– Ты отвезешь Пилар в аэропорт?– Конечно.– Будь добра проследи, чтобы она оделась прилично. Боюсь, если она снова выйдет из самолета в каком-нибудь экстравагантном наряде, мою мать хватит удар.– Почему ты сам ей об этом не скажешь?Динна посмотрела на мужа в упор. Марк и бровью не повел.– Я считал, это твоя епархия.– Что именно: дисциплина или ее гардероб?Оба понимали, что следить и за первым, и за вторым – одинаково неблагодарное занятие.– До некоторой степени и то, и другое.Динне хотелось спросить: до какой именно степени – до той, где она еще способна справиться с задачей? Это Марк имел в виду? Но она промолчала. Марк продолжал:– Кстати, я дал ей денег на поездку, так что ты можешь не давать.– Сколько ты ей дал? Марк резко поднял голову:– Что, прости?– Я спросила, сколько денег ты дал ей? – очень тихо повторила Динна.– А это важно?– По-моему, да. Или мне полагается заниматься только дисциплиной и гардеробом, а в остальное не вмешиваться?В голосе Динны теперь слышалось явное раздражение, подспудно копившееся все восемнадцать лет брака.– Я этого не говорил. А насчет денег не волнуйся, ей хватит.– Я беспокоюсь не об этом.– Тогда о чем?Голос Марка из приятного вдруг стал резким, и в глазах Динны появился холодный блеск.– По-моему, ей не стоит давать на лето слишком много денег. Они ей не понадобятся.– Пилар – очень ответственная девушка.– Марк, но ей даже шестнадцати не исполнилось. Сколько же ты ей дал?– Тысячу, – сказал Марк очень тихо, словно закрывая тему.У Динны глаза на лоб полезли.– Долларов? Это недопустимо!– Вот как?– Ты сам знаешь, что это так. И тебе известно, на что она истратит эти деньги.– Думаю, на развлечения. Это вполне безобидно.– Нет, она купит себе этот чертов мотоцикл, как ей давно хотелось. Я не могу допустить, чтобы это случилось. – Но ярость Динны могла сравниться только с ее же бессилием, и она это прекрасно понимала. Теперь, когда Пилар поедет «к ним», она окажется вне власти Динны. – Я не хочу, чтобы у нее было с собой так много денег.– Не говори глупости.– Ради Бога, Марк...Как только Динна начала свою тираду всерьез, зазвонил телефон. Звонили Марку из Милана. На половину десятого у Марка была назначена встреча, и ему некогда было выслушивать жену. Он посмотрел на часы.– Динна, не устраивай истерику. Ребенок будет в хороших руках. – Но это была тема для совсем другой дискуссии, а у него не было времени. – Увидимся вечером.– Ты вернешься домой к обеду?– Сомневаюсь. Доминик тебе позвонит и скажет, приеду я или нет.– Большое спасибо.Два коротких слова, произнесенных ледяным тоном. Динна смотрела, как Марк выходит и закрывает за собой дверь. Через несколько секунд на подъездной аллее заурчал его «ягуар». Она проиграла еще одну битву.Динна снова затронула эту тему, на этот раз в разговоре с Пилар по дороге в аэропорт:– Насколько я поняла, папа выдал тебе на лето довольно много денег.– Началось. Ну, что еще?– Ты прекрасно знаешь что. Речь идет о мотоцикле. Я тебе вот что скажу, дорогая: если ты купишь себе мотоцикл, я заставлю тебя немедленно вернуться домой.Пилар хотелось сказать: «Как ты об этом узнаешь?» – но она не решилась дразнить мать.– Ладно, я не буду его покупать.– И ездить на мотоцикле.– И ездить.Но Пилар лишь механически повторяла за матерью ее слова, и Динне впервые за долгое время захотелось завизжать. На секунду отведя взгляд от дороги, она посмотрела на дочь и снова стала смотреть вперед.– Ну почему так получается? Ты уезжаешь на все лето, мы с тобой не увидимся три месяца. Почему мы не можем провести последний день мирно? Почему мы все время спорим?– Не я начала спор. Это ты заговорила о мотоцикле.– А ты не догадываешься почему? Потому что я тебя люблю, потому что мне не безразлично, что с тобой будет. Потому что я не хочу, чтобы ты погибла. Как по-твоему, есть в этом смысл?В голосе Динны слышалось сначала отчаяние, потом гнев.– Да, конечно.Дальше они ехали до самого аэропорта в молчании. Динна опять была готова расплакаться, но она не хотела, чтобы Пилар видела ее слезы. Для дочери она должна оставаться безупречной, она должна быть сильной. Таким был Марк, такими же притворялись все их французские родственники, будь они неладны, такой же хотела быть Пилар.