Марк, хохоча, закрыл дверь. — Эй, Кизия! Как насчет шампанского?
Она вернулась в комнату, обнаженная и улыбающаяся, волосы рассыпались по спине, в глазах смех, рожденный воспоминанием о шампанском в «Ля Гренвиль» и платье от Диора. Совершенно абсурдное сравнение.
Она задержалась в дверях и. склонив голову, наблюдала, как он открывает шампанское. Внезапно Кизия почувствовала, что любит его. Это тоже совершенный абсурд. Оба знали, что ничего подобного быть не может. Оба понимали… но так приятно ни о чем не думать, хотя бы мгновение. Не быть рациональной, не быть благоразумной. Так прекрасно любить его, любить кого-нибудь — кого угодно… так почему не Марка?
— Я скучал по тебе, Кизия.
— Я тоже, дорогой, я тоже. А еще я боялась, что ты завел себе другую даму. — С улыбкой она глотнула приторный, пенящийся напиток. — Так перенервничала, что даже не сразу поднялась к тебе. Остановилась и выпила вина с Джорджем в «Партридже».
— Какие глупости! Надо было сразу идти сюда.
— Я боялась. — Она подошла к нему и провела пальцем по его груди.
— Знаешь, Кизия, случилось кое-что невероятное.
— Что? — Ее глаза затуманились.
— У меня сифилис.
— Что? — Она в ужасе уставилась на него, и он ухмыльнулся.
— Шутка. Просто было интересно посмотреть, как ты отреагируешь. Нет у меня никакого сифилиса. — Он выглядел очень довольным.
— Боже ты мой, — усмехнувшись, она покачала головой и снова обняла его, — ну и чувство юмора у тебя.
Марк ничуть не изменился. Он отвел ее в спальню и вдруг хрипловатым, прерывающимся голосом сказал:
— На днях я видел в газете фотографию одной девушки. Очень на тебя похожа, только старше и такая шикарная.
В его словах звучал вопрос. Вопрос, на который она не собиралась отвечать.
— У нее какая-то французская фамилия. Не Миллер. А имя было смазано, и я не смог разобрать. У тебя нет такой родственницы? Весьма фешенебельная особа.
— Нет у меня такой родственницы. А что? — Итак, ей пришлось лгать. Вместо скрытности — вранье. Ах ты, черт…
— Не знаю. Просто интересно. В ней было что-то интересное, неистовое и несчастное.
— И ты в нее влюбился, решив, что разыщешь и спасешь и вы будете жить долго и счастливо. Точно?
Она старалась говорить как ни в чем не бывало, но это не слишком хорошо получилось.
1 2 3 4 5 6 7