Динна затормозила у тротуара и оставила машину на попечение служащего со стоянки. Носильщик взял вещи Пилар, и они пошли за ним в зал регистрации. Когда клерк регистрационной стойки вернул Пилар ее паспорт и билет, она повернулась к матери:– Ты будешь провожать меня до выхода на посадку? По ее тону можно было догадаться, что такая перспектива ее скорее раздражает, чем радует.– Да, я бы хотела, а ты против?– Нет, – буркнула Пилар.Надутый, сердитый ребенок. Динне хотелось дать дочери пощечину. Порой она спрашивала себя: кто эта девушка, куда исчезла та маленькая золотоволосая девочка, которая ее любила? В кого она превратилась?Погруженные каждая в свои мысли, Динна и Пилар пошли к выходу на посадку, их провожали одобрительными взглядами. Они и впрямь составляли поразительную пару. Темноволосая красавица Динна в великолепно сшитом черном шерстяном платье, с красным пиджаком, перекинутым через руку, с волосами, зачесанными наверх, и блондинка Пилар, излучающая сияние юности, высокая, стройная, изящная, в белом льняном костюме. Когда Пилар вышла в этом костюме на лестничную площадку, Динна сразу одобрила ее выбор. Даже бабушке наверняка понравится этот костюм, если только она не решит, что у него слишком американский покрой. Когда дело касается мадам Дюра, ни в чем нельзя быть уверенной.Когда они подошли, посадка на самолет уже началась. У Динны было всего несколько мгновений, чтобы крепко сжать руку дочери.– Пилар, насчет мотоцикла... это очень серьезно. Дорогая, прошу тебя...– Ну хорошо, хорошо.Но Пилар уже смотрела поверх плеча матери. Ей не терпелось идти к самолету.– Я тебе позвоню. И ты мне тоже звони, если возникнут какие-то проблемы.– Не возникнут, – заявила Пилар. В ее тоне звучала уверенность, казавшаяся странной для шестнадцатилетней девочки.– Я тоже надеюсь, что не возникнут, – сказала Динна. Ее лицо смягчилось, она посмотрела на дочь и обняла ее. – Я тебя люблю. Желаю хорошо провести время.– Спасибо, мама.Пилар одарила мать короткой улыбкой и быстрым взмахом руки. И вот уже ее золотистая грива удаляется по проходу. Динна вдруг почувствовала, как на нее наваливается тяжесть. Пилар снова уезжает... ее девочка, ее золотоволосая малышка, дочурка, которая каждый вечер так доверчиво протягивала ручонки, чтобы ее обняли и поцеловали на ночь. Ее Пилар.Динна осталась в зале ожидания и подождала, пока «Боинг-747» поднимется в небо. Наконец самолет скрылся из виду. Она встала и медленно пошла обратно. Служащий парковки подогнал машину Динны, она дала ему доллар на чай, и он почтительно дотронулся до козырька форменной фуражки. Глядя, как она садится за руль, гибким движением поднимая ноги в машину, служащий отметил про себя, что она чертовски хороша, и стал мысленно прикидывать, сколько же ей лет: двадцать девять, тридцать два, тридцать пять? Или все сорок? Ни за что не догадаешься. Лицо у нее молодое, но все остальное – одежда, манера держаться, взгляд – принадлежит явно немолодой женщине. * * * Динна сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. Она слышала, как Марк поднимается по лестнице. Часы показывали двадцать минут одиннадцатого, за весь день он ни разу не позвонил. Только Доминик, его секретарша, позвонила около полудня и передала Маргарет, что месье не вернется к обеду. Динна поела в студии, пока делала наброски, но мысли ее были далеки от работы. Она думала о Пилар.Когда Марк вошел в комнату, Динна оглянулась и улыбнулась ему. Она действительно соскучилась по нему. Весь день в доме было непривычно тихо.– Привет, дорогой. Ты сегодня поздно.– День был трудный. А как прошел твой день?– Спокойно. Без Пилар в доме очень тихо.– Никогда не думал, что услышу, как ты это говоришь. Марк-Эдуард улыбнулся жене и сел возле камина в большое кресло, обитое голубым бархатом.– Я тоже не думала. Как прошли твои встречи?– Утомительно.Марк был немногословен. Динна повернулась к нему:– Твоя поездка в Париж не отменяется? Ты уезжаешь завтра, как собирался?Марк кивнул и вытянул ноги. Динна продолжала наблюдать за мужем. Он выглядел совершенно так же, как утром, и, казалось, был вполне готов начать следующий рабочий день хоть сейчас. В действительности он жил этими, как он выразился, «утомительными» встречами. Марк встал и подошел к ней, улыбаясь одними глазами.– Да. Завтра я улетаю в Париж. Ты уверена, что не хочешь пожить на мысе Антиб с Пилар и моей матерью?– Абсолютно уверена. Почему бы вдруг мне захотелось туда ехать?– Ты сама сказала, что без Пилар в доме слишком тихо. Вот я и подумал, что, может быть... – Марк остановился у нее за спиной и положил руки ей на плечи. – Динна, меня не будет все лето.Ее плечи под его ладонями заметно напряглись.– Все лето?– Почти. Дело Салко об отгрузке слишком важное, чтобы я поручил его кому-то другому. Мне придется все лето летать из Парижа в Афины и обратно. Я просто не смогу быть здесь, с тобой. – Сейчас, когда Марк заговорил с Динной, его акцент стал заметнее, как будто он уже уехал из Америки. – Правда, у меня будет больше возможности присматривать за Пилар, что должно тебя порадовать. Но я не смогу видеться с тобой.Динне хотелось спросить, не все ли ему равно, но она промолчала.– Думаю, дело Салко займет у меня почти все лето, около трех месяцев.Для Динны это прозвучало как смертный приговор.– Три месяца? – переспросила она чуть слышно.– Теперь ты понимаешь, почему я спросил, не хочешь ли ты пожить на мысе Антиб. Может быть, теперь ты передумаешь?Динна медленно покачала головой:– Нет, не передумаю. Там тебя тоже не будет, кроме того, я подозреваю, что Пилар не помешает от меня отдохнуть. Не говоря уже о... – Динна замолчала.– О моей матери? – подсказал Марк. Она кивнула.– Понятно. Но тогда, ma chere, ты останешься здесь совсем одна.Почему, ну почему он не попросил ее поехать с ним? Вместе с ним летать из Парижа в Афины и обратно? На какое-то мгновение у Динны мелькнула шальная мысль предложить это самой, но она знала, что Марк не согласится.Когда он работает, то предпочитает быть свободным. Он никогда не брал ее с собой.– Думаешь, тебе не будет здесь плохо одной? – спросил он.– Разве у меня есть выбор? Или ты хочешь сказать, что если я отвечу «будет», то ты никуда не поедешь?Динна подняла голову и посмотрела Марку в глаза.– Ты прекрасно знаешь, что это невозможно.– Да, знаю. – Немного помолчав, Динна пожала плечами и улыбнулась. – Я справлюсь.– Я так и знал.«Откуда ты можешь это знать, черт побери? Откуда? А вдруг я не справлюсь? Что, если ты мне понадобишься? Что, если...»– Динна, ты очень хорошая жена.Динна не знала, поблагодарить Марка или дать ему пощечину.– Что ты хочешь этим сказать? Что я не слишком много жалуюсь? Наверное, стоило бы.Улыбка Динны скрыла ее истинные чувства и позволила Марку уклониться от ответа на вопрос, на который ему не хотелось отвечать.– Нет, не стоило. Ты идеальна такая, как есть.– Merci, monsieur. – Динна встала и отвернулась, чтобы Марк не видел ее лица. – Ты сам соберешь вещи или хочешь, чтобы я собрала?– Я соберусь сам, а ты иди в кровать. Я тоже скоро приду. Некоторое время Динна слышала, как Марк деловито сновал по туалетной комнате, потом спустился вниз. «Наверное, пошел в кабинет», – предположила Динна. Она выключила свет в спальне и повернулась на бок. Когда Марк вернулся, она лежала очень тихо.– Ты спишь?– Нет.Голос Динны прозвучал хрипловато.– Хорошо.«Хорошо? Почему? Какая разница, сплю я или нет? Может, он собирается поговорить, сказать, что любит и очень жалеет, что вынужден уехать?» Но Марк ни о чем не жалел, и они оба это знали. Он всегда делает именно то, что любит делать, – носится по свету, занимается своим делом, наслаждается работой и собственной репутацией. Он это обожает.Марк лег в постель, и некоторое время они лежали молча, каждый думал о своем.– Ты сердишься, что я уезжаю так надолго? Динна покачала головой:– Я не сержусь, мне просто жаль. Я буду по тебе очень скучать.– Это быстро пройдет.Динна не ответила. Тогда Марк приподнялся на локте и всмотрелся в темноте в ее лицо.– Динна, мне жаль, что так получилось.– Мне тоже.Марк нежно погладил ее волосы и улыбнулся. Динна медленно повернула к нему голову.– Ты по-прежнему очень красива, Динна. Но ты ведь об этом знаешь, правда? Сейчас ты даже красивее, чем когда была девушкой. Ты прекрасна.Но Динна не хотела быть прекрасной, она хотела быть его любимой женщиной, его Дианой.– Пилар тоже когда-нибудь станет красавицей, – с гордостью сказал Марк.– Она уже красавица, – бесстрастно заметила Динна.– Ты ревнуешь?Казалось, эта мысль Марку даже понравилась. Динна догадывалась, что, возможно, от этого он чувствует себя еще более значительным. Или молодым. Но она все равно ему ответила – почему бы не ответить?– Да, иногда я к ней ревную. Мне хотелось бы снова стать такой же юной, такой же свободной, снова поверить в то, что жизнь должна обеспечить меня всем самым лучшим. В ее возрасте все кажется таким очевидным: ты заслуживаешь самого лучшего и получаешь его. Когда-то я тоже так думала.– А сейчас, Динна? Жизнь дала тебе то, что должна была дать?– В некоторых отношениях – да.Динна встретилась взглядом с Марком, и он увидел в ее глазах грусть. Впервые за многие годы она напомнила ему ту восемнадцатилетнюю сироту, которая вошла в его кабинет в маленьком черном платье от Диора. Марк спросил себя: может быть, она в самом деле несчастлива с ним, если ей хочется чего-то еще? Но ведь он дал ей так много: драгоценности, машины, меха, дом. Обо всем этом мечтают большинство женщин. Чего ей еще желать? Марк долго смотрел на жену. В его взгляде был вопрос, задумчивость прочертила на его лице морщины. Может, он чего-то не понимает?– Динна? – Марку не хотелось спрашивать напрямик, но внезапно он почувствовал, что просто обязан это сделать. Слишком уж много всего он прочел в ее взгляде. – Ты несчастлива?Динна посмотрела на него в упор. Ей хотелось ответить «да», но она боялась. Если она скажет «да», то потеряет Марка, он уйдет, и что тогда? Она не хотела его терять, наоборот, ей хотелось, чтобы он принадлежал ей больше, чем сейчас.– Так ты несчастлива? – повторил Марк.Он вдруг с болью осознал, что знает ответ. Динне не нужно было облекать его в слова, все и так стало ясно. Даже ему.– Иногда – да. Иногда – нет. Большую часть времени я об этом просто не задумываюсь. Но я скучаю по прежним временам, по тем дням, когда мы только познакомились, когда мы были молодыми, – наконец очень тихо проговорила Динна.– Динна, мы повзрослели, этого не изменишь. – Марк наклонился к ней и коснулся пальцами подбородка, как будто собирался ее поцеловать. Но оставил эту мысль и убрал руку. – Ты была очаровательным ребенком. – Он вспомнил, что чувствовал много лет назад, и улыбнулся своим вост поминаниям. – Я ненавидел твоего отца за то, что по его вине ты оказалась в таком положении.– Я тоже. Но такой уж он был человек, по-другому он не умел. Я давно примирилась с этим.– Правда? Динна кивнула.– Ты уверена?– А почему ты в этом сомневаешься?– Потому что иногда мне кажется, что ты до сих пор на него в обиде. Думаю, именно поэтому ты продолжаешь рисовать. Только для того, чтобы доказать самой себе, что ты способна делать что-то самостоятельно, если вдруг возникнет такая необходимость. – Марк присмотрелся к Динне повнимательнее и нахмурился. – Но тебе не придется зарабатывать на, жизнь самой, ты же знаешь. Я никогда не оставлю тебя в таком положении, в каком тебя оставил отец.– Об этом я не беспокоюсь. И ты ошибаешься, я рисую, потому что мне это нравится, потому что живопись – это часть меня.Марк никогда не верил, что для Динны искусство – часть ее души. Некоторое время он молчал, глядя в потолок и прокручивая мысли в голове. Наконец он спросил:– Ты очень сердишься из-за того, что я уезжаю на все лето?– Я же тебе сказала, что не сержусь. Я буду заниматься живописью, отдыхать, читать, встречаться с друзьями.– Ты собираешься вести активную светскую жизнь? Казалось, Марк встревожился, и Динну это позабавило.«Кто бы спрашивал!»– Не знаю, глупенький. Я дам тебе знать, если меня куда-нибудь пригласят. Наверняка будут званые обеды, благотворительные вечера, концерты и прочее в том же духе. – Марк кивнул, ничего не говоря. – Марк-Эдуард, неужели ты ревнуешь? – Глаза Динны заискрились смехом. Всмотревшись в его лицо, она расхохоталась. – Так и есть, ты ревнуешь! Но это же глупо! После стольких лет!– Более удобного случая не придумаешь.– Дорогой, не говори глупости. Это не в моем стиле. Марк знал, что это правда.– Я знаю, но, как говорится, on ne sait jamais – никогда не знаешь заранее.– Да как ты можешь такое говорить!– А что, у меня красивая жена, в которую нормальный мужчина просто не может не влюбиться, если он не полный идиот.
1 2 3 4 5 